Чрезмерный комплекс власти

      Прошло чуть больше недели.       В висках немного пульсировало — от работы болела голова, и Эрика, изредка морщась, мечтала о том, чтобы поскорее прийти домой и уснуть крепким сном. Желательно без сновидений, потому что в них, в отличие от непрекращавшегося потока отчётов, нельзя было спрятаться от самой себя.       Впрочем, когда за спиной закрылись тяжёлые двери офисного здания, Эрика испытала облегчение. Холодный вечерний ветер мягко заскользил по вискам, ненавязчиво успокаивая, и никуда торопиться уже не хотелось.       Звонко застучав каблуками по асфальту, Эрика вытащила из сумки наушники и телефон, и весь мир погрузился в чарующие мелодии дрим-попа. Она блаженно улыбнулась, представив, как наберёт себе горячую ванну, выплеснув в воду столько геля, что из пены можно будет строить воздушные замки, и, прихватив с собой какую-нибудь глупую книжицу, пролежит так, пока глаза не станут слипаться. А, быть может, вместо книжки возьмёт бутылку вина, подаренную Сарой по случаю возвращения в Лондон и пылившуюся в шкафу уже несколько месяцев. И пусть пить Эрика совсем не хотела, она знала, что это могло помочь расслабиться.       Перейдя дорогу, уже видя впереди заветный значок метро, она вдруг остановилась в нерешительности и недоумённо нахмурила брови. Потому как рядом, светя фарами, затормозило такси. А потом из салона, тряхнув головой, вышел Шерлок, и Эрика, вскинув подбородок, глухо хмыкнула, едва подавив в себе желание развернуться и пойти в противоположную сторону.       — Сбегаешь с работы пораньше? — не посчитав нужным поздороваться, спросил он, бесцеремонно дёрнув наушники за тонкие шнурки.       — Что тебе надо, Шерлок?       — Да, да. И я рад тебя видеть, злюка, — усмехнулся тот, однако на его лице не было никакой весёлости. — Почему ты не отвечаешь на мои сообщения?       — Наверное, потому что не хочу, — переступив с ноги на ногу, сказала Эрика и сконфуженно отвела глаза. Шерлок всматривался в них слишком уж пристально.       — При чём тут я, если виноват Майкрофт? — дёрнув бровями, уточнил он, и Эрике захотелось взвыть от досады. Для чего было к каждому разговору приплетать старшего Холмса?       — Шерлок… Хватит, пожалуйста. Я не хочу сейчас ни о чём думать. Тем более о твоём брате, — она поморщилась. — Что ты вообще здесь забыл? Или теперь комплекс власти развился и у тебя?       — Я тебя не преследую, если ты об этом, — уголки его рта насмешливо дрогнули. — Просто решил подкараулить.       — Зачем?       — Поговорить о Майкрофте, разумеется! Должен же я знать, что между вами происходит.       — Ничего не происходит. Мы давно не женаты, — строго отрезала Эрика.       — Чтобы между людьми были отношения, совсем необязательно, чтобы они были женаты, — задумчиво заметил Шерлок и сунул в рот сигарету, зашарив по карманам в поисках зажигалки.       — У нас нет, — скрипнула зубами Эрика, — никаких отношений.       Шерлок попытался скрыть многозначительный смешок за звуком чиркнувшего по кремню колёсика.       — То есть тебе всё равно?       — Да.       — Плевать?       — Совершенно.       Шерлок тяжело, даже как-то обречённо вздохнул и, заметив на противоположной стороне улицы вывеску кафе, потянул туда отчего-то несопротивляющуюся Эрику. Внутри было тихо и спокойно — мало кто горел желанием посидеть за кружечкой чая, вместо того, чтобы быстрее оказаться дома. Но сейчас это было весьма кстати — младший Холмс, окинув помещение быстрым, придирчивым взглядом, решительно занял столик в самом дальнем углу, где витал приятный полумрак, а эхо голосов не отлетало от стен.       Официант расторопно помог Эрике снять плащ, потом подал меню, и, когда заказ был сделан, Шерлок, поставив локти на стол и прижав сложенные домиком ладони к подбородку, вернулся к прерванному разговору.       — Что он умудрился сделать?       — Кто? — смяв в пальцах салфетку, как можно более безразлично спросила Эрика, глупо рассчитывая на то, что Шерлок купится и не станет её мучить. А он тем временем подозрительно уставился на её руки.       — Мой брат.       — Ничего.       — Не пытайся меня обмануть. Ты явно обижена. Я не помню, чтобы ты так вела себя даже во время развода. А сейчас, если нет никаких отношений…       — В том и дело, Шерлок! — не выдержав, воскликнула она, глухо ударив ладонями по столешнице. — Он ничего не сделал! Он не изменился. Я… не могу винить его в том, что он ставит службу стране превыше всего, но…       Она тяжело вздохнула и зарылась пальцами в волосы, прекрасно понимая, что лукавила. В том-то и дело, что винила. И тогда, когда они ещё состояли в браке, и сейчас.       — Хочешь сказать, что у Майкрофта был шанс?       Она пожала плечами. Может быть, действительно был — если бы он хоть раз предпочёл её, а не работу.       — Ну, теперь, судя по всему, уже нет, — протянул Шерлок. И вдруг резко схватил её за запястье. — Где потеряла кольцо, Эрика?       Она промолчала. И тогда Шерлок сильнее сжал пальцы — до белых болезненных пятен, вынуждая Эрику тихо зашипеть.       — Я вернула его Майкрофту, — вырвавшись из его хватки, буркнула она, недовольно потирая кожу.       — Ха, ты решила его этим добить? Могла продать — в ювелирной лавке взяли бы в качестве золотого лома. Не знаю, правда, какой нынче курс…       — Я не собираюсь оценивать прошлое деньгами!       — А тебе не кажется, что ты уделяешь слишком много внимания простому символу? Тем более такому — изжившему себя. Лучше бы ты выкинула кольцо в Темзу, Эрика, — неожиданно вздохнул Шерлок. — Майкрофту бы не было так тяжело.       — И тогда он бы думал, что до сих пор можно что-то исправить, — фыркнула она, а у самой внутри всё сжалось.       Эрика не хотела, чтобы он мучился. Она надеялась, что он просто переступит через задетую мужскую гордость и отпустит прошлое.       — Да, сейчас он так точно не думает, — забарабанив пальцами по столу, согласился он. — Знаешь, что он мне ответил, когда я спросил про тебя в нашу последнюю встречу?       — Мне всё равно…       — Он сказал, — настойчиво и твёрдо, с неожиданной жестокостью перебил Шерлок, — что ничего тебе не должен. И что ты ему не нужна.       Она вздрогнула.       Не должен. Не нужна.       Обида разлилась в сердце и терпкой горечью осела на языке, хотя Эрика и понимала, что не в её положении было обижаться. Те же самые слова — грубые, злые — она сама беспощадно бросила Майкрофту в лицо, не подумав о том, сколько боли они ему причинили. И пусть тогда было не время для деликатности, пусть её собственное сердце разрывалось на куски… Она не должна была так говорить.       Шерлок навалился на стол, придвинулся ближе, и Эрика буквально почувствовала, как щёки опалило его дыхание.       — Кажется, ты расстроена. Розовые очки всегда бьются стёклами внутрь, правда, Рики? — её имя он выдохнул насмешливо, язвительно, и у неё перед глазами всё потемнело от злости. Шерлок не имел права лезть ей в душу! Как не имел права говорить в таком пренебрежительно-скучающем тоне! — О, ты так чудесно сверкаешь глазами, но не трать силы. Меня одним лишь взглядом ты точно не убьёшь.       — Порой я очень жалею, — начала она, но притихла, пока подошедший официант, поглядывая на неё с заметным любопытством, расставлял на столе заказанный чай и какой-то наспех выбранный салат, — что вообще знакома с тобой.       — Думаешь, для меня это новость?       — Ты невыносим!       Эрика вспыхнула до корней волос, крепко зажмурилась и, дёрнув на себя чашку, обожгла пальцы о перелившийся через края чай.       — Ты не лучше, знаешь ли, — Шерлок протянул ей чистую салфетку. — Все эти твои «любит — не любит» напоминают дешёвую мелодраму в духе какой-нибудь Шарлотты Остин.       — Джейн Остин. И Шарлотта Бронте. Ты только что смешал имена двух писательниц, — тихо хмыкнув, поправила Эрика.       — А есть особая разница?       Эрика, помолчав, отрицательно помотала головой. Шерлок, не читавший ни одного викторианского романа, пожалуй, оказался прав. Мелодрама. Наивная и, говоря прямо, весьма посредственная.       — И чего он пялится?       — Что? — удивлённо моргнула Эрика.       — Официант. Пялится на тебя всё то время, что мы здесь сидим.       — Ревнуешь, что ли? — коротко, недоверчиво обернувшись, пробормотала она.       И Шерлок посмотрел на неё таким убийственным взглядом, что в один миг стало не по себе, а всякие шутливые мысли тут же вылетели из головы. Эрика напряглась, захотела вновь оглянуться через плечо, но Шерлок сжал её ладонь и чуть заметно помотал подбородком.       — Сиди и не дёргайся, — велел он.       — Шерлок…       — Ешь, — придвинув к ней тарелку, перебил тот. — Ешь, Эрика, всё в порядке.       Но по его глазам было ясно, что младшему Холмсу что-то не нравилось. Он не притронулся к своему чаю. Не съел ни одной ложки, и лишь молча наблюдал за тем, как Эрика давилась едой под двумя пронзительными взглядами — самого Шерлока и вторым, который жёг ей спину.       Слишком много ненужного, пугающего внимания.       — А ведь ты могла бы не работать, — покручивая в руке нож, задумчиво произнёс Шерлок, когда её тарелка опустела, а сноровистый официант принёс счёт. — Тебе следовало настаивать на большем при разводе. Не думаю, что Майкрофт стал бы жадничать.       — Мне не нужны его деньги, — зашарив в сумке в поисках налички, отозвалась Эрика. — Я вполне могу обеспечивать себя сама.       Шерлок задумчиво принюхался.       — Чувствуешь, чем пахнет? — спросил он.       — Нет. Чем?       — Независимостью! — громогласно выдал он и торжественно махнул рукой. Официант, стоявший неподалёку, вздрогнул.       — Тебе бы тоже не помешало перестать периодически клянчить деньги у брата, — насмешливо обронила Эрика, вполне допуская, что большая часть арендной платы выплачивалась миссис Хадсон из чиновничьей зарплаты. Вряд ли частный сыск мог позволить Шерлоку спокойно жить на широкую ногу.       — Не хочу лишать его единственной в жизни радости. Он ведь только и ждёт, чтобы я униженно приполз за помощью, — нахмурился младший Холмс. — Кстати, раз уж мы заговорили про деньги… — Эрика, застыв с кошельком в руке, вопросительно приподняла бровь. — Заплатишь за меня? Я оставил последнюю десятку таксисту.       — Галантности тебе не занимать, — заглянув в чек и вытащив нужную купюру, заметила она. А потом, прикинув что-то в уме, протянула ещё одну Шерлоку. — Держи.       — Зачем?       — Ты собрался идти домой пешком? Бери, Шерлок. Отказ не принимается.       — Тебя не надо проводить? Уже довольно темно, — он взлохматил кудри на затылке и не очень уверено принял деньги, потянувшись было к брошенному на спинку стула шарфу, но его внезапное беспокойство было прервано зазвонившим телефоном Эрики.       И она, извинившись, приняла вызов. А Шерлок недовольно поджал губы.       — Да, Фрэнк? Да, уже закончила, — Эрика покосилась на наручные часы, задумчиво нахмурилась и, похоже, слушая какие-то сбивчивые объяснения, становилась всё мрачнее с каждой секундой. — Хорошо, я тебя поняла. Подожду.       — Что там? — скрестив руки на груди и чуть наклонив голову, спросил Шерлок, когда Эрика, выключив телефон, утомлённо вздохнула.       — Ещё один бывший родственник, требующий моего внимания. И денег.       Холмс тихо фыркнул и закатил глаза.       — Я такой один.       — Единственный и неповторимый, — согласно кивнула Эрика. И хотя говорила она вполне весело — куда веселее, чем в тот момент, когда они только столкнулись — что-то в её поведении не давало Шерлоку покоя.       Быть может, как раз эта показная беззаботность. Эрика не была тем человеком, кто легко отпускал ситуацию. Она думала, очень много думала. Так, что порой Шерлоку казалось, будто её мысли начинали гудеть и в его голове. Раньше он на это огрызался — мозг, подпитываемый никотином, и без того закипал от собственных рассуждений.       Теперь же хотелось знать всё. Каждую глупость, любую ерунду… Шерлок был готов честно вытерпеть что угодно, но Эрика, как назло, таилась и молчала. Притворялась.       Она притворно спокойно оделась, притворно заботливо поцеловала его в щёку, а потом ещё и притворно радостно махнула на прощание, сев в машину к подъехавшему Фрэнку и оставив Шерлока одиноко топтаться на тротуаре в ожидании такси.

***

      Майкрофт тяжёло и быстро шагал по длинным коридорам, не заботясь о едва поспевавшей за ним Антее, стук каблуков которой, казалось, эхом раздавался во всём здании. Он был раздражён, едва сдерживая эмоции в нервном подрагивании уголков губ и в подчёркнуто предупреждающих, сведённых над переносицей бровях. Чтобы не приставали все, кому не лень, а если и решались раскрыть рот, то понимали, что действуют на свой страх и риск. Потому что Майкрофт был готов сорваться.       Он не кричал. Просто мог, не останавливая себя, высказать всё, что думал об интеллектуальных возможностях собеседника. Не лучший способ выпустить пар, но ему было всё равно. Так он хотя бы сохранял работоспособность.       — Мистер Холмс, сэр, отчёт за последние сутки, — звонко объявил выскочивший из-за поворота стажёр, порывисто протянув папку с бумагами. Майкрофту пришлось остановиться.       Ничего нового — хорошего — этот отчёт не принёс. Север страны лихорадило. И хотя информация не выходила за пределы кулуаров, было достаточно незначительной искры, чтобы, встрепенувшись, за дело взялись неугомонные СМИ. А они, как их не затыкай, всегда находили способ всё испортить.       Майкрофт нахмурился ещё сильнее, хотя, казалось бы, куда уж больше, затем коротко кивнул и, не глядя, передал документы Антее. Их следовало занести в базу к уже полученным многочисленным сообщениям из Шотландии. Благо, Антея была понятливой — Майкрофту не было нужно отдавать распоряжения, чтобы знать, что всё будет выполнено наилучшим образом. В этом было её неоценимое достоинство.       Но сейчас даже присутствие благоразумно молчаливой помощницы выводило из себя. Майкрофт не пустил её в свой кабинет. Лишь кивнул на какой-то наспех заданный вопрос и закрыл дверь, запершись внутри на кодовый замок.       А потом устало прижался к холодной стене и, наконец, опустил плечи. Затем, выждав минуту, бросил тяжёлый дипломат на противно скрипнувшую обивку придвинутого к стене кожаного дивана и расслабил узел галстука.       Неделя выдалась отвратительная. Хуже в его жизни, пожалуй, ещё не было. Столько ежедневного волнения не выдержал бы никто, но Майкрофт старался, хотя маска контроля и трещала по швам. Будь Майкрофт истинным приверженцем англиканской церкви, он счёл бы происходившее за наказание. Он отнюдь не был безгрешен, как бы ни пытался сохранить руки чистыми. Но политика — дело грязное. Тем более на высшем уровне, где только и ждёшь, когда вчерашний союзник ударит в спину.       И вот результат — проблемы сыпались одна за одной, а их решение виделось пока очень туманным.       Майкрофт порывисто подошёл к шкафу, снял висевшее на плечиках пальто и, подхватив стоявший на полу кейс с ноутбуком, решил, что обстановку нужно срочно сменить. Эти стены давили, да и скорее мешали сосредоточиться, чем помогали привести мысли в порядок. По крайней мере, сейчас — работавшему на пределе мозгу не хватало кислорода.       Антею, направляясь к парковке, он предупредил короткой смс-кой. Сообщением же велел водителю встретить его у выхода. И, стоило только выйти на улицу, сделать глоток отрезвляющего воздуха, как автомобиль тут же, не дав расслабиться даже на секунду, затормозил перед Майкрофтом. Чётко, как часы. И это тоже нервировало.       — В «Диоген», сэр? — уточнил водитель, и Холмс согласно мотнул подбородком.       А потом приоткрыл окно, хотя в салоне работал кондиционер. Ветер тут же засвистел, загудел в приоткрытую щель, холодя виски и заглушая любые звуки. Даже мысли, бушующие в голове.       В этот раз приходилось справляться со всем самому, как бы ни было велико желание обратиться к Шерлоку. Но Майкрофт боялся впутывать брата. Тот был азартен, вспыльчив и мог натворить дел, хотя, нельзя не признать, беготня, в том числе за эфемерными врагами, была как раз по его части. У Майкрофта не было на это энергии. Он предпочитал кабинетные баталии.       Кресло, тишина и время — всё, что ему требовалось, чтобы делать выводы. Проверяли и подтверждали их другие.       Клуб «Диоген» был подходящим для этого местом. Здесь даже дышали будто бы беззвучно, контролируя себя и не позволяя посторонним звукам прорываться в тщательно хранимый оплот британской молчаливости. Большинство высокопоставленных джентльменов, имевших сюда допуск, приезжали, чтобы отдохнуть от суеты. Майкрофт чаще всего появлялся, чтобы запереться в своём кабинете и поработать. Мозгами, разумеется. Без отвлекавших от сути документов, звонков и весьма навязчивых заглядываний в его личное пространство со стороны подчинённых.       В кабинете было несколько прохладно. Майкрофт, не снимая пальто, подкрутил регулировку температуры батарей и лишь тогда, почувствовав ладонью нараставший в трубах жар, сел за стол, откинувшись на спинку мягкого кресла и уставившись пустым взглядом на стоявший у ближайшей стены аквариум. Он перевёз его из дома, когда за сновавшими между водорослями разноцветными рыбками стало некому следить. Тут, под ежедневным присмотром швейцара, они хотя бы сохраняли шансы выжить.       Большинство рыбок были куплены ещё Эрикой, и Майкрофт честно признавался себе, что любил за ними наблюдать. Плавные подрагивания их плавников вводили в некий транс, и после пары минут, казалось бы, бессмысленного рассматривания их колеблющихся движений, Майкрофт чувствовал, что успокаивался и фокусировался только на нужных мыслях. Потому что рыбки напоминали ему людей. Не в том плане, что одним лишь своим существованием баламутили воду и жили, как придётся — тупо и бесцельно. Нет, у каждой был свой характер, любимое место в просторном аквариуме. И каждая из них, какой бы крохотной ни была, зависела от его, Майкрофта, решений. Он знал, что большая власть означала прежде всего несоизмеримую ответственность. Рыбки были подходящей, наглядной для этого метафорой.       Мотнув головой и чуть слышно вздохнув, он потянулся к отставленному в угол стола графину и, налив в стакан воду, сделал быстрый, жадный глоток. А потом прикрыл веки и во всей бесконечности мыслей уцепился за одну — «Каллоден».       Это был протокол чрезвычайных действий, разработанный им самим ещё на основе идей, привнесённых правительством Тетчер. Название — в честь решительного разгрома англичанами шотландского ополчения во второй половине восемнадцатого века — говорило само за себя. Битва при Каллодене была одной из последних в череде сражений времён якобитского восстания. Она послужила причиной уничтожения северной клановости. Она же привела к гибели «старой доброй Шотландии» — сопротивляющейся и независимой.       Жизнь никогда не текла лениво и неспешно. Минимум раз в десятилетие где-то в Эдинбурге непременно раздавались лозунги о сецессии, к тому же, весьма националистические. И Лондону не оставалось ничего иного, как их подавлять. Неофициально — подтасовывая результаты референдумов, официально — заводя уголовные дела на наиболее активных лидеров общественного мнения. Смута в стране была никому не нужна. И всё же она надвигалась.       Майкрофт поморщился.       В этот раз всё было серьёзнее. Никто не озвучивал громких политических тезисов, не проводил демонстрации и митинги. Словом, действия были скрытными, неявными, а оттого весьма подлыми, не складывавшимися в единую картину. И это было опаснее, потому что появлялся шанс что-то упустить.       Поэтому Шерлок мог бы пригодиться, поработать «на земле». Его внимательность, его концентрация были несравнимы с умственными способностями тех, кто служил Британии на протяжении всей своей жизни. Но это было опасно. Куда опаснее дел с грифом «секретно». Рисковать младшим братом… Майкрофт не собирался даже под давлением премьер-министра, пусть никому, кроме Шерлока, никогда не доверял.       Любой мог предать — деньги решали слишком многое. С этим приходилось считаться. Но так было всегда, и любые попытки борьбы напоминали безуспешное сражение с ветряными мельницами. К сожалению, весьма реальными, а не воображаемыми.       Майкрофт приоткрыл ящик стола и достал портсигар. Хотелось курить. А ещё больше — спрятаться в сизом дыме, будто в тяжёлом лондонском смоге, и безмятежно в нём раствориться. Только вот сигареты, к его разочарованию, закончились. И Майкрофт с вновь вскипевшим в груди негодованием раздражённо захлопнул ящик. Даже от сновавших из угла в угол рыбок было больше пользы! Они хотя бы не злили.       Ножки кресла скрипнули о лакированный паркет — Майкрофт встал и подошёл к аквариуму, коснувшись пальцами прохладного стекла. Рыбки, испугавшись появления чего-то неизвестного, разрозненными стайками отплыли в противоположную сторону, временно затерявшись в водорослях.       Одна — чёрная и особо шебутная — своим поведением напоминала Шерлока. Эрика когда-то даже предлагала дать рыбкам имена, настаивая на том, что сходство конкретно этой с младшим Холмсом действительно было поразительным, но передумала — порой рыбки умирали. А без имён к ним было проще не прикипеть.       В общем-то, Майкрофту и сейчас было на них всё равно. Плавали и плавали, подумаешь. Он был привязан отнюдь не к ним. К воспоминаниям. От которых, как оказалось, давно следовало избавиться. Потому что ничего не получилось. Потому что Эрика ничего не забыла. И не простила.       И, похоже, на сей раз всё действительно закончилось. Майкрофт испортил сам. Это был закономерный финал. Не в тот раз, так в другой, но однажды он бы непременно предпочёл работу даже самым головокружительным поцелуям. И был бы прав! От него зависело слишком многое, чтобы ставить личную жизнь выше интересов государства. Эрика не могла этого не знать. Он предупреждал её, советовал не романтизировать их отношения. Но разве она послушала? Разве был Майкрофт виноват в том, что она не приняла его со всеми достоинствами и недостатками?       Одному, пожалуй, было всё-таки лучше. И не нужно было тратить силы и нервы на то, чтобы за кем-то присматривать — Майкрофт отключил программу слежения на следующее же утро после того, как узнал, что «был не нужен». Взыграла ли это задетая гордость, грызшее изнутри самолюбие или просто банальное чувство обиды, он не знал. Возможно, всё сразу. В любом случае, он был не намерен за кем-либо бегать, если ему прямым текстом сказали отстать.       Кольцо при этом Майкрофт так и не снял. А второе держал при себе — словно в качестве напоминания о главном в жизни провале.       Он потёр друг о друга ладони. Бесполезный металл обжёг кожу фантомным жаром.       И тогда Майкрофт всё-таки обхватил кольцо двумя пальцами левой руки. Бросить бы его в чёртов аквариум! А потом выкинуть и то, и другое, чтоб глаза больше не видели… Он крепко зажмурился, стиснул зубы и потянул… Но не успел тонкий золотой ободок преодолеть фалангу, как вернулся на привычное место.       Рано. Пока ещё Майкрофт не мог — чувствовал себя слишком уязвимым. Пока не мог…

***

      — Миссис Хадсон! — взвыл Шерлок, в очередной раз запнувшись о стоявшую в коридоре коробку. — Разберите, наконец, почту! А то посылки рискуют не просто сгнить, но ещё и отравить нас всех трупным ядом!       — Не болтай ерунды, дорогой, — отмахнулась та, похоже, не испытывая особого желания заниматься распаковкой запоздалого подарка от сестры и других коробок. Однако, принюхавшись к витавшему в воздухе сомнительному аромату, своё мнение она всё-таки быстро переменила. — Боже мой, что это за запах?       — Надеюсь, не чьи-то останки, — хмыкнул Шерлок, поднимаясь по лестнице к себе.       — Я помогу вам, миссис Хадсон, — бросив на Холмса недовольный взгляд, вызвался Джон. Ему и самому надоел беспорядок, царивший в прихожей. Более того, он мог отпугнуть потенциальных клиентов, пусть большинство из тех, кто приходил к Шерлоку, могли увидеть в гостиной и кое-что похуже.       — Спасибо, Джон. Вон та коробка, кажется, самая тяжёлая, — ткнув пальцем во что-то большое и явно нелёгкое, сказала миссис Хадсон и, легкомысленно его не дожидаясь, пошла в комнату.       Ватсон шумно вздохнул. Порой он чувствовал себя единственным адекватным человеком во всём доме. Хотя в этом и сомневался — нормальный бы не путался с Шерлоком Холмсом. Нормальный бы уже давно перестал терпеть его странности. Но Джон терпел.       Он подхватил пару коробок и, тихо шипя себе под нос, понёс их в комнату миссис Хадсон. В посылках что-то гремело, стучало о картонные стенки. Ватсон надеялся, что внутри не было ничего слишком хрупкого.       Впрочем, это, кажется, волновало только его. Потому что миссис Хадсон безжалостно велела бросить всю свою корреспонденцию на диван — она, видимо, была обижена на резкий, бивший по обонянию запах. Иначе не смотрела бы на коробки с такой брезгливостью.       — Джон, начинайте что-нибудь распаковывать. Я на всякий случай открою окно, — сказала миссис Хадсон, когда Ватсон уже собирался уйти. Вот в этом он уж точно не планировал принимать участие.       — Может, попросите Шерлока? Мне нужно идти…       Но она взглянула так обиженно, что Джон не смог просто развернуться и закрыть за собой дверь. Будто ему было больше всех надо, честное слово.       Взяв со стола нож для бумаг и присев на край дивана, он принялся за одну из посылок, кое-как сумев надрезать затупившимся лезвием слой скотча. Из коробки тут же пахнуло гнилью — затхлостью и некоторой сладостью, и Джон осторожно заглянул внутрь, обнаружив давно испортившиеся фрукты, завёрнутые в целлофановый пакет.       — Даже спрашивать не буду, — шепнул он, отставив всю эту подозрительного вида субстанцию на пол. И взялся за следующую, пугающую неизвестностью. Джон как никогда мечтал, чтобы Шерлок ошибся в своих предположениях.       Однако больше ничего необычного ему не попалось. Если, конечно, не брать в расчёт непонятный массажёр и невесть как затесавшиеся в общую массу журналы соседей. Почтальоны порой путались в номерах домов, а миссис Хадсон всегда была довольно рассеяна, чтобы обратить на это внимание.       Джон давно перестал удивляться. Поэтому уверенно надрезал плотный конверт, оставленный напоследок — в нём прощупывалось что-то прямоугольное и небольшое. Точно не письмо и не сложенный в несколько раз лист бумаги.       Сплошная загадка.       Ватсон недоумённо моргнул и вытащил из конверта… телефон. Самый обычный. Быть может, чуть лучше, чем у него самого. И поцарапанный в паре мест. А к задней крышке была приклеена короткая записка.       — Что там, Джон? — заглянув ему через плечо, спросила миссис Хадсон, до этого старательно забрызгивавшая комнату освежителем воздуха.       — «Включи меня».       — Кто-то балуется?       У Ватсона внутри что-то неприятно ёкнуло. Опасность он чувствовал скорее интуитивно, порой и вовсе не успевая её осознать. А тут всё вопило ему о том, что дело было не в безобидной шутке.       — Пойду-ка я к Шерлоку, миссис Хадсон…       — Джон?       — Не переживайте. Конечно, кто-то просто балуется. Вон, даже не оставили обратного адреса, — покрутив в руках конверт, усмехнулся он, а сам вдруг почувствовал забегавшие по спине мурашки, из-за чего улыбка вышла заметно кривоватой.       Но она быстро исчезла, когда Джон оказался в коридоре и торопливо поднялся на второй этаж, держа телефон с большой осторожностью и настороженностью. Мало ли, что там было. Может, кислота, может, взрывчатка… Или кто-то действительно решил подшутить. Кто-то, кто был неравнодушен к «Алисе в стране чудес» — спасибо хоть, что не «съешь меня».       Шерлок обнаружился сразу. Он успел переодеться и теперь, стоя у приоткрытого окна, старательно настраивал струны скрипки, хотя и было видно, что мысли его витали далеко за пределами комнаты.       — Шерлок!       — Я занят, Джон, — безэмоционально отозвался тот, и воздух пронзил противный скрип смычка о струны.       — Это серьёзно, Шерлок. И срочно!       — Неужели тебя так встревожило то, что у миссис Хадсон сгнили яблоки? — не поворачиваясь к нему лицом, протянул Холмс.       — Меня встревожило это! — дёрнув его за локоть, шикнул Джон, заставляя посмотреть сначала на себя, а потом и на лежавший в ладони телефон.       Сначала Шерлок расслабленно-меланхолично дёрнул бровями. Почти что безразлично и безучастно. Но потом его взгляд сфокусировался — стал строже, холоднее, а волнение Джона, передавшись и ему, запульсировало в висках. Только совсем по другой причине.       — Джон, — просипел он хрипловато, будто у него во рту пересохло, — звони Майкрофту. Немедленно.       — В чём дело?       — Майкрофту! Живо! — прикрикнул Шерлок.       И Ватсон, найдя нужный номер в быстром наборе своего телефона, мог лишь ждать, теперь приглядываясь ещё внимательнее. Потому что Шерлок должен был его успокоить. Но своим поведением напугал ещё больше.       А когда вместо гудков раздалось усталое, раздражённое «алло», Джон, вдруг похолодев, понял, что этот телефон, который Шерлок теперь настороженно вертел в руках, был ему до ужаса знаком…