Святая простота

      Женя любила четкость и слаженность. Каждый день проходил по определённой схеме, что заранее исключало все возможные неожиданности. И, даже если таковые случались, её гибкий ум быстро находил наилучшие выходы из ситуаций. И всё шло по отлаженной схеме до тех пор, пока в механизм её жизни не попали иррациональные чувства.       Который день Женя пыталась объяснить мотив собственного поступка. Сначала ей казалось, что помочь пацану её заставил страх. Здесь всё ясно: она осталась с ним наедине без защиты милиции. Турбо мог с ней что-нибудь сделать в порыве злости или безнадёжности своего положения. Теория треснула, когда Женя вспомнила доверчивый взгляд парня. Он ждал от неё помощи, неосознанно поставив девушку выше себя. Значит, даже если бы захотел, не смог бы навредить.       Потом Женя списала всё на состояние аффекта. В конце концов ей не каждый день приходится бороться с выбросом адреналина в кровь. Она банально не понимала, что творит. Действовала наобум в силу своего характера. И эта идея даже сумела угомонить бушующее сознание на несколько дней. Всё рухнуло, когда, в очередной раз прокручивая в голове события того дня (исключительно, чтобы удостовериться в правильности своей теории), девушка пришла к неутешительному выводу, что все её действия были слишком продолжительными и логичным для столь кратковременного процесса.       Она думала, предполагала, старалась объяснить самой себе. Иными словами, Женя делала всё, чтобы аккуратно обойти неудобный ответ. Она хотела ему помочь. — Евгеша, ты чего такая задумчивая? — ласково спросила мама, положив руку ей на плечо. — Ешь пока не остыло.       Женя лишь кивнула и опустила взгляд в тарелку. На разговоры сегодня не тянуло совершенно. Девушка впервые обрадовалась присутствию своей тётки за столом. В её компании мама предпочитала молчать. Причиной тому была угрюмая аура, исходящая от женщины. Она нечасто выходила из своей комнаты, и уж тем более терпеть не могла традицию ужинать всем вместе. Тётя Роза любила покой и презирала пустые разговоры. Видим поэтому отношения с болтушкой Анной Львовной у них не клеились совершенно. Сегодня девушка впервые обрадовалась присутствию вечно недовольной тётки за ужином.       Женя успела понадеяться, что молчаливый ужин перетечёт в успешный побег в комнату, как вдруг послышался скрежет ключа в замке. Анна Львовна расцвела, бросилась встречать вернувшегося мужа с работой. Тётя Роза осталась равнодушна. Женя же устала вздохнула. Разговоров не избежать…       Отец вернулся непривычно хмурым, каким-то чересчур задумчивым. Он поцеловал жену, кивнул сестре. Женю же он смерил тяжёлым взглядом, из-за чего все внутренности девушки перекрутились в тугой узел. Она (даже в столь редкие моменты) терпеть не могла этот взгляд. Наконец, грузно опустившись за стол, отец сказал: — Завтра пойдёшь со мной в отделение, — все взгляды устремились на главу семейства. — Я написал заявление. — Милый, ты о чём? — Анна Львовна прекратила хлопотать над сервировкой стола, подсела к мужу, и в волнении перехватила его руку. Разговоры о милиции всегда вызывали в ней приступ неконтролируемой тревоги. — Ты же сама хотела, чтобы наша дочь написала заявление. А Женя отказалась. — Потому что… — отец привычно перебил дочь: — Такую серьёзную ситуацию нельзя пускать на самотёк! Сегодня по лицу ударили, а завтра убьют и будут жить безнаказанными? — Анна Львовна взвизгнула, прикрыв рот ладошками. Тётя Роза бросила на неё раздражённый взгляд. Отец смотрел на Женю так, словно она была его оппонентом. Девушка стушевалась, втянула голову в плечи. Она с самого юного возраста была бессильна против этого взгляда. И отец прекрасно это знал. — Все родители хотят защитить своих детей. Сегодня, например, я видел, что бывает, если запустить ситуацию. — Он повернулся к жене. — Помнишь, я рассказывал про мальчишек, сбежавших от милиции? — Анна Львовна активно закивала. Женя обречённо вздохнула. — Сегодня в милиции отец забирал сына из обезьянника. Сразу их не признал, конечно. Оказалось, Кирилл Владимирович Суворов! Уважаемый человек. — Супруга побледнела. Даже им, относительно недавно поселившимся в этом городке, было известно это имя. — Да, моя дорогая. И это его сын ведёт себя, как… — Как и все здешние пацаны, — глядя себе в тарелку, сказала тётя Роза. Она равнодушно посмотрела на брата и добавила: — У нас правила такие — либо ты с улицей, либо будешь ходить избитым.       Женя сердито посмотрела на тётю. Во-первых, можно было бы и рассказать о таком важном аспекте! Во-вторых, она же спрашивала! Умоляла рассказать о правилах. Что в этом сложного? Или тётке настолько неприятна её компания, что она не хочет говорить лишнего слова?       Девушка, подперев рукой лицо, стала буравить взглядом тарелку. Сейчас отец накрутит мать ещё сильнее, и она однозначно встанет на его сторону. Слишком нежная, пугливая натура. — Закон есть закон. Он для всех един! — Ты давно не выезжал за пределы Москвы, братец. — Тонкие губы Александра Петровича сжались в раздражении. — Можете отдать меня на какую-нибудь борьбу? — повисло тяжёлое молчание. Женя ожидала подобной реакции, потому быстро добавила: — Самбо, например. Или какие секции у вас здесь есть?       А дальше всё пошло по заранее известному сценарию: мать, чуть не плачь, стала проклинать город, тётя скрылась в своей комнате, громко хлопнув вилкой об стол, а отец… Он привычно предпочёл её не услышать. Успокаивая супругу, он клялся, что не отстанет от милицейских, пока те не найдут обидчиков его дочери. Мужчина не спрашивал мнение Жени. Раз он решил, что виновные будут наказаны, значит они будут наказаны. А то, что они могут подкараулить девчонку и избить её до полусмерти его мало волновало. Вернее, он даже не рассматривал подобный сценарий происходящего.       Неожиданное заявление отца было полезно лишь тем, что своей значимостью смогло вытеснить все мысли о пацане со светлыми глазами.       Турбо ненавидел, когда старшие своими громкими высказываниями намеренно отвлекали всех присутствующих на его персону. Сейчас это было куда противнее из-за положения, в котором он оказался. Просить у старших денег — дело унизительное. Особенно, если об этом кричат на весь зал. Но такова натура Кощея: поддержка собственного авторитета в глазах скорлупы путём унижения и запугивания старших.       Валера стиснул зубы. Одной лишь гордостью сыт не будешь. — А лохи тебе на что? — затянувшись, наконец сказал Кощей. — Нас недавно менты приняли. Хотел ненадолго… — Пожить на общем хлебе, — с надменной весёлостью продолжал мужчина. Все в зале, включаю скорлупу, обратились в слух. Многие мальчишки ещё ни разу не слышали, как отсчитывают Турбо. Происходящее было для них сродни невозможному, ведь… Это же Турбо! Один из самых чётких, преданных пацанов, который всегда подчиняется законам улицы. И чтобы его так прилюдно чихвостили?.. Кощей, верно уловив общее настроение, довольно хмыкнул. — Ладно, Валерка. — Он резко поднялся, подошёл к сейфу и, достав несколько купюр, небрежно бросил их Турбо. Парня трясло от злости, но он старательно это скрывал. — Вернёшь в два раза больше к апрелю. — Спасибо, — сдавленно сказал Валера. Кощейудивлённо на него уставился. — Это так своих старших за милость благодарят?! Ты не попутал?       Валера понимал, чего от него хотят. Высокомерный взгляд Кощея кричал об этом с первых секунд. Гордостью сыт не будешь, гордостью сыт не будешь, гордостьюсытнебудешь. Турбо, до крови прикусив щёку, сел на корточки, чтобы собрать деньги. Все это видели. В глазах Кощея плескалось самодовольство. Он плюхнулся на потрёпанный диван. — Большое спасибо! — крикнул Турбо, выпрямившись.       Кощей отмахнулся. Теперь, когда его эго было накормлено досыта, он предпочел забыть о пацане.       Турбо запихнул деньги во внутренний карман куртки и поспешил уйти из зала. Не хотелось затевать очередную драку. А она непременно бы произошла, потому что люди предсказуемые. Он знал, что какой-нибудь недоносок обязательно бросил бы на него взгляд полный жалости. А дальше всё по классике: взбунтуется гордость, в кровь выплеснется адреналин, и он придёт в себя, лишь когда его оттащат от полуживого бедолаги.       Парень вышел на улицу. Морозный воздух неприятно опалил лицо. Самое то, чтобы привести буйные мысли в порядок. Он засунул руки в карманы, нащупал в одном из них треклятые часы. Те самые, которые вот уже несколько дней не отпускают его мысли. Парень злился (больше, чем следовало бы). Эта побрякушка могла его прокормить и избавить от унижения, но… Чёртов интерес к соплячке! Если бы не он, пацан, не задумываясь, заложил часы и жил припеваючи. Всё из-за неё!       Турбо нервным движением достал сигареты, закурил. Почему эта малявка не выходит из головы? Она не сделала ничего особенного, да и красотой не отличалась. Тогда почему… Сколько десятков минут он провёл, детально проигрывая в воспоминаниях каждую их встречу? Зачем такие подробности? Да почему его это вообще волнует?! Необъяснимость волнения к совершенно обычной девчонке сводила с ума. — Турбо, приём! — Пацан поднял взгляд. Рядом с ним уже стояли Зима и Марат. Оба уставшие, мрачные, как погода перед грозой. Турбо удивлённо хохотнул. — Маратик, а ты не попутал? — Старший кивнул на зажатую в его зубах сигарету. — Я разрешил, — твёрдо заявил Зима. — Заслужил. — Ну, как скажешь. Покурите перед пиздюлями, — усмехнулся Турбо, затянувшись. — Кощей как раз в хорошем настроении. — Мы не просто так сборы пропустили, — буркнул Марат. Валера кивнул, мол: «Вещай».       Суворов в мельчайших подробностях с присущим ему красноречием рассказал, как решил пойти с Зимой в больницу, чтобы тому наложили гипс. А там всё привычно: менты, гипс наложили кое-как, погоня, и вот он в мусарне. — Скромнягу из себя не строй, — сказал наконец Зима. — Дал себя поймать, чтобы мне руку подлатали. Молодчик. — Марат сдержано улыбнулся. — Прям герой дня, — без особого энтузиазма отозвался Трубо. У них действительно уважительный повод, а значит наказания не понесут (и не смогут отвлечь внимание от его унижения перед Кощеем). Гадство. — Такой перелом — дело серьёзное, — отозвался Марат. — Говоришь, как девки из больницы.       От Турбо не укрылся в мгновение ока потяжелевший взгляд младшего. Лишний раз лезть в его личные дела не хотелось, но, догадавшись, что дело может касаться дочки врача, парень не смог сдержать своего любопытства: — Что с лицом, Маратик? Тебе как будто говна под нос сунули. — Да почти так и есть. — Старшие переглянулись. Марат глубоко затянулся и сказал: — Сегодня в мусарне, когда батя меня вызволял, я этого Айболита грёбанного видел. Как его? Коновалова. — И чё? — Он заяву написал. Слышал, как он упрашивал участковую лично проконтролировать, чтобы урков, избивших его дочку, нашли.       Зелёные глаза сверкнули озорным гневом. Губы Турбо растянулись. Этот оскал могли наблюдать лишь его враги перед самым началом драки. Устрашающий, не предвещающий ничего хорошего. — Всё-таки мусорнулась, сука, — хохотнул он. — А папашу приплела, потому что сама зассала идти? — Не думаю, — вдруг сказал Зима. У Турбо от удивления округлились глаза. — Ты чё, думаешь я вру?! Я сам слышал! — Маратик, не пыли! Девка она слишком правильная для такой подлянки. — Турбо вдруг с громким хлопком обнял друга за плечи. От проснувшегося азарта его голос стал громче. — Чё, втюрился в стукачку? — Херню не неси. Мозгами пораскинь: нахер ей сначала помогать, а потом сдавать нас? Сама же пострадает.       Но Турбо предпочёл проигнорировать логику. В его руках оказался шанс обратить любые эмоции к девчонке в чистейшую ненависть. Потому что так удобнее. Потому что он привык так поступать. Ведь ненавидеть гораздо проще.       Женя не чувствовала ног от холода, но уходить из школьного двора не собиралась. Возвращаться домой не хотелось совершенно. Уж лучше отморозить конечности, чем слушать причитания взволнованной матери. Как же всё-таки было замечательно, когда у Анны Львовны не находилось на неё времени. Может предложить матери снова начать преподавать?..       Размышления о своём незавидном положении вдруг прервались сильнейшим удивлением. Женя прищурилась, глядя в окно раздевалки. Она искренне удивилась, увидев, как один из её одноклассников (возможно самый уверенный в себе мальчишек из всех, кого она только знала) озирался по сторонам, не решаясь выйти из школы. Аскер никогда так себя не вёл. Даже когда учителя отчитывали за неприемлемое поведение, в ярко-синих глаза не было и толики сомнения. Тогда почему сейчас он выглядел таким взволнованным? Девушка огляделась, но никого поблизости не увидела. Единственное, что привлекло внимание — старенькая Волга. Такие в их районе появляются редко.       Ведомая скукой (и совсем чуть-чуть интересом), Женя вернулась в здание школы. Увидев её, Аскер привычно расправил плечи, чуть вскинул подбородок. Не хотелось показывать однокласснице своих переживаний. Женя усмехнулась. — Я видела, как ты прячешься, — сказала девушка, подойдя ближе. Он плотно сжал губы, глянул на неё с недовольством. — Что-то случилось? — Тебя это не касается. — Женя закатила глаза. Своим высокомерием он напомнил старшего брата (вернее ту черту характера, которую она терпеть не могла). Что у мальчишек за манера такая?! — Я точно не могу ничем помочь? — Всё же уточнила Женя, чтобы получить отказ и с чистой совестью уйти. Уговаривать высокомерного засранца не было сил и желания.       Аскер замялся. Видно, что не хотел принимать её помощь. Но быстрого взгляда в окно хватило, чтобы недовольно скривиться и, посмотрев на девушку с высоты своего роста, сказать: — Может быть. А тебе-то какая радость мне помогать? — Домой не хочу идти. Ну так что?       Женя видела недоверие в его взгляде. Видимо дело было куда серьезнее, чем она предполагала. Её уверенность пошатнулась. Очень не хотелось влипнуть в очередную историю. Мальчишка аккуратно кивнул на улицу. — Волгу видишь? — Девушка кивнула. — Это за мной. — Можно чуть подробнее? — Он недовольно цокнул. — Про делёжку асфальта что-нибудь знаешь? — Мгновенно побледневшее лицо было куда красноречивее слов. — В развалюхе сидят чуваки из универсама. За пределами школы начинается их территория. — А ты здесь причём? — Аскер хмыкнул, как будто Женя не понимала очевидных вещей. — Я из разъездовских. Год как сюда переехал. — Не на своей территории. И не перепришиться, да? — Он кивнул.       Кусочки полученной информации сложились в единую мозаику. Что ж, дела и правда хуже некуда. Девушка неосознанно принялась теребить конец одной из своих длинных косичек. С каждой минутой она всё больше жалела о предложенной помощи. Но отступать было поздно. Да и одноклассника, если совсем уж откровенно, немного жалко. — И чем я тебе могу помочь? — Женя нервно засмеялась. — Дерусь я, кстати, из ряда вон плохо. Но это так, на заметку. — Аскер насмешливо вскинул бровь. — Не парься, защитница. Ты можешь мне помочь по-другому. Если провожаешь девчонку, то плевать с какого ты района. Тебя не тронут. — А! — радостно воскликнула Женя. — Так давай я тебя провожу до разъезда… — Это я тебя провожу! — уязвлённо перебил мальчишка. Женя рассмеялась. — Как угодно. Идём?       Они быстро вышли из школы, улыбаясь друг другу. Со стороны казалось, что подростки обсуждают свои планы на выходные или любую другую интересующую их ерунду, а не обмениваются колкостями. Они напряжённо смеялись, исподтишка наблюдая за старой Волгой. К их общему счастью, машина завелась и с характерным кряхтением уехала в противоположном направлении. Как только автомобиль скрыться из их поля зрения, улыбки сползли с лиц, уступая место облегчению и настоящей радости. — Что бы ты без меня делал, — в уже привычный язвительной манере усмехнулась Женя. Аскер вдруг остановился и со всей серьезностью сказал: — Спасибо. Правда не знаю, чтобы я делал.       Между ними больше не было насмешливости. Женя по-доброму улыбнулась, кивнула. Теперь, когда самое страшное позади, изменился и тон их диалога. Поддразнивания и пустые издёвки уступили место слабой, но от того не менее искренней, заинтересованности.       Турбо никогда не задумывался над своими чувствами. Стоит ли говорить, что он понятия не имел о том, что они имели полутона, более сильные и слабые проявления? Для него весь мир, включая дел сердечных, делился на чёрное и белое. Враги и свои. Злоба и радость. Любовь и безразличие. Все чётко и ясно.       Его напрягали неизвестность и сложности, ведь в большинстве случаев они заставляли думать. А этого пацан не любил. Нет, он был далеко не глуп. Но за мыслями тянулись воспоминания, а с ними всегда приходила и боль. Уж лучше бездумно жить моментом. Яркими, порой очень опасным, событиями.       Её появление в его жизни могло стать таким же незначительным, как и тысячи других знакомств, если бы самим своим существованием она не начала менять его реальность. Он с ужасом понимал, что где-то очень глубоко в груди от одной лишь мысли об этой соплячке (её ухмылке, озоном взгляде, и ещё… стоп!) всё свербит и требует ещё. Дотошно вспомнить голос, запах, жесты. Всё!       Подобное поведение, граничащие с одержимостью, уже не просто напрягало. Разобраться, и уж тем более подчиняться своим эмоциям Турбо не хотел, а потому навешивал на них ярлыки злости. Они же впоследствии становились отголосками ненависти. Ведь убедить себя в том, что ты ненавидишь человека гораздо проще чем попытаться понять.       Сейчас, например, он ненавидел девчонку за то, что она так широко улыбалась, идя по другой стороне улицы. Эта строчка должна сидеть дома и трястись от страха, а не наслаждаться жизнью, а не… чем она занималась, что так растрепались косички? И почему щёки настолько красные? Какого чёрта она смеётся, идя бок о бок с каким-то пацаном?       И снова мысли. И снова ненависть. И снова это свербящее чувство глубоко в груди.       Скандалы в их доме происходили крайне редко. И, нет, они не были образцовой семьёй, у которых сходились взгляды абсолютно во всем. Они не обсуждали проблемы или свои эмоции. Так уж сложилось, что семья Коноваловых предпочитала решать дилеммы в городе одиночестве.       Но, если интересы сталкивались, как это произошло сегодня, их ссоры слышал весь двор. Особенно страдали соседи в Москве, ведь отец и сын, обладающий схожим темпераментом, вопили друг на друга вплоть до сорванных связок. Они как красивые бараны стояли на своем, пока кому-то из их женщин не становилось плохо. Либо Женя (в силу юного возраста) начинала рыдать, или же Анна Львовна выбегала из дома, театрально хлопнув дверью. К сожалению, только в этих случаях мужчины брали себя в руки и, убедившись, что с их любимыми девочками всё в порядке, садились за стол и цивильно обсуждали проблемы. И так было всегда. Коноваловы никогда не учились на своих ошибках.       Женя кардинально отличалась от своего брата. Она терпеть не могла конфликты. Зачем тратить силы на ресторан крики, если можно попробовать найти компромисс? Это убеждение чертовски радовало родителей, ведь те искренне считали, что смогли воспитать благоразумную девочку.       Сегодня, кажется впервые за всю жизнь, она решила изменить свою тактику и настоять на желаемом. Вышло прескверно. — Я сказал, ты будешь сидеть дома, значит ты будешь сидеть дома! — Не унимался Александр Петрович. Он, пыхтя от злости, мерил квартиру шагами. — Тебя мало по лицу били? Ещё приключений хочется?! — Пап, это всего лишь дискотека, а не мордобой. — Тётя Роза, не сдержавшись, рассмеялась. Да так заливисто, что аж хрюкнул от смеха. Отец и дочь не поняли причину её весёлости, потому предпочли не обращать внимания. — Меня впервые куда-то позвал одноклассник. Скорее всего и другие ребята из класса будут. Вы же сами хотели, чтобы я нашла друзей, а теперь будете палки в колёса вставлять?! — Я всё сказал!       В этот раз дверью хлопнула Женя. Внутри всё кипело от злости и негодования. Да сколько можно душить своей заботой?! Она же не беспомощная! Нет уж она так просто не сдастся.       Выскользнув из комнаты бесшумной тенью, Женя добралась до прихожей, и, схватив первый попавшиеся сапоги мамы, убежала в комнату. Она торопливо расчесала длинные волосы, попыталась повторить одну из модных причёсок, которую делали её одноклассницы. Получилось… своеобразно. Чтобы не терять время, она заплела две тугие косички. Не модно, зато практично. Девушка вздрогнула, посмотрела на дверь, в которую только что постучали. К счастью, она успела закрыть комнату на шпингалет. — Евгеш, — ласково и немного грустно позвала мама. — Ну, не обижайся. Папа очень волнуется. Попробуй его понять. Открой дверь. — Нет, — бескомпромиссно заявила девушка. — Раз ему так хочется, просижу в комнате до завтра. — Женщина устало вздохнула. — А как же ужин? Хочешь, я пирог твой любимый испеку?       На секунду ей стало совестно. Мама не так часто вставала на её сторону, чтобы разбрасываться этим мгновением. Но желание насолить отцу в совокупности с острой необходимостью повеселиться с одноклассниками заглушили голос разума.       Женя открыла дверь, встретившись взглядом с опешившей мамой. — Есть не буду. Как проснусь, сразу пойду в школу. — Ну что за бунт? — Чуть не плача спросила Анна Львовна. — Геша… — Я не выйду!       Девушка захлопнула дверь перед матерью, специально погремев шпингалетом. Женя прислушалась. Она окончательно успокоилась, когда мама скрылась на кухне. Теперь у неё есть алиби и можно спокойно собираться.       Этому трюку её когда-то научил переходный возраст брата. Она оставила шпингалет открытым, надела цветастую олимпийку с мамиными сапогами и убедившись, что ключи от дома лежат в кармане, совсем тихо открыла окно. Игорь не раз сбегал подобным образом из дома. Отец сколько не пытался, так и не смог догадаться о существовании такого простого выхода из квартиры: аккуратно спрыгнуть на козырёк подъезда, слезть с него и пробежать вдоль дома под окнами. Надёжный, отработанный годами, план.       Трудность заключалась лишь в двух моментах. Во-первых, мамины сапоги были ей чуть великоваты. Из-за этого карабкаться на подоконник и прыгать на улицу было неудобно и боязно. Во-вторых, Игорь провел всё детство с мальчишками во дворе. Он отлично лазал по деревьям в отличие от своей сестрёнки-заучки.       Когда холодный воздух коснулся лица и голой шеи, у Жени внутри что-то болезненно сжалось. Лёгкий трюк теперь казался сложнейшим акробатическим номером. Конечно, падение со второго этажа её не убьёт, но переломом наградит точно. Она сделала несколько глубоких вдохов и, игнорируя бешеные сердцебиение, вылезла из окна, аккуратно наступила на хлипкую трубу, что змеёй тянулась вдоль внешней стены. Неуверенный шаг, второй, сильный прыжок и вот она стоит на козырьке. Ошеломлённая собственным везением и духом восторга.       Неужели у неё получилось бежать? Она сбежала? Если отец узнает, будет в ярости. Но даже эта мысль не смогла прогнать с лица счастливую улыбку. Неуклюже спустившись с козырька, Женя всем телом прижалась к стене. Зимний воздух, холодивший тело, требовал активных действий. Прикусив нижнюю губу, чтобы не улыбаться так широко, девушка побежала в сторону остановки. Ещё чуть-чуть и она будет в дк!       Лишь этим вечером Турбо осознал, что чувства, бурлящие в груди, слишком далеки от ненависти. Они куда более сложные, многогранные и глубокие, чем он мог осознать. Понять и принять. Разумеется, в них присутствовала и доля злобы, но относилась она вовсе не к соплячке.       Стоя в тени второго этажа, Турбо сверлил взглядом высокого мальчишку. Тот, облокотившись о стену, ждал пока дочка врача сдаст куртку в гардероб. Старший не понимал, что его больше выводило из себя: насколько легко Коновалова держится рядом с придурком, или то, с какой ухмылкой он смотрит на неё.       Вдруг внутри что-то взорвалось. Турбо до боли сжал зубы, когда чушпан с лёгкостью развязал ленточку на её косичке. Язвительная перепалка одноклассников со стороны казалась искренним заигрыванием. И от этой мысли Валеру повело. Ему стало невыносимо душно, хотелось сорваться с места и переломать пальцы ублюдку за то, что тот с озорством дразнил девчонку, подняв ленточку высоко над её головой. Что-то ему подсказывало, что, не будь он столь упрямым, вполне мог бы занять место этого чушпана. Но врождённая гордость и упрямство в совокупности с привитыми улицей понятиями сковывали ноги цепями не позволяли сделать один единственный шаг к ней.       Радостный смех девчонки бензином протекал сквозь пылающее нутро пацана. Мальчишка подбежал вверх по лестнице, крича что-то однокласснице. Лишь когда они пронеслись мимо (совершенно его не заметив), Турбо услышал обрывок их разговора: — Аскер, не смешно! — Забираю как плату. — Мальчишка изловчился и распустил вторую ленточку. Первая косичка, недавно потерявшая крепление, уже изрядно растрепалась. — Давай-давай, а то выглядишь как сопливая первоклашка. — Да чего пристал? — Женя старалась выглядеть злой, но смех сводил эти пытки на нет. — Ты бы ещё банты напялила.       Одноклассники скрылись в общем зале. А его трясло от злости. Если за такое короткое время у неё получилось полностью завладеть его вниманием, то что будет дальше? Может ещё и влюбится? Начнёт убиваться, ждать под окнами и без конца искать встречи? Ну уж нет. Только не в эту стукачку.       Чтобы там внутри не происходило, Турбо обязательно защитит своё сердце ненавистью. Потому что так проще. Потому что безопаснее.       В голове зародилась мерзкая в своей низости идея. Теперь осталось самое простое — разбередить душу, чтобы потом, когда всё произойдёт, он ни о чём не жалел. Пацан следом зашёл в зал.       В зале было многолюдно. Ребята от четырнадцати до двадцати пяти лет веселились в своих небольших компаниях. Женя радостно осматривалась. — Только сегодня можешь говорить, что ты моя сестра. Это на случай, если докапываться начнут, — Аскер усмехнулся, убрав руки в карманы. — А-а зачем? — Я же обещал отблагодарить. — он наклонился к ней, и тихо сказал: — сестёр пацанов не трогают. Ты в безопасности, слово пацана. — Девушка посмотрела на него с недоверием. Тогда он с нажимом заявил: — Я в долгу оставаться не собираюсь.       Жене было трудно, но она заставила себя поверить. Что-то сильное и благородное было в его глазах. Мальчишка искренне верил в свои слова и, казалось, был готов их отстаивать. Девушка улыбнулась и кивнула. На том и завершилась их взаимопомощь. Аскер с высокомерной ухмылкой растрепал её волосы на макушке и ушёл к своим приятелям.       Девушка осмотрелась в поисках знакомых. Стараясь скрыть волнение, она прочёсывала пальцами распущенные волосы. Оставаться одной в толпе было до жути некомфортно. К счастью, девушка вдруг заметила Лину. Одноклассница танцевала в компании подружек — девчонок их параллели. Женя видела их пару раз в школе.       Всё её тело сковало неловкость. Может ли она подойти? А если Лине будет некомфортно? А что если с ней никто и не захочет общаться?.. Девушка осматривалась, нервно покусывая нижнюю губу. Ей казалось, будто её выбросили в открытое море без спасательного жилета или лодки.       Это заметила и Лина. Она обсудила что-то с подругами и, получив их одобрительные кивки, подошла к Жене. Карие глаза девушки засияли счастьем и благодарностью. Лина протянула ей руку. — Хватит стоять истуканом, — улыбнулась одноклассница. — Пойдём к нашим.       Девушка увлекла Женю в большую компанию подруг-одногодок. Они танцевали и незатейливо шутили, задавали друг другу непринуждённые вопросы и искренне наслаждались совместным времяпрепровождением. Женя ощутила прилив счастья. Дома она получит наказание и, возможно, не одну неделю просидит в своей комнате, но время, проведённое на танцполе в компании новых знакомых определенно стоит того. Потому что она впервые чувствует себя своей. Сейчас не имело значение из какого она города. Главное, что они рядом и дружно срывали голоса под любимые песни.       Коновалова старалась не замечать компании бритоголовых пацанов, стоящих по периметру милицейских и размалёванных (слишком высокомерных и наглых для обычных школьниц) девиц. Последние не выходили из пацанских кругов — давали понять, что заняты. Женя старалась не обращать на них внимания.       Наравне со всеми в зале отжигала компания универсамовских. Слишком шумные и энергичные. Подруги Лины давно их приметили, потому старались держаться как можно дальше. Девушки танцевали рядом с диджеем, искренне надеясь, что ни один пацан не захочет связываться с малолеткой (благо пока им всем не больше пятнадцати). Отказаться от танца можно, но милиция не всегда будет рядом.       Когда заиграла медленная мелодия, девчонки моментально разбились по парам, напряжённо переглядываясь. Они знали — если пацан захочет, без лишних разглагольств схватит за руку и утащит за собой. Будет лезть целоваться, обливать мерзкими комплиментами или запугивать, если девчонка не ответит взаимностью. Мерзко и страшно. Первую минуту песни девушки держались в напряжении, но, к счастью, к ним так никто и не подошёл.       За следующие несколько песен вся молодёжь не причастная к уличным делам равномерно распределилась между танцующими кругами. Пацаны оставались в своих группах. Женя в компании Лины и трёх её подруг оказалась в самом центре танцпола. Медленная песня разнеслась по залу похоронным колоколом. Девчонки в мгновение ока вцепились друг в друга. Лина посмотрела на Женю с жалостью и немым извинением, ведь её руки уже покоились на плечах подруги.       Женя с тревогой огляделась. Совсем одна в середине зала. Если постарается обойти танцующих, кто-нибудь обязательно схватит за руку. Неспокойно. — Ну чё ты такая лохушка? — недовольно процедил Аскер, положив опешившей Жене руки на талию. — Задолбался тебя спасать. — Не жужжи! В первый раз я тебя спасла. — Он показушно закатил глаза, рассмешив этим девушку. — И я не просила себя спасать. — Ты сейчас нахрен пойдёшь. — Коновалова горделиво вскинула нос и уже попыталась отойти, как вдруг Аскер прижал её к себе. — Всё, понял. Дама с характером. Молчим и танцуем. — Спасибо, — шепнула Женя. — Зачем здесь столько милиции? — Танцы почти всегда заканчиваются мордобоем. Если услышишь крики, сразу беги к гардеробу или мусорам. Туда, где безопасно. — Неужели нельзя просто отдохнуть? — Аскер усмехнулся. — Да пацаны приходят только ради махача. Ну и пообжиматься с девками. — Как примитивно. — Они смотрели в разные стороны, потому не могли заметить улыбки друг друга.       Зато её улыбку отчётливо видел Турбо. Он чувствовал в объятиях тепло девушки, которую знал вдоль и поперёк. Он вдыхал запах, принадлежащий той, к кому возвращался спустя бесконечное количество ссор и слёз. Слышал, как она напевала себе под нос очередной хит. Точно так же, как напевала десятки до него. Испытывал ли он что-нибудь подобное к своей девчонке? Может в самом начале? Или может к девчонке до неё?       Пацан поднял взгляд на неё, чтобы понять — нет. Ни к кому и никогда. Сердце делало кульбиты, во рту пересыхало, кончики пальцев болезненно горели от понимания, что её взгляд направле не в его сторону. Тяжело.       Турбо почти не дышал, надеясь, что Валя не услышит его бешеного сердцебиения. Если она что-то заметит, то обязательно отстранится от его плеча и заглянет в лицо. Тогда придётся перестать любоваться смотреть на стукачку.       Какой жалкий. Убивается из-за какой-то невзрачной соплячки, когда в руках такая красивая (по всем меркам) девка.       Турбо в очередной раз вспомнил все неприятные моменты, связанные с Коноваловой. Не помогло. Он изо всех сил пытался найти причину для ненависти и презрения. Не выходил совершенно. — Валер, ты чего? — вдруг спросила Валя. — Покраснел весь. Тебе жарко? — Злюсь, — честно ответил он. Пацан опустил взгляд и сквозь сжатые зубы улыбнулся. Видя её влюблённый взгляд, Турбо вдруг понял, что он может решить проблему, не пачкая руки. Ведь соплячку нужно всего лишь припугнуть, чтобы она больше не маячила перед глазами, верно? — Мне одна девка прохода не даёт. Вот думаю, что с этим делать.       Валя побагровела от злости. Она опустила голову, неосознанно до боли сжала ладони на его плечах. Турбо холодно усмехнулся. Его слегка умиляла её простота и доверчивость. «Это глупость», — шепнуло что-то в его душе, заставляя вновь посмотреть на действительно доверчивую девчонку. — Ну странная, — продолжал он свою игру, — один раз помогла нам в больничке и думала, что теперь всё можно. Сдала нас ментам, падла. Главное ходит по улицам спокойно, делает вид, что вся такая невинная, глазки строит. Блевать тянет. — Какой ты жестокий, — процедила Валя сквозь сжатые зубы. — Не осуждай влюбленную девочку. — Мне теперь с ней в дёсны долбиться? Или что? — Оставь это мне, — девушка с трудом выдавила из себя улыбку. Турбо довольно усмехнулся, быстро поцеловал Валю в макушку. — Ты ж моя хорошая.       Как только музыка подошла к концу, Валя улыбнулась и растворилась в толпе. Он надеялся, что на сердце моментально станет легче, ведь проблема решена. Прогадал.       На протяжении ещё пары песен ему удавалось кое-как заметить девчонку в толпе. И когда Турбо понял, что намеренно выискивает её взглядом, он до крови прикусил себе внутреннюю сторону щеки и стал перебирать в памяти все возможные синонимы к слову «стукачка». Это предательство. Таких не прощают. Он должен злиться, ненавидеть, желать причинить боль. Должендолжендолжендолжен. Тогда почему в горле что-то жмёт?       Турбо нервно сглотнул. Даже отвлечься не на кого. Большинство пацанов — скорлупа, Зима решил остаться дома, лишний раз драться с разъездовскими не имеет смысла. Не хватало очередного привода в милицию за столь короткий срок. Вдруг, он заметил Пальто, подпирающего плечом стену. Мальчишка буравил кого-то взглядом. Чуть-чуть понаблюдав за происходящим, старший понял, что объектом интереса скорлупы является молоденькая милиционерша. — Чё, не принимает нежных чувств? — он вразвалочку подошёл к Андрею. Тот лишь хмуро покачал головой. — Ну ты это, смотри. У нас с ментами не якшаются. — Да это не… я не из-за неё. — Турбо многозначительно усмехнулся. — Ну-ну. — Андрей резко обернулся на старшего приятеля и чудом не ляпнул что-то в ответ. Вовремя вспомнил, кто перед ним стоит. Турбо глянул на него с вызовом, что ж… драка со своим — это не классно, но какое-никакое развлечение. Андрей же его намерений не разделял. — Дядя Ильдар сегодня приходил, — буркнул мальчишка. — А вот с этого момента поподробней. — Да какие подробности? Мозги мыл. Заколебал своей Коноваловой. — Турбо напрягся. Он хохотнул, стараясь скрыть чрезмерную заинтересованность. К счастью, мальчишка слишком хотел высказаться: — Всё рассказывал, какая она несчастная затравленная девочка, что батя за неё ходит заявление пишет, и… — Стоп, что?! — внутри всё похолодело, колени предательский дрогнули. Он, словно обезумевший, начал искать девчонку взглядом. В толпе её не было. Андрей же, сложив руки на груди, продолжил: — То. Её папаша весь отдел задолбал своим заявлением. Не хотели брать. — Почему? — Принимают только от потерпевшей. А она, как я понял, ни в какую. Ну её батя и допёк всех настолько, что заяву взяли.       Всё тело пробрала секундная дрожь. За столько лет, проведённых на улице, он не мог не узнать это отвратительное чувство. Страх. Получается, он провернул всю эту по́гань, основываясь на бестолковых обвинениях?.. Блять.       Даже гром музыки не сумел перебить истошного вопля. Андрей и Турбо одновременно повернули головы в сторону резкого звука. Сердце пропустило удар, в глазах потемнело как от сильнейшего удара по голове. Ещё мгновение и он, не помня себя, прорывался сквозь толпу. Турбо не знал, кто закричал, но плохое предчувствие уже ответило на этот вопрос.       Вокруг дверей в женский туалет столпилась милиция. Некоторые сотрудники безуспешно разгоняли зевак, другие же крутили Валю и её подружек по рукам. Девчонки кричали, отнекивались, но их никто не слушал. — Я всё видела своими глазами! — громогласно заявила Ирина Сергеевна. Казалось, она вот-вот расплачется. — Они вышли из туалета, а та девочка… Там.       Толпа не давала ему подойти ближе. Он словно мотылёк рвался к пламени. Бездумно, самозабвенно. Потому что надо. Потому что, если сейчас же не увидит, упадёт замертво. Его месиво из чувств было не такое поэтичное. Но в одном Турбо был уверен точно: пока своими глазами не увидит, что с ней произошло, не уйдёт.       Турбо слышал истеричные оклики Вали, но ему в голову не пришло обернуться. — Вызывайте скорую! — крикнул один из милицейских. — Не надо! — перебил его женский голос из туалета. По знакомой интонации Турбо понял — женщина лихорадочно обдумывала дальнейшие действия.       Пока взрослые суетились, а зеваки пытались удовлетворить свой интерес, Валера оглядел толпу. Аскер попытался растолкать толпу локтями, но его быстро перехватили и оттолкнули обратно. Он разозлился и уже хотел начать драку, как вдруг заметил девушку в толпе. Та, плача, подбежала к нему и начала умолять его. Лина вцепилась в его руку, оттащила ближе к сцене. Где-то вдалеке слышалось её истеричное «Не мешай».       Немного подумав, Турбо ловко пробрался к милиции. Он обходил и более сложные препятствия. А здесь дело техники и годов побегов от стражей порядка. Уже через минуту, игнорируя крики и предупреждения, пацан ворвался в женский туалет.       Увиденное на долгие годы запечатлелось в памяти. Что он наделал… На полу сидела грузная женщина, прижимала к себе окровавленное тело девчонки. Лицо превращено в месиво, пальцы на левой руке неестественно изогнуты, некоторые длинные пряди обугленными кусками валялись в луже её крови (он знал про любовь девчонок к поджиганию волос). Девушка, едва дыша, лежала в объятиях тётки сломанной куклой.       На мгновение взгляды незнакомцев встретились. Друг в друге они увидели отражение собственных эмоций: паника, непонимание, что делать, парализующее отчаяние. И, основываюсь исключительно на идентичности переживаний, женщина решила, что может доверить племянницу мальчишке. На незнакомцев таким взглядом не смотрят. Ах, если б она только знала… — Помоги, — требовательно сказала тётка.       Пацан вдруг ощутил на руках цепкую хватку милиционера, но, услышав просьбу, без усилий вырвался и забежал в туалет. — Да что же вы делаете?! — вскрикнула Ирина Сергеевна. — Это моя племянница, — стальным тоном бросила тётя Роза. Она аккуратно вложила в руки парня обездвиженное тело девушки. Посмотрев ему в глаза она тихо сказала: — Бери на руки и иди вниз. Я со всем разберусь. — Турбо кивнул. Роза вскочила, в мгновение ока оказалось около выхода. Её непоколебимый голос проникал в каждого, кто его слышал: — Дайте нам пройти. Её отец врач, он поможет. Я не стану ждать скорую.       Ирина Сергеевна, глядя в требовательные глаза, поняла, что спорить бесполезно. Женщина резко кивнула и принялась командовать коллегами. Те покорно образовали в толпе коридор, чтобы парень мог вынести пострадавшую на улицу. Всех виновных и зевак затолкали обратно в зал.       Турбо боялся к ней прикасаться. Женина голова лежала на его плече, но даже с такого расстояния он не ощущал её дыхания. Пацан неоднократно сталкивался с более страшными травмами, видел смерти, так почему же сейчас его сердце, кажется, и вовсе не бьётся? Презрение, отвращение и стыд смешались в его душе, превращаясь в болезненные импульсы, что растекались по всему телу. Разум бился в агонии. Пацан хотел уничтожить сам себя. Избить до полусмерти. Разорвать в клочья только за желание причинить ей вред. А за совершённое... Если бы можно было умереть от сожаления, то очерствевшее сердце Турбо уже не билось. — Т-ты? — Её едва слышный голос поразил молнией. Турбо вздрогнул, посмотрел на неё в отчаяние. Девушка с трудом смотрела на него здоровым, залитым кровью, глазом, стараясь не потерять сознание. — Смотри на меня! Не отключайся, слышишь? — Вперёд! — скомандовала Роза. — Ты только держись, ладно? — безостановочно шептал Турбо. Он осторожно поднялся, понёс её вон из Дк. — Совсем чуть-чуть осталось. Ничего больше не произойдет, слышишь? Слово пацана. Жень, ты же слышишь, да?       Она слышала. Отчаяние застряло в горле смехом, но сил не было даже на улыбку. Её веселила ситуация, ведь ещё полчаса она искренне верила в эти обещания. Сейчас же, истекая кровью, Женя знала — слово пацана ничего не стоит.       За стенами дк бушевала метель.