***
Закончив с рукопожатием, Ёнг занял своё место за столом, стараясь поддерживать на лице хотя бы подобие улыбки. Он совсем не был готов принимать сегодня гостей, будь то клиенты, коллеги или старые знакомые. Место напротив занимал Джихё — глава клана Чон. Ёнг принял гостя как подобает, и на столе были выставлены напитки и угощения. Как Чона в его края занесло, Ёнг спрашивать не стал, да и не интересно ему это было, но спросил, как долго тот пробудет в гостях. Ответ «примерно час» совсем не обрадовал главу Ли и разочарование он скрывать не стал. — Как продвигается решение проблем с Sonero? — поинтересовался Джихё. — Да вот, дел под завязку, времени не хватает, да и я не при делах, как видишь, — не скрывая намёка на нежелание принимать гостя, высказал Ёнг. Однако глава Чон так быстро не сдался. Он просидел за столом, пока бутылка соджу не опустела, говорил что-то про то, что у самого дел в клане по горло и ему нужно было развеяться. Ёнг слушал в пол уха, прикидывая, не поможет ли тот деньгами с компанией, а как только гость встал из-за стола, проводил его. Помощи глава Ли просить не стал, решив, что принять её от кого-то из Чон больше чем просто унизительно, только проводил Джихё и дождался, когда его машина скроется за воротами резиденции. Ёнг крикнул, чтобы ему подготовили нужные материалы, и, расстегнув верхнюю пуговицу рубашки, тяжело вздохнул предстоящей работе. После приказа главы Ли во дворе будто жизнь проснулась. Ещё до того, как Ёнг дошёл до своего кабинета, у него на столе лежала стопка документов, вторая стопка с отчётами по делам клана, а в стороне кружка крепкого ароматного кофе. Ёнг запустил электронику, и на трёх разных экранах перед ним высветилось несколько таблиц, которые он осмотрел с недовольством и, придвинув одну из стопок, взял первый лист в руки. Как только дверь в кабинет главы Ли захлопнулась, во всей резиденции тишина повисла. Работать господину никто не посмел бы мешать, а потому многие просто затихали на то время, пока Ёнг в работу с головой не уйдёт, перестав обращать внимание на окружение. Утро только началось, а все в резиденции уже понимали, что день будет тяжёлым.***
Тем временем в общежитии академии, в комнате сто сорок семь, Канна только открыла глаза и начинала умываться, когда наконец поняла, что опаздывает на занятия. Она собралась буквально за пять минут и уже на бегу застёгивала пиджак, стараясь при этом не упасть с лестницы. Она пересекла всё общежитие за минуту и оказалась на внутреннем дворе академии, пробежала по каменистым дорожкам, пока перед ней не вырос величественный замок. Четыре крыла и, как назло, бежать надо в самый дальний. По дороге девушка просчитывала самый короткий путь до аудитории, поднялась по лестнице на открытую площадку замка, пересекла её и оказалась внутри главного корпуса. Запыхавшись, она проносилась по коридорам мимо аудиторий, по дороге умудряясь разглядывать таблички на дверях с цифрами. Академия казалась вымершей, когда, немного сбавив темп, девушка пошла по пустым длинным коридорам. Она наконец нашла нужную дверь и взялась за ручку, собираясь потянуть её на себя, но та поддалась слишком просто. Перед Канной стоял парень, бейджик на груди которого гласил: «Глава дисциплинарного совета: Ким Соджун». Пару мгновений девушка смотрела на него: высокого, серьёзного, в идеально выглаженной рубашке и пиджаке, без единой складки, а он смотрел на неё каким-то странным, как показалось ей, взглядом. Девушка сделала глубокий вдох и неожиданно для самой себя закрыла дверь перед самым носом парня. Она на пятках развернулась и, оперевшись спиной на дверь, через плечо проверила номер на табличке. «Вроде та… или нет…», — она зажмурилась, и в этот момент дверь вновь открылась. Канна чудом удержалась на ногах. За спиной послышался уже знакомый строгий голос. — Опаздываешь? — протяжно поинтересовался Соджун. Канна зажмурилась и, повернувшись, в той же манере ответила: — Нет. — Я вижу, — саркастично, поднял бровь парень. Соджун просто ошалел от наглости этой девчонки. Мало того, что вчера она кофе на него вылила, сегодня дверь перед его носом захлопнула, так ещё и стоит и без единой капли стыда пытается убедить его в том, что ни на минуту не опоздала на занятия, которые начались еще минут пять назад. Канна и слова вымолвить больше не могла. Почему-то каждая встреча с наследником Ким заканчивалась для неё неприятностями. Она опустила взгляд, пытаясь сообразить, каким должен быть её следующий шаг. Девушке хотелось бежать куда глаза глядят, но она не могла. Казалось, строгий взгляд Соджуна пригвоздил её к земле, не позволяя шевелиться. «Нельзя же вечно стоять, вот так… молча». — Извините, господин Ким, — девушка поклонилась, и резинка, которой был завязан её пучок, упала на пол. Она выпрямилась и убрала растрёпанные волосы с лица. — Я смотрю, ты делаешь работу над ошибками, — Ким едва заметно улыбнулся, а Канна неуверенно кивнула, поднимая свою резинку. Улыбка с лица Кима за мгновение пропала. — Работу над ошибками, совершая новые, так? Канна ничего не ответила. Лишь губы поджала, а Соджун и не стал ждать ответа, просто ушёл молча. Нервно сжимая лямку от рюкзака, девушка вновь открыла двери и неуверенно шагнула в аудиторию. Стояла тишина и все студенты сверлили её взглядами, кто-то начал шептаться о том, что сейчас произошло. Конечно! Обсудить было что. Не каждый день перед носом наследника крупного и уважаемого клана дверь закрывают. А уж если брать в расчёт вчерашний инцидент… В столовой присутствовали чуть ли не все ученики, и Канна не сомневалась, что среди них если не свидетели, то те, кто слышал об этой ситуации, найдутся. Учитель Ли выглядел крайне недовольным, и Канна, поклонившись в знак извинения, поспешила было занять пустующее место на последнем ряду, но мужчина остановил её. — Канна, расскажи ребятам о себе, — попросил он, обводя класс рукой. Голос его звучал ровно, но девушке показалось, что он издевается. На неё уставились двадцать пар глаз, и все ждали и шушукались. Канна успела трижды проклясть этот день, но она решила, что чем быстрее начнёт, тем быстрее закончит. — Я Ли Канна, — неуверенно начала она, переводя взгляд с одного заинтересованного лица на другое. «А что ещё говорить?» — она забыла о себе абсолютно всё и тупо пялилась на одногруппников, не зная, что ещё добавить. Неловкая пауза продлилась меньше минуты, но Канне показалось, что целую вечность. После неловкого кашля от учителя она вновь заговорила: — Мне четырнадцать. Канна быстро пожалела о том, что вообще назвала свой возраст. В академию поступают в пятнадцать и очень редко когда попадаются шестнадцатилетки. По сравнению не только со своей группой, а и со всей академией, она была ребёнком, а миловидная внешность лучше ситуацию не делала. Ребята в аудитории примолкли, с любопытством её разглядывая, пару мальчишек начали хихикать, и Канне вспомнилась начальная школа. Тогда в классе во втором на уроке музыки она произнесла вслух одну вещь, о которой до сих пор вспоминает и жалеет. Тогда смеялись не только одноклассники, но даже учитель, и девочке было крайне неловко. — Канна у нас дочь директора, — нарушил тишину мелодичный голос Пак Мирэ. Девушка будто с обложки модного журнала сошла. Стройная, красивая. Она заправила прядь волос за ухо и всех оглядела, а потом перевела взгляд на Канну. Над ней она явно чувствовала своё превосходство хотя бы потому, что входила в тот малый процент тех, кому уже было шестнадцать, и искренне не понимала, почему она будет учиться вместе с избалованной девчонкой, которая считает себя особенной. На самом же деле Канна так не считала, но по некоторым обстоятельствам всё указывало на обратное. Мирэ ещё со школы не возлюбила девочку, над которой тряслись все учителя и которой многие проступки спускались с рук только потому, что её отец был влиятельным человеком. По сути, поступать дочь директора в академию должна была только в следующем году, и Мирэ никак не ожидала увидеть её в этот год в стенах замка. Слишком очевидным было вмешательство директора Джунхо, потому что Канна при всём желании не смогла бы осилить программу на год вперёд и сдать экстерном вступительный экзамен, особенно с условием того, что и в школе она не была сильна в учёбе. — Советую быть рядом с ней осторожнее, — добавила Мирэ, усмехнувшись. — Как видите, даже опоздание на первое же занятие для неё не является проблемой с таким влиятельным папочкой. Больше она ничего не добавила, а Канна ещё раз пять прокляла этот день и всё вокруг. Ладно ещё в одной школе, на одном курсе, но почему из всех четырёх имеющихся факультетов именно этот? Ещё и одна группа… Учитель Ли обжёг Мирэ взглядом, сдерживая себя от каких-либо комментариев. — Садись, — велел он Канне и, пока ребята в аудитории перешёптывались, та прошла к задним рядам и заняла пустующее место. Через студентов учитель передал ей анкету для заполнения и расписание занятий. Пока остальные ученики представлялись и рассказывали о себе, Канна старалась быть как можно тише, рыская в рюкзаке в поисках ручки или хотя бы карандаша. После тщетных поисков она разочарованно выдохнула и, озадаченно поджав губы, посмотрела на парня рядом. Тот практически лёжа на парте крутил в пальцах карандаш, кажется, даже не слушая ни учителя, ни одногруппников. Иногда он лениво поднимал взгляд после представления очередного парня или девушки из клана Ли. — Эй, — Канна легонько пихнула его в локоть. — Одолжи ручку. — Отстань, — отрезал парень, поднимаясь с парты и откидываясь на спинку стула. Пока он лениво разглядывал одногруппников, Канна стащила его ручку, лежащую на парте. От возмущения парень чуть карандаш из рук не выронил, перевёл взгляд на девушку, а та с невозмутимым видом склонилась над бланком, заполняя графу «имя и клан». Руководство по разработке анкет не предусмотрело, что в академию может поступить кто-то не из клана, а принадлежащий какой-либо семье, однако возмущений по этому поводу никогда не было. Многие просто зачёркивали «клан», подписывая сверху «семья» и её название. На прожигающий взгляд со стороны одногруппника Канна отреагировала не сразу, но, как закончила писать о своих интересах, перевела внимание на молчаливое возмущение парня. — Извини. Мне очень надо, — шёпотом произнесла Канна. — Ты всё равно ничего не пишешь. Я верну тебе её после занятий. Несколько секунд они смотрели друг на друга. Канна первая отвела взгляд. Она оглядела ребят в классе, ожидая, кто поднимется представляться следующим. Поднялся сидящий чуть поодаль справа кучерявый парень. — Я Ким Тэён. Младший наследник Ким, — представился он, а потом бросил презрительный взгляд на Канну и добавил: — Моему брату только что чуть нос дверью не разбили. По классу пронеслись смешки, а сам парень сел на своё место, больше даже не взглянув на Канну, которая от смущения прикусила губу и взглядом впилась в бланк, лежащий на столе перед ней. Она была готова провалиться сквозь землю. «Какого чёрта вообще? Зачем он так?» — ругалась про себя девушка, а одногруппники вокруг смеялись и поглядывали на неё. «Я вам не животное в зоопарке» — ругалась она мысленно, стараясь не слушать и не поднимать взгляд от парты. Однако всё же подняла. — Эй! Ты чего смеёшься? — обиженно буркнула она, пихнув своего соседа по парте в бок. Тот извинился сквозь смех. Канна хотела было уже обидеться на всех, а заодно и на этого рыжего придурка рядом, но он посмотрел ей в глаза и как-то слишком уж убедительно сказал «не обращай внимания». Это сработало. У девушки будто вся обида за секунду прошла, и она, улыбнувшись, принялась дописывать свою анкету. Следующими представились Хару и Чонхёк, назвав свои имена и статусы, сделав акцент на последнем, а после долгожданного звонка с урока кабинет быстро опустел. Учитель Ли слишком уж красочно описал ребятам учёбу и многие были воодушевлены предстоящим днём. В кабинете воцарилась тишина и слышны были только приглушённые голоса за дверью из коридора. Поднявшись с места, Канна расправила складки на юбке и рубашке. Её сосед по парте лениво встал и поплёлся к выходу. — Подожди, — Канна окликнула парня, но тот даже не обернулся. Девушка закинула рюкзак на плечо и поспешила догнать одногруппника. Первый её учебный год начался совсем не так, как она рассчитывала. Она успела попасть в неприятности, опоздать на первое же занятие. Ещё и эта ручка проклятая… Канна решила, что хотя бы друзей она должна найти. Ну или того, с кем сможет просто общаться. Да, этот парень не был похож на очень общительного человека, в отличие от самой Канны, но она была уверена, что большинство (если не все) ребята в группе уже познакомились и разбились на пары или группы, в которых общались. Этот же был тихим, даже после звонка один остался. Канна надеялась нагнать его у дверей и познакомиться. — Останься, будь добра, — послышался строгий голос учителя, заставивший Канну остановиться на месте. Она обернулась к мужчине. Ничего хорошего это не предвещало, и девушка мысленно уже готовилась к дискуссии, какая она непунктуальная и что ей стоит поработать над собой. — Да? — Канна, послушай, — мужчина строго посмотрел на девушку. — Я понимаю, что первый день на новом месте, как говорится, не из лёгких, но это не даёт тебе право опаздывать на мои занятия. Общежитие находится буквально на территории академии, и как тут можно проспать — я не понимаю. Канна тоже не понимала, как так получилось. Раньше за несколько часов до школы просыпалась вовремя, а тут, живя в шаговой доступности, она опоздала. «Может, это всё атмосфера дома и уюта так повлияла?» — мысленно размышляла она. Всё-таки раньше во время учёбы она гостила в основном у бабушки с дедушкой, а тут, можно сказать, дом родной. Стены семейного замка всегда дарили чувство безопасности, особенно после того случая… — Извините, — Канна, выдохнув, опустила голову. — Если ты не можешь просыпаться по будильнику, тогда проси свою соседку будить тебя. Ты наверняка не одна живёшь, так? — Да, учитель Ли. Комнату Канна делила с девушкой из своей группы — Ли Союль. Они неплохо поладили, но подругами их назвать нельзя было, а зачем заморачиваться и переживать о просто знакомой? Канна считала, что Союль не обязана была думать о ней. Было бы крайне неудобно просить её выступать каждое утро в роли будильника. — Я не хочу больше видеть тебя в своём кабинете после звонка на занятия. Постарайся больше не опаздывать. Не думаю, что твой отец, — Канна подняла взгляд на мужчину, а учитель на мгновение замолк, а после продолжил: — Не думаю, что твоему отцу понравится, если я скажу о твоих опозданиях. Больше всего Канне не хотелось, чтобы отец узнал обо всём, что происходит в её жизни. Он не понимал, что Канна не специально попадает во все неловкие случаи, он лишь знал, что эти случаи плохо влияют на имидж академии. Канна, как всегда, считала, что окружающие плевать хотели на то, какая она неуклюжая и неаккуратная, но отец думал иначе. Самое распространённое высказывание, которое Канна слышала от него: «Ты должна помнить, что ты моя дочь и наследница академии. Веди себя достойно и не позорь её своим поведением», второе высказывание было о том, что Канна позорит уже самого отца как директора этой самой академии. Каждый раз, когда что-то происходило в стенах замка или за его пределами, и об этом узнавал кто-то из знакомых отца, то ему всё докладывалось и девушку ждал очередной выговор. — Извините. Такого больше не повторится. — Надеюсь, — учитель Ли захлопнул журнал и отошёл от кафедры. Обойдя Канну, он остановился у двери. — Ты не напомнишь, какое у вас следующее занятие? — Этика, — Канна развернулась, и учитель жестом пригласил её пройти первой. — Славно. Не опаздывай, — добавил учитель Ли, закрывая дверь кабинета, когда они покинули его. Канна кивнула, и тот ушёл. Девушка смотрела ему в спину какое-то время, а потом огляделась по сторонам. «Конечно. Он ушёл», — вздохнув, она поплелась по коридору к кабинету этики, психологии и социологии. Уже перед высокими деревянными дверьми в аудиторию она остановилась и огляделась вокруг. На этом этаже всегда было довольно шумно и суматошно, но сейчас девушка чувствовала себя как-то одиноко. Она так хотела поступить именно в эту академию, идя по стопам своего брата, но что в первый день на этой территории, что в первый учебный день она нашла лишь неприятности, так что пока пребывание её здесь, мягко говоря, не задалось. Друзей она себе так и не завела, хотя планировала. Она понимала, что знакомиться и находить новых друзей надо в самый первый день, в самом начале, но она упустила свой шанс. Почему-то всегда так было. Если все в начале разбились на группы, то они станут уже устоявшимися. Канна хотела, чтобы родители и брат могли гордиться ей, а в итоге получается, что она их пока только позорит. Девушка толкнула тяжёлые двери. Она стояла на пороге, осматривая большую, светлую аудиторию. Здесь было довольно уютно и проходимость была маленькая. В конце аудитории стоял чайный столик, книжные полки и мягкие диванчики, манящие присесть на них и отдохнуть, отвлечься от твёрдых стульев, что стояли в этом же кабинете у таких же стандартных парт и занимали большую часть пространства кабинета. Уютный уголок привлекал сюда студентов, даже не изучавших дисциплины, что тут преподают, но вот оставаться им тут надолго не разрешали. Сидеть на мягких диванчиках вокруг разнообразных растений было уютно, но потом только сложнее было покинуть это место, вернувшись в свой кабинет, за всё тот же твёрдый деревянный стул и парту. Канна сильно удивилась, увидев пустующие диваны и того самого парня с её группы, скромно занявшего место за партой на последних рядах. «Опять один?» — собравшись с духом, Канна зашагала в его сторону. Стараясь быть как можно менее навязчивой, она остановилась и немного неуверенно спросила: — Можно? Как и в прошлый раз, парень почти лежал на парте. Канна дождалась, когда он откроет глаза. Сев ровно и облизнув пересохшие губы, парень кивнул на свободное место. Слегка улыбнувшись, Канна уселась и начала доставать из рюкзака учебник и тетрадь, а её сосед снова принялся крутить в пальцах карандаш, смотря на него, как загипнотизированный. Канна решила извиниться перед парнем за ручку, что взяла у него. Она пообещала вернуть её после обеда, когда пойдёт в общежитие взять свою, но парень, кажется, пропустил её слова мимо ушей. — Я Дарэн, — парень слегка улыбнулся и на пухлых щеках его появились ямочки. Причём Канне показалось, что улыбнулся он натянуто, через силу. Голос его звучал так же успокаивающе, как и в прошлый раз. — Не надо ходить никуда. Опять опоздаешь, а ручку вернёшь завтра. — Спасибо, — Канна поджала губы и неловко улыбнулась, затем оглядела кабинет и, задержавшись взглядом на наследниках кланов Чон, Ким и Ли стала наблюдать, как те с энтузиазмом играли в какую-то игру на телефоне. Точнее, играли только Хару и Чонхёк, а Ким просто наблюдал за игрой сразу от двух персонажей. — Хару, защищай меня! — Да я пытаюсь! — Плохо пытаешься, меня почти убили! — Это ты плохо играешь! Кажется, наследники не заметили, как перешли на более громкий разговор, и собирающиеся понемногу в кабинете ребята оборачивались на них с любопытством. Даже прозвеневший звонок на занятия не сбил настроя этих двоих, и они всё так же продолжали играть, пока в аудиторию не зашёл учитель. Не тратясь на долгие приветствия, мужчина кивнул студентам и отошёл к доске, выводя на ней мелом слова, которые за его широкой спиной разглядеть могли далеко не все. Однако большинство первокурсников интересовались вовсе не записями на доске, а лицом мужчины. Мин Хаджун, преподаватель этики, психологии, философии и ещё нескольких предметов, больше походил на модель, но никак не на учителя. Ему было около тридцати, тёмные волосы, квадратный подбородок, широкий нос и смугловатая кожа. Внешность скорее брутальная, чем смазливая, что наталкивало на мысль, что под чёрным, идеально выглаженным пиджаком скрывается атлетическое тело. Ум и красота — вот она, казалось бы, нужная формула идеального мужчины. Сейчас он стоял в аудитории у доски, где для новеньких аккуратным почерком писал своё имя с перечнем предметов, которые будет им преподавать. — Хару, Чонхёк, уберите телефоны, — велел он, даже не удосужив ребят вниманием. Слегка хриплый голос мужчины вызвал в притихшей аудитории волну удивлённых и восхищённых перешёптываний, а его слова сопровождались любопытными взглядами в сторону наследников, которые, переглянувшись, отложили мобильники на край стола. — У него что, глаза на затылке? — едва слышно прошептала Хару, наклоняясь к самому уху наследника Чон. Это лучшая теория, которая появилась у неё из только что полученного опыта. Скрип мела и лёгкие постукивания по доске прекратились. Девушка смотрела на учителя, а мужчина, повернувшись лицом к классу, посмотрел ей в глаза. — Госпожа Ли, чем нравственность отличается от морали? — мужчина одарил её снисходительной улыбкой. Хару откинулась на спинку стула, не обращая внимания на то, как в классе поднялось несколько рук. Учитель ждал ответа, не отводя взгляда от девушки. Его выжидающий взгляд и нетерпеливые взгляды одногруппников нисколько не смущали Хару. Она спокойно скрестила руки на груди и закинув ногу на ногу ответила на вопрос. — Нравственность — это социальная тема, а мораль — индивидуальная, — после одобрительного кивка от учителя, Хару одарила его лёгкой улыбкой. — Кто-нибудь может дать более развёрнутый ответ? — мужчина обвёл аудиторию взглядом, игнорируя усмешку со стороны Хару и наследника Чон, старательно подавляющего улыбку. Зашелестели страницы учебников. Некоторые ребята начали перешёптываться, но, ловя на себе строгий взгляд преподавателя, замолкали, стыдливо отводя глаза. — Нравственность относится к определённому классу действий человека или группы, а мораль — это личные понятия добра и зла, — спокойно ответил наследник Ким и, пока учитель слушал того, облокотившись на свой стол, Хару прожигала его взглядом, в котором читалось высокомерное «умник». — Тэён прав, — кивнул мужчина. — Простыми словами: правила нравственности диктует общество, а мораль — это когда мы верим, что правильно, а что нет. Пока учитель записывал на доске два понятия «нравственность» и «мораль», а под ними в скобках «правильное и не правильное» и «добро и зло», аудитория была погружена в молчание. Под лёгкие постукивания мела по доске ребята записывали за учителем. — Моральные регуляции человеческих отношений уходят в глубокую древность, а мораль — самая древняя форма человеческого сознания и явление сугубо социальное, — мужчина говорил чётко, не отрывая взгляда от доски, где аккуратным почерком выводил слова. Где-то в классе послышался лёгкий хлопок, который привлёк внимание некоторых ребят, в том числе и наследников. Хару почему-то не удивилась, увидев знакомое лицо, привлекающее к себе внимание всё утро. Сейчас та самая девушка из столовой выглядела куда лучше. Веснушки по-прежнему усыпали её лицо, хотя видны были чуть менее ярко. Хару внимательно оглядела её. — Да как он это делает?! — измученно прошептала Канна, сложив руки на парте и опустив на них голову. Спустя всего пару секунд она уже раздражённо осмотрела каждого любопытного одногруппника, остановившись на наследниках. — Кхм, — улыбнулся Чонхёк, возвращаясь к своим записям, Хару, встретившись с Канной взглядом, вдруг с интересом посмотрела на учителя. «Он наверняка слышал это», — подумала она, сверля спину мужчины взглядом. Тот никак не реагировал на происходящее в классе, продолжая вести занятие. Студенты, которые учились не первый год в академии, уже привыкли к тому, что учитель этики может быть сосредоточен на нескольких вещах сразу, а вот первокурсники поначалу терялись, когда мужчина читал лекцию, одновременно делая записи на доске. Причём первое и второе не совпадало, и ребята путались, не зная, что записывать, читать, слушать. Некоторые пытались успеть записать и слова учителя, и записи с доски, но всегда эта затея проваливалась с треском. Со временем студенты приноровились к такому виду занятий и старались сосредотачиваться на чём-то одном. Причём, чтобы собрать все нужные записи, у многих выработалась своя система — одни пишут с доски, а другие со слов учителя. Позже все записи сверялись и ребята менялись тетрадями, дописывая в них недостающие элементы лекции. Стараясь как-то помочь в этом деле первокурсникам, старшие ребята старались предупреждать младших о том, с чем предстоит тем столкнуться на первом занятии учителя по этике. Пока Канна сравнивала записи с доски и записи в тетради Дарэна, учитель уже отошёл к своему столу и, привычно облокотившись на него, обратился к классу. — Кто назовёт мне главное правило морали? — Не убей! — не поднимая взгляда, ответила Канна. — Верно, — кивнул мужчина, на что девушка улыбнулась сама себе, продолжая сверять написанное у себя в тетради с конспектом соседа по парте. Она не заметила, как Хару, бросив в её сторону ироничный взгляд, усмехнулась. — Мораль есть нацеленность людей друг на друга, которая существует изначально, до каких-либо конкретных взаимоотношений между ними, и является условием этих отношений. Пока учитель размеренным тоном рассказывал основы морали, студенты делали записи. Хару ещё несколько секунд наблюдала за Канной, после чего повернулась к необычайно тихому наследнику Чон. Хару смотрела, как притихший Чонхёк прожигал взглядом парту, напряжённо перебирая пальцами. Когда Чон, взяв ручку, как ни в чём не бывало начал писать конспект, девушка слегка пихнула его в плечо. — Что с тобой? — едва слышно поинтересовалась она. — Хару, Чонхёк! — серьёзным тоном обратился к ним учитель. Оба наследника подняли взгляд на мужчину. — Какие-то проблемы? — Нет, — спокойно ответил Чон, вернувшись к записям, а Хару, пожав плечами на выжидающий взгляд преподавателя, последовала примеру Чонхёка. Мужчина продолжил читать лекцию, когда Хару едва коснулась руки Чона, привлекая его внимание. На вопросительный взгляд Чонхёк улыбнулся и слегка помотал головой, давая понять девушке, что он в порядке. Оба наследника вернулись к конспектам. Время шло, казалось, слишком медленно. Учитель говорил много, а студенты много писали. Доска уже трижды заполнялась записями и вновь мылась для новых терминов и понятий. Когда учитель минут десять просто рассказывал материал, многие почувствовали облегчение, разминая затёкшие от долгого письма пальцы, а Хару и Чонхёк, стащив со стола мобильники, одновременно запустили игру. Лишь иногда они поднимали взгляд на учителя, стараясь уловить хоть что-то из его слов, но позже вовсе перестали слушать мужчину. — Хару, Чонхёк! — оба наследника одновременно подняли головы, смотря на учителя. — Уберите. Хару чувствовала на себе взгляды одногруппников, даже не оглядываясь. Невинно отложив мобильник на край стола, она улыбнулась в ответ на строгий взгляд учителя, а Чонхёк, засунув свой телефон в карман брюк, сложил руки на парте и поднял на того притворно заинтересованный взгляд. Учитель несколько секунд молча смотрел на наследников, но после продолжил всё тем же размеренным тоном. Мужчина затронул тему морали и свободы, объяснив, что мораль присуща только существу, обладающему свободной волей. Заинтересовавшись темой, Канна спросила мужчину об отсутствии той самой свободы или её ограничении, но под взглядами одногруппников почти пожалела, что вообще подала голос. — Свобода воли существует и доказательством этому служит тот факт, что без неё человек не смог бы грешить, — мужчина скрестил руки на груди, внимательно смотря на девушку и ожидая новых вопросов или аргументов. Тот факт, что свободой воли интересуется кто-то из Ли, да ещё и кто-то, кто правил толком не знает (потому что рано ещё), только разжёг внутри преподавателя озорной огонёк и он стал ждать от этой дискуссии гораздо больше, чем от привычных всем лекций. Правда, благодаря буквально одному из выкриков тема ушла совершенно в другое русло. Ребята начали обсуждать священников, их заработок, ограничения быть самим собой и запреты на совокупление. Учитель, слушавший ребят, после последнего по столу ладонью стукнул, привлекая внимание. Он выжидающе обводил аудиторию взглядом, пока смех, наконец, совсем не смолк. Улыбки на лицах ребят продолжали светиться, но вновь заговорить никто не решался. Учитель снова обратил внимание к Канне, надеясь вернуть их беседу в прежнее русло. Девушка, улыбаясь над общими шутками, сидела, оперев подбородок на руку в ожидании. — Получается, если свободу воли человека ограничивают, но он нарушает эти ограничения, то он аморален? Учитель Мин начал размышлять над ответом. С одной стороны — особенности морали, а с другой стороны — особенности клана Ли, о которых первогодки не знают ещё. Мужчина вообще считал абсурдным тот факт, что у Ли в расписании урок этики стоял. Правила этого клана, его особенности и порядки абсолютно граничили с самим понятием морали и, если сейчас он втолкует пятнадцатилетним детям, что правильно, а что нет, а потом им расскажут правила клана, у тех может произойти серьёзный диссонанс. Первое же правило морали «не убей» в клане Ли не принимали ни под каким предлогом, а уж свобода воли была для многих скорее мечтой, чем реальностью. Наконец мужчина поведал ребятам, что особенность морали состоит в единстве противоположных полюсов человеческой деятельности: добровольности и всеобщности. На какое-то время в аудитории воцарилось молчание, после чего ребята пришли к выводу, что и со стороны закона их ограничивают. Мыслями Мин Хаджун вернулся всё к том уже клану Ли и только головой покивал, сверля пол под ногами мрачным взглядом. Он не понимал только того, как потом объяснить этим детям, что это не они неправильные, а просто у них другие особенности. В завершение своего молчаливого размышления он сделал для всех ребят короткий вывод, жалея о том, что забрёл в эту степь обсуждения с тем, с кем нельзя было и того, что всё равно будет не актуально. — Если мой закон, тогда он не может быть всеобщим. Если это всеобщий закон, то он не может быть моим. — Хрень какая-то. — Парадокс… Учитель оглядел говоривших ребят, открыв рот. Он хотел было сделать выговор тому, кто выругался, но отвлёкся на новый вопрос от Канны. — Но тогда, если человек нарушает ограничения свободной воли от конкретного человека, при этом не нарушив всеобщих правил, то для того человека, кто ограничил эту самую свободу, он всё равно будет аморален? Прозвенел звонок с занятия, и аудитория наполнилась гомоном и шумом. Учитель не успел ответить, а Канна уже не видела мужчину за спинами поднявшихся с мест одногруппников. Разочарованно выдохнув, девушка начала собирать вещи в рюкзак. Учитель Мин сам выдохнул с облегчением. Теперь заинтересованность этой темы от дочери директора Ли казалась скорее наказанием, чем увлекательной беседой, и мужчина был рад, что продолжать врать девочке не придётся. В своих мыслях он поднял взгляд на парту наследников Ли и Чон. — Хару, Чонхёк! — послышался строгий голос учителя. Наследники одновременно подняли головы от телефонов, вопросительно смотря на мужчину. — Ничего… — осёкся тот, стряхнув мысли и осознав, что урок закончен. Ребята переглянулись, пожав плечами. Они забрали заранее собранные сумки и направились к выходу, продолжая играть.***
По одному взгляду главы Ли его люди всё поняли. Дэниэлу хватило одного движение рукой, чтобы дверь слетела с петель и проход в квартиру клиента был свободен. По остаткам того, что когда-то было дверью, Ёнг прошёл в помещение, а вслед за ним ещё четверо мужчин с оружием. В дальней комнате у открытого окна стоял плотный мужчина с бородой и в красной рубашке. На фоне светлой отделки квартиры он смотрелся как клоун в больничной палате, но на лице вовсе не улыбка светилась, а страх. Прыгать из окна на восемнадцатом этаже не решился бы даже самый отчаянный должник, а потому тот просто сдался, когда его окружили люди с оружием, а Ёнг, поставив стул на середину комнаты, сел на него, скрестив руки на груди. Клиента люди главы Ли поставили перед господином на колени, заломив тому руки за спиной. Мужчина прорычал от боли, но всё же поднял взгляд на Ёнга. — Ты думал, что сможешь обмануть меня? — спокойно поинтересовался глава Ли. — Я дал тебе деньги, и ты подписал контракт. Сейчас ты либо выполняешь свою часть сделки, либо я тебя распродам по кусочкам, чтобы погасить твой долг, от которого ты решил скрываться, а потом я по кускам продам твою семью: мать, отца, жену и малютку дочь — потому что твоей шкуры на погашение кредита не хватит. Ёнг прекрасно понимал, что тот не найдёт нужную сумму денег за сутки, что ему были отведены, а потому предложил другой выход — услугу. Он обещал простить эту небольшую оплошность, если тот сможет достать для него данные на одного человека, в частности его местонахождение. Сейчас именно это было в приоритете, и если люди Ёнга не смогли достать того из-под земли, то Ёнг найдёт того, кто сможет это сделать. И он нашёл. На поиски он выделил время сроком в две недели. Уже в фойе здания он кивнул Дэниэлу, и тот без промедлений вытащил пистолет, направив его на одного из своих же. Парень, идущий позади главы Ли и Дэна, остановился, вскинув руки, шокированно переводя взгляд с одного лица на другое. Женщина-консьерж взвизгнула и, поймав на себе взгляд одного из людей в форме, прикрыла руками рот. — Если ты думаешь, что убийство предателя прикроет твою задницу, то ты ой как ошибаешься, — усмехнулся Ёнг. — Я не давал тебе разрешения убивать кого-либо без моего приказа, нарушь он хоть все правила. Вчера я промолчал. Ждал, когда ты сам явишься с повинной, но ты не пришёл. Ты хотел показать свою преданность? Сволочь, твоя преданность должна проявляться в полном подчинении моим приказам! Ёнг не терпел непослушания в рядах своих людей, а потому сразу после его слов Дэн пустил пулю в лоб тому, кто посмел своевольничать. Алая кровь залила белоснежный пол, а консьержка только снова взвизгнула, когда тот упал замертво. Отдав приказ зачистить до белизны всё, чтобы и капли крови не осталось, Ёнг вышел на улицу, вдыхая свежий воздух, вновь набираясь сил для бумажной волокиты.***
Следующие два занятия в сравнение с этикой прошли спокойно и, казалось, быстрее. Чонхёк ещё пару раз получил замечания от учителей и чуть было не лишился мобильника, а Канна старалась держаться поближе к Дарэну, чуть ли ни единственному одногруппнику, который не косился на неё с подозрением (спасибо Мирэ). После звонка на обеденный перерыв все собирались с энтузиазмом, пока в коридорах их не накрыл гул голосов и не подхватил поток учащихся. Сотни ребят стремились к корпусу столовой и далеко не всем удавалось избежать давки. Те, кто учились не первый год, знали, что, идя через открытую площадку, самым коротким путём быстрее не будет и только время потеряешь, пока пробираешься через толпу, поэтому старшие курсы зачастую ходили в обход через первый этаж и по заднему двору академии. Маршрут был длиннее, но гораздо тише и спокойнее, а по времени он ненамного уступал короткой дороге. Старшие наследники заранее младшим рассказывали об этом «весёлом» приключении под названием «добраться живым до столовой», как называл его Чон-старший, поэтому после звонка с четвёртого занятия вся компания понемногу стала собираться в более спокойном холле, а вот тем, кто не был посвящён во все тонкости учёбы и жизни в академии, повезло меньше. Канна думала, что жизни лишится со своим ростом, но перепало по большей части её новому знакомому, который шёл позади и, по сути, принимал всю давку на себя. Пройдя по надземному переходу, они дошли до здания столовой и, войдя в помещение, разошлись по разным столикам. Канна заняла пустой стол у окна и, сунув в рот пару ложек картофельного пюре, достала телефон, включив камеру, навела её на окно, пытаясь сфокусировать картинку на группе студентов, расположившихся прямо на траве перед застеклённой частью зала практик. Компания была небольшой, человек пять, они сидели с напитками и картами и что-то бурно обсуждали. Канна пыталась поймать удачный кадр, чтобы он был не смазан и на фотографию не попало ничего лишнего, но, когда, казалось, уже была готова нажать на кнопку, со стороны послышался громкий возглас, заставивший её от неожиданности дёрнуться. Раздражённо девушка перевела внимание на источник шума и теперь её привлекла совсем другая, интересная, но необычная для этого места, обстановка. В академии, где порядок считается обязательным, где всё всегда красиво и по правилам, было маленькое местечко, которое своим существованием нарушало этот самый порядок. В отличие от одиноких столиков, разбросанных по громадной столовой, в самом углу помещения, где не было окон стояло, два столика, сдвинутых вместе. За ним сидели семь парней и две девушки, бурно обсуждающие что-то. Одна из девушек сидела на коленях у наследника Пак Ёнмина и довольно громко хихикала, заявляя что-то про то, что тот слишком много просит. Сразу за этой фразой последовал смех нескольких других ребят. Канна навела камеру на компанию наследников и, пока пыталась сфокусировать картинку, Чонхёк поправил причёску, развернувшись к камере, привлёк внимание Хару, после чего они уже вдвоём начали позировать. В ответ на улыбки наследников Канна сама невольно улыбнулась и сделала пару фотографий. Теперь уже вся компания смотрела в её сторону, но после презренного взгляда девушки, сидящей на коленях у Пака, и довольно громкого «Ну и что это было?!», настрой делать ещё снимки пропал. Хару и Чонхёк, довольные, вернулись к оборванной беседе, а остальные начали расспрашивать их, откуда те знают девчонку. Тэён, единственный обративший внимание на возмущение знакомой Пака, лишь небрежно бросил «одногруппница» и вернулся к своему обеду, но чуть не подавился на прилетевший ответ. — Наглая девица! Тупая совсем что ли?! Не понимает, что мы накажем её после такого? — высокомерно возмутилась девушка, играя с золотой серёжкой Ёнмина. — Думает, что может делать, что захочется? Да она выпрашивать разрешение должна, чтобы сделать нашу фотографию, правда, Ёнмин-и? Канна этих слов не слышала. Буквально спустя несколько секунд после того, как она снова попыталась сосредоточится на компании за окном, её отдёрнули. Светловолосый парень с веснушками произнёс лишь одну фразу, заставившую девушку собрать свои вещи за считанные секунды и вылететь из столовой вихрем. За столом наследников повисла тишина, а с соседних слышались приглушённые голоса и звон столовых приборов о керамическую посуду. Чон-старший подавился своим кофе и, закашлявшись, бросил взгляд на Пака. Тэён так и остался сидеть с палочками у рта, наблюдая, как друг сжал в кулак свободную руку: «Ёнмин-а, держи себя в руках». «Ой, что щас будет», — старший Чон закусил губу и, склонив голову, почесал затылок. Ёнмин облизал нижнюю губу. Он выглядел непоколебимо. — Что ты сказала? Мне кажется, ты забыла своё место! — Ёнмин перехватил руку девушки, отстраняясь и зло смотря на неё. Высвободив запястье из хватки, та встала с его колен и прижала руки к груди, где сердце билось быстрее обычного. Она в смятении оглядела по очереди каждого наследника, остановившись на лисьих глазах напротив, полных презрения и отвращения. Ребята за столом слушали внимательно не вмешиваясь. На месте Ёнмина любой из них молчать бы не стал, потому что воспитаны были так, потому что с детства знали, кто они, а правилами клана Пак в принципе заведено показывать свой статус, и промолчать было бы странно, особенно с характером Ёнмина, который при любом удобном случае тыкал всем в лицо тем, что он наследник. Ребята напряжённо наблюдали за всем. Даже обычно безразличный ко всему происходящему Мин, перестав жевать, исподлобья смотрел на девушку, но первым вмешался Ким-старший. — До этого момента я молчал, но сейчас я могу наглядно показать эту разницу между нами, — он обвёл сидящих за столом ребят рукой. — и вами, мадам Ю. Вы отстранены от занятий на неделю и… если не ошибаюсь Ю — это семья, не так ли? Я обязательно оповещу их о случившемся. — Но меня не за что отстранять! — возмутилась девушка. — Но как же не за что? — возразил Соджун. — Вы нарушили устав академии. Пункт пятый о равенстве всех учащихся. К сведению вам, та девушка по клановой принадлежности выше кланов Чон, Пак и Мин, и уж тем более выше вас, а статус её вполне позволяет выкинуть вас из академии, замолви она словечко. И вы должны знать, что уважение надо иметь не только к наследникам и главам кланов, но и в принципе к окружающим вас людям. В растерянности девушка обвела взглядом наследников, ища хоть в ком-нибудь из них поддержку, но взгляды ребят были холодны и полны презрения, а Соджун продолжал: — Разве я не прав в том, что стараюсь поддерживать порядок среди студентов? — он вопросительно глянул на ребят за столом, а те одобрительно закивали. Взглядом Ким задержался на Раяне — старшем наследнике Чон, который сидел облокотившись на спинку стула с закрытыми глазами. Усмехнувшись, Ким вновь вернулся к девушке. Та, поджав губы, опустила взгляд, на её лице промелькнула тень улыбки, а затем она жалобно посмотрела на Ёнмина и, обойдя его со спины, обняла, промолвив лишь: «Прости, дорогой. Прости меня», — но в ответ встретила лишь взгляд, полный презрения, и, кротко вздохнув, поспешила убрать руки, но Пак поймал её за запястье, когда та под предлогом объятий попыталась стащить его золотую серьгу. — Какого хрена? — рявкнул Ёнмин. Ребята за ближайшими столиками начали оглядываться и шептаться и с каждой секундой внимания эта ситуация привлекала всё больше. Растерянный вид девушки семьи Ю сбивал всех с толку, но сама картина не сулила ничего хорошего. — Господин Чон, это вы! — возмущённо бросила девушка в сторону Раяна, который, потянувшись, с лёгкой ухмылкой уставился в ответ. — Что, прости? — переспросил он. — Это же вы сделали! Я… я не могла себя… не могла себя контролировать! Я только могла смотреть! Это вы сделали! Вы взяли серёжку! — раздражённо выпалила девушка и сразу замолкла, ловя на себе потрясённые взгляды наследников. Она обернулась по сторонам. В столовой сотни студентов смотрели на неё, шептались и тревожно поглядывали на пустой учительский стол и двери. — Я правильно понимаю, что вы, мадам Ю, пытаетесь оклеветать наследника одного из крупнейших кланов в воровстве? — Соджун, подняв бровь, посмотрел на Чона-старшего, который лишь удивлённо руками развёл. По столовой сразу прошлись возмущённые возгласы о том, что тот даже с места не вставал, и о том, что обвинять кого-то, когда тебя буквально за руку поймали, последнее дело. Девушка вырвала запястье из хватки Ёнмина и, потирая покрасневший участок второй рукой, смотрела прямо в глаза Раяна, а тот подмигнул в ответ. — Пожалуй, я допишу это следующим, третьим пунктом, к тому, что мы уже имеем. — Третьим? — возмутилась девушка. — Ну да, — спокойно ответил Соджун. — Как я уже сказал — нарушение пятого пункта в уставе академии о равенстве, плюс нарушение второго пункта о распущенности в стенах академии и… — О какой распущенности идёт речь?! — девушка срывалась почти на крик, в то время как наследники вели себя так же непоколебимо. — О какой распущенности? — переспросил Соджун. — Столовая это место для еды, а ты устроила здесь чуть ли не шоу купальников. Знаешь, стоит застегнуть рубашку, чтобы не выставлять всем на обозрение свой бежевый бюстгальтер, стоит, как положено уставом академии, носить галстук и пиджак, которого у тебя я не заметил и, пожалуй, я промолчу, что помимо колен господина Пака здесь стульев предостаточно, а теперь, позволь, я продолжу. Пожалуй, отдельным пунктом я пропишу унижение младшего наследника Ким прилюдно, — с этими словами, Соджун усмехнулся и, взяв со стола стакан с кофе, вылил напиток на голову сидящему рядом Тэёну. Ким-младший медленно поднял взгляд на брата. С его кудрей капал кофе, а в глазах можно было прочитать, какой разговор их ждёт после разрешения всей ситуации. Хару с открытым ртом пару секунд смотрела то на старшего, то на младшего Кима, а после, придя в себя, через стол протянула тому салфетки. В столовой на какое-то время повисла тишина, которая постепенно перешла в перешёптывание и вздохи, а девушка семьи Ю с округлёнными глазами смотрела на Соджуна. — Это же вы сделали! Можно подумать, я одна это видела! — она начала оборачиваться, смотря на шокированных ребят в столовой, но те молчали, поглядывая на наследников. — Разве я? — переспросил Ким-старший. — Мне кажется, все видели, что это твоих рук дело, правда? — он настойчиво осмотрел ребят в столовой, и один за другим они одобрительно начали кивать. Потеряв дар речи, девушка продолжала стоять и по очереди смотреть то на одного, то на другого наследника. Казалось, она хотела что-то возразить, но понимая, что от этого будет только хуже, лишь грустно покачала головой. Не дожидаясь нового всплеска унижений, она направилась к выходу из столовой, стараясь игнорировать смех за столом наследников, любопытные взгляды и шёпот за столиками. Она прекрасно понимала причину такого поведения наследников. Всего лишь избалованные дети, которым даже публичная травля сойдёт с рук, повесив всю вину на неё — по сути, жертву этой самой травли. Для самого Соджуна такое поведение было неестественным, и наследники хоть и подыграли ему, а сами не ожидали такого поворота событий. Девушка Ю на секунду остановилась в дверях, думая, стоит ли сказать хоть что-то на прощание, но, обернувшись, нахмурилась на довольного собой Раяна, махающего ей вслед. Когда она вышла из помещения, дверь за ней захлопнулась с ужасным грохотом, и довольно сильный порыв ветра растрепал волосы обедающих ребят и поднял в воздух десятки салфеток со столов. Тэён, закончив вытирать лицо и волосы, поднял на брата злой взгляд, двумя пальцами отлепляя мокрую рубашку от тела. — Что? — развёл руками Ким-старший. — Не смотри на меня так. Ты делал точно так же в средней школе. Думаешь, тебе одному так можно?! — Да, делал, — сквозь зубы прошипел Тэён. — Но я не тебе же на голову вылил тогда тот стакан воды… Это была левая девка, которую я даже не знал… Пока братья Ким спорили между собой, Чонхёк с Мёнхёком, кивнув друг другу, встали из-за стола. За самой дверью в столовую парни резко остановились. Прижав к стене парня, Ли Дохён требовал у того телефон. Из компании наследников только Чонхёк и Мёнхёк заметили, что один из присутствующих в столовой заснял весь инцидент на телефон, а значит, имел доказательства истиной ситуации, и от них надо было избавиться. Их опередил старший наследник Ли. Долго отпираться у парня не получилось и в итоге Мёнхёк лично вытащил у него из кармана мобильник и, разблокировав его, просто форматировал всё. Он не стал мелочиться с удалением одного единственного видео, заодно и подлянку в качестве мести за набор улик устроил. Вернув телефон его хозяину, Мёнхёк с Чонхёком вновь вернулись к привычной компании, захватив с собой за общий стол Дохёна. Все трое, входя в столовую, игнорировали возмущённое бормотание за спиной, будто оно не в их адрес было сказано.