Знаешь, так будет всегда

      — Мои не знают, что я с тобой.       — Родители?       — Ага. Я говорю, что гуляю с подругой. Им бы очень не понравилось, что я провожу время с парнем.       — Но ведь тебе больше двадцати, — удивился Никита. — Нет ничего плохого в том, чтобы не иметь отношений в любом возрасте. Но это должно быть твоё личное желание. Почему они к этому так относятся?       — Тяжёлый опыт. Но я не хочу их оправдывать, устала. Они не любят людей, а меня называют по-всякому. Потому что я пишу и верю в то, что поступаю честно, когда выбираю себя, а не их.       Земля под ногами отдалялась всё дальше и дальше. Мы ехали на подъёмнике в гору, откуда открывался прекрасный вид на город. Впереди нас сидели мужчины в костюмах, готовые покорять трассу. А вот мы не умели кататься ни на лыжах, ни на сноуборде, поэтому не взяли ни того, ни другого.       — Они просто не представляют каково это — жить своим делом, — сказал Никита.       — Это грустно. Знаешь, мне очень нравится зарабатывать и тратить деньги, но никакая покупка не сравнится с писательством. Я могу заказать кучу книг, любимых сладостей, одежды, творческих штук, но ничто из этого мне не доставит столько же удовольствия, как истории. Истории, которые я пишу, потому что люблю. Этим надо гореть, чувствовать! Я очень серьёзная, когда говорю об этом?       — Да нет, — ответил он, мотнув головой. — Хотя серьёзность — это полезно. Не всегда, конечно. Вот я слишком серьёзный, и мне это вредит.       — Ты прямо человек-открытие. Раскрываешься каждый раз с новых сторон.       — И это только начало, — произнёс он тихим голосом.       — Что?       — Что?       — В общем, теперь ты знаешь мой секрет.       — Какой?       — Что я ищу своих.       — Да разве же это секрет?       — Для меня секрет. Я мало кому об этом рассказываю. Особенно когда понимаю, что человек ни на каплю не мой, хоть мы и общаемся нормально.       — Значит, я на каплю твой? — спросил он, хитро сощурившись.       Я мягко толкнула его в плечо и спрятала горящую половину лица в пуховик. Покачала ногами, радуясь лёгкому морозу, оставляющему иней. От него волосы становятся похожи на паутину, усыпанную снегом. Тонкую. Хрупкую. Чудесную паутину.       — В твоей семье, наверное, всё по-другому, — проговорила я, чтобы скрыть смущение.       — В моей тоже странностей предостаточно, — оживился он. — Например, когда мы собираемся, то долго молчим.       — Просто молчите? Даже на праздниках?       — Ага, просто молчим. Едим, передаём предметы, даже иногда показываем что-то пальцами. Это у нас такой ритуал, чтобы встреча прошла хорошо.       — Ты их редко видишь, да?       — Пару раз в год.       — И даже так вы не перестаёте молчать?       — Нет, не перестаём.       Я рассмеялась, но это был горький смех. Некоторым семьям даже не нужны слова. И всё же они счастливы, потому что придумывают забавные традиции, которые соблюдают, несмотря на время.       — В твоей тоже такое будет, — подбодрил он. — И даже лучше.       — У меня нет семьи.       — Значит, появится. Моя мама говорит, что чем сильнее ты скучаешь по семье, тем быстрее она к тебе торопится. Даже если вы пока не знакомы.       — Что ж, это обнадёживает. Если мы будем торопиться вместе, то когда-нибудь обязательно встретимся.       Мы ещё немного помолчали, наслаждаясь подъёмом в гору, как вдруг что-то хрустнуло. Я оглянулась и увидела крысочеловека, который перебегал между соснами на четырёх лапах, поднимая в воздух снежную пыль.       — Смотри, это оно! Существо из ресторана!       Никита заметно напрягся и глянул в лес, куда я показывала варежкой. Но крысочеловека там уже не было.