Ежедневник

      Приватные встречи были такой большой редкостью. Скрываться приходилось особенно тщательно, ведь никто не должен был заподозрить, что капитана королевских мушкетёров и кардинала связывают какие-то особенные личные отношения. На публике они поддерживали образ взаимной неприязни, заставляющий их работать вместе исключительно когда Франции или королю угрожала прямая опасность. Видимость, сыплющая песок в чужие глаза, ведь на самом деле всё было куда сложнее.       Приватные личные встречи удаётся урвать так редко. Чтобы никто ничего не заметил и не заподозрил. Приходится скрываться и изворачиваться, и они, взрослые, уважаемые мужчины, чувствуют себя подростками, по ночам сбегающими на свидания. Да в общем-то, почти так оно и есть, и в сентиментальном порыве одну дату они не пропускают никогда.       Своеобразная годовщина их не-отношений. Четверть века они успешно скрывают в тени свою «греховность» и даже не вызывают ни у кого никаких подозрений. Однако есть в этом и свои минусы, и Тревиль криво усмехается себе под нос. Чтобы и дальше не вызывать никаких подозрений, он даже не может нормально поздравить любовника. Но и совсем с пустыми руками прийти тоже не может, и самая банальная идея приходит в голову. — Разве мы не договаривались, что обмениваться подарками слишком рискованно? — острый взгляд режет как клинок, когда Тревиль протягивает скромный букет цветов. Он знает все тайные ходы в резиденцию кардинала, так что приходит никем незамеченный, и Ришелье, конечно, сразу встречает его ворчанием.       Капитан в ответ беззлобно усмехнулся. За двадцать пять лет он досконально выучил привычки и повадки любовника, так что давно не обижался на подобные вещи. Тем более что Арман беспокоился, пусть и в привычной манере прятал беспокойство за недовольством. Да и… на самом деле ему было приятно — Тревиль видел на дне холодных серых глаз тёплую признательность и благодарность. — Разумеется, — поэтому он лишь покорно прикрыл веки, принимая чужое ворчание и не споря с ним.       Ришелье вздохнул, с осуждением посмотрев на любовника. Но тут же его взгляд сменился на сосредоточенный и задумчивый, и он потянулся к тайному ящику стола, вытащив оттуда небольшую коробочку. Забрав цветы из рук любовника, всучил ему коробочку, заметив тень удивления, мелькнувшую на уставшем лице. — Если мне не изменяет память, — лукаво улыбнувшись, Тревиль не удержался от того, чтобы поддеть кардинала, — то мы договорились… — Даже не начинай, — перебив, тот предостерегающе стрельнул взглядом в капитана королевских мушкетёров, на что он искренне рассмеялся. — Лучше открой и посмотри, что там, — в голосе послышались обиженные ноты, и Тревиль, продолжая улыбаться, покорно подчинился.       В коробочке оказался небольшой серебряный нательный крестик, и улыбка капитана заметно потеплела, а взгляд смягчился. Надо же, Арман действительно запомнил, что не так давно в одной из стычек какой-то голодранец сорвал с Тревиля его крестик, прежде чем вместе с ним уйти на дно Сены. — Спасибо, мой дорогой, — с благодарной нежностью он посмотрел на кардинала, на что тот высокомерно самодовольно фыркнул, отчаянно (и неудачно) скрывая смущение.       Да, они вынуждены были прятаться от целого мира. Делать вид, что чужие друг для друга, что терпеть друг друга не могут. Однако наедине с самими собой они могли смотреть правде в глаза и не прятаться. И хотя бы друг для друга делать маленький праздник, даря друг другу бесценные сокровища воспоминаний и близости, которые никто не сможет отнять.