7 дней лета 89го.

— Что «это», Вахит? — девушка повторила вопрос, кокетливо склоняя голову набок, по-кошачьи нежась о ладонь на своей щеке и разглядывая удивление в глазах Зимы. Она впервые в жизни назвала его по имени. По правде говоря, к нему вообще давно никто так не обращался. Для Зималетдинова это прозвучало, как гром среди ясного неба, как пробирабщий хлопок выстрела в ночи за окном, и тем не менее, как самое приятное, что он когда-либо слышал. Ему жутко захотелось поцеловать Машу, губы которой были совсем близко, прямо перед ним, и теперь, кажется, улыбались в полумраке. Вот только Зима никогда прежде не целовался. Вообще ни с кем и никогда. От ощущения собственной беспомощности и осознания вероятности облажаться хотелось сдохнуть, и парень обреченно уткнулся лбом в её лоб. — Ты же прекрасно поняла, о чем я, — в его голосе послышалась сдавленная хрипотца, от которой Машка мысленно пришла в настоящий восторг. Его глаза были прикрыты, будто он ждал осуществления какого-то приговора. — Тебе хочется меня поцеловать? — Машино дыхание обожгло его губы, успевшие похолодеть от ночной свежести. Зима кивнул, по-прежнему не решаясь посмотреть на неё. — Я и не думала, что ты такой нерешительный, — девушка совершенно беззлобно усмехнулась, что заставило кончики их носов нежно соприкоснуться. — На улице такой дерзкий, смелый, а тут… Зималетдинов не дал Маше договорить: поддавшись её бесхитростной, детской провокации и собственному порыву, он резко и неожиданно для себя самого, впился своими губами в её, такие мягкие и тёплые. Они замерли на бесконечно долгую секунду. Сердце так бешено колотилось, что пульс можно было услышать в ушах и ощутить в кончиках пальцев. Прохладная свежесть летней ночи отступила и больше никак не ощущалась. Маша выронила сигареты со спичками, обвила освободившимися руками шею Зимы, и, наконец давая выход напряжению, самозабвенно отдалась поцелую. Жадному, горячему поцелую, от которого закружилась голова. Рука парня инстинктивно легла на её поясницу, впиваясь пальцами в нежную кожу под тканью футболки, в миг покрывшуюся мурашками от этого прикосновения. Рывком он притянул фигурку Машки к себе, будто пытаясь вжать её в собственное тело как можно сильнее. За этим движением последовал шумный открытый выдох, выбившийся из груди новым сильным ощущением: подруга тесно прижалась к нему и плавными, покачивающимися движениями терлась о его пах в своей юбке из плотной джинсовой ткани. Зималетдинову казалось, что приятнее этого ничего быть не может, но он ещё не знал, как далеко собиралась зайти Туркина. Он, конечно же, догадывался, но даже не был уверен, что и происходящее в этом момент было взаправду. Машка, тихонько сопя и постанывая, взяла его за запястье и направила его ладонь себе за спину, затем ниже, ещё ниже, помогая ей задрать край юбки. И Зима, вновь руководствуясь инстинктами и страстью, варварски сжал нежную упругую ягодицу. Туркина издала очередной, но уже более громкий стон, свидетельствовавший о том, что ей приятно. Этот звук, такой томный и будоражащий сознание, окончательно убил в Зималетдинове «новичка». Так он думал, пока Маша не схватилась пальцами обеих рук за резинку его штанов и не потянула их вниз. — Маш, — запыхавшийся Зима перехватил её запястья, — Маш, я… Я ни разу… — Не страшно, — Туркина ласково улыбнулась, оставляя маленькие поцелуи в уголках его влажных после поцелуя губ. — Целоваться ты умеешь, сможешь и трахнуть меня. Я помогу. — А ты? — А я не «ни разу», — девушка цеплялась за его футболку, не давая ему отстраниться. — Ты хочешь об этом прям сейчас поговорить? Конечно, Зима не хотел. Ему было плевать. Ему было плевать на все пацанские правила, на Турбо, который вряд ли бы обрадовался такому стечению обстоятельства, плевать на весь «Универсам» и на Машкин сексуальный опыт. Он отрицательно покачал головой и прежде, чем успел сказать что-то ещё, Туркина шустро опрокинула его на траву, навалившись на парня всем телом. — Прям здесь? — Прям здесь, — она нависла над ним, уперевшись ладонями в землю. Её голос звучал тихо и уверенно, а кончики ниспадавших волнистых прядей волос щекотали шею Зимы. Он не заметил, в какой момент девушка успела снять с себя трусики, но он совершенно точно понял, что это так: Маша села на его член, такая горячая и мокрая… там? Слова «вульва» Зима не знал, как и большинство его сограждан в этой необъятной стране. Но разве имеет значение, как называется та часть тела Машки, которой она скользила и терлась об его вставший член? Ладони и пальцы Зималетдинова от нетерпения хаотично то сжимали, то гладили теперь уже полностью открытые гладкие бедра подруги «Универсама». Нет, его подруги… Он не знал, сколько ещё с этой красивой улыбкой она будет издеваться над ним, шумно вдыхая носом ночную прохладу и щуря глаза от удовольствия, но эти несколько минут казались ему мучительно долгими и вместе с тем до безумия приятными. И вдруг, дыхание снова перехватило: Машка сделала что-то невероятное. Она погладила себя между ног, затем тёплой, скользкой ладонью обхватила его твёрдый член, направила тот в себя и… Замерла. Зима был готов откусить собственную губу, зарываться пальцами глубоко в землю, выучить наизусть гимн родного Советского Союза, только бы Туркина продолжила своё дело. — С-сука, — тихое ругательство само собой с каким-то рычание вырвалось сквозь зубы, но Маша и не думала обижаться, даже наоборот: она начала медленно опускаться на его член до конца. Так горячо, так узко и так приятно, что Зима отчетливее почувствовал тянущее тепло где-то внутри, внизу живота. Девушка повторила свое движение тазом, такое изящное и плавное, что даже собранная в гармошку на талии юбка ни капли не портила вид. Вид… Маша будто прочитала его мысли и быстрым движением сняла с себя белую футболку, которая секундой позже упала у головы парня. Зима с благоговением протянул руку к аккуратной округлой груди, самой красивой что он видел. Он был уверен в этом, несмотря на темноту вокруг. Большим пальцем он провел по соску, чувствуя, как тот мгновенно затвердел. Волшебно… Туркина была прекрасна. Внешне, наощупь, внутри и снаружи. Зиме захотелось доставить ей удовольствие, прям как она делала это для него, и он, не отдавая себе в этом отчета, крепко взял Машку за бедра и начал двигаться сам, согнув ноги в коленях за её спиной. Девушка запрокинула голову, и протяжно застонала. Боже, как же она звучала… Её стон становился надрывнее каждый раз, как Зималетдинов входил в неё глубже. Она уперлась руками в его грудь, а с её губ слетело: «только не торопись». Затем она жадно потянула Зиму к себе за футболку, да так сильно, что тот машинально поднял торс с земли. Они сидели лицом к лицу, снова сливаясь к каком-то диком поцелуе. Парню нравилось чувствовать, как Машка иногда касается своим языком его языка, как легонько покусывает его нижнюю губу, как она судорожно ловит воздух между ними. Зима помогал Туркиной двигаться, придерживая её за упругую задницу одной рукой и обхватив за талию со спины — другой. Маша в очередной раз самозабвенно запрокинула голову, вцепившись пальцами в его плечи и затылок, и он алчно прильнул к её шее своими губами. Парень не знал, почему ему захотелось облизнуть нежнейшую кожу подруги, но он всё-таки решил это сделать, откинув ее длинные локоны. Выяснилось, что он всё сделал правильно: Машка прижала его голову к себе, чтобы эта влажная шалость не закончилось сразу. — А ещё говорят, что у нас секса в СССР нет, — она вдруг умудрилась слабо усмехнуться между шумными вздохами, — а мы… Мы с тобой трахаемся прям посреди поля в Казанской области… Зима от неожиданности бархатисто рассмеялся ей в ключицу. — Машка, — его голос вдруг прозвучал сдавленно, а сам он ощутил очередной и финальный прилив напряжения, которое спазмом растекалось по телу и всё-таки знакомым состоянием оглушённости в голову. — Я… я сейчас… Туркина понимающе перебила его нежным поцелуем и, спустя пару отчаянных фрикций, соскользнула с Зимы как раз вовремя.