Ежедневник

      С каждым днём становилось всё труднее. Последние остатки, последние крохи контроля терялись окончательно, и чужак всё более уверенно закреплялся на захваченных позициях. Он был силён, яростен и упорен, а Оменикисидорина... Сирота, которая никому не нужна — за что ей было бороться и цепляться за жизнь?       Она устала, и лишь появление этой магини придало хоть какой-то смысл безрадостному существованию. Но и этого было недостаточно, чтобы переломить ход борьбы в свою пользу. Точка невозврата была пройдена, и Оменикисидорина могла лишь бессильно наблюдать за собственным угасанием.       Это было опасно. Не только для неё, но и для окружающих, и отчаяние росло вместе со смирением. Она ничего не может изменить, и в то же время она принесёт так много горя. Но всё это теряло смысл и ценность, ведь у неё выжали все силы, и она стала бесцветной тенью. Знал ли вообще хоть кто-то Оменикисидорину, а не чужака, хозяйничающего в её теле и под её личиной?       Контроль теряется, и всё могло быть совсем не так. Поэтому возможно в последнем осознанном порыве она тянет руки к Амаргариме. Обнимает её крепко и бережно — ей бы хотелось сказать магине так много. Но она не поймёт, и сильфа лишь выдыхает в горьком отчаянии: — Прости меня.       Амаргарима смотрит обескуражено и с удивлением, и Оменикисидорина отворачивается от неё. Она потеряла себя. Она больше не может быть собой. Она превращается в монстра, умирая окончательно. Забирает с собой последнее сожаление. И называет Амаргариму лучшим, что было в её безрадостной жизни. Единственным лучом света, озарившим тьму в последний раз.