Мое

Хэнк открывает календарь в телефоне и отсчитывает оставшиеся до следующего гона 38 дней. Несколько раз сбивается и отвлекается, потому что Раулем пахнут руки, пахнет одежда и под одеждой тоже. Во рту привкус его крови. Надо было сразу, как пришел домой, залезть под душ и почистить зубы. Но на пути встала мама с вопросами, как день прошел, как дела. И Хэнк решил со своими делами спрятаться пока в комнате, чтобы не пришлось молчать, будто ничего не случилось, когда как раз случилось. 38 дней снова не отсчитываются. Вообще-то им тысячу лет назад, когда пришли результаты анализов, сказали: готовьтесь вести календарь и отмечать цикл. Кто-то из будущих альфачей фыркнул, что это как месячные у девчонок. Они с Кисой синхронно обернулись и шикнули на дурака, типа самые умные и адекватные. Но, когда время пришло, сами на календари забили. 38 дней — это точно после Нового года. Хэнк уже готов пометить один из январских дней красным, когда поверх всех приложений выскакивает уведомление от Телеги. Киса прислал голосовуху. «Ты чо тут устр-р-роил?! Вонища уже на подходе к базе! Внутрь зайти невозможно! Совсем охерел!» Киса должен звучать устр-р-рашающе. Но Хэнку смешно и немного стыдно. Наверное, стоило открыть окна. Похерить утеплитель и изоляцию, которыми сам два дня назад все щели заткнул, готовясь к холодам, но все-таки открыть. «Новое пр-р-равило нашей базы. Не тр-р-рахаться на базе. Еще раз такое вытворишь, я твой стол р-р-рабочий обоссу, все гвозди официально станут мои, и я их выброшу к чер-р-ртовой матери вместе с недоваренным байком». Тут Хэнк точно должен начать бояться или нервничать, пошли угрозы отобрать то, что принадлежит ему. Но на самом деле Хэнк просто восхищается тем, как Кисе удается столько рычать. Ему самому до сих пор сложно. Хотя и поводов не было. Его лучший друг на общую территорию омегу не притаскивал. Ой, думает Хэнк и снова отвлекается, не назначив в календаре день Х. Киса ведь наверняка думает, что это был Кудин. Ой... «Так. Это был не Кудя. Не так пахнет. Ничего себе ты даешь!» Новая голосовуха звучит удивленно и радостно. Хэнк хмурится, вспоминая, как чуть ли не пинками отогнал Кису от Кудина. Руку с плеча снять, тело от тела отклеить. Кудин совершенно не помогал и смотрел, будто ему вот так, когда они оба тут, — идеально. В итоге пришлось проявить чудеса логики и красноречия, чтобы убедить Кису уйти — вернее, не идти с ними. И они пришли на базу, Хэнк хотел оставить Кудина там, выбраться подальше на воздух и позвонить его родителям. Но потом омега попросил поцеловать его. Ну а потом... Хэнк силой останавливает себя и возвращается к календарю. Собирается поставить напоминалку за пару дней, подвисает, пытаясь придумать, что написать в текстовом поле. Это глупо, странно и как будто даже неправильно. Так заранее знать, когда у тебя будет первый раз, особенно после сегодняшнего. Лучше бы все вообще случилось сегодня — как шло, а не как получилось. Киса присылает кружочек. Вид у него гнусный, но точно не злой. «Ну что, тебя можно поздравить? Я прям нутром чую, что это был Рауль. У них похожие запахи, но честно могу сказать, что у твоего, если в сравнении, хуже. Расскажешь, как это ощущается?» Хэнк понимает, что Киса спрашивает про то, как там внутри и что с узлом. Ответить нечего, и он несколько раз пересматривает видео, чтобы зацепиться в словах Кисы за что-то другое и сменить тему. Цепляется за фон. «Ты разбил окно?» «А нехрен было окна заваривать и потом тут оргии устраивать!» Киса набирает следующее сообщение. Останавливается. Начинает искать стикер. Бросает. Снова записывает голосовуху. Хэнк чувствует, что слушать и отвечать на нее нужно будет, взяв паузу. Поэтому он хватает со стула ворох домашней одежды и уходит мыться, сунув телефон под подушку. Хэнк полусидит в ванне и смотрит в стену перед собой, чуть ниже крана, из которого течет смесь горячей и холодной воды. Смеситель немного заваливается вправо, интересно, его прям так поставили и забыли, или он постепенно кривится и вот-вот тут будет прорыв трубы, ужас, затопленные соседи. Чтобы получилось хоть как-то лечь, приходится вытащить ступни из воды, уперев пятки в стенку, и выпрямить ноги. Глупо, что ванны такие маленькие и короткие. Раньше люди были меньше, что ли, и помещались в таких, или это было осознанное решение дизайнера первых ванн, который боялся, что в длинной можно утонуть. Но в детстве ничего такого не было, хотя ты маленький, а ванна большая, думает Хэнк. Он вообще думает о чем угодно, лишь бы... Лишь бы пореже опускать взгляд на свое тело, которое сейчас кажется тоньше и мягче, чем ощущается. Когда стоишь под душем — это не так. Когда просто смотришь на себя в зеркало — это не так. Может быть, дело в том, что случилось сегодня. Может быть, это просто оптическая и осязательная иллюзия из-за воды. Понятно, почему Оксанка и мама закупаются всякими пенами и бомбочками — чтобы делать водную границу непроглядной и вот так не видеть этого несоответствия. Через 38 дней придется его показывать, что-то делать, как-то реагировать. Хэнк вздыхает и продолжает на себя смотреть, хотя очень хочется, как обычно, закрыть глаза. Руки проще всего сначала положить на бедра, погладить — сложнее. Глупо и стыдно, когда себя. Лучше сразу проскользить пальцами на внутреннюю сторону, слегка надавить большими — чтобы развести ноги шире и самому откликнуться на свое же движение. А что если так легко не вестись, а что если давить сильнее. Чтобы разомкнуть в голове связь между руками и ногами, приходится вставить поперек нее фантазию, что либо те, либо другие — чужие. Чужими становятся руки, ноги легко поддаются и колени резко раздвигаются, запуская по телу и по воде волну, которая бьет горячим по шее и по линии роста волос и кажется, что сейчас захлестнет всю голову. Вдох получается испуганный и громкий. Хэнк замирает, прислушиваясь к тому, как звук расходится по ванной, дробясь под шумом льющейся воды. Ставшие чужими руки переходят на внешнюю сторону бедер и скользят вниз. Тело легко приподнимается, от движения под подбородок снова бьет волна. Пальцы вдавливаются в кожу и медленно разводят ягодицы в стороны. Хэнк все-таки зажмуривается и плотно сжимает губы, привыкая, решаясь и представляя, что он смотрит и рассматривает. От частого дыхания, которое кажется острым и пытающимся короткими ударами прорвать живот изнутри, на него снова накатывает и накатывает. Палец входит легко на фалангу, подушечка касается края, и в ответ мышцы сжимаются, плотно схватывая, запоздало подсказывая, что тело было расслаблено от горячей воды. Зажмуриться сильнее уже не получается, и Хэнк распахивает глаза. Он бултыхается в воде, пытаясь подняться и чуть не падая. Когда удается встать, Хэнк включает душ, добавляя шуму. В вертикальном положении, как раньше, как уже привычно и без новых допущений, что еще может быть с телом, дрочить проще. Поверх стандартного набора кадров, который Хэнк обычно гоняет в голове, чтобы быстрее кончить и освободить ванную, пока никто ни о чем не догадался, постоянно проявляется Рауль. Прогнать его, сбросить и выбросить и сосредоточиться на обычных фантазиях про напряженные мышцы, изгибы и движения не получается. Это его запрокинутая голова, это его шея, по которой катается кадык, когда он сглатывает. Это у него сходятся и расходятся лопатки, втягивается живот, дрожат бедра. Это он прячет лицо в подушке, это он зажимает себе рот ладонью, чтобы не кричать. Это он разводит широко ноги, он давит на поясницу, давит на затылок, тянет за волосы, переворачивает, держит запястья, притягивает к себе и целует, вылизывая рот, и потом продолжает дышать в губы, двигаясь, двигаясь, двигаясь. Хэнк кончает быстро и с громким стоном, который вода тут же разбавляет, делая жалобным. Он таким кажется. Хэнк добивает его, когда он в очередной раз хочет отрикошетить от кафеля, и вслепую ударяет по плитке кулаком. В голове неожиданно ясно. Телу неожиданно гадливо. Хорошо, что он в ванной, можно отмыться по второму кругу. Хэнк не совсем дурак, он, несколькими секундами после того как успел назначить свидание через 38 дней, понял, что собирался сделать Рауль — все вполне в соответствии со своей репутацией. Видимо, никто и никогда не врал. Он правда такой. Продолжая топтаться в наполненной ванне, Хэнк пытается отвернуться к другой стене, будто та, лбом в которую он дрочил, уже натерпелась и наслушалась. Будто, ткнувшись в другую, будет легче признаться, что он на весь этот пиздец очень охотно согласился и откликнулся. Хотя нет, думает Хэнк, уставившись глазами в кафель, для него это все немного игра, для него возбуждающе и завораживающе, если кто-то, кто умеет, будет показывать, что да как, для него это действительно то, чего хочется, очень хочется. А не то, что можно сделать из ревности, мести и желания наказать. Хэнк смотрит вниз, вода вот-вот перельется через край. Он спокойно закрывает кран и, поддев большим пальцем пробку, открывает слив. В протертом, но заново запотевающем зеркале смотреть на себя проще. Визуальная муть помогает синхронизироваться с мутью внутренней. Хэнк снова проводит полотенцем по гладкой поверхности и хочет ободряюще улыбнуться, но получается только сильно стиснуть зубы. Писать Раулю «Все отменяется» он не будет. Это глупо и как будто жалко. Он сейчас выйдет и пойдет ответит Кисе. Может быть, предложит серьезно поговорить.