fire meets fate

I can't love you in the dark It feels like we're oceans apart There is so much space between us Baby, we're already defeated

      26 апреля, воскресенье.              Было необычно спустя столько времени идти с ней бок о бок, не боясь, что Блум заметит и начнёт накручивать себя. Было волнительно, словно они не виделись с ней годами. Было приятно просто чувствовать её рядом и не ощущать тягот и переживаний, которые стали их вечными спутниками. В летнем вязаном платье в чёрно–белую ассиметричную полоску Стелла выглядела расслабленно и уютно, а непослушные, как и у него самого, из–за влажного климата волосы заставляли её выглядеть невероятно милой. Хотелось взять её за руку и забыть, что в другой части города их ждала Блум. Хотелось забыть, что совсем скоро они должны были возвращаться.              Когда кое–что попало в поле его зрения, он остановился, придумав что–то, что могло бы отсрочить их возвращение. Марко, как и положено сообразительному выпускнику Алфеи, понимающе кивнул, когда они неожиданно остановились у здания с вывеской «Monterey Bay Aquarium». Он мог бы «включить» строгого командира и приказать продолжить осмотр города, за чем они и отправились на побережье, но специалист лишь показал ему на часы, прося не задерживаться, и всё тем же осторожным шагом двинулся дальше по улице.              — Почему мы встали? У нас ещё запад, а потом… — Стелла нахмурилась, что показалось ему забавным, и взглянула сначала на странную вывеску, а после на него. Сердце сжалось в болезненном спазме: как между ними всё изменилось, если она так реагировала.              Не зная, как объяснить и что вообще сказать, Скай молча приблизился к ней и протянул раскрытую ладонь. Вокруг было много людей, много раздражающих звуков, но он смотрел только на неё, мечтая, чтобы она поняла и решилась на пару мимолётных мгновений последовать за ним, забыв об остальном. На его лице отражалось всё, о чём он думал, на её — страх и… облегчение.              Его пальцы почувствовали родную шелковистую кожу, и на секунду всё действительно перестало существовать. Слова были ненужным бременем, потому что они ничего не значили — об этом им поведали последние полгода. Что бы они не говорили, ничего не имело значения, кроме того, что прямо сейчас они, переплетя пальцы, собирались пойти в океанариум как обычная пара. Взгляд её, показав ему долгую, ожесточённую борьбу, наконец изменился и стал таким, какой был у неё на Балу Созвездий. Скай, не удержавшись, сжал ладонь Стеллы крепче и, скорее всего, до боли, потому что впервые за долгое время он чувствовал неподдельное, глубокое счастье, пробирающее до мозга костей.              — Два билета, — сказал он женщине на кассе, не смея отпускать руку девушки. Наверное, он просто боялся, что через час или меньше он снова не сможет её коснуться.              Когда Скай обернулся, лицо Стеллы украшала улыбка, от которой хотелось взять и сбежать, бросить экспедицию и перестать притворяться. Они ведь могли это сделать: прямо сейчас выйти из океанариума, отыскать ближайший портал в Иной мир, вернуться домой и спрятаться ото всех где–нибудь в Эраклионе.              Его не удивило то, что она покачала головой, будто услышала его мысли. Он не углублялся в изучение связи специалиста и феи, но, возможно, вкупе с силами разума чтение мыслей шло бонусом. Улыбка на женском лице стала подбадривающей, и сжали теперь его ладонь.              — Тебя так и тянет к морю, да? — Утягивая его в толпу, двигавшуюся к основным залам, она спросила отчего–то легкомысленно и невесомо прикоснулась к ракушке, устроившейся в ложбинке её ключицы.              Скаю до сих было непривычно находиться среди людей, понятия не имевших, что рядом с ними шла принцесса крупнейшего в Ином мире королевства, но сама Стелла, казалось, даже не задумывалась об этом. Он переборол желание вновь оглянуться по сторонам, чтобы, ухмыляясь, проговорить:              — Ты же не знаешь, что значит этот кулон, — это был факт, который, очевидно, был правдой. Очередь к закрытой двери замерла, ожидая, когда выйдет предыдущая группа, и они вместе с ней. Он был благодарен маленькому мальчику, который встал к нему слишком близко и из–за которого ему «пришлось» сделать пару шагов и приблизиться к своей девушке почти вплотную. Ничего неприличного — она всё ещё была принцессой, — но лишь запах его парфюма уже кружил ему голову. Её этот манёвр тоже в хорошем смысле смутил, окрашивая щёки пунцовым, и он добавил к ранее сказанной фразе: — Это больше, чем обычное украшение.              До его слуха донёсся приглушённый вдох, и к сердцу дошёл импульс волнения девушки. Рядом громко завизжал какой–то ребёнок, а потом Стелла, исподлобья смущённо взглянув на него, произнесла негромко:              — Я поняла, что у него есть смысл. К тому же… — Когда дверные створки распахнулись, оттуда стихийной волной начали выходить люди. Добрая половина их группы двинулась вперёд, не желая осознавать, что таким образом столпотворение будет ещё больше, а они стояли друг напротив друга. Равнодушная к потоку посетителей, фея, не отводя взгляда, шепнула: — … к тому же мне поведал историю ещё один эраклионец в нашей компании.              Это было сказано не упрёком и не издёвкой, но Скай тем не менее укусил внутреннюю часть щеки, дабы предотвратить возникновение презрительной гримасы. Он не был ревнивым и прекрасно понимал, что с его стороны ревность — лицемерие, но видел, как Брендон смотрел на Стеллу. Все видели.              – Мне кажется, они хорошо вместе смотрятся, – сказала ему Блум шёпотом, устало уложив голову на его плечо. Она говорила невзначай, как бы между делом, но в голосе всё равно слышалась искренне. Было хорошо, что её гнев по отношению к принцессе утих, но в данный момент радоваться не хотелось. – Он внимательный и заботливый, а она такое заслужила. Согласен?              Он поймал в зеркале заднего вида предостерегающий взгляд Аиши, ехавшей на переднем сидении. Не нужно было ничего говорить – всё и без того было ясно.              – Да, – всё было ясно, но он не нашёл в себе силы продолжить говорить на эту тему. Об этом думать–то было, мягко говоря, тошнотворно, поэтому он отвернулся к окну и постарался выкинуть все неприятные мысли из головы.              Всё ещё не вышедшего из размышлений, его подтолкнули дальше по проходу. Скай моргнул пару раз, прогоняя оцепенение, и увидел Стеллу, указывающую на вход. Он оглянулся на ушедшую вперёд группу и пошёл за ними.              Через несколько футов, когда очередной невзрачный коридор закончился, им отворили ещё одну двустворчатую дверь, и несколько минут они только смотрели и тихо дышали в восхищении. Пришлось запрокидывать голову, что разглядеть десятки разноцветных рыб и других морских животных. За стеклом существа выглядели, словно направленные всплески магии, переливающиеся самыми неожиданными оттенками. Маленькие и большие, рыбы прятались в будто живых кораллах, гоняясь и играя друг с другом. Мрак, освещённый только несколькими лампами в аквариуме, добавлял особую атмосферу, превращая окружающий их мир в океанское дно.              Шаги их были неспешными, даже медленными, что позволило повернуться без страха врезаться в кого–то крошечного. На лице Стеллы отражался мягкий свет, сменявшийся водными переливами. Можно было представить, что где–то там стоял проектор, воспроизводивший изображение текста неизвестного языка прямо на них. Морские существа Первого мира не были столь интересны, как родные ему губы, изгиб носа, едва заметные морщинки на лбу из–за частой нахмуренности. Он смотрел на неё и пытался прочесть непонятные ему иллюзорные слова. Узор голубых глаз стал ярче из–за прожектора, светившего прямо на них, и казался такой же загадкой, как и язык морских переливов.              — Я не владею магией, но я бы нашёл способ сделать небо розовым ради тебя, — прошептал Скай тихо–тихо. Не из–за того, что боялся внимания людей вокруг, а из–за интимности, значимости сказанного. Когда взгляд девушки, оставив блестящую чешую рыб без внимания, опустился на него, с языка сорвалось наболевшее: — Знаю, что ты, наверное, уже не веришь моим бессмысленным словам, но я клянусь, что нашёл бы способ.              — Я верю, но не словам, а тому, что чувствую, — так же еле слышно пролепетала Стелла. Её ладонь, та, что не была спрятана в замке его пальцев, нежно надавила на его грудь, и сердце забилось чаще из–за волшебства. Она лишь слегка зацепилась за струны их связи, но в нём вмиг зазвучала музыка. — То, что я обычно говорю, тоже бессмысленно. Из–за того, что я лгу. Из–за того, что лжёшь ты.              Может, это была морская магия, может, их связь, может, другая пара молодых людей, без стеснения обнимавшихся чуть поодаль, но внутри загорелась смелость. Или безрассудство.              — Давай убежим, — Скай выпалил, не задумываясь слишком сильно. Вторая рука упала на её ладонь на его груди, прижимая ближе, хотя ближе уже было невозможно. Он подошёл ещё ближе, и её глаза и губы оказались в паре миллиметров от его лица. Как молитву, в забытье с его языка начали шёпотом слетать фразы в космической скорости. — Тогда вся ложь прекратиться. Давай сбежим прямо сейчас, Марко поймёт, все поймут! Спрячемся у моих бабушки и дедушки или у Фелис, я обещаю, что всё будет хорошо. Я больше не могу, пожалуйста, я найду, что сказать твоим родителям, пожалуйста…              — Нет, Скай.              Это было тише шелеста листвы, но в его ушах было похоже на удар молнией. Не сумев справиться с тяжестью взгляда Стеллы, он закрыл глаза. Дыхание стало чаще, потому что силилось справиться с накатившими эмоциями и чувствами, с шумом детей и взрослых вокруг, в мгновение ставшим оглушительным. Он искренне надеялся на другой ответ, почему–то именно сейчас начал думать, что конец всему маскараду близок, но оказался неправ. Обиды не было, лишь жгучая, горькая, хлёсткая боль. Она чуть притупилась, когда он ощутил, как лоб девушки ударился об его и остался в том же положении.              — Мы не станем никуда сбегать, — начала она, практически касаясь его губ своими.              — Почему?.. — Жалко проскулил Скай.              — Потому что экспедиция — наше задание, и мы не можем подвести остальных, — на его щеках оказались женские ладони, а его руки инстинктивно обняли талию Стеллы. Открыть глаза он не решался, не доверяя слёзным каналам. — Я умею трансформироваться, без меня девочки могут не справиться с ведьмаками, а без тебя Маршалл, Марко и Брендон не смогут их защитить и подстраховать, понимаешь? А ещё не забывай, что Блум не контролирует себя: мы сбежим, она всё поймёт. Мы сбежим, она поймёт, что мы лгали. Слишком многое на кону, и мы должны держаться. Когда всё закончится, закончится и спектакль…              — А если нет? — вырвалось из него дрожащее, и только тогда он снова посмотрел на Стеллу. Вопреки уверенности, звучавшей в её голосе сталью, глаза её блестели непролившимися слезами, и от этого хотелось кричать.              Иногда Скай старался уснуть, слыша за спиной размеренное дыхание Блум, и всё, что чувствовал, — это страх. Он боялся, что поездка его отца и остальных в Линфею обернётся прахом, и никакого артефакта не будет. Тогда никакого «скоро» не будет, тогда контроль спавшей рядом девушки придётся восстанавливать долгим, «человеческим» способом, а он знал, насколько это могло затянуться. Тогда им, возможно, навеки придётся застрять в своих ролях, и он не знал, смогут ли они сами и окружающие различить после, где иллюзия и где реальность.              — Что, если нет никакого успокаивающего Пламя Дракона ожерелья? Когда закончится экспедиция, когда мы вернёмся домой, ничего не изменится: нам придётся продолжить всё. Стелл, сколько пройдёт времени? Месяцы или годы? — Это говорил он, отталкивающий свою любовь в объятия кого–то другого ради принципов и установок, от которых не мог отказаться. Шло время, они сидели в нём и не собирались уходить, но прямо сейчас, когда его фея была так близко впервые за несчётное количество ночей, мораль и система ценностей начинали блёкнуть рядом со светом принцессы Солярии. — Я больше не могу и не хочу…              Как какая–то галлюцинация из–за сводивших с ума отчаянных мыслей, перед глазами возник знакомый силуэт. Она стояла прямо у Стеллы за спиной, на фоне продолжали резвиться рыбы и другие организмы, но Скай чётко видел в океанариуме Монтерея свою тётю. Зал опустел, и, кроме них, можно было увидеть только несколько молодых людей.              Принцесса не только заметила перемену в его лице и оборвавшийся на полуслове монолог, но и почувствовала немалую долю удивления, просочившуюся сквозь пласт страха и боли. Он всё ещё молчал, глядя на Фелис и ожидая, когда начнётся разговор, но фея прорезала тишину первая.              — Мисс Сильва, — теперь она говорила громче и чётче. Её ладони отстранились от его лица — стало неимоверно холодно, — и она отвернулась от него. Должно быть, он слишком погрузился в мысли о будущем и в попытку достучаться до Стеллы, поэтому пребывал в каком–то шоке, не имея возможности заговорить. — Дюжина хочет сообщить какую–то…              — Остальные члены Дюжины не знают, что я здесь, — Фелис начала медленно приближаться к ним, будто боялась спугнуть диких животных. В привычном строгом чёрном платье со специальным значком на груди и с голосом, по–странному колеблющимся и осторожным, она выглядела контрастно, непонятно и оттого немного пугала тем, за чем могла приехать. Скай нахмурился, чуть поворачивая голову. — Сейчас я нарушаю правила, но вы должны внимательно меня выслушать, а потом подождать некоторое время, чтобы всё выглядело правдоподобно.              Она делала что–то, втайне от своих коллег? Столько лет они все скрывали просто бесконечное число фактов, историй и свидетельств, но теперь она уехала из Иного мира, что вообще ей было запрещено по статусу, чтобы, наплевав на обязанности, чем–то поделиться. В нём одновременно зародился и страх перед чем–то по–настоящему разрушительным, и… надежда.              — Фею, которую вы ищете, зовут Рокси Калама. Ваши радары и наши, которые уже несколько лет её искали, не могли засечь её из–за магической блокировки энергии, которая усиливалась километрами Тихого океана. То есть вы улавливали сигналы на побережье материка, потому что…              — Потому что она живёт на Гавайях. Чёрт, какие же мы идиоты! — Искренне выругался Скай, в отчаянии запуская пальцы в свои волосы. Целый месяц они носились по пляжам, думая, что фея просто искусно скрывается и убегает от них, но суть была в другом. Они потеряли столько времени!              Фелис предостерегающе подняла ладони:              — Послушай, вам нельзя прямо сейчас рассказывать об этом остальным. Никто не должен знать, что я сказала вам об этом…              — Какого хрена вы скрывали это?! — Воскликнул он гневно, на автомате подходя ближе к тёте. — Вы послали нас сюда, чтобы мы нашли ответы, но сами уже владели ими! Что за херня, Фел?! Почему нельзя просто высадить нас на Гавайях и забрать девчонку сразу, не устраивая марафон по всей грёбанной стране?!              — Потому что цель — не фея! — Фелис ответила в тон ему, чем осадила его. Он не понял, что она имела в виду, как и Стелла, которая испытывала что–то, похожее на его недоумение. Взгляд тёти был отчаянным, боязным, словно она ждала, что в любой момент из–за угла появятся её коллеги. — Если всё это время Рокси скрывала блокировка, и никакой опасности не было, значит, её нахождение может подождать. Настоящая цель вашей экспедиции — отвлечение ведьмаков. Эраклион и Солярия на грани войны, мы не можем позволить себе ещё одну проблему. Чем дольше вы здесь, в Первом мире, тем дольше они не вернуться к нам, понимаешь?              — То есть вы сделали нас приманкой?.. — Послышались горькие, полные разочарования слова Стеллы.              — Нет, они сделали нас чёртовыми жертвенными агнцами! — Прошипел Скай. Он думал, всю свою ярость он обрушил на Фелис в прошлый раз, когда они разговаривали по поводу Астер Делла и Андреаса, но сейчас, казалось, вся злость закипела в нём с новой силой. — Что случилось, тётя? Совесть замучила? Почему ты решила именно это нам рассказ.?!              — Потому что ты — моя семья! — Перебила она его. Слова любого другого человека могли показаться ему ложью, фарсом, необходимым для достижения цели, манипуляцией, используемой для давления на нужные точки, но не её. По какой–то забавной случайности у них у всех были голубые глаза, которые волшебным образом всегда заставляли верить. Один раз эта волшебная сила оказалась ложной, но вера никуда не делась, и сейчас, смотря на Фел, он не видел ничего, кроме искренности. — Дюжина принципиально отличается от любых других «верхушек», мы принимаем решения, ничего не скрывая друг от друга и учитывая интересы всех королевств, но я готова поступиться этим безоговорочным доверием ради тебя. Я хочу, чтобы ты вернулся домой, чтобы смог жить дальше без страха быть убитым. Прошу, прости меня за всё и пойми. Выждите месяц или около того, подкиньте остальным идею о Гавайях, заберите Рокси и возвращайтесь домой. Всё с предельной осторожностью, Скай, а потом… — Фелис смотрела прямо на него, пока говорила, и он сжимался из–за честности, с которой она произносила каждое слово, но, когда её взгляд упал на Стеллу за его спиной, напряжение полностью пропало. — … А потом приезжайте в гости. Вдвоём.              Скай хотел поблагодарить её, хотя бы просто кивнуть, чтобы она поняла. Тётя не стала ждать, когда они прогонят шок, улыбнулась так, как она всегда улыбалась, и поспешно покинула зал. Будто члена Дюжины тут никогда и не было, будто ни о каких Гавайях они не знали.              Он давно этого не ощущал, но вспомнил, каково это, когда чувство завладело им. Надежда становилась чем–то неописуемо огромным, когда она завладевала сразу обоими, феей и специалистом. Страх, отчаяние, невыносимое ожидание — их глаза горели всем этим вперемешку с болью, когда они разговаривали до прихода Фелис, но теперь в глазах Стеллы было лишь отражение его собственных: голубой оттенок переливался верой в мечту, которая раньше казалось сказкой.              

***

      

      1 мая, пятница.              Она услышала сгусток магии, молниеносно прорезающий воздух, и разбила его силой мысли в метре от себя. Потом второй — создала щит слева, третий — оттолкнулась от поверхности и подпрыгнула. Когда чужое присутствие ощутилось ближе, чем в предыдущие пару минут, она попыталась материализовать блок прямо перед собой, но звуковой удар пришёлся на её бедро, и она с криком упала на землю. Хорошо, что на глазах была чёрная повязка: Муза не смогла бы без стыда посмотреть на женщину.              Колени и кожа ладоней засаднили. Ещё несколько дней назад она носила экипировку с защитой, и ей удалось добиться такого результата, чтобы в итоге начать тренироваться без подстраховки. Для чего? Теперь она сидела посреди их тренировочной площадки, силясь отдышаться, и ожидала, когда раздастся наставительная речь. С тёмной тканью на глазах было сложнее привести биение сердца в порядок, а разбушевавшуюся магию взять под контроль.              — Тебя что–то тревожит? — послышался совсем рядом мягкий голос, а в следующее мгновение Муза инстинктивно почувствовала протянутую руку. — Вчера весь день сама не своя, сегодня тоже…              — Нет, Дафна, я абсолютно спокойна, — она с выдохом поднялась на ноги с помощью принцессы — которую не получалось не называть так — и потянулась к завязкам на затылке, бросая все силы на охлаждение вышедших из равновесия эмоций. Скрывать что–либо от проницательной и могущественной феи разума было не просто сложно, это было невозможно. К проницательности добавлялась иногда невыносимая прямолинейность, и спрятать какую–то тайну вообще не получалось. Конечно, о причинах её рассеянности её преподавательница уже была осведомлена, но можно было постараться дать понять, что говорить об этом не было никакого желания. — Просто я устаю, и…              — И юная душа истерзана любовью, — с милой улыбкой досказала за неё Дафна, искренне не имея в виду никакого сарказма. Шестнадцать лет без какой–либо компании наложили на неё неизгладимый отпечаток, и теперь принцесса просто говорила то, что думала. Муза привыкла к этому и злиться не хотела, но сейчас, когда слова задели за живое, она закусила губу, чтобы не начать защищаться.              Сейчас было слишком трудно вспомнить, когда это случилось. Возможно, напрягись она посильнее — момент бы сам собой всплыл в её голове, но для чего? Иногда она закрывала глаза и думала, что в ней что–то перевернулось, ещё когда он отпустил ту отвратительную пошлую шутку. Жутко, не правда ли? То, что даже такие моменты теперь не казались ей слишком уж мерзкими. То, что теперь чаще вспоминались настоящие эмоции Ривена, смешанные и сбивавшие его с толку, а не глупости, которые он говорил.              Месяц за месяцем всё становилось хуже, но не в плохом смысле. Она даже не заметила сначала, что всё уже произошло, что просто «друг» или «напарник» уже не подходили. Муза не смогла проследить за собой и не смогла поймать себе перед тем, как упасть в пропасть, и теперь спать становилось всё труднее и труднее, ведь в этом огромном замке он выбрал комнату, что была ближе всего к её.              — Я не хочу обсуждать это, правда, — твёрдо произнесла она, с облегчением высвобождая волосы из пут тугой резинки. Сегодня было жарко, и солнце неумолимо слепило и доставляло дискомфорт. Длинные рукава неприятно обтягивали кожу, но это раздражение успешно перебивало мысли о Ривене, поэтому тренироваться в духоте она была не против. Её взгляд метнулся к Дафне, ничуть не смутившейся. — К тому же нельзя назвать это «лю…              — Я была слишком молода, чтобы познать, каково это, но моих наблюдений и магии разума достаточно, чтобы увидеть любовь там, где она есть, Муза, — принцесса, как и всегда, не стала дожидаться какой–либо реакции и двинулась к дальнему входу во дворец. Прошло много времени, чтобы понять, что этот «манёвр» значил: нужно было идти и слушать, что бы не было сказано. Она вздохнула разочарованно и, в последний раз оглянувшись на огромный зелёный сад за своей спиной, стала шагать вслед за своей преподавательницей. — И их так же достаточно для того, чтобы установить истинную причину твоей рассеянности, чем, конечно, любовь как таковая не является.              Ривен был… где–то. Обычно, когда Муза тренировала свои силы, он занимался самостоятельно где–то поблизости, а после присоединялся к ней, чтобы продолжить развивать их связь. Сейчас же она шла, осматриваясь по сторонам в поисках знакомого лица, но находила лишь лица охранников и других рабочих Сириуса.              Проводить дни во дворце оказалось не так сложно, как они оба ожидали. Труднее всего было ожидание и страх того, что в случае беды они просто не успеют попасть в Первый мир.              — … Мечты о совместной жизни с моим женихом… — Размышление прервал голос Дафны, рассказывающий о чём–то действительно интересном.              — У вас был жених? — Спросила она, перебивая и замечая, как замедлилась походка принцессы: женщина не любила, когда манеры, которые были основой всех её действий, нарушались, но изо всех сил старалась привыкнуть к новому порядку. Муза чаще всего пыталась вести себя максимально прилично и не доставлять слишком много хлопот, но раньше она никогда не слышала историй о жизни в Домино. Сосредоточившись и ощутив скрываемую от неё горечь печали (восстанавливать защиту после лет в одиночестве тоже было непросто), она всё же виновато поспешила исправиться: — Прошу прощения, извините, я не хотела…              — Да. Свадьба была назначена на… на день, когда мои… ведьмы разрушили город, — с запозданием и колебаниями послышался ответ.              Когда она поравнялась с Дафной на тропе, пожалела, что задала этот бестактный вопрос. Женское лицо, будто и не тронутое годами, исказилось неприкрытой, незамаскированной болью. Выдержка и выученные навсегда правила виделись в каждой черте, в борьбе, с которой принцесса силилась не показывать эмоции. Потому что принцессы не показывают слабостей. Потому что члены королевской семьи по определению не могут быть слабыми. Музе до смешного это напоминало кое–кого другого.              Но женщина перед ней не была больше монаршей особой. Она была наследницей трона, которого больше не существовало, и мучить себя сокрытием тайн не было смысла.              — Если вам тяжело вспоминать об этом, то не нужно, но… — Девушка взяла себя в руки, исподлобья осторожно поглядывая на замолчавшую Дафну, и поняла, что не только ей нужна была помощь в романтике. — … Но если вы чувствуете, что хотите выговориться, я приму это за честь.              — Зачем? — Преподавательница тут же вышла из своих мыслей, чуть поворачиваясь и продолжая ходьбу. Глаза сверкали на солнце, и дело было не в магии. — Страшные истории рассказывают для того, чтобы они стали кому–то уроком, но своей я ничему тебя не научу. Она станет для тебя ещё одной трагедией, но я не хочу этого.              Муза поняла, что Стелла имела в виду. «Настоящая принцесса», — сказала она ей как–то, но что это должно было значить? Подруга тоже была настоящей будущей королевой, и те слова были просто бессмысленны, не объясняли абсолютно ничего. Сейчас же, наблюдая, как женщина перед ней, та, что в свои шестнадцать лет должна была выйти замуж, потеряла возлюбленного в день свадьбы, провела тысячу лет в стазисе, а после пробыла вторую часть своей жизнь в одиночестве в разрушенном замке её несбывшихся мечтаний, проглатывала слёзы, она поняла.              — Я справлюсь, — проговорила Муза, останавливаясь возле скамьи. Она смотрела на старшую женщину, ожидая возражений, но та молча смотрела в ответ, и это молчание было воспринято разрешением. Может, они всё же помогут друг другу. — А вы справитесь, если оставите всё внутри?              Солнце спряталось за раскидистую крону дерева, что играло им на руку. Вокруг никого не было. Она постаралась сделать то, о чём просила сама: быть предельно честной. Её взгляд, по–настоящему уязвимый и доверительный, устремился к Дафне, замершей в сомнении посреди тропы. Потом женщина посмотрела более осознанно, более уверенно, и тогда случилась их совместная маленькая победа, вторая по счёту, следующая за принятием ненавистной магии разума.              — Что ж, поскольку ты настаиваешь…              — На чём она настаивает? — Третий голос, которого не должно было быть ни в коем случае, раздался из–за куста, скрывавшего маленькую, совсем незаметную дорожку в сад. Муза знала, кому он принадлежал, слишком хорошо знала для той, кто была просто «подругой». Ривен выглядел поистине заинтересованным и в глазах даже не сверкали привычные игривые искорки, но отчего–то именно таким он заставил её дыхание сбиться.              Это не планировалось. Они обязаны были обсудить последние дни Домино и, возможно, как раз того, кто так нагло и совершенно по–своему ворвался в их уединение, но с ним рядом в последние недели серьёзно думать не удавалось.              — Рив, не мог бы ты.?              — … Присесть с нами. Я хочу поведать вам историю, — Дафна, мягко и в то же время настойчиво, обратилась к парню и кивнула ему на скамью. Ривен нахмурился, не понимая, о чём шла речь и почему одна говорила об одном, а другая, та, что была его «напарницей», буквально излучала протест. Что ж, справедливо. Когда он приблизился к Музе, собираясь устроиться с другой стороны лавки и оставить место посередине для принцессы, последняя вмешалась в его планы: Риву пришлось сесть прямо рядом с ней, касаясь её колена своим, и ей пришлось приложить все свои силы, чтобы удержать дыхание под контролем.              Дафна не стала тянуть. Повернувшись к ним, она взглянула на каждого, а после начала рассказ.              Прохладный шёлк струился по её коже, опускаясь ниже и невесомо касаясь мягкого зелёного покрова. Травинки приятно щекотали кожу ступней, лаская, она же, стараясь не тревожить покой и размеренный быт крошечных созданий, обитавших в лесных просторах, ступала лишь по вытоптанной тропе. Уже совсем близко, переливаясь в свете необычайно лучистого солнца, виднелась полоса знакомой с детства реки. Она, осторожно, чтобы не измять платья, приподняла подол и стала шагать скорее.              Любовь была сложным, таинственным явлением, понять которое было дано не каждому. Она была неуловимыми тенями, прятавшимися в уголках душ, и разглядеть её, не заплутав в коварном лабиринте мрака, могли только самые внимательные. И тем не менее Дафна ощущала это нечто всякий раз, когда её мама смеялась над забавными и порой непонятными словами отца, когда они оба садились рядом с ней и, смотря лишь друг на друга, делились историями своей юности, когда они, аккуратно касаясь друг друга локтями, ворковали над лепечущей Фламмой.              Ей показалось, что цветы сидели на голове неправильно, будто криво и неряшливо. Отражаясь в непотревоженной водной глади, её глаза следили за развевающимися на несильном ветру светлыми прядями. Мысленно противостоя предостережениям мамы и её служанки, она потянулась к бархатному бутону.              – Ты выглядишь обворожительно, принцесса, – из–за спины донёсся голос, и Дафна вздрогнула, чуть не сломав венок полностью. Она послала своему отражению очень злой взгляд, осуждая за рассеянность и игнорирование любых магических проявлений. Голос, безусловно, принадлежал тому, кто видеть её сейчас ни в коем случае не должен был.              – А ты обязан ожидать меня в храме, – не оборачиваясь, неуверенно проговорила она. Ему нельзя было смотреть на неё. Вместо того, чтобы взглянуть в его глаза, она продолжила думать над кривым цветком и попыталась схватить волнение покрепче, не дав тому выставить себя в плохом свете.              – Что, если я сам провожу свою невесту к священному алтарю? – Раздался вопрос, и Дафна закусила губу, чтобы не возмутиться небывалой дерзости. Ей показалось, что птицы, что наблюдали за этим запретным разговором с пышных веток, согласно защебетали в ответ на предложение юноши, но она осталась непоколебимой. Традиции были основой всего, и нарушать их было грехом. – Не думаю, что смогу теперь уйти отсюда в одиночестве.              Она не обладала столь большой мудростью, коей обладала её мама. Марион была королевой, единственной хранительницей Пламени их Создателя, а любовь была несравнимо ничтожна с её мощью. Чем было это чувство рядом с силой всего мира? Ничем, поэтому познать его мама смогла без труда. Дафна же, ещё юная и не такая могущественная, знала, что ей следовало подождать, чтобы набраться опыта и в полной мере узнать все тайны любви. Отчего–то, когда её жених оказался неприлично близко и произнёс те по–странному магические слова, ей начало казаться, что любовь была чем–то большим, чем–то живым, чем–то своенравным, совсем как Великий Дракон, мирно спавший под их дворцом.              Когда она увидела его в гладкой поверхности реки, остановившегося прямо рядом с ней, но не смевшего нарушить дозволенные границы, ей начало казаться, что то чувство, которое охватывало её каждый раз, когда она видела этого юношу или читала его письма, было вовсе не смущением или трепетом.              – Что ж, тогда… – Отдаваясь порыву ветра и доселе неведанной силы, она улыбнулась ему, но улыбка эта потускнела, когда губы её жениха приоткрылись в удивлении, а взгляд остекленел.              Дафна, похолодев от завладевшего ею ужаса и чудовищного предчувствия, тут же обернулась и бросилась вперёд. Её ладони обвились вокруг мужской талии, поддерживая и не давая упасть вмиг потерявшему равновесие юноше. Она скорее, чем увидела и осознала происходящее, почувствовала, как энергия необычайно быстро покидала тело в её руках. Её напуганный взгляд вцепился в лицо человека, обещавшего стать её вечным спутником уже через несколько минут, а пальцы, неосознанно переместившиеся выше, прикоснулись к древку уже окровавленной стрелы.              На тропе стоял их верный стражник, клявшийся её матери в вечной и нерушимой верности. Он натянул тетиву, целясь прямо в неё, и Дафна, почти не обращая внимания на его «вся ваша родня понесёт наказание за предательство Марион», силой мысли лишила мужчину чувств. Он повалился на траву.              Она видела так много крови, только когда ей было позволено увидеть маму после появления Фламмы на свет. Простыни постели были в алых разводах, но ей не дали разглядеть их получше, призывая взглянуть на новорожденную сестру. Теперь же она могла не только разглядеть, она могла почувствовать. Горячая жидкость стекала по красивому наряду её жениха, когда они оба упали на землю. Белый шёлк был не в разводах, он был окрашен красным узором, и ей хотелось разорвать ткань. Собственный шёпот она слышала будто со стороны, будто не она, причитая, пыталась состереть с губ её жениха вязкую кровь. С головы слетел злосчастный цветок, и его бутон, с еле заметным звуком упав сначала на мужское лицо, а после на испачканную траву, вмиг стал кроваво–алым.              Дафна думала, что любовь была не созиданием, она была разрушением.              Да, принцесса была права: никакого урока из истории вынести было невозможно. Речь не шла об упущенных возможностях, о глупостях молодости, о гордости или о высокомерии. Это был рассказ о несправедливости судьбы, но изменить её они были не в силах.              Ривен не смотрел на неё, но она — да. Мир жесток и абсурден, часто даже любовь, казалось, существовавшая для того, чтобы делать людей счастливыми, превращалась в острый кинжал, но было ли это поводом не любить? Муза решила, что нет, и просто отпустила себя.              

***

      

      4 мая понедельник.              Прошёл практически месяц, и они перебрались в диаметрально противоположную часть Линфеи. Континент и, соответственно, само королевство были огромными, а теперь ему казалось, что и вовсе бесконечными. Во время войны они были здесь, исследовали немалую долю земель и диких лесов, но никогда ещё не было надобности забираться так далеко.              Сол почти ощущал дыхание прошлого за спиной. Всё было так же, как и десяток лет назад: непроглядные тёмно–зелёные дебри, жуткие звуки самых разных существ, Бен, прикрывающий тыл, и Фара, ведущая их группу к месту общего сбора. Почему почти? Неизвестно — к счастью или к сожалению, вместо Андреаса и Розалинд рядом, словно только вылупившиеся птенцы, шагали Сэм с Беатрикс, а места сбора не было и вовсе. Только непроглядная тьма вдалеке, и не факт, что где–то в её глубине было то, что они искали столько времени.              — Может, мы смотрим не там? — Послышался вопрос Сэма. Ещё не погасший энтузиазм и неподдельный интерес ко всему вокруг переполняли юношеский голос, и это заставило незаметно улыбнуться. Сам он такого не чувствовал уже давно. Иногда ему казалось, что он вообще никогда не был таким, как эти дети: любопытным, жадным до знаний, готовым броситься навстречу приключениям и вступить в бой за решение любых проблем. Сейчас он вспоминал лишь то, как сильно хотел, чтобы война кончилось, и всё пришло в норму. — Может, стоит взглянуть на этот артефакт с другой стороны?              — Ты очень понятно изъясняешься, капитан очевидность, но не мог бы ты снизойти до наших бедных умов? — Беатрикс была в своём репертуаре. Смех заключался в том, что сейчас она делала всё, чтобы выглядеть максимально скучающей и равнодушной, но буквально предыдущим вечером она прожужжала ему все уши про новую книгу про Баталлу, которую с трудом откопала в недрах очередной библиотеки.              — Рад, что ты заинтересована в объяснении, — вторил девушке Харви, не давая ей зазнаться слишком сильно. — Я имею в виду, что, возможно, нам стоит заострить внимание не на ордене, а на роде Суреддо. Именно их предки создали ожерелье, а члены Баталлы лишь спрятали его. Может, нам следует вернуться в Солярию и съездить на восток, найти потомков Суреддо, и тогда…              Дальше Сильва перестал слушать, сосредоточившись на собственных мыслях и тропе под ногами: следить за спором двух подростков перестало быть интересным две недели назад.              Его раздражало, что здесь не было связи. Она иногда появлялась, но весь месяц он был вынужден ночами, чтобы подстроиться под американское время, бродить по деревням, в которых они останавливались, и искать хотя бы подобия возвышенностей, чтобы прочитать и написать хотя бы пару сообщений. Этот день не стал, увы, исключением. Разочарование не покидало его с тех пор, как он утром прочёл несколько пришедших друг за другом сообщений Ская.        мы едем в сан–диего больше ничего нового, всё как всегда как у вас? сол???? ты здесь???       И попытки достучаться до него не были глупыми, потому что, конечно, они уже свыклись с дурацкой связью, но они абсолютно точно не привыкли к тому, что эта связь будет пропадать прямо в середине разговора, прямо во время того, как Сол печатал ответ.              Когда приглушённый галдёж Сэма и Беатрикс прорезал глухой «пилик», он, не посмев задерживаться ни на минуту, полез в карман за телефоном.              Ничего.              И для чего была эта чёртова функция, которая считала своим долгом оповестить его о том, что сообщение, которое он пытался отправить ещё в четыре часа, наконец «улетело» в Первый мир? Расстроенно выдохнув, он инстинктивно пролистал диалог вверх, наверное, в десятый раз перечитывая переписку.       

в Монтерее точно её нет? вы проверили поселения рядом? деревни?

её точно там не было мы проверили всё, что только можно было к тому же я уже говорил, что мы отталкиваемся от сигнала радаров

я понимаюно контрольная проверка никому ещё не вредила

окей ладно вы ещё живы? беатрикс несильно, видимо, терроризирует вас

если сэм станет ещё больше её подначивать и шутить над ней, это точно будет похоже на террор но мы живы спасибо, что своими выходками вы подготовили нас к этой экспедиции

эй! я был самым спокойным ребёнком, вообще–то!       Сильве хотелось исправить парня и сказать, что он был лучшим ребёнком, но что–то его остановило. Что–то всегда его останавливало, и иногда, когда наступала темнота, он до скрипа в зубах ненавидел себя за слабость, страх и ещё бог знает что. Каждый раз он клялся себе, что, когда все они вернуться домой, он научиться не бояться не пойми чего.        сэм тоже. это терра была ураганом!

и? если она была зачинщицей всего, это не значит, что вы были не при делах

ладно ты выиграл но мы точно не были такими уж бешеными как беатрикс)))))))

не думаю, что в мире вообще есть кто–то, похожий на неёникто больше не умеет донимать всех так, как искусно это делает она

а как же рив? он больше не твой топ–1 самых раздражающих людей в мире?

когда я говорил это, я ещё не был знаком с беатрикс мне придётся извиниться перед ним и забрать свои слова назад

нет! пусть продолжает думать, что он на коне он не вынесет, если узнает, что беатрикс выводит тебя из себя быстрее него

вы считаете это смешным?

да

исчерпывающе

ну хотя ладно он сейчас больше в любви и не может думать о чём–то другом

да уж что у вас за проблема с пониманием чувств? это тренд?

никогда больше не произноси это слово от тебя оно звучит просто ужасно

лол

пап замолчи не смей

кринж

я ухожу

ну драматичность точно у вас популярна

и про чувства ты хочешь сказать что у тебя с этим проблем не было?       Не было.              Когда Сол поднял взгляд, он нахмурился, не найдя перед собой прямую спину Фары. Оглянулся и нахмурился ещё сильнее, обнаружив её прямо рядом с собой. Должно быть, зачитавшись, он просто не заметил, как ускорился его шаг.              — Вы теряете сноровку, Сильва, — уловив его замешательство, напарница улыбнулась осторожно, но потом спрятала глаза. Что ж, именно так они теперь и общались: неловко, жеманно, порой агрессивно, точно были незнакомцами. Но Скаю он не солгал: никаких проблем с пониманием чувств у них не было никогда.              — Скорее приобретаю «объекты», которые отвлекают меня, — ведомый каким–то мощным, знакомым порывом, он посмотрел на неё так, как смотрел раньше. Было даже забавно, что именно в этот момент он почувствовал настоящую лёгкость, не обременённую пустыми и холодными равнодушием и обидой. Под ногами скрипели и хрустели ветки, но эти звуки не имели никакой значимости в отличие от спокойствия и уверенности, которые охватили его, стоило его фее поднять взгляд.              Чуда не произошло. Перед ним стояла всё та же женщина, позволившая Розалинд завладеть школой и превратить жизнь Ская и остальных в ад. Перед ним стояла всё та же Фара, которая свела его с ума, в день знакомства уложив его на лопатки, и открыла его воспалённые из–за бессонных ночей глаза на ребёнка, за которого он теперь нёс ответственность. Всё было так же сложно, как и вчера, как и полгода назад, и легче становиться не собиралось. Если только они сами не решат всё исправить.              Она стушевалась, что неосознанно причинило ему боль, и, замявшись на пару мгновений, спросила:              — Как они?              — Ты вчера разговаривала с Блум по телефону, — не понял Сол, насупившись.              — Я спросила, как Скай и Стелла, а не Блум, — тихо проговорила Фара, в голосе слышалась боль. Она не отвернулась, не спряталась, не стала избегать тирады, которую он опять мог бы начать по этому поводу. А ему действительно хотелось её начать: то есть они теперь будут обмениваться друг с другом новостями от разных детей, чтобы в итоге составить реальную картину происходящего? Но Сильва сдержался, потому что впервые за полгода он посмотрел на напарницу по–другому, потому что только сейчас он смог разглядеть искреннее сожаление в её глазах. Неясно — было ли оно в них всегда или он просто был слишком зол, чтобы увидеть его.              — Всё, как всегда, — ответил он словами Ская. Теперь он посмотрел вперёд, боясь из–за разговора пропустить что–то важное, но говорить не перестал. — Они не собираются пока ничего рассказывать ей, можешь не переживать.              — Сол, пожалуйста, — выдохнула она тоскливо, но он больше не смотрел на её лицо. — Я не хочу, чтобы всё было так. Я не хочу, чтобы их юность проходила в таких мучениях. Мне безумно жаль…              — Я знаю, что тебе жаль, Фа, — Сол перебил её, но повернуться не посмел. В этом не было необходимости: они всё ещё были связаны друг с другом, и ощутить её волнение, возникшее из–за «старого» прозвища, которым он назвал её, было легко. — Знаю, что ты не желаешь никому зла, потому что знаю тебя. Ты не виновата в том, что происходит, но ты не можешь отрицать, что в этот раз ты целиком и полностью на стороне Блум, а не Ская.              Фара молчала какое–то время, а он не торопил.              — Не думала даже, что она станет мне так дорога… — Сокрушённый шёпот был ему ответом.              Боль, о которой Сильва успел забыть, зажгла сердце с новой силой, будто мощнее предыдущей. Теперь всё было реально, потому что наконец–то она проговорила эта вслух. Теперь от этого нельзя было спрятаться, а как решить это он не знал.              — А я не думал, что она станет тебе дороже Ская.