7 дней лета 89го.

Маша ощутила, как некоторые младшие мальчишки съежились, а Марат нехотя, но торопливо отпрянул от неё. И только Турбо с Зимой не напряглись, как она успела заметить краем глаза. — Я говорила о девчонках, — девушка спокойно стряхнула пепел с сигареты и снова сделала затяжку. — По-моему это нормально — говорить мальчикам о девочках. Кащей оценивающе и не без интереса осмотрел Туркину с ног до головы, которая даже бровью не повела в момент его появления. — Ему, — он кивнул в сторону Марата, продолжая вкрадчиво улыбаться, — еще рано о девочках думать. Мне кто-нибудь пояснит, что это за герла к нам пожаловала? — Это наша Маша, Кащей, — Турбо пожал плечами, будто этот ответ был исчерпывающим. Однако, слово «наша» в этом случае действительно всё объясняло. — Кащей? — девушка не смогла сдержать лёгкий смешок, и её длинные светлые кудри вздрогнули, словно пружинки, — а Змей Горыныч и Бабка-Ёжка подъедут? Пареньку по кличке Ералаш, сидевшему на стуле рядом со входом в коморку нового лидера, стоило больших усилий не рассмеяться. Маша подмигнула ему, и он расплылся в смущенной улыбке. — Что значит «наша»? На «нашу» она вообще не похожа, — Кощей пропустил слова девушки мимо ушей, хотя сложившая ситуация заметно начала его подбешивать. — У «наших» и шмоток таких нет. Он не глядя указал на комнатку позади себя, где со скучным (или погрустневшим) видом сидели две девицы. Они старались не показаться завистливыми, а поэтому неодобрительно рассматривали Машу со старенького дивана: узкая светла джинсовая юбка не прикрывала красивые коленки и подчеркивала линию талии высокой посадкой, в неё была заправлена белая футболка, сидящая «в облипку», на ногах красовались белые кроссовки на толстой подошве с тремя черным подозрительными полосками. Как же эти двое надеялись, что это был «совпаршив»… А помада? Где она только умудрилась такую красивую, яркую достать? — Это моя сестра, Кащей, — Турбо всё-таки решил внести ясность, — из Москвы приехала, она там учится… — Ах, сестра из Москвы, — главарь подошел к ней ближе, ища повод докопаться. Его раздражала её уверенность, но вот привлекательность, которая стала ещё более очевидна вблизи, смягчила его тон. — Не из Москвы, а с Универсама, — и в его лицо невозмутимо устремился выдыхаемый Машей дым. — Устроил тут советский цирк с этим допросом. Наша, не наша. Я с этими пацанами и от ментов убегала, и перевязки делала им после махачей, а тебя я знать не знаю и впервые здесь вижу. В помещении повисла пауза, и только Алла Борисовна продолжала своё самозабвенное пение через шипящий радиоприёмник: «А ты такой холодный, как айсберг в океане…». Маша изящно потушила закончившуюся сигарету о бетонную балку низкого потолка, и бычок с поразительной точностью полетел в железное ведро в углу под свистящий аккомпанемент Марата, сымитировашего этот недолгий полёт. Прям как раньше. Турбо засомневался, что ситуация не выходит из-под контроля. Он подошел ближе и, ни то мягко, ни то виновато, обратился к сестре: — Маш, при скорлупе то не надо, неправильно так при них с Кащеем разговор вести. — Ладно, больше не буду, — она равнодушно улыбнулась Кощею, — я вести разговор дальше вообще смысла не вижу. Она уже было развернулась к выходу, но неожиданно для всех Зима аккуратно поймал её за руку: — Да, останься ты, че ты. Тебе здесь всегда рады, ты же знаешь. — Вашему блатному я не нравлюсь, — Маша тепло улыбнулась парню, кивая в сторону упомянутого, — не хочу, чтоб вас потом песочили из-за меня. Знаю я ваши правила… — Маша, — Кащей авторитетно шмыгнул носом, — вижу, пацаны тебе правда не чужие, обрадовались вон как дети. Я извиняюсь, с дамами ведь так нельзя. Оставайся, посидим, с нуля начнём… — Пацаны не извиняются, — Туркина кокетливо и победоносно ухмыльнулась и направилась в маленькую комнату, к недовольным подружкам Кащея. — Идём, с нуля начнём. В коморке, при ржаво-жёлтом свете (то ли плафон прокурили, то ли лампочка такая) все вместившиеся теснились, как шпроты в банке по госту. Те из ребят, кто с был не знаком с Машей, недолго проторчали в дверном проеме из любопытства, и совсем скоро разошлись «прогуляться» по велению старших. Маше пришлось сесть практически на краю дивана, так как подружки Кащея ревниво облепили его, сидящего рядом, с обеих сторон. То ли боялись, что «новенькая» посягнет на их мужика, то ли переживали, что этот самый мужик при виде неё и вовсе про них забудет. Турбо с Зимой сидели напротив на двух стульях, Марат вообще притащил откуда-то ведро и теперь сидел на нём, мечтательно положив руки и голову на подлокотник дивана рядом с закадычной подругой «Универсама». — Фирмá? — противно чавкая жвачкой, спросила одна из девиц, покосившись на джинсовую юбку Туркиной. — Фирмá. «Lee». — А кроссовки? — Тоже. Маша старалась не смотреть на девушек, да и вообще лицезреть любопытно кинувшего взгляд на край её джинсовой ткани Марата было куда приятнее. — Вот как Москве люди то хорошо живут, — протянул Кащей, — денег хватает на забугорные юбочки да кроссовки… — Я их спиздила. Тебе стало легче? Турбо с Зимой синхронно удивились в вырвавшемся смешке: — Чего? Все взгляды растерянно и в восторженном ожидании обратились к ней, даже Кащей не ожидал такого ответа. — Вы как будто забыли, с кем я всё время проводила после школы, — Машка негромко, но звонко и заливисто рассмеялась. — Чего вы так смотрите? На квартирник как-то пришёл фарцовщик, разложил на диване всё, как на прилавке, тошнотворно деловой такой. Денег нет, а я такие вещи видела вообще впервые. Пришлось вспомнить, как это делается. Для отвода глаз подбила одну знакомую доставать этого торгаша тупыми вопросами, пока остальные гости столпились над этим изобилием. Дальше незаметненько за диван всё и скинула. Были ещё тени для век, французские, но я их той «помощнице» отдала. — А вынесла то как? — Маратик как будто слушал волшебную сказку. — Я сначала это не продумала, но когда все начали носиться в ужасе от стука фараонов в дверь, всё сложилось как-то само собой. В суматохе фарцовщику было уже не до пересчета товара. Девки визжат, топчутся чего-то, а я сразу родную улицу вспомнила, вещи схватила и за фарцом на балкон. Благо второй этаж. Он на меня вытаращился, на шмотки в моих руках смотрит, я их сразу вниз скинула и спрашиваю: «прям сейчас торговаться будем?». Его аж перекосило, он меня сукой назвал, но ни ему в тюрьму не хотелось, ни мне проблем в универе за привод из-за посещение квартирника. Слышим, менты уже в зашли. Говорю, что либо я прям сейчас заору, что он тут, мне то срок не светит, либо прыгаем, и он меня ловит. Благодарный и совестливый оказался — всё-таки поймал. Так и разбежались: он, прихрамывая, и я, с обновками. Турбо глухо рассмеялся, в глазах светилась неподдельная гордость: — Вот она, Универсамовская сеструха! — он аккуратно, но звучно похлопал её по коленке. Зима лишь подавил затеплившуюся улыбку. Всё таки не «развлюбился»… — Не думал, что московских утюгов так легко взять на понт, — Кащей как будто отдал должное находчивости Маши, но афишировать этого не хотел. Затем он обратился к суперам. — И что, пацаны, девчонка с вами на дела ходила? Я о таком ни разу не слыхал, так ведь не делают. — Машка тут всем как сестра родная, — вступился Марат, выпрямляясь на своём перевернутом ведре. — На дела серьезные и разборки её, конечно, никто не брал, но по мелочи частенько участвовала. Отвлечь кого за прилавком или во время облавы, Адидас никогда против не был. Я тогда вообще думал, что они друг другу нравятся… Ну, как по-настоящему… Она ведь то покушать принесет, то бинты с зелёнкой притащит, и на ранку так подует… Маша ласково посмотрела на Адидаса-младшего, который говорил всё воодушевлённее и воодушевлённее по мере своего повествования. Ну какой же красавчик, сил нет. Очень хотелось, чтоб у него всё сложилось хорошо, чтоб жизнь такая его не сломала… — Маш, а картошку у теплотрассы помнишь? — Адидас на гитаре играл, а Машка пела, — Зима как будто забылся и немножко выпал из привычного образа, но он сразу сухо осёкся. — А потом уехала. Все как-то душевно вздохнули, даже Кащей и его «мочалки». — Маша, Машка, — как-то бесцельно произнес он, доставая сигарету себе и предлагая гостье взять одну из пачки, — Слушаю и вижу, что тут ты и правда своя. Он как бы невзначай бросил взгляд на Зиму, который старался не смотреть на полу-оголённые бедра сестры друга. «Как сестра, как же», наверняка подумал Кащей, и сам мельком взглянул туда же. Ножки, действительно, хороши. Маша вдруг оживилась: — А может, вечером на теплотрассу? С костром, с картошечкой? Как раньше…