And I don't want the world to see me 'Cause I don't think that they'd understand When everything's made to be broken I just want you to know who I am
6 мая, среда.вы там живы вообще?????
это серьёзный вопрос?теперь, когда вы ответили, нетна каком этапе поиски?
карта у насно путь долгий так что пока это единственная нормальная новость как муза?прекрасно
я спросил не ради одного словая больше не знаю, что сказатькроме того, что, похоже, в сириусе ей спокойнее ничего не отвлекает если не учитывать тот факт, что наши друзья каждый день ожидают нападение сумасшедших ведьмаков
ничего больше не хочешь мне сказать?а должен? вы меня с кем –то перепутали
представляешь, я в состоянии взять и связаться с дафной самостоятельноменя интересует другоеэто старческая деменция или вы просто любите выдумывать?
ривен Он раздражённо выдохнул, сдерживая детское желание топнуть ногой, и демонстративно бросил телефон в сумку. Солярианское солнце стояло высоко в небе, буквально паля кожу, но его свет не был причиной того, что ему хотелось закрыть глаза. Причиной было дурацкое поведение Сильвы, доставшее его даже дистанционно. Ривен проглотил разочарованный рык, чуть сжимая кулаки, приказал себе не зацикливаться, что было довольно трудным заданием в последнее время. Намёки наставника и уже открытые подначивания Ская становилось всё сложнее и сложнее игнорировать, и он не знал, стоило ли вообще это делать. Он посильнее прикусил щёку, окончательно прогоняя из головы прозорливые мысли, и уверенно зашагал к уже привычному месту тренировок. Вид молниеносно передвигающейся и уворачивающейся от магических сфер Музы, как и ожидалось, свёл на «нет» всю его борьбу с эмоциями и непрошенными размышлениями. Скорость его не уменьшилась, но это не помешало его разуму начать отдельную жизнь. Знакомое покалывание на кончиках пальцев и приятное ощущение тепла, укутавшее весь его корпус, появились так естественно, что он даже не посчитал их лишними и надоедливыми. Взгляд, будто выдрессированный, начал неспешно спускаться по женским плечам, напряжённой спине, бёдрам, сканируя и вспоминая все изгибы. Для чего всё это было — неясно, ведь точно так же он разглядывал девушку вчера, и позавчера, и позапозавчера. Больше всего бесило, что привычных страсти и похоти это разглядывание не вызывало. Как он мог со всем этим справляться, если толком и не понимал, что вообще мог чувствовать такое? — Знаешь что, друг? Я тебя полностью понимаю, – качество видеозвонка, конечно, оставляло желать лучшего, но разглядеть самодовольную улыбку Ская было слишком уж легко. – Пошёл ты! Тебе просто нравится с загадочным видом кивать и ухмыляться, но что за хрень ты имеешь в виду ты не говоришь! – Крикнул он в камеру, с глухой злостью захлопывая ноутбук. Муза была в облегающих чёрных леггинсах и в тёмно–зелёном спортивном топе, она, определённо, ощутила его приближение, но сохранила сосредоточенное выражение лица и полную сконцентрированность. Дафна не была той, кто посылал в атаку светящиеся сгустки магии. Принцесса стояла чуть поодаль, наблюдая за двумя другими мужчинами–феями и стараясь вывести Музу из равновесия силами разума. Её серебряные глаза, направленные лишь на его напарницу и никуда больше, переливались в лучах солнца. Тренировки такого рода не были новыми. Скорее, наоборот. Когда Ривен оказался прямо рядом с Дафной, он нутром почувствовал неистовый напор магии, с которым преподавательница обрушила всю свою силу на Музу. Он успел лишь напрячься тревожно, когда атакующие мужчины в один момент с характерными вскриками повалились на землю, а их сферы превратились в сверкающую пыль. — Поздравляю, — искренне радостный голос принцессы Домино разнёсся по небольшой поляне, разрезая повисшую тишину. Первым ответом на её короткое и лаконичное слово был взгляд фиолетовых глаз и тяжёлое дыхание. Его напарница пыталась прийти в себя после тренировки, её грудь глубоко опускалась и высоко поднималась, а прядь тёмных волос, выпавшая из наспех заколотого пучка, прилипала к мокрой шее. Ривен уже видел её в бою, видел её смелость и огонь, которым она горела во время битвы. Он ещё никогда до этого не задумывался, что именно такой она выглядела невообразимо изумительной. — Спасибо, но что это значит? Окончание обучения? — Отдышавшись, Муза проговорила измождённо. Она, удостоверившись, что помощники Дафны благополучно оправились после её удара, неспешно зашагала в их сторону. И если её взгляд, остановившись на нём, стал немного другим, это не имело значения, как и сжавшийся в непонятном спазме низ его живота. — Буду честной, друзья, я не думаю, что могу дать вам что–то сверх того, что уже дала, — женщина рядом с ним покачала головой, чуть искривив губы, и взглянула и на него тоже. Она выглядела гордой, должно быть, из–за успеха его напарницы, наконец сумевшей прийти со своей магией к гармонии, но в то же время тоскливой. Что ж, он не станет врать, что тоже привык к ней, и к её историям, и мудрым, но не морализаторским советам. — Мисс Даулинг поставила перед нами задачу, и мы ей выполнили. Единственное, что осталось впереди, это ваша проверка в реальном бою, но в этом я не могу быть вам полезной. — Но у меня ведь совсем недавно всё начало получаться, — Муза тоже казалась разочарованной, и в этом он был с ней солидарен в какой–то степени. Ривен заставил себя повернуться к преподавательнице, а не пялиться на девушку напротив. — Думаю, что я всё ещё не уверена в своём контроле, я ещё не… — Я не гарант твоего контроля, дорогая, — голос Дафны был пропитан сожалением, как и выражение лица. — И не могу обещать, что ты никогда больше не возненавидишь свою магию. Твоё бремя тяжело, девочка, и я не могу знать, когда его вес станет невыносимым и что заставит его таковым стать. Никто никогда не даст тебе ответы на все эти вопросы. Это, наверное, было одной из главных причин, из–за которых он был благодарен, что родился человеком. Да, он был быстрее и выносливее людей из Первого мира, но всё же единственное, на что он мог полагаться, был он сам. Ему не нужно было мириться с самовольной силой внутри, не нужно было сходить с ума от ярости, подпитываемой магией, не нужно было ожидать, что во время боя он просто не сможет пойти в атаку. Его внимательность и подготовленность — вот, что делало его специалистом и не самым плохим. Феям в этом плане было тяжелее, и в этом можно было убедиться уже миллион раз. Муза заметно прикусила внутреннюю часть щеки, вглядываясь в глаза своей «временной наставницы». — То есть… вы отправляете нас в Алфею? — Спросила она, и Ривен не мог не разделить её грусть. К тому же он разделял её буквально, ведь чувствовал свою фею на совершенно немыслимом уровне. Дафна взглянула как–то странно сначала на девушку, затем на него, а потом проговорила, медленно отступая в сторону тропы к замку. — Я думаю, нам следует провести вашу совместную тренировку, а после мы решим, что делать дальше. Отдохни пока, я вернусь, — с этими словами принцесса развернулась и, как ни странно, больше ничего не сказав и не дав ничего сказать им, двинулась от них прочь. Было у него какое–то ощущение, что эта женщина, прошедшая сквозь века, делала без преувеличений всё не просто так, и этот раз не был исключением. Что за взгляды, что за жесты, что за намёки? Ему начинало казаться, что абсолютно все вокруг него и даже не вокруг знали и понимали что–то такое, о чём он и не догадывался. Это, откровенно говоря, выводило из себя. Когда он перестал мысленно обращаться к только что ушедшей Дафне и обернулся, вспомнил, что Муза определённо входила в список тех людей, которые отчаянно на что–то намекали ему. Она уже пару недель странно вела себя рядом с ним, часто меняясь в лице и в голосе, но сейчас она даже не шевельнулась, когда его взор обратился к ней. Её глаза не дрогнули, ведь с самого начала были устремлены на него. Что–то в её мягкой, трепетной, почти невесомой ухмылке ему не удавалось уловить, но он знал, что причиной всех его навязчивых мыслей была именно она. — Что ж… Финишная прямая? — Легкомысленно, как ему и было положено, произнёс Ривен, приказывая губам искривиться в хитрой улыбке. Лучше так, чем показывать, что разум был занят её улыбкой и мягкими чертами лица. — Раньше казалось, что мы пробудем здесь дольше. — Мы ещё никуда не уехали, напарник, — Муза моргнула, прогоняя нечто из поля своего зрения, и лицо её чуть прояснилось. Ухмылка стала шире, когда она медленно отправилась к ближайшей скамейке, приглашая его за собой. — Не торопи события. — Разве ты не соскучилась по своей любимой Алфее? — Игриво усмехнулся он. — Из нас двоих по нашей любимой Алфее соскучился больше ты, полагаю, — когда девушка устроилась на лавочке и опустила ладони на деревянную поверхность, лицо её стало дразнящим. Он нахмурил брови, отказываясь признавать то, что она была права (а она всё же была), но сказать ничего не успел. — Да ладно, я думала, мы давно прошли ту фазу, когда ты отрицаешь любые проявления чувств. Если ты не забыл, я уже в курсе, что ты сентиментальнее, чем хочешь казаться. Ривен улыбался до того момента, как понял, что на самом деле не хотел ничего скрывать. Он вгляделся в женские глаза, и ему показалось, что начал тонуть. — Я не отрицаю, — запоздало протянул он, не решаясь сесть на скамью рядом с напарницей. Отчего–то стало трудно называть её именно так. — Я тоже, — Муза чуть наклонила голову. — Уезжать не хочется, но я правда соскучилась. Странно себя чувствую. Он бы ответил, если бы знал, что говорить. Вместо этого он выбрал молча стоять рядом, как какой–то жуткий телохранитель. Забавно, но и здесь их мысли сходились: Ривен тоже чувствовал себя странно, непонятно, необычно, даже глупо. Глупо, потому что он банально этого не понимал. Он никогда раньше не смотрел на девушку, думая, что она прекрасно просто потому, что есть. Раньше это были пошлые мысли, даже с Беатрикс: он действительно считал, что она была первой, кто увидел его настоящего, но всегда, когда он разглядывал её, думал о том, как снимет с неё платье, а не как это платье прелестно на ней смотрелось. В этот раз всё было по–другому, и он даже не до конца понимал, что значило это «в этот раз». В этот раз что? Муза казалась безмятежной. Она даже не смотрела на него, но и не вела себя неловко, как некоторое время назад. Будто… Будто раньше она не могла решить что–то, примириться с чем–то, но теперь её эмоции пришли в норму, как и её магия. Ривен ощущал её спокойствие, принятие. А ещё ощущал, как тонул всё глубже. Когда Дафна вернулась, они не успели подумать дважды. В привычном темпе он проверил два своих меча за спиной и вместе с напарницей двинулся на место тренировки. Берри предоставил им устройство, воспроизводящее проекцию противников, ещё несколько недель назад. Оно не было новинкой для них, потому что они уже тренировались с ним в Алфее и уже успели протестировать в Сириусе под надзором принцессы Домино. — Собираешься показать ей всю свою круть, подруга? — Разминаясь в ускоренном темпе, он взглянул на Музу и, чтобы занять голову и отвлечься от вновь захвативших её мыслей, бросил через плечо безобидную подколку, которая таковой не была даже. Он сглотнул, признавая провал своей жалкой попытки сконцентрироваться, и абсолютно беспомощно посмотрел на девушку за своей спиной. Неужели она всегда была такой… воинственной? Уже успевшая прийти в себя, она снова выглядела как какая–то богиня войны, а глаза её сканировали округу в ожидании проекций. Когда эти глаза нашли его, Ривен уже знал, в чём именно он утонул. — Только если ты мне поможешь, друг, — линия её губ изогнулась, а взгляд точно сверкнул чем–то волшебным в свете безжалостных солнечных лучей. Это была его вина в том, что они отставали и проигрывали. Он добросовестно отбивал все атаки иллюзорного врага, даже предпринял несколько собственных нападений, но тем не менее он и Муза жались всё ближе и ближе к центру поляны. Мысли разбегались, мешая, и у него не получалось создать давление. Его напарница справлялась в разы лучше, успешно отражая все магические сферы своим мечом, но позорное поражение уже наступало им на пятки. Так как магия разума была нематериально, они должны были компенсировать её удвоенным напором физических атак, но он безбожно подводил их обоих. Он даже сначала не понял, что произошло, стараясь принять проигрыш, когда из ладоней Музы вырвались два прозрачных потока золотистого цвета. Точно их послало Солнце. И когда их взгляды, его — растерянный и благоговейный, её — непоколебимый, вновь пересеклись, Ривен смирился, что выплыть на поверхность уже вряд ли сможет.***
14 мая, четверг. В лесу ей показалось, что она вернулась в детство. Треск ветвей, шелест листвы, скрипы старых и молодых деревьев под гнётом переменного ветра её не пугали. Воздух здесь был другим, и она его знала, точно была физически знакома. Ей было легко различать все детали, ориентироваться в запутанном клубке даже не протоптанных дорожек, ей было легко чувствовать пространство и саму себя. Дело никогда не было в конкретной местности, всё дело было в свободе, к которой она привыкла и которая привыкла к Беатрикс. Никогда не было ощущения, что они куда–то бежали, что они должны были быть где–то в другом месте. Им время от времени встречались люди из столицы, им часто приходилось искать пристанище в деревнях и селениях, но шёпот чащи не переставал манить их к себе, и они вновь возвращались в путь. Ей казалось это правильным, словно они с Андреасом были кусочками пазла, так точно вписывающимися в картину бескрайней дали лесов. Когда она стала старше, им пришлось остановиться, осесть, потому что время «великого плана» наступало с беспощадной скоростью. Переставала ли Беатрикс когда–либо скучать по той свободе, которой наполнялись её лёгкие вместе с особенным ароматом дикой природы? Никогда. Костёр погас около двадцати минут назад. Она должна была спать в своей палатке, отдыхать перед завтрашним долгим походом, но сон не шёл. Её больше интересовал успокаивающий шорох в темноте и необычайно яркий серебряный свет полной луны. Редкий ветер ласкал кожу её рук, не спрятанных короткими рукавами чёрной футболки, взгляд ни за что конкретно не цеплялся, до ушей доносилось тихое посапывание остальных. Когда калейдоскоп едва ли слышных звуков был нарушен другим, неосознанно громким, Би вздохнула, заставляя себя сфокусироваться на потухшем пепелище. — Ты не спишь специально, чтобы завтра всю дорогу ныть, что устала? Жестоко, — она уже была готова, когда из палатки напротив показалось заспанное лицо младшего Харви. Он лениво потирал глаза, стараясь оставаться «в реальности», и с трудом пытался выбраться наружу. Сэм напоминал ей Ская, но в той вселенной, где его не воспитывал человек, убивший его отца и своего лучшего друга, и где ему не пришлось расти под постоянным давлением слишком тяжёлых для его детских плеч принципов. В той вселенной, где Скай был настоящим сыном Сола. — Не будь лицемером, Харви, не перекладывай свои слабости на меня, — без истинной язвительности парировала Беатрикс. Она не стала двигаться, не стала менять положения. Продолжила сидеть расслабленно и смотреть, как парень садился на бревно напротив неё, с другой стороны от пепелища. — К тому же, я бы никогда не сказала, что устала. — Окей, окей, согласен, нелогичная шутка, — Сэм усмехнулся, усаживаясь поудобнее, и посмотрел на неё. Иногда в его глазах мелькали искры толики ненависти к ней, блики старых обид на неё. С прошлой весны эти отблески понемногу бледнели, но не исчезли полностью до сих пор. Это были доли секунд, но она всегда их замечала. Сейчас можно было не волноваться, потому что радужки карих глаз не скрывали ничего негативного. — Просто хотел узнать, почему ты сидишь тут, а не лежишь в палатке. Было темно, но Беа легко могла разглядеть его лицо. Линия его бровей дрогнула слегка, когда послышался треск какой–то наверняка старой и сухой ветки, но в следующее мгновение он вновь посмотрел на неё безмятежно. Она и сама не знала, для чего конкретно выбралась на улицу. Подышать? Ощутить старое обволакивающее дыхание леса на своей коже? Было похоже на правду, но до конца она её не понимала. — Думаешь о чём–то? Я тоже не в своей тарелке в последнее время, — послышался голос Харви, и она едва заметно нахмурилась. Он говорил искренне, всегда так делал, но сейчас он будто делился чем–то, чего раньше никому не рассказывал. — Не предполагал, что будет так некомфортно, но я тоже теперь постоянно думаю. Беатрикс чуть наклонила голову, разглядывая чужие глаза. Интересно. — О чём? — Коротко спросила она, не давя. — О Сильве с Даулинг, — легко ответил Сэм, казалось, даже не замешкавшись. Он послал ей какой–то доверительный взгляд через черту погасшего костра. — В школе я был занят и не замечал, а теперь так странно и… напряжённо, что ли, смотреть, что между ними происходит. Не знаю, заметила ли ты, но… — Я не слепая, Харви, — инстинктивно перебила она его. — Я имел в виду, что ты с меньшей вероятностью будешь переживать по этому поводу, чем я, потому что ты не знаешь, как было раньше, — парень тоже перебил её, и в этот раз Би не стала комментировать. Задумалась, пока он договаривал. — Ты сидела и явно размышляла о чём–то, мне было любопытно, о чём, поэтому я поделился своими мыслями, чтобы немного разговорить тебя. Вот и всё. Несмотря на, казалось бы, постоянную призрачную неловкость между ними, Сэм говорил с какой–то необычной непринуждённостью. Ему было любопытно, о чём она думала? Что ж, интересно, но теперь ей тоже было любопытно узнать побольше о том, что занимало его голову, и неловкость больше не чувствовалась. Беатрикс ощущала себя по–странному легко. К тому же, обсудить эту тему было до безумия интересно хотя бы с кем–нибудь. — Давай согласимся с тем, что наши мысли волшебным образом сошлись, — она состроила наигранно высокомерное выражение лица и с железной стойкостью не отреагировала на снисходительный смешок парня. Чуть удобнее устроившись на бревне, неспешно, словно размышляя над каждым словом, протянула: — И, возможно, ты не совсем прав: может, я и не переживаю, но совершенно точно нахожу всё это… захватывающим… — Ты находишь захватывающим то, что два, в буквальном смысле, соулмейта не могут даже смотреть друг на друга, а если и смотрят, то хотят, чтобы каждый из них просто испарился? — Харви поднял бровь, но удивлённым не выглядел. В лунном свете его мягкие и добрые черты лица немного заострились, что придало его вопросу большей резкости. Её это не задело, скорее позабавило. — У тебя действительно извращённое понимание интересных вещей. — Оно не извращённое, оно просто моё, — без колебаний слетело с её губ насмешливое. — Ты сам сказал, что я банально не могу переживать за них. Мне всё равно, сыграют ли они свадьбу, на которой вы с Террой будете бросать цветы в проходе к арке, превратятся ли они в тех странных взрослых, перебрасывающихся ядовитыми колкостями о несбывшихся мечтах. Я уже выбрала, на чьей стороне, и просто наблюдаю. Но мне… любопытно, что об этом можешь думать ты. Парень снова усмехнулся. Было сложно различить, что этот смех нёс: ненависть или веселье. — Любопытно? Ты очень пытливая личность, — Сэм сострил, но гнева в голосе не слышалось. Забавно: она думала, что он был «зайчиком», который привлёк Музу своими мягкостью и спокойствием, но на самом деле беззащитным он не был. — Честно, не знаю, как дать тебе понять, что конкретно я чувствую, что Терра чувствует, мой отец… Представь, что вот ты родилась, и каждый день ты только и делаешь, что видишь и чувствуешь, как двое людей знают друг друга до мелочей. Ты видишь своих родителей, которые любят друг друга, и это, конечно, тоже неопровержимо, но те двое людей даже не ссорятся. Может, только на людях, но ты буквально ощущаешь, что они… продолжение друг друга что ли… — Звучит как нездоровая херня какая–то, сорри нот сорри, — Би, точно сдавалась, подняла раскрытые ладони. — Так не бывает, Харви, люди не созданы друг для друга. Все, кто говорит иначе, — лицемеры. — Я и не ожидал, что ты поймёшь меня. Просто не можешь, — «потому что ты выросла в лесу с предателем родины и друзей, а потом ввязалась в полиаморные «недо–отношения». Что ты вообще знаешь о любви?» — Последняя часть реплики осталась невысказанной, но у неё всё же получилось услышать её в голове так, будто Сэм действительно её проговорил. Как и всегда, она мастерски сделала вид, что это не причинило боль. Она не придала значения проницательному взгляду парня. — Дело не в созависимости, не в нужде друг в друге, а в их коннекте на каком–то волшебном уровне. Да, может, вся суть в их связи феи и специалиста, но, когда мы были маленькими, мы этого не осознавали. Для нас это была любовь, истинная и ничем непоколебимая. Моя мама обожала рассказывать нам истории про то, как у них всё начиналось, и это, поверь, сценарий самого настоящего и чувственного ромкома во всех мирах… — А теперь подумай: действительно ли это была любовь, если она была так легко забыта? Она не могла предугадать, какой эффект вызовут её слова. Они даже не были слишком уж грубыми, но глаза Харви сверкнули чем–то глубинным, чем–то болезненным. Несмотря на кромешную темноту и коварный свет луны, его взгляд был донельзя ясным и очевидным. — Я соврал: смотреть на них теперь не странно и не напряжённо. Это ужасно больно, Беатрикс. Хочешь понять, почему? — Сэм наклонился, вглядываясь в её лицо, и ей удалось почувствовать этот взгляд физически. Он никогда не называл её по имени до этого момента. — Они были моей, нашей аксиомой. Гарантией или наглядным примером того, что такая любовь существует. И теперь — надеюсь, ты рада — меня мучает вопрос, было ли это правдой все эти годы. Беа неосознанно сглотнула, стыдливо ёжась под его гнётом. Голос был пропитан горечью, солоноватостью, так, словно кровоточил. Бред — но именно так она подумала. Она сосредоточилась, и будто лишь в этот момент отчётливо услышала сопение Сола из соседней палатки. Оно неумолимо контрастировало с отчаянием, с которым заговорил Харви. Был ли это располагающий разговор или та самая пьянящая свобода леса, но ей не хотелось «спрятаться в раковину» и убежать спать. — Как думаешь, почему у них всё так случилось? — Выдавила она из себя искренне. Сэм моргнул, задумавшись, но через секунду без тени сомнений ответил: — Блум, — коротко отчеканил он и замолчал, не желая ни добавлять, ни отказываться от сказанного. И, должно быть, это был тот момент, когда её точка зрения должна была быть высказана. — При всей моей неприязни к этой девчонке, я не считаю, что «великий развод» Сола и Даулинг был её виной, — медленно произнесла она. Парень не стал что–либо вставлять, просто смотрел, и она расценила это как приглашение к дискуссии. — Если бы всё дело было в Питерс, у них начались бы проблемы с самого первого дня, с того самого, когда Даулинг начала с ней носиться. Но всё произошло намного позже. Она замолчала, наверное, подбирая правильные слова. — Это может быть только моё предположение, но я думаю, что вся суть заключалась в Андреасе и в тайне его смерти. По крайней мере, для Сола всё изменилось именно тогда, а окончательно разрушилось, когда… когда я убила Ская. Говорить и смотреть прямо на Сэма было сложно, поэтому в какой–то момент она сфокусировалась на чём–то позади, на тьме в глубине чащи. — Он другой теперь, и ты не мог не заметить. Более лояльный, более понимающий, более… — «Более отец»? Да, я заметил, — Харви кивнул действительно понимающе, чем привлёк её внимание вновь. Он не смеялся над этой фразой. Хотя она и была слишком глупой и детской, но только она по–настоящему несла тот смысл, который был заложен изначально в эту маленькую речь. — Я не говорю, что в нашем детстве он был каким–то твердолобым солдатом, потом что он не был. Наша мама тоже была специалисткой, и они с ней были чем–то вроде пары любителей старых историй, но Сол всегда был каким–то… каким–то… — Отстранённым опекуном, который не позволял себе видеть в Скае кого–то большего, чем ребёнка, отца которого он убил, — Беатрикс договорила за него и, не останавливаясь и смотря парню прямо в глаза, стала объяснять свою точку зрения. — Андреас всегда его останавливал от того, чтобы вести себя как отец и чувствовать себя отцом. Даже я помню, как на первом курсе подслушивала их разговоры: приказы, солдаты, долг и прочая хрень, которая служила барьером. Сол насильно держал себя и Даулинг дальше, заставлял себя быть просто наставником, а не семьёй. Понятно, что со стороны Ская всё было по–другому, но мы говорим про Сильву и Даулинг. Когда Блум приехала в Алфею, Даулинг наконец стала материнской фигурой. Плевать, что она уже была ею для Ская, потому что наконец–то рядом появился ребёнок, который открыто нуждался в ней и которого можно было оберегать. Сола тогда это не тронуло. Он «проснулся» только тогда, когда рассказал обо всём Скаю. — Слушай, это всё очень логично звучит, но даже для тебя слишком психологично… — Психология сложная только в объяснениях. На практике это секундные решения, — она покачала головой, глубоко вздыхая. Было приятно говорить вслух то, о чём она размышляла долгое время, и понимать, что её слушали. — Я на стороне Сола всегда, но с Даулинг он всё же облажался: она хотела быть настоящей матерью, а он держал её рядом, дальше от Ская, хотя вы и не замечали, наверное. А потом она просто нашла то, о чём мечтала, и сделала всё, чтобы помочь Блум. Безрассудно, но это было её решение. Сол же, когда вернулся из тюрьмы и когда узнал, что Скай мог погибнуть, окончательно сломал то, что так долго строил. Стал отцом, которым должен был стать годы назад, увидел, что вокруг него были не солдаты, а подростки. Поэтому он вдруг стал всех опекать. Стал мягче, когда Даулинг ожесточилась, стремясь помочь Блум. Сэм моргнул пару раз, когда осознал, что она больше не заполняла тишину своим шёпотом, а после выдохнул: — То есть… Ты считаешь, у них просто… Не совпал тайминг? — Он усмехнулся горько, в глазах не было и искры смеха. После её длинной и запутанной речи он, скорее всего, чувствовал то же опустошение. — Паршиво для них, для вас, для вашей семьи, но… — Беатрикс набрала побольше воздуха в лёгкие и произнесла невесомым шёпотом, долетевшим только до младшего Харви и диких могучих деревьев во тьме леса. — … может, всё шло к этому всегда?***
18 мая, понедельник. Ей повезло, что она была физически подготовлена и могла держать своё дыхание под контролем, но страх, циркулирующий по её венам и затмевающий обзор, притуплял все навыки. Бежать по знакомым улицам, закоулкам, тупикам было легко, но знать, что за ней гонятся не люди, было абсолютно точно сложно. Именно поэтому её трясло. Именно поэтому колени дрожали, и она теряла нужную ей, как воздух, скорость. Именно поэтому всё, о чём она могла думать, был ужас, леденящий и парализующий. Рокси выросла в приюте, и истории про древних богов и духов острова были, наверное, лучшим развлечением в её детстве. Но она предпочла бы, чтобы все они остались мифами, сказками её любимой воспитательницы, а не реальностью, которая грозила схватить её за щиколотки. Она знала, что Арту мог бежать быстрее, мог буквально нестись со скоростью гавайского ветра, но пёс намеренно находился прямо рядом с ней, постоянно оборачиваясь и еле слышно рыча. Как и всегда, его мысли переплетались с её, наивные и примитивные, но для собаки, для существа намного менее развитого, чем человек, он думал необычайно понятно, и логично, и — что самое главное — человечно, как бы абсурдно это не звучало. Момент был не подходящим, но Рокси никогда не переставала благодарить духов или кого бы то ни было за то, что они послали ей такого друга, как Арту. Никто никогда не смог бы понять её так, как понимал этот пёс. Подошвы её ботинок с хлюпаньем ударялись о мокрый песок и воду. Даже когда она добралась до знакомых широких камней, по которым теперь бежала, вода наполняла её обувь и неприятно обволакивала ступни. Хотелось встать и сбросить проклятые дырявые ботинки в океан, но у неё не было на это времени. Рокси не смела останавливаться, больше чувствуя, чем слыша тех, кто шёл за ней от самого кафе. Это было уже привычкой: ей не нужно было оборачиваться, не нужно было даже видеть, что они были совсем близко, потому что где бы они ни были — они знали, куда она направлялась. Как бы быстро она не бежала, как бы далеко не планировала добраться, куда бы она не поворачивала — покалывание в затылке напоминало ей, что она была обречена. Брент — официант, который давно пытался привлечь её внимание — должно быть, так и остался бессознательно лежать в заднем коридоре кафе. Он пытался её предупредить. Пытался сказать ей, что её искали какие–то подозрительные мужчины, но замер, лишь приоткрыв губы, когда его карие глаза обернулись кроваво–красным цветом. Она успела увидеть, как Брент что–то произнёс, не моргая, а после, заметив за ним мужчину в чёрном с такими же красными глазами, бросилась прочь. Что это значило? Кто были эти люди? Рокси не могла быть с ними знакома даже косвенно: она была полной сиротой, жившей на попечении государства в приюте, и никогда не знала никого, кто бы не входил в ежедневный круг её общения. Что им было нужно от одинокой пятнадцатилетней девчонки без денег и громкого имени? Почему они гнались за ней, но будто на расстоянии, просто, чтобы она знала, что они были рядом? Что ещё важнее — что за существами они, чёрт возьми, были? Вдруг привычное ей ощущение «сместило фокус»: словно те, кто преследовал её из кафе, неожиданно остановились, и теперь кто–то другой с совершенно другой стороны бежал за ней. Она остановилась, балансируя на камне, и огляделась по сторонам, всмотрелась в темноту леса и даль водной глади. Арту начал негромко лаять, силясь привлечь её внимание, но не их преследователей, и зубами цепляться за заднюю часть её и без того испорченных ботинок. Он тянул её вперёд, туда, куда они спешили изначально. Рокси снова повернулась к лесу, к огням фонарей, проглядывавших сквозь раскидистые ветви, и вновь пустилась бежать. Когда она добралась до хижины, до своего тайного места неподалёку от приюта, дыхание её немного замедлилось. До тех пор, пока совсем рядом не раздался голос. — Рокси! — Это точно говорила женщина, скорее всего, даже девушка не слишком старше её самой. Какую угрозу ей представляла такая же, как она? Хотелось сказать самой себе, что никакую, но лающий Арту и его непрерывное рычание вперемешку с «опасность, опасность, опасность» заставили её сердце забиться чаще. Она бросилась к деревянным дверям. — Рокси, мы не хотим причинять тебе вред, пожалуйста! Мы просто хотим поговорить! Кажется, она успела посмотреть несколько фильмов–ужасов с примерно такими же фразами. У неё немного кружилась голова от адреналина и страха, когда подошвы её ботинок стали ударяться о деревянные хлипкие пороги, ведущие к крыльцу. Вдруг дверь её хижины начала обрастать зелёным крепким плющом, и сердце на миг остановилось, точно парализованное. — Терра, хватит! Стоп, ты её пугаешь! — Донеслось из–за спины. Она поняла, что голос принадлежал парню, но потом её мысли переключились на то, чтобы не упасть с порог. Колени начали подкашиваться, её затошнило. Рокси слышала, что они уже были в паре футов. Она была полностью в их власти, и спасения ждать было не от кого. Она прикрыла глаза, силясь остановить рвущиеся наружу горячие слёзы и ту дрожь, охватившую всё её тело. Арту стоял вплотную к ней, его короткая жёсткая шерсть касалась кожи её ног, и это немного успокаивало. Боже, она надеялась, что они не тронут собаку. Она даже не нашла в себе силы, чтобы почувствовать разницу: в груди не было того ощущения, которое преследовало её, когда она пересеклась взглядами с мужчиной в кафе. Ей было слишком страшно. — Мисс Калама, пожалуйста, не паникуйте, мы хотим помочь вам… — Послышался новый женский голос. — Нет, Маршалл, перестаньте, она же в ужасе… — Парень, что обращался к загадочной Терре, снова заговорил. Вопреки всей своей рациональности, она думала, что этот парень заслуживал доверия. — Рокси, тебя никто не тронет. Арту гортанно рычал, подымаясь на дыбы рядом с ней, и она знала, что должна была развернуться, должна была встретиться с преследователями лицом к лицу. Её ладонь нежно опустилась на макушку пса, не зная, кого успокаивая этим, когда она медленно начала поворачиваться. Первое, что она увидела, были светящиеся глаза — шесть пар, устремлённые в её сторону. Дыхание перехватило, потому что Рокси почему–то чётко понимала, что это не могли быть линзы. Нога инстинктивно сделала шаг назад, врезаясь в порог, а с её губ слетел первый всхлип. Ей даже не было стыдно. — Эй–эй–эй–эй, посмотри на меня, посмотри, мы тебя не тронем, я тебя не трону, — Парень с уже знакомым голосом сделал шаг назад, выбиваясь из группы и заставляя её закусить в отчаянии нижнюю губу. Его раскрытые ладони были подняты, наверное, чтобы она видела, что он был безоружен. Глаза в серебряном свете луны переливались голубыми оттенками и не внушали и капли чувства опасности, как это делали глаза сразу нескольких девушек и мужчины. — Меня зовут Скай, и я знаю, что тебя зовут Рокси. Ты в безопасности, хорошо? Может, это был Арту, почему–то быстро успокоившийся и переставший защищающе рычать, может, всё дело было исключительно в этом Скае, но оцепенение немного отпустило её. Настолько, что она смогла понимающе кивнуть и без слёз посмотреть на парня.