Русалочка
1 января 2024 г. в 00:00
Татышев остров встретил нас ледяными фигурами из сказок Пушкина. Мы проходили мимо Русалочки, когда у неё вдруг заколыхались волосы. Прозрачные, гладкие на вид, они трепетали на ветру, который разносил снежинки. Я отошла на пару шагов назад и спросила шёпотом:
— Ты тоже это видишь?
— Да.
От Русалочки захватывало дух, я почти не дышала, следя за тем, как оживал лёд. Нежное лицо менялось, брови двигались вместе со ртом, из которого пока не доносилось ни звука.
— Это снова происходит?
— Уже не так страшно? — спросил он и подал руку.
Я крепко сжала её холодными влажными пальцами. Его кожа была тёплой, будто он недавно держал кружку с горячим кофе.
— Забыла варежки.
— Я тоже, — ответил Никита. — Прислушайся.
Казалось, что кроме криков и смеха детей, катающихся с горок, и ленивых разговоров взрослых я не услышу ничего, когда сквозь окружающий шум вдруг пробился голос. Он не был похож на обычный человеческий голос. Проникновенный, сильный, в нём слышались крики чаек и шум моря. Мне ничего не стоило прикоснуться к нему кончиками пальцев и забрать себе. Но я этого не сделала, потому что Русалочка села на вырезанную изо льда волну и обратилась ко мне:
— Не забирай мой голос. Я многое отдала, чтобы его вернуть.
Никита поклонился Русалочке. Я поклонилась следом, несмотря на волнение. Конечно, не каждый день с тобой говорят герои сказок!
— А что вы за него отдали?
Никита посмотрел на меня мягко, как на ребёнка, его тёплая рука спряталась в карман.
— Любовь. Тот, кто меня сделал, ушёл, и вряд ли я когда-нибудь его увижу. А в феврале меня уберут навсегда.
— Значит, вам одиноко?
Из бесцветного глаза выкатилась бесцветная слеза.
— Очень. Ты даже не представляешь как. Но кое-что способно развеять мою грусть.
— И что ты хочешь? — спросил Никита, подойдя чуть ближе.
— Дом. Мне нужно слышать дом. Он не здесь, не в этом городе. А если он будет со мной, то и грустить не придётся.
— Но мы не сможем перенести вас домой, — робко произнесла я. — Это невозможно.
Никита покачал головой, мол, не стоит так говорить, когда кто-то расстраивается. Он отвёл меня в сторону и сказал:
— Мы должны вылепить ракушку.
Его щёки были красными, но не от мороза, а восторга. Он быстро догадался, что нужно Русалочке.
— Будет очень холодно.
— Если лепить вместе, то нет.
— В четыре руки? А она не сломается, от наших-то стараний?
— А ты не старайся очень сильно. Не дави, — предупредил Никита.
Набрав снег, он сделал плоскую створку. Я взялась за вторую, но когда попробовала придать ей форму, она рассыпалась. Ладони уже были белыми, я их почти не чувствовала, когда Никита взял их в свои и начал медленно растирать. А когда мне стало лучше, то и вовсе подышал на них, слегка коснувшись губами тёмно-красных ногтей. «Это точно любовь» назывался лак. Я подумала о том, как хорошо не быть ледяной фигурой, одинокой-одинокой на всём свете, хоть и волшебной, и опустила взгляд на ботинки.
Если уж и быть волшебной, то на своём месте, со своими людьми. Ну, или с русалками и русалами, как в случае с Русалочкой.
— Тебе неприятно? — спросил Никита.
— Наоборот. Просто я не знаю, как это описать. Везде, где мы появляемся, случается нечто странное. Но странное в хорошем смысле. Будто кто-то сверху договорился подарить нам чудо. Ну, или сумасшествие. Звёзды, дайте, пожалуйста, капельку безумия, чтобы жилось интереснее!
— Дурка — это по мне, между прочим, — сказал он. — Но я имел в виду другое.
Опустившись на корточки, я собрала снег в согретые ладони.
— Здесь я тоже не могу сказать что-то конкретное. Хотя нет, кое-что всё-таки могу.
Никита осторожно передал створку незаконченной ракушки.
— И что это?
— Я счастлива. Обычно даже после прогулки с подругой мне нужно отдохнуть. Набраться сил, послушать музыку. Мне тогда становится легче. Наверное, так у всех интровертов. А вот с тобой всё по-другому. Ты меня не опустошаешь. Не знала, что такое вообще бывает, а оказывается, что да, бывает. Ты реален. Ты и есть реальность, — ответила я, не сразу догадавшись, какой именно смысл вложила в последние слова. Но это было искренне, а значит правильно.
Никита скрепил створки ракушки и сломал тонкую палочку, чтобы мы нарисовали узоры.
Я отдала ракушку Русалочке, и та превратилась в точно такую же, как и она сама, изящную, сквозь которую просвечивал ледяной городок. Русалочка приложила ракушку к уху и прикрыла глаза. Теперь она находилась там, где действительно должна была быть.
— Спасибо, — сказала она тихо, наслаждаясь звуками дома.
Никита взял меня за руку, и мы зашагали по скрипучему снегу навстречу солнцу, небесному жемчугу, который время от времени выплывал из-за мутных облаков.