Ежедневник

      Марауал тяжело вздохнул, растирая ноющую поясницу. Срок подходил к своему завершению, и мало того что дверг сам по себе стал круглым, будто бочонок, так ещё и дитя отягощало так сильно, давило на органы и таз. Для многих каменщиков последние месяцы беременности были самыми тяжёлыми, и Мар не стал исключением.       Ему было тяжело долго ходить и стоять, он совсем не мог наклоняться, и единственной комфортной позой стало положение полулёжа. Он стал совсем неповоротливым и вялым и ничем не мог помочь Сэраху ни по дому, ни по хозяйству, из-за чего немного переживал. Хотя и не должен был: в храме жрецы с пониманием и уважение заботились о собратьях, которым вот-вот следовало рожать, и в их слабости не было ничего постыдного или предосудительного.       Тем не менее Мар чувствовал себя неловко. Ему не хотелось быть бременем для альва, который и без того сделал для него так много. Сэрах же находил его беспокойство милым и всячески давал понять, что для него нет никаких поводов. И сейчас, заметив, как дверг вразвалочку подошёл к софе и остановился, тяжело выдохнув, придерживая живот и растирая поясницу, он приблизился к нему, позволяя опереться на себя и помогая сесть. — Я стал совсем беспомощен, — Мар стыдливо опустил взгляд, на что Сэрах нежно улыбнулся. Присел рядом и мягко увлёк каменщика к себе, позволяя полулечь на себя. — Ты прекрасен, — обняв его за лопатки, придерживая словно большого ребёнка, второй рукой альв нежно погладил живот. — Заботиться о тебе — для меня настоящее удовольствие, — склонил голову, оставив мягкий поцелуй на лбу.       Дверг на это смущённо улыбнулся. Потянулся одной рукой к Сэраху в ответ, обняв за шею, а второй накрыл его пальцы на своём животе, вместе с ним ощущая приветственные толчки ребёнка.       Рядом с Сэрахом было спокойно. Он прогонял все тревоги и глупые переживания, и рядом с ним даже хотелось быть слабым и уязвимым. Ведь он действительно заботился, и это было приятно. Поэтому в конце концов Марауал расслабился, и прикрыв веки, улыбнулся.