***
Возможно… он предает себя, оказывается самому себе врагом, все чаще и чаще облачаясь в шкуру, которая совсем ему не по душе, ведь пресмыкаться, кривляться и, грубо говоря, лизать кому-то зад не хочется совершенно — это не в натуре Кащея. Но… в последнее время как-то события складывались так, что почти все… ладно, все было против его воли. Словно он был пассивным горшечным кактусом, который максимум, что мог сделать — практически не больно уколоть. Нагрубить или доставить какой-то незначительный эмоциональный дискомфорт тем, с кем сам Кащей дружить совершенно не намеревался. Но именно они и были теми, кто так и навязывал свою дружбу или то, что так на нее походило. Кащей жал руку Игната с особым отвращением к самому себе. Возвращался в собственную хату с чувством особой брезгливости ко всему душевно-внутреннему. И под молчаливым гнетом Карпа-младшего, а затем и под его прямыми указаниями кротко, но с предельной долей хладнокровия принес Иване свои извинения за сказанное чуть ранее. Мол, она права, нужно многое в квартире менять. И что лучше все делать вместе, поскольку в одиночку будет сложнее изменить весь царивший здешний хаос. В себе самом Кащей видел себя едва ли не… коровьей лепешкой. Ему даже казалось, что та проститутка, что он высадил час назад, за всю свою жизнь была не так греховна, как он сам за последнее время. — Как тебе? — знакомый женский голос отвлек от всех внутренних паручасовых размышлений, оттого Кащей несколько вопросительно взглянул на Ивану, что крутилась теперь возле одного резного, мощного, но одинокого платинового шкафа сия комиссионного магазина. — Мне кажется, в него будут все наши с тобой вещи помещаться. Не правда ли? В ответ — тусклое пожатие плечами. А какой толк Кащею говорить что-либо? Если его истинные желания даже в расчет не берут. Что поменяется с того, скажи он сейчас свое «нет», если за него уже все решили? Он заметил, как Ивана озадаченно чуть поджала губы, внимательно следя за его реакцией. И, словно считав ее и сделав какие-то женские, только ей виданные умозаключения, кивнула в сторону стоящего неподалеку небольшого комода темного цвета: — Мне кажется, он тоже будет хорошо со шкафом сочетаться. Туда можно будет складывать, например, полотенца и постельное белье, — мягкий женский взгляд вновь коснулся мужчины. — Что скажешь? — Ничего не скажу, — Кащей чуть отступает назад, оглядывая окружающие его различные предметы интерьера — мебель, вазы, бронзовые статуэтки. — Мне нечего тебе сказать, — очередное вранье. Ведь весь негатив уже давно скрутился в душе в один мощный нарыв, фурункул, готовый выплеснуться ядовитым гноем прямо в эту секунду, надави на него сейчас еще больше. Брюнет отстраняется от окружающей его горькой и терпкой реальности всеми возможными силами, ведь… в мозгу настойчиво маячат картины того, что с ним по воле Игната может приключиться. Именно поэтому не стоит снова давать собственным эмоциям выхода. А еще лучше увеличить дистанцию с главным раздражителем. Со всеми раздражителями. — Я просто хочу отсюда уйти, — сипит едва слышно, но в этих словах предельная концентрация твердой и решительной энергии. — Послушай, — Ивана внезапно делает шаг вперед, кладя руку на его плечо и участливо-обеспокоенно заглядывая в черные глаза Кащея, которые в эту секунду устремляются на нее, — тебе реально все так безразлично? Ведь это твой дом, тебе там жить… — спешно лепечет она, а ему хочется скинуть ее руку, что бесит его безумно. Но сия действие… может рассматриваться как акт агрессии. Оттого Кащею и остается только подавленно сверкать желваками скул и дышать чуть глубже. — Разве тебе не хочется создать вокруг себя комфорт? Или… — Ивана тяжело выдыхает, закрывая глаза, но затем вновь смотрит с прежним особым участием, — тебе тут просто ничего не приглянулось, и ты не хочешь этого говорить? Если так, то можем поехать на Дом Быта — брат сказал, что там тоже есть хорошая комиссионка… Единственная жаркая насмешка появилась гораздо раньше, чем Кащеевский мозг успел ее стопарнуть — действительно, махнуть в соседний район, охраняемый другой группировкой, дабы затариться мебелью, реально очень «мудрое» решение. Да, если какие-либо пацаны увидят Кащея, выбирающего что-то для интерьера — как минимум засмеют. А как максимум… Короче, это все не по-пацански. И тут же даже оправдания «да я для перепродажи» не прокатят. Все знают, что Кащей такими вещами не занимается. — Слушай, разве… — внезапно тихо хрипит он, резво глуша собственную улыбку и на ходу придумывая отмазку, чтобы ему не ехать в соседний район. Спешно переводит взгляд с женского лица на хрупкую кисть Иваны, что все еще несильно сжимает его плечо, и вновь возвращает взгляд обратно, — …в семье всей ерундой по подбиранию мебели не должна заниматься жена? — чуть вздергивает бровь, кивнув головой на Карпу перед собой. — Домашний уют, очаг и все дела. Мне вообще без разницы, где и что будет лежать. Моя главная задача — охранять тебя… И именно в эту секунду, словно подчеркивая Кащеевские слова инородным шумом, открывается дверь, ведущая в смежное помещение: показались двое человек. — Благодарю, мадемуазель, — Игнат кокетливо целует ручку крупной перегидрольной женщине-продавщице, что была вдвое его старше. — Ваше участие значит слишком многое для меня… — и в то время, как та строит из себя робкую кокетку, он неспешно, словно случайно бросает взгляд на парочку… молодоженов. — О! Голубки! Уже выбрали себе что? — и будто забывая про свою «пассию», резко подлетает к ним, приобняв обоих за плечи. Дальше чуть шепотом. — Я уже с ней договорился — все, что захотим, отдаст бесплатно… «Договорился» — в понятии Горыныча глагол, обозначающий (в данном контексте): «Пихнул этой чмошнице дешманскую подделку настенных серебряных часов с кукушкой, но выдал их за оригинальную версию часов с белым золотом. Ну и шлефанул всю махинацию жирным слоем мужского обольщения». От Кащея не ускользнул внимательный взгляд Иваны на него перед ответом брату: — Да… — брюнетка кивает на шкаф и комод позади себя, — вот это возьмем. — Отлично! — с особым энтузиазмом изрекает Карп-младший, резко оборачиваясь к довольно улыбающейся тучной женщине. — Красавица! Мы берем шкаф, комод и… — усач внезапно тыкает пальцем в бронзовую статуэтку обнаженной девушки, стоящую высоко на полке, — …вот это. Ее лично я увезу в Тольятти — каждый день буду смотреть на ее точеную фигурку и буду Вас, моя родная, вспоминать. Вашу любовь, теплоту и отзывчивость. Пожалуй, в сия словах можно было бы разглядеть махровую долю издевательств, но затуманенный «змеиным» кокетством мозг женщины был не способен это сделать. Правда, вся остальная троица, присутствовавшая в этом помещении, как раз-таки понимала что к чему. И в тот момент, когда женщина спешно кинулась оформлять бумажки по выбранным предметам, Кащей осознал одну яркую и доселе чужеродную его мировоззрению мысль — кажется, Игнат… существует в мире, имея схожее положение, какое было у самого Кащея. С разницей лишь в том, что Горыныч как истинный змей гнет свою спину, ловко подстраиваясь под обстоятельства, не ворочит морду от них, а всячески старается подмять их под себя, высасывая из всех предложенных Судьбой событий личную пользу. — Постойте! — нежно улыбается продавщице Игнат. — Мы пока только статуэтку прихватим. Знаю, что у вас так не делается, но… может, ради меня зарезервируете мебель? Мы за ней вернемся дня через три. У нас в квартире большой ремонт, сами понимаете, некуда ставить… Кащей внимательно смотрел на Горыныча, невольно ловя в голове мысль: «Вероятно, стоит попробовать так же?..» — Кстати, — кокетливо подмигивает Карп-младший женщине, — у Вас в кабинете такой хороший диван стоит. Выглядит как новый… Знаю, он не продается, но, может, сделаете для меня исключение?..***
Однако привнести жизнь в эту гипотезу оказалось чем-то невероятным. Но, скажите, как это можно сделать? Черные глаза спешно бегали по незнакомым мужикам, которые по поручению Игната, нагрянули в квартиру Кащея — сия рабочие оперативно выносили на свалку обветшалую мебель, старые вещи и прочие неописуемые доисторические завалы, что скопились в Кащеевском логове. Сам же Кащей нервно крутил на пальце обручальное кольцо, тускло осознавая две вещи. Первая — это кольцо крайне некомфортно иметь на руке. Вторая — оно… словно символический обруч, тиски, в которые сам Кащей встрял в реальности: его зажали со всех сторон. Ну, и как тут можно извлечь какую-либо выгоду, ведь если даже на подумать, сообразить, что делать, Жизнь времени не дает! — Пианину не трожьте! — резко хрипит Кащей паре мужиков, что уже принялись выносить из гостиной это музыкальное подобие гроба. — А ты че… — Горыныч внезапно выплывает из кухни, смачно хрустя яблоком, отчего при изречении реплики из его рта вырываются несколько капель слюней, — ебать, этот, как его… пианист что ли? — Нет, блять, коллекционер, — без тени улыбки сипит кучерявый, бросая недовольный взгляд на усача, оттого и кажется, что озвученный сейчас ответ и есть чистейшая правда, — музыкальные инструменты собираю. Ложки на кухни видел? Ну вот, они тоже, — брюнет тут же вновь недобро смотрит на рабочих в гостиной, — мужики, я же сказал, съебитесь отсюда… — и тут же нырнул к ним в пространство раздать наиболее понятных и увесистых люлей. — Ложки-то столовые и чайные… — тихо лепечет про себя Карп-младший, улыбаясь. Но тут же двигается вслед за Кащеем, вновь откусывая наливное красное яблоко, но едва ли не сталкивается на пороге с той парой рабочих, спешно покинувших гостиную. Проводил их взглядом, тут же цепляясь за других людей, занятых разборкой хлама в прочих комнатах небольшой квартиры. Игнат всем им заплатил. Он всех купил. Всех, пожалуй, кроме сестры… И она, словно прочитав его мысли, тут же прошмыгнула мимо него в гостиную, спешно неся в руках какие-то книги или… альбомы?.. — Не знаю, насколько это тебе нужно, важно и так далее… — Ивана сует предметы в руки Кащея, лицо которого скривилось в некоторой озадаченности от сия сцены, — но рабочие хотели это выкинуть. Правда, тут, мне кажется, ты сам должен решать, что делать… И в ту долю секунды, пока Кащей переворачивал обложку предмета, Игнат оказался рядом, нагло заглядывая через плечо кучерявого. Взору открылись фотографии — на одной маленький ребенок — темноволосый мальчик — в новогодней одежде возле елки, на другой — это же дитя рядом с улыбающимися мужчиной и женщиной. — О, родаки твои, — Карп-младший с хрустом откусывает яблоко. — Кстати, че с маман-то твоей по итогу приключилось? Батя, знаю, спился у тебя… Фотоальбом схлопнулся, и Игнат узрел, как недобро заходили желваки на скулах брюнета. Но вместо ответа Кащей двинулся прочь из комнаты. И именно в этот самый момент Горыныч ощутил чуть болезненный толчок в плечо: — Как всегда в душу лезешь, когда не просят! — негромко шипит Ивана, зло сверкая глазами. И девушка тут же спешно уходит. — Да я всего лишь спросил! — кричит усач в догонку. — Чего начинаешь-то, Ваня?!***
Голые стены. Из мебели — лишь фанерная белая кухонная гарнитура и широкая металлическая кровать в небольшой, некогда родительской спальне. Остальное же все пошло на свалку. А вещи, предметы, что едва ли не веками хранились в закоулках квартиры, сейчас были свалены в небольшую кучку в гостиной возле фортепиано — это все, что Кащею удалось, так сказать, «спасти» от хладнокровных рабочих: некоторая одежда, фотоальбомы и две бутылки водки (давным-давно утаенные на «черный день» в холодном бочке унитаза). — Благодарю, благодарю, — с улыбкой изрекал Игнат, придерживая открытой входную в квартиру дверь и провожая взглядом едва ли не каждого рабочего в большой веренице людей, — спасибо за помощь… Кащей смотрел на это действо… испытывая в сердце особое нервное опустошение. Словно разнесли и ограбили сейчас не квартиру, а его собственную душу. И сам Кащей… вместо того, чтобы что-то сделать, как-то противостоять, просто стоял и смотрел, как его обдирают как липку. Даже продавленный гостинный диван, на котором кучерявый спал всю жизнь, вынесли на помойку. Кащей теперь словно чушпан с улицы, которого окружили пацаны. Вот-вот «попрыгай» скажут. Или уже сказали… — Так-с! — Горыныч шумно захлопнул дверь за последним мужиком, ударил себя по рукам и взглянул на Кащея, подпирающего плечом дверной косяк гостиной, также на Ивану и Сергея, ютящихся на пороге кухни. — Сами понимаете, что неместному найти алкашей, чтобы разгрести завалы в квартире, было легко. Но вот адекватных товарищей, что нормально и в срок сделают ремонт, быстро так и на сыщешь. Особенно если не знаешь их имен и фамилий. Поэтому мы все вчетвером сами все сделаем, своими ручками, — для наглядности мужчина покрутил кистями своих верхних конечностей перед лицом. — Сегодня начнем с гостиной и кухни, завтра будут спальня и коридор. Послезавтра оставляем на расстановку мебели. Ночуем сегодня все вместе в спальне, — внезапно бросает насмешливый взор на Кащея. — Смотри не залефлексируй, братишка — в тюряге в камере вас же тоже четверо было, да? — но не дождавшись ответа от холодной, бледной и, кажется, не особо разговорчивой статуи, изрек, чтобы убить эту тупую и неловкую тишину, что так подло повисла в воздухе. — Ты че, Никитка, все еще дуешься что ли? Да ладно тебе, не дрейфь… Как лучше же делаем. Я вон даже… свои деньги на все это… — демонстративно обвел в воздухе пальцем по кругу, — …трачу. Манипуляция? Показание доминанты? Намек? — И что? — Кащей чуть сощурился, опустив голову к плечу и чуть криво улыбнувшись. — На счетчик теперь меня поставишь или в какую круговую поруку запишешь, чтобы я тебе вечность был должен?.. — Да прям! — возбухнул Игнат, надуваясь, хватая воздух ртом. Его глаза спешно забегали с Кащея на сестру и обратно. — Да это мой подарок на свадьбу, братец! Тупая ложь… Кащей чувствует ее даже кожей. Ведь если бы не Ивана, стоящая здесь рядом, Горыныч говорил бы сейчас совсем другими словами — прямо, ничего не утаивая, чего бы не хотел сам. А так… Карп-младший вынужден говорить всякие лести, вернее, прикрывая ими свое истинное отношение к тому или иному вопросу… Внезапно… что-то сверкнуло в самом мозгу так, что Кащей ощутил волну пробежавшихся мурашек по спине. И он… чуть не выпрямился от… …осознания самой неприкрытой банальщины, которая весь день маячит перед носом. Однако он был так погружен в собственные чувства, что не мог открыть глаза и посмотреть на правду… Что Ивана… — самое настоящее слабое место Игната. Не будь это так, Горыныч бы крыльями тут не махал. А он же… так старается, так впрягается. И вряд ли это все от одного лишь поручения отца? Нет… в поведении Игната не последнюю роль играют чувства. На которых можно играть. Кащей украдкой взглянул на девушку, стоящую в двух от него шагах. Она — личный Кащеевский ключ. Пилюля от нынешних сложностей. И она… почти его полностью. Вся.***
Да, безусловно, тема непростая — с одной стороны, Кащей по рукам и ногам связан. Любой его не такой шаг влево-вправо — расстрел на месте (скорее даже в прямом смысле слова, чем в переносном). Но с другой стороны, все это колесо можно крутануть и в другую сторону: найти в лице Иваны союзника, что имеет непосредственное влияние на Игната… От радости осознания всего этого хотелось ударить себя по коленке — Кащей в последнее время так отчаянно грузился темой того, каким образом можно подстроиться под обстоятельства всей непростой ситуации и выудить из этого выгоду, что не заметил — ответ… был изначально рядом. Нужно просто меньше внутренне эмоционировать и смотреть на все происходящее с холодной головой. Благо теперь молодой мужчина все понимал. И от этого на душе становилось даже как-то радостнее. Даже дурной едкий запах клея обоев, затекшие плечи и спина от поклейки уже не нервировали. Кудрявый был преисполнен рождающимся в его душе планом — сконтачиться с Иваной. По этому вопросу в его голове все складывалось гладко — ведь кажется, что брюнетка настроена к нему положительно: кинулась спасать, когда Кащея ударил Игнат, пыталась вовлечь Кащея в выбор мебели, а также вырвала из грубых «лап» рабочих его фотоальбом… Все должно быть легко. Однако Кащею нельзя спалиться: если всю его задумку раскроют — секир башка. Именно поэтому, пока творился весь окружающий ремонт, Кащей ни разу не помог Иване — она сама корячилась с тяжелыми рулонами, сама разводила вонючий токсичный клей и сама давила тараканов, что порой пробегали под самыми ногами. Благо, что все закончилось через три дня. — Кащей, можно тебя? — шепчет Игнат, оказавшийся рядом и прячущий за спиной руки. Кивает в сторону туалета. Но тут же чуть отклоняется, замечая болтающих Ивану и Серегу в кухне, и возвращается обратно. Смотрит на кучерявого требовательно. — Никто не должен знать. Терять было нечего. К тому же — тут же у Кащея сыграло любопытство, что это за змеиные секреты у Горыныча, о которых никому не должно быть известно. И уже, находясь в тесном туалете, кучерявый смотрел, как чужие руки разворачивали полосатое коричневое полотенце, оголяя… револьвер и небольшую коробочку с корявой надписью карандашом «патроны». — Сам помнишь, что сегодня вечером я уезжаю, поэтому… это оставляю тебе, — тихо хрипит Игнат, стараясь тайно заглянуть в чужие глаза. — Мало ли какая ситуация, опасность там, — не нужно было быть гением, чтобы задаваться вопросом, откуда у этого усатого рэкетира огнестрел, и почему он так свободно его передает. И вот уже Кащей, глядя на оружие в своих руках, прячет его и патроны в махровую коричневую ткань полотенца. — Знаешь, ты это… — Горыныч чуть склоняет голову вбок, — помягче там с Иваной, ладно? Знаешь, она тоже не рада, что наш батя сказал ей потратить лучшие годы своей жизни на какого-то упыря вроде тебя… Девочка неделю ревела. Но, сам понимаешь, против воли нашего родака не попрешь…