Ежедневник

      Всё случается так спонтанно и неожиданно, и Геллерт сам не успевает за событиями. Может лишь с горечью констатировать, что проигрывает Альбусу вчистую. По глупости, на самом деле, выше которой он себя считал. Самоуверенный глупец.       Тогда, много лет назад, ребёнок ворвался в его планы и перевернул их с ног на голову. Сейчас ребёнок стал неожиданность, которую, в общем-то, следовало предусмотреть, и Гриндельвальд в откровенной растерянности пытался совладать с собой и своими чувствами. Получалось с переменным успехом.       Он уже не слишком молод, а между беременностями проходит, кажется, целая жизнь. Да, теперь ему не нужно убегать, но легче оттого становится едва ли. И чем больше становится срок, тем тяжелее он себя чувствует. Но вопреки ожиданиям, сложности не вызывают ни злости, ни отрицания. Лишь лёгкую тень раздражения, которая рассеивается быстрее, чем вспыхивает.       Альбус и старший сын остаются рядом с ним. Стараются поддерживать, помогать и заботиться, и это приятное чувство. Всем им неловко после всего, что произошло, но они делают шаги навстречу и пытаются построить всё с нуля. Спасти хоть что-то, и может быть, хотя бы для младшего ребёнка они станут нормальной семьёй. Тем более что со своими трудностями они не остаются одни.       Несносная американка не оставляет Геллерта без внимания. Ему определённо не стоило недооценивать эту женщину и сбрасывать со счетов её желание помогать. По большому счёту именно она и привела его к тому состоянию, в котором он оказался, и почему-то злиться на неё не получалось вовсе. Мисс Гольдштейн оказалась достаточно чуткой и внимательной, и теперь она помогала Геллерту, особенно тогда, когда рядом не было ни Альбуса, ни Аврелия.       Последняя треть срока даётся тяжко. Ребёнок крупный, давит на органы, напоминает о себе. И Геллерту тяжело долго стоять и ходить, а иногда тяжело даже дышать. И он не прям задыхается, но делает глубокие прерывистые вдохи, чувствуя, как в очередной раз кружится голова. Тело ведёт, и он в последний момент успевает схватиться за столешницу, сжимая её до побеления пальцев. — Мистер Гриндельвальд!.. — встревоженный голос Квинни раздаётся вроде бы рядом, но как будто сквозь плотный слой ваты, и он хватается за голову, пытаясь выровнять дыхание.       Её руки осторожно придерживают за плечи, и она увлекает за собой, помогая опуститься на ближайший стул. Заглядывает с обеспокоенностью в побледневшее лицо, пока Геллерт пытается прийти в себя, проглатывая ком тошноты. В ушах звенит, а тело обдаёт холодным потом. Дитя беспокойно переворачивается, но наваждение проходит так же быстро, как и приходит. — Я позову мистера Дамблдора, — Квинни обращается мягко, поглаживая колени, и Геллерт делает глубокий шумный вдох. — Не стоит, мне уже лучше, — качает головой и усмехается: — Не тревожь Альбуса, он же себе места не найдёт.       Квинни понимающе улыбнулась, но беспокойство в её глазах никуда не делось. Геллерт же устало прикрыл веки, откинувшись на спинку стула. Сейчас всё было совсем не так, как когда он носил Аврелия, и было одновременно и тяжелее, и проще. Но сейчас он был не один, и это было главнее всего.