***
Быть в браке кудрявому уже начинало нравиться. Ведь, несмотря на все минусы, которые, очевидно, существовали во всем этом фарсе, обозначались и достаточно внятные плюсы. А всего-то Кащею надо было применительно к Ваньке включить пацана, автора и с самого начала обозначить девчуле необходимость выполнять ее функции жены. Пояснить, что пока ее мужик жив, цел, орел, тогда и будет ей и защита, и кров над головой, и еще какие-никакие плюшки. И, кажется, деваху это все это так хорошенько смотивировало, раз она почти откинула все свои настоящие чувства в сторону и стала покорно делать то, что ей сказали. В душе Кащей, не стесняясь, хвалил себя за такую личную тактику и стратегию. И даже тот факт, что его принудили к этому браку, уже воспринимался не так остро. Ну а что? Он в кои-то веки сыт. В кои-то чист и опрятен. И о нем, кажется, еще кто-то время от времени думает. По крайней мере, если рассуждать именно так обо всем случившимся браке, то становится гораздо легче психологически. Ведь самовнушение же никто не отменял. Кучерявый, грузно зашедши в собственную квартиру, ставит на пол большую клетчатую сумку. В ней таятся шесть небольших ведерок — два с помидорами, два с огурцами и два с малиной. Да, супруги разошлись и решили устроить пир на весь мир не только Лие Санне, но и себе самим — слишком уж аппетитно выглядели овощи и ягоды, что невозможно было не побаловать ими самих себя. Кащей оглянулся на зашедшую следом Ваню — у нее в руках ведро, из которых выглядывают две щуки, и барсетка, в которой виднеются три коробки стирального порошка… Если бы кто сказал Кащею, что он непрерывно будет мотаться несколько часов по Казани в поисках нужного стирального порошка — он бы не поверил. Вот если бы речь шла о каком другом порошке, особенно запрещенном, то тут кудрявому было бы легко представить сию ситуацию. Ну тут же… «Этот порошок не подойдет, он оставляет желтые пятна. А этот делает одежду жестче. Никита, поехали в другое место, еще стиральные посмотрим…» И, как назло, свободное время надо было куда-то девать. Как он жил до этого? Легко — брал первый попавшийся стиральный порошок. — Погоди, ты эт… — слыша звук закрывающего замка, Кащей небрежно трясет рукой, — не закрывай. Я щас к Лие Санее поднимусь, отнесу, что она просила… — Хорошо, а я пока ужин начну готовить, — Ваня разувается, тут же юркая в туалет. Журчит вода в раковине. Моет руки. И, глядя на силуэт, виднеющийся в широкую щель незакрытой туалетной двери, до Кащея дотянулась занятная мысль: кажется, ему повезло с такой… женой. Она и внешне «ниче такая», да и по характеру… покладиста? Хотя и мозг хорошенько вынести может… А это минус. Правда… Кащей с этой барышней всего лишь первый день семьей живет. Тут еще рано делать выводы о человеке, слишком мало времени прошло… Кащей снимает кольцо, пряча его в карман брюк.***
Держа в одной руке два ведерка с помидорами и огурцами, а в другой — два с малиной и рыбой, Кащей с трудом поднес палец к дверному звонку квартиры, которая была прямо над его. Раздался мерзкий звуковой сигнал, от которого мужчину передергивало каждый раз, но он за несколько десятилетий уже приноровился не показывать внешне своего неприятия. Спустя полминуты за дверью стали раздаваться еле слышные шаги, после которых металлическая створка открылась, и на пороге показалась бабуля в белом платочке и синем халате в цветочек. — Никита… — тут же улыбается она. — Как и обещал, Лия Санна! — улыбается Кащей, тесня старушку в сторону и без приглашения входя в ее квартиру. — С гостинцами. Куда ставить-то? — На кухоньку, на кухоньку, Никитка! — Лия Александровна уже «мчится» на своих старческих парах за импульсивным мужчиной, который в ее доме ощущает себя так же властно, как и в своем. Он уже водрузил на обеденный стол ведра. — Тут, конечно, чуть больше, чем Вы просили, — не переставая улыбаться, изрекает Кащей, чуть наклоняясь и кладя руки на плечи бабули. — Но это пода-а-арок, — тянет слово в своей характерной манере. — Никитка, — Лия Александровна уже утирает слезы краем своего белого платочка на голове, — ты такой добрый. — Ну, хорош-хорош, Лия Санна, — чуть приобнимает бабулю и слегка отстраняется, вновь заглядывая в ее лицо. — У меня что-то под ванной потекло, — лепечет она. — Труба протекла? — переспрашивая, Кащей уже уверенно шагает в туалет. — Сейчас посмотрим, — и после небольшого изучения поломки под ванной изрекает. — Тут делов-то часа на два от силы, может, чуть больше, — уже идет в коридор. — Я щас за инструментами к себе сгоняю, переоденусь — а то в солидном костюме поломку чинить же не будешь, правильно? — и вернусь, все Вам сделаю. — Никитка… — слышит совершенно не сдержанный всхлип старческой радости себе вслед. Ну а что? Все равно пока Ваня там на кухне с рыбой возится, можно и благое дело сделать — одинокой бабушке-соседке помочь.***
Кащей возвращается с деревянной переноской, откуда виднеются инструменты, и… — Вот Вам еще и пачка порошка стирального в подарок, — сам мужчина уже облачен в майку-алкоголичку, темно-синие треники и клетчатые тапки. Кащей сегодня был так щедр по всем параметрам только потому, что тратились не его личные деньги, а деньги Игната. Ведь обычно кучерявый более расчетлив в собственных эмоциях и деньгах. А тут же… Душа почти пустилась в пляс — Кащея накормили, за Кащея заплатили и о Кащее более-менее побеспоколись — о том, в каком состоянии будет его одежда. И он был доволен. Лия Александровна, принимая очередной презент, окончательно ударяется в слезы и слова благодарности. Правда, последние во всем ее эмоциональном порыве сложно разобрать. Оттого кудрявый, интонационно улыбаясь, изрекает зацикленное «Хорош-хорош, ну все, все…» и проходит в туалет, где спустя каких-то пятнадцать минут стоит уже весь мокрый от воды — внезапно сорвало кран, который перекрывал Кащей, и его обдало знатной струей. Но даже такие возникающие по ходу дела сложности не пугали брюнета. Как говорится, он был человеком «рукастым», и на том, наверное, его бате сказать «спасибо» надо — научил сынка мужским делам. — Ты у меня такой хороший, Никитка, — Лия Александровна появляется на входе в туалет. С нежностью смотрит на трудящегося, мокрого и озадаченного мужчину, который в данную минуту ее словно не замечает — целенаправленно что-то завинчивает под ванной, прикладывая большое количество сил. — Мама бы твоя гордилась тобой… Такой хороший… — Чаво? — перегруженный трудовой проблемой Кащей внезапно оглядывается, щурится, тяжело дышит, улавливая, что с ним снова внятно разговаривают. — Хороший ты, говорю, — повторяет она. — Ты хороший да Валера Туркин. Не бросаете одинокую старушку. У меня же, кроме вас, нет никого… Кащей замирает. Морщится, перебирая в голове замыленный образ подельника по кличке Турбо… Что происходит вообще? Че Валере тут надо? Он же живет в доме напротив… — Чей это он?.. — почти про себя. И тут же в слух громче: — А часто он тут к Вам заглядывает, а, Лия Санна? — кудрявый, склоняя голову вбок и еще более подозрительно щурясь, глядит на соседку. Ситуация начинала неприятно пованивать. — Да раз в три денечка да заглянет, Никитка, — нежно улыбается бабуля. — Он то еды какой принесет, то просто спросит как дела. Раз в три дня? Кащей сжимает челюсти, стреляет желваками скул. Мимо его квартиры, оказывается, периодически шастает его пацан. И ладно, если бы Кащей, как и раньше, жил бы один, но теперь же… Теперь у Кащея огромная тайна, которую он хранит за семью печатями собственной квартиры. И, по-хорошему, мимо двери его чертогов должно ходить меньше лишних глаз. — И девушка Валеры такая замечательная, — сама того не зная, Лия Александровна обрушивает на своего соседа очередную сокрушительную информацию, — тоже ко мне заглядывает. Да приготовить поможет чего. Агата такая прелесть, такая прелесть, — старушка даже хлопнула в ладоши от восторга. — Валера такую хорошую девушку себе выбрал. Пустота. Вот, что засело в это самое мгновение в душе Кащея. Он даже сам застыл в своей скрюченной позе почти под самой ванной. Единственное, что делал — моргал. Даже не дышал. У него под носом такие дела вершатся, а он даже и не в курсе. Если б знал заранее, то промониторил бы ситуацию. А так… получается, он уже третий день буквально на волоске от раскрытия. — А тебе, Никитка, уже жениться бы пора, — внезапная реплика Лии Александровны словно ледяная вода — выводит Кащея молниеносно из небытия, забвения. Он даже вздрогнул… — Девушку бы тебе найти хорошую… Как Агата. А то ты все со своими друзьями да друзьями… — качая головой, причитает пенсионерка. Кудрявый молчаливо отворачивается. Начинает продолжать что-то закручивать под ванной, вновь неумышленно «играя» своими бицепцами-трицератопсами. Лишь бы дальше Лия Санна сама не продолжила закручивать уже лично ему, Кащею, гайки окончательно и бесповоротно. И старушка, видимо, почувствовав, что сказала что-то не то, решила спешно как-то реабилитироваться — быть может, очередная информация сможет как-то изменить ситуацию: — Но Валера уже неделю не заходил, — грустно опускает глаза. — Никитка, можешь спросить у него, куда он пропал? Вы же с ним дружите… Такие хорошие друзья… Хотя членов ОПГ вряд ли можно назвать друзьями, но… Бабуля этого ведь не знает, так? — Конечно спрошу… — тихо изрекает Кащей. Да. Безусловно. Он спросит с Турбо по первое число.***
Дело у соседки было сделано, но на душе у Кащея был едва ли не пепельный осадок, которым оставалось только посыпать голову. Было настолько сильно скверно, что эта эмоция перекрывала то окрыленное чувство благоговения от помощи нуждающемуся человеку. — Никита, ты чаще заходи, — догоняет его в коридоре чужой квартиры хриплый, но очень любезный старческий голос. — Чаем и оладьями угощу. — Конечно зайду, — едва слышно изрекает Кащей, уже открывая входную дверь. И в нос тут же ударяет пышный и такой приятный аромат приготовленной рыбы. Видимо, в духовке… И на это… мужской желудок так знатно проурчал: Кащей чуть сморщился от всех собственных ощущений. — Ой! — воскликнула старушка позади. — Как вкусно пахнет! И, кажется, кто-то тоже готовит рыбку. Вроде с твоего этажа несет! Ты тоже кого-то рыбкой угостил, как и меня? Кудрявый молча кивнул, переступая порог. Закрыл за собой дверь. Ему хотелось возненавидеть Ивану за то, что она развела всю эту вонючую и палевную кулинарию на весь подъезд, за то, что она поселилась в его квартире, за то, что она вообще появилась в его жизни и даже банально за то, что просто родилась на свет. И даже когда Кащей оформился на пороге собственной квартиры, когда жена выглянула из кухни, мило улыбаясь и приговаривая «Ты как раз вовремя, все готово», эмоции мужчины никуда не делись. — Ну что? Она о чем-то догадалась? — спросила Карп, едва ли отрываясь от своей «родственницы», увлеченно ее пережевывая. Конечно, днем времени было вагон, поэтому Кащею и пришлось рассказать Ваньке про старушку с третьего этажа, его давнюю знакомую, которой мужчина по доброте душевной иногда помогает. — Догадалась о чем? — переспрашивает кудрявый, елозя вилкой по пюрешке. Мыслями мужчина был не здесь. А целиком и полностью в своей главной проблеме — тайну Кащея, по идее, может рассекретить тот же Турбо, который тут почему-то ошивается. — О том, что ты теперь со мной ходишь. А это у Кащея было проблемой второстепенной: он внимательно поднимает на Ваню глаза, задумчиво наклоняя голову вбок — а он уже и забыл об этом казусе, и, погрузившись в него, совершенно упускает то, как сформулировано сия утверждение: это Ивана ходит с Кащеем, а не наоборот. Однако мужчина уже спешно прокручивает в голове диалог с соседкой: ведь действительно… всеми своими репликами бабуля могла намекать, что сегодня рано утром она через многочисленные ветки деревьев все-таки смогла разглядеть девушку рядом с лидером Универсама. Кудрявый кисло морщится, шумно выдыхая и ставя локти на стол. — Да я вас, баб, нихера не понимаю. Думаете одно, а говорите другое. Где у вас правда-то, а? Но в ответ жена лишь хитро улыбается, едва ли не глядя из-под ресниц: — Тебе в рифму ответить или как? — кокетливо подмигивает.***
На следующий день была огромная радость — не надо было никуда ехать. И Кащей, предвкушая в следующие дни активные поездки и насыщенные дневные программы (поскольку до восьми вечера себя [и не только себя] надо будет куда-то девать), решил сегодня тупо бездельничать. К тому же, Ваня же усердно готовилась к вступительным экзаменам, с головой погружаясь в книжки и учебники — она почти ни на что не отвлекалась. Почти. — Ты за пивом? — она выглянула из своей спальни, когда Кащей в коридоре уже обулся и, захватив пустой трехлитровый бидон, намылился на улицу. — На меня тоже рассчитывай, ладно? — она мило захлопала глазками. — И рыбки сушеной хочу… Денежку дать?.. Конечно, кудрявый не отказался от круглых железяк — не свои же личные деньги ему на жену тратить. И вот он уже счастливый и довольный идет домой с наполненным доверху пивом бидоном и несколькими сушеными окунями, завернутыми в газету. Как вдруг видит во дворе у турников две слишком хорошо знакомые мужские фигуры. Кащей останавливается, тут же свистя им: — Эй! Турбо! Бросай Зиму и чеши сюда, — хрипит кучерявый, чуть вздернув голову и немного выставив челюсть. — Разговор есть. Благо, дважды повторять не пришлось — Валера уже был рядом, в то время как Зима так и остался у турников. — Привет, Кащей, — Туркин протягивает руку для рукопожатия. Но лидер Универсама прежде, чем ответить, бросает брезгливый взгляд на чужую ладонь. Затем нехотя зажимая под левой подмышкой газету с рыбой, освобождает свою правую руку и жмет руку Турбо. — Скажи, родной, — начинает, склонив голову к левому плечу, щурясь, — тебе вот что… заняться нечем? — В каком плане? — парень непонимающе морщится. Его брови сходятся на переносице, образуя вертикальную морщинку. — А в таком, — Кащей уже склоняет голову к правому плечу. — Ошиваешься чет возле моей квартиры. Обчистить меня что ли хочешь? — Да ты чего говоришь-то такого, Кащей?! — от неожиданности Валера чуть не задыхается, резко делая шаг назад. И уже на его лице рисуется странная улыбка — улыбка какого-то отчаяния. Ведь именно такой предъявы Турбо никак не мог представить от старшего. — Ты к бабке, что надо мной живет, зачем-то наведываешься часто, — кудрявый хило улыбается: кажется, ему нравится смотреть на чужое импульсивное недоумение. — Странное ты, конечно, выбрал себе алиби… Думал, я не узнаю? — Да я… — начинает ошарашенно Туркин в свое оправдание, но… — «Я» — это последняя буква алфавита, — обрубает Кащей, даже не желая что-либо слушать. — Значит так, — тяжело выдыхает, на мгновение прикрывая глаза, — еще раз увижу или узнаю, что ты мимо моей двери проходил… — делает легкую театральную паузу. — Ты ж понимаешь, че тогда будет? — Я… — Туркин вновь рыпается, едва ли не откровенно злится, смотрит прямо. — Теперь свободен, — вновь прерывает кучерявый, кивая куда-то в сторону Зимы. — Чеши, откуда пришел. И да, Турбо. Деваху — Турби́ну твою — это тоже касается. Так ей и передай. Ноги подводили — они вели уже Турбо обратно к Зиме вместо того, чтобы остаться и напинать этому Кащею. — Ну че там? — спрашивает Вахит, щелкая семечки. — Че он хотел? — Да не знаю! — Туркин зло чешет затылок, оглядываясь на удаляющуюся Кащеевскую спину. — Говорит, мол, я его квартиру обчистить хочу. Прикинь, — резко оборачивается на друга, — даже родную прабабку запретил навещать — она же на этаже выше него живет. Он грит, мол, я специально возле его двери хожу. А я ж к ней… И Агата также… Но Кащей даже слово мне не дал вставить! — Может, у него информация какая, что его обокрасть хотят? — Зималетдинов все также щелкает семечки. — Мало ли чего он хранит дома… чернушку там всякую… Вот он и бесится. — А мне-то че теперь делать?! — не унимается Турбо, едва ли не крича. — Не ходить к родной прабабке? Да я и так неделю уже из-за наших пацанских дел проштрафился! А она переживает поди!.. — Ну… — Зима выплевывает шкурку, неприятно оставшуюся на языке, — на твоем месте я бы послушался Кащея. Сам знаешь, он, если че, и руку же по локоть откусит… Но вряд ли это то, что могло бы утешить Туркина. Валера едва ли не скулит от отчаяния: — Да когда уже Вова с Афгана вернется?! — сокрушается, импульсивно запуская руки в свои русые волосы. — А то уже этого Кащея некому в его предъявах тормозить!..***
Вообще, если по-честному, то это не дело — вообще весь этот брак: он слишком много приносит гемора. Прошел лишь день, как Ивана осталась в Кащеевских руках, а у него самого уже пошли мини-стычки с его же пацанами. Ладно, пока несуразица была только с Валерой. Но это ведь начало? Кащей был в этом уверен. И, наверное, именно поэтому из-за этих его эмоций и размышлений на его кучерявый ум так внезапно явилась одна фраза, брошенная месяц назад Игнатом, когда тема с браком только начинала раскручиваться: — Я не собираюсь за нее платить взятки или че еще, — хрипнул тогда Горыныч, по-свойски развалившись за обеденным столом и затягиваясь сигареткой. — Нашей семье нужен квалифицированный специалист. Адвокат с большой буквы. А не муляж адвоката, — стряхивает пепел, задумчиво переводя взгляд с сиги на сидящего рядом Кащея. — Сеструха моя может еще не поступить. А тогда и необходимость в твоих «услугах» отпадет. Ну… на год точно. Перепоступать же будет мадама… Это воспоминание о былом разговоре так неожиданно (и почему-то именно сейчас) стало для Кащея спасительной уловкой: бабу надо срочно скинуть со своего хвоста. Интересно, почему это не пришло в его голову раньше? И кудрявый в течение следующей недели всячески пытался оторвать Ваню от подготовки к экзаменам — указывал на то, что нужно стереть пыль, что приготовить похавать, что срочно нужно помыть полы, что постирать… А когда вез ее на какой экзамен, то прибегал к психологическому насилию — завуалированно программировал девчулю на провал, мол: «Ну… щас много умных ребят поступают. Видать, и поумнее тебя будут», «Харе трястись, ну забудешь че, с кем не бывает?», «Не бойся, Ванька, если не поступишь, мир на этом не закончится». Так было изо дня в день. И каждый раз Ивана, скрипя зубами и сжимая кулаки, молчаливо сносила все препятствия, который строил ей супруг — просто кротко ему уступала. Хотя, по правде, она засчет всех нереализованных скандалов и ссор с Кащеем берегла собственное время и нервы. Сохраняла их, чтобы потратить на подготовку к экзаменам. — Не снится нам ни рокот космодрома… — шумит магнитола, и Кащей невольно отстукивает ритм пальцами по баранке руля. Но мыслями мужчина совсем не здесь, не с песней. Голову занимала лишь одна Карп. Во всех ее ипостасях — начиная со всех сданных ей экзаменов и заканчивая тем, что, если они покидали квартиру, то до восьми вечера нужно было где-то шкериться по Казани. Мужчина внимательно цепляет взглядом толпу возле деревянных стендов у ворот вуза. Замечает отделившуюся от нее знакомую женскую фигуру: Ивана возвращается, бежит — приучил ее кудрявый не расслабляться на чужих улицах, а действовать быстро, энергично и с особым желанием жить. Кащей уже тянется через пассажирское сиденье, открывает жене дверь изнутри. — Ну че, антилопа? Прискакала? — насмешливо лыбится, глядя, как девушка плюхается в кресло. — Ну, че там? — тут же замечает непривычную серость чужой эмоции. — Не поступила… — Ивана грустно опускает глаза. Радостный фейерверк взрывается в душе мужчины. И он даже не в состоянии его сдерживать — улыбается, почти хохочет, свистит. Оглядывает улицу за окном. А всего-то надо было для счастья! Кто бы мог подумать, что все это его тяжелое бремя так элементарно рассосется?! И зачем он так себя угнетал все это время грузными эмоциями и, чего таить, психами?! Ведь нужно было сделать все совсем просто и элегантно — так, чтобы девчуля не поступила! — Ну че, Ваня, на вокзал тебя везти? Обратно к брату поедешь?.. — вновь смотрит на Ивану, замечая уже странную… веселость на лице девушки. — Я пошутила. Мир треснул. Кащей был готов, если и не под землю провалится, то хотя бы удариться лбом об руль. Этот… Этот ее подъеб был катастрофически жестоким. — Я вторая в списке по результатам. Даже и не особо понятно, можно ли такое простить… — А снится нам трава, трава у дома-а-а-а… — тем временем орала магнитола.***
Уже дома вечером счастливая Ивана трепалась с братом по телефону, делясь восхитительной новостью и тем, что и в вузе она будет также не сдавать своих позиций, как на вступительных (несмотря и на функции жены), но вдруг: — Игнат хочет с тобой поговорить, — девушка, стоящая в коридоре возле комода, протягивает проходящему мимо Кащею трубку. — Алло, — бубнит кудрявый мрачно. Плечом прилипает к стене напротив жены. Пальцем стучит по комоду, на котором стоит телефон. — В честь праздничка тортик надо купить, Кащей, — без приветствия насмешливо играет голос Горыныча. — Еще цветочки можешь ей подарить, поздравить. Она розочки любит. — Если надо, значит, купим. Денюжки пока есть, братец-Игнатец, — отвечает кучерявый сарказмом на сарказм. — По крайней мере, на еду «карпу» хватает, и не только на еду. — Смешно, — почти холодно. — А в остальном все в порядке? Пока нет проблем? — понятно, на что намекает Карп — на пацанов с казанских улиц. Правда, Кащей умышленно упускает этот истинный смысл, цепляясь разумом в целом за слово «проблема». Ведь у него как раз таки была проблема. Одна. Иваной звать. Однако говорить об этом новоиспеченному брату-рэкетиру было как-то совсем не то пальто. И так ясно, что Игнат подобную «шутку-юмора» не оценит. Правда… так хотелось какого-то утешения, отдушины, компенсации. Чего-то, что позволило хоть ненамного, но заглушить те боль и холод души, что пульсировали в Кащеевском сердце уже полдня. Ведь Ивана поступила… И все, что с ней связано, теперь остается в жизни Кащея. И поэтому ему в голову не пришло ничего лучше, чем… — Да сестричка твоя, — проговаривая это, кудрявый безэмоционально смотрит на супругу, которая тут же вытягивается как струна: мадама не ожидала, что про нее пустят речь, — какую-то предъяву по моей машине кинула. Мол, тачка моя разваливается на части, что ездить на ней якобы страшно… Вот какая проблемка, — совершенно серьезно. — Сам, братец, понимаешь, не хорошо это. Надо как-то решить вопрос. Деньгами или… Хотя, можешь видак какой хороший подогнать… Это было самое малое, что мог выиграть для себя кучерявый… — Я понял, Кащейка, — несколько недовольно с того конца провода. — Козе трубочку передай, пожалуйста… — Я бы попросил, — насмешливо кичится мужчина, — она все-таки моя жена… — и тут же передает трубку Ване. — Держи, антилопа. Это тебя. — Вновь у аппарата… — она уже изрекает в динамик и тут же меняется в лице. Глаза опускает в пол, бледнеет. — Нет, ты деньги не печатаешь, — нервно теребит пальцы провод, похожий на пружинку. — Да, знаю, что с видеосалоном в последнее время у тебя прет не так, как раньше… Нет, прошу тебя… не надо… Игнат, — почти всхлипывает. — Поняла… — уже вновь протягивает Кащею трубку. — Брат снова хочет с тобой поговорить… — лепечет. — Да-да, родной, — уже деловито хрипит кудрявый, прикладывая к уху динамик. — Девочка искренне раскаивается, — с того конца трубки безэмоционально, — и сердечно просит у тебя прощения. И дабы замять твой душевный дискомфорт от сия предъявы, она, когда ты захочешь, помоет твою машину… Так скажем, в непосредственной близости оценит все ее положительные качества и преимущества. — Это все, конечно, мило, но… — чуть морщится Кащей: он немного не на такой разворот рассчитывал. — Слушай, Кащей, — серьезно, — не я твоей машине претензии кидал. И не мне в это все вкладываться. Вот я не оценил то, как обустроено твое жилье и твой образ жизни, так я и потратился финансово и физически, чтобы решить этот вопрос. А вот машинка-то твоя меня вполне устраивает. Но что там говорит сестра — это лишь ее одной фривольный образ мысли. Че, не знаешь, че с этим делать? Ну, тогда я дал тебе нужный вектор — пусть она за свой базар и отвечает. Жена пацана все-таки. Я не прав? Да. Из Горыныча вышел… такой себе союзник. Вернее, даже просто — «союзник». Именно в кавычках. Ни дать ни взять, как говорится. Хотя… мыслишки занятные у него. — Ладно, понял, — хрипит Кащей. — Обнял, поднял, поставил. Бывай, — с шумом кладет трубку.***
Водка глушила всю душевную боль, которая только могла существовать в человеческом сердце. Она словно уничтожала в своем жидком пламени едва ли не все возможные частички двух душ, что пульсировали в эфемерных парах невыносимой адской боли. Замыленный пьяный взгляд Кащея, расфокусированно скользнул с вазы алых роз на обеденном столе по сидящей рядом Иване — барышня только что второй раз опрокинула в себя почти полный граненный стакан водяры и теперь морщилась от градусного огня на языке, прижимая руку к носу. Ей уже было как-то не до радости от поступления — хотелось алкоголем задушить ту особую грусть и отчаяние, что до краев наполняло ее сознание. Кучерявый фривольно пьяно лыбится, приобнимая Ваньку за плечи: — Огхо-о-о, вон че могет девка. Да ладно, ладно, че ты?.. — а самому же ему тем временем слишком понятен чужой синтез чувств — ведь он сам уже почти смирился с аналогичным у себя в груди. Но… утешить другого человека? Нет, Кащей этого совсем не хочет. Только лишь поиздеваться, хоть немного. Уже берет столовую ложечку: взгляд не хочет быстро брать фокус — оттого и подцепить кусочек торта со своей тарелки получается не с первого раза. — На, держи, смуглянка-молдаванка, — подносит сладость к женскому рту. Знает, что от сладкого бабе легче не станет. Здесь слишком глубокая душевная боль, чтобы «замять» ее было возможно только лишь одной жрачкой. Боль, что переплетается со всем уже давно случившимся: что Ваньку насильно выдали замуж за бандита, перед которым она должна теперь пресмыкаться и более того, даже родной брат ей уже не кажется такой уж и сильной поддержкой. Ведь именно он заставил мыть машину… — Убери… — отнекивается брюнетка, желая отвернуться, но вместо этого чуть дергается, заваливаясь на корпус мужа. — Не хочу… — поднимает на него свой пьяный, грустный и почти сонный взгляд. — Мне очень плохо, Никитка… — Ну, — он чуть пожимает плечами, бессовестно съедая самостоятельно предложенный ранее даме кусок, — у меня тоже все не фонтан, — облизывает ложку. — Не хочу мыть твою машину-у-у, — гундит девушка, небольно стукая супруга в плечо. Обидчиво дует губы. Это, кажется, все, на что у нее хватает сейчас сил… — Ну… родная, я тож много чего не хочу, — перечислять сейчас у Кащея желания никакого не было. Слишком объемный список, который сформировался за последние месяцы, и от озвучивания которого ничего не поменяется. — Ладно, проехали… — тихо выдыхает. Ивана внезапно приподнимается, и кудрявый ловит себя на том, что ему становится несколько некомфортно от бдительного и цепкого чужого взгляда. — Ты чего? — пытается сфокусироваться глазами на супруге. Но ни глаза, ни мозг не желают делать этого в одночасье. Поэтому уже и поздно было что-то делать, когда… …рука девушки коснулась пальцами уголка его рта, чуть проводя. — У тебя тут тортик остался, — лепечет Ваня как-то задумчиво. И вот уже слизывает подцепленный белый крем с собственных подушечек пальцев. Кащей хмурится, созерцая все это: — Не делай так больше. Поняла? — чуть приподнимает бровь, глядя чуть недобро. — Как «так»? — Ваня словно не замечает чужой эмоции, чуть придвигается ближе, нагловато заглядывая в чужое лицо. — Так, как сделала, — под алкоголем злость становится неуправляемой, Кащей лишь чувствует, как живо она подбирается к его горлу. — Лучше скажи мне, что нужно где-то что-то убрать, ясно?.. — сипит. Замечает, как девушка задумчиво щурится и… как в ее глазах сверкает странный… хищный блеск. — А если я сделаю так? — лепечет, нагло двигаясь еще ближе. Мгновенный порыв в ходе которого Ивана резво перешагивает через колени мужа, садясь на него сверху. И… …навязчивый поцелуй в губы. Местами грубый, терпкий, больной. Но такой, который сложно предугадать — как само его появление, так и то, что будет дальше. Кащей агрессивно рычит, чуть отстраняясь и хватая брюнетку за руки, думая, что хоть боль ее как-то вразумит. Ладно, когда они на публику чмокаются, но сейчас же!.. Сосаться?! С языком?! — Че творишь, сука?! — агрессивно хрипит, отстраняясь и уклоняясь от очередного пьяного женского порыва засосаться. Пытается поймать девчачий взгляд, но выходит это лишь на мгновение. — Трахни меня, — спокойно лепечет девушка. Уже тянется вновь к мужу, чтобы вновь поцеловать в губы, но… тот вовремя уклоняется. Оттого Иване и остается усыпать россыпью поцелуев его шею. Шепчет: — Иначе скажу брату, что ты уже трахнул меня… насильно… жестоко и… беспощадно… И потом заставлял об этом молчать… — чуть проводит языком по мужской коже. — Или расскажу твою тайну, что у тебя есть враги: что они, узнав обо мне, грохнут меня тебе в отместку, — игривый чмок в шею. — Игнат точно тебя закопает… Как Кащей мог так облажаться? Как он мог так проштрафиться, забыть то… на что могут пойти девушки, будучи в отчаянии… К каким грязным махинациям, ухищрениям и манипуляциям могут прибегнуть, чтобы выкроить для себя хоть ниточку из спасительного каната. Ведь загнанная в угол жертва будет биться за свою жизнь — в самом ярком проявлении — до самого конца. Любыми путями, способами, действиями. И в этом своем импульсе желания она вполне может добиться своего… даже путем шантажа. Ивана уже мурчит на его ухо, чуть кокетливо посасывая мочку: — Ну же… хватит ломаться, а то как баба, — вновь целует в шею и едва смеется. — Давай же… — чуть двигает бедрами. — Или… ты импотент?.. Эта женщина вгоняет Кащея в «Кабаллу» — в запутанную и в такую шаткую историю, лишая мужчину всякого выбора. Ведьма желает заполучить какую-либо возможность, которой можно манипулировать… и какую, вероятно, можно легко вбросить своему брату или… пацанам с улицы? Кудрявый чуть поворачивает голову, ловя на себе такой саркастичный, довольный и одновременно шальной взгляд жены. Ловит последние мысли, что он даже не знает, какая на самом деле эта его Ивана. Она то уязвимая, то предельно учтивая, то… такая лживая… манипуляторша?.. Но… …Выхода нет. И рассвета не будет.