Добрососедские отношения

Проснувшись следующим утром, я увидел нечто замечательное. Новые горшки с цветами. Прекрасными цветами! Огромные белые шары на подоконнике и ещё такие же на тумбочке у двери. Я не большой любитель комнатных растений, но эти были настоящим чудом! Я решил, Дживс хочет сгладить впечатление от вчерашней оплошности, хотя винить его было не за что, бедняга явно заболел. По крайней мере, я так думал, но когда он принёс мой утренний чай, он казался почти здоровым, не считая, конечно, забинтованной руки. - Доброе утро, сэр, - поздоровался он, и его голос был вполне бодрым. - Доброе утро, Дживс! Рад видеть, что ты так быстро поправился! - Спасибо, сэр. Я тоже этому рад. Но его всё же качнуло, когда он раздергивал занавески. Он даже глаза ненадолго прикрыл. - Эй? Ты точно в порядке? - Да, сэр. Не стоит беспокойства. Не стоит, так не стоит, что я мог сказать? Ему виднее. Хотя беспокойно мне по-прежнему было, я решил сменить тему. - Прекрасные цветы, Дживс! - Рад, что вам нравятся, сэр. Это чеснок. - Надо же! Я думал, чеснок - специя! - Так он выглядит до того, как специей становится, сэр. Вот так! Дживс даже биологию знает. Кто бы ещё мне рассказал, что чеснок ещё такие чудные цветы? То есть, может быть, в школе и рассказывали, но где мне было запомнить? Я потянулся понюхать их, но тут же понял, что прелестные создания порой коварнее, чем можно предположить. Мелькнувшая было мысль подарить один такой шарик Фанни немедленно отпала. Запах был плох настолько же, насколько хорош был вид. Странно, что Дживсу он, по всей видимости, таким не казался. Но я решил оставить эту красоту в своей комнате. В конце концов, ничто не идеально, а Дживс, конечно, хотел как лучше. Не стоило обижать его, тем более, когда он болеет. Собираясь в "Клуб Трутней", я заметил на столике книжку с нарядной барышней на обложке. Я такое не читаю, Дживс тем более, ему подавай Спинозу. Я прочёл название : "Кармилла". Дживс заметил моё любопытство. - Почитайте, сэр, вам понравится. Кто бы мог подумать, что Дживс станет рекомендовать книжки про викторианских (ну или каких?) дамочек. - Спасибо, Дживс, но, как по мне, любовные истории лучше проживать, чем читать, - и я распрощался с ним до вечера. Уходя я заметил у двери и у зеркала ещё горшки с чесноком. Что ж, у Дживса появилось новое увлечение, я не возражал. По дороге в клуб я думал, что круг у нас довольно тесный, почти все знают друг друга с детства, новые лица, конечно, иногда появляются, но редко приживаются. Кто-нибудь из наших женится на очаровательной актрисе или даже официантке, и старается познакомить нас с предметом своей любви и обожания, потом лишается всяческой поддержки родни и превращается из счастливо порхающего мотылька в трудовую лошадку, которой уже не до дружеских посиделок. Тошно наблюдать такие превращения. Бывает и по-другому. Недавняя Золушка превращается в безжалостную королеву, так рьяно оберегающую честь новоприобретенной фамилии, что несчастного супруга мы видим лишь за рождественским столом, с водой вместо пунша. Но всё же новые лица вызывают живой интерес в наших сплоченных рядах. Я надеялся, всем понравится идея затащить на пикник Фанни (само собой, если её брату станет хоть немного лучше, но я надеялся на лучшее) . Конечно, ещё предстояло просить разрешения у старушки Гонории и, конечно, у самой Фанни, но мне хотелось заблаговременно заручиться поддержкой ребят из клуба. До сих пор никто, кроме тёти Агаты, не знал о моих новых соседях и мне не терпелось поделиться. И вот уже в клубе выяснилось, что рассказывать толком и нечего. Я почти ничего не знаю о Фанни. Разве что то, что она из Румынии, у неё есть брат, и она способна заставить молчать тётю Агату. Немало, конечно, но и не очень много. Однако ожидаемое любопытство мне вызвать удалось. Ребята оставили попытки привязать к люстре лестницу из галстуков (я не уточнял зачем, только радовался, что мой галстук был бы лишним), и стали вспоминать, кто что слышал о Румынии. Оказалось, практически никто и ничего, разве что про привычки местной аристократии слушок был не очень, но ничего такого, чего бы не делали и наши предки. Во всяком случае, мои. Словом, никакого мнения о Фанни с моих слов составлено не было, но может оно и к лучшему. Я считаюсь неплохим рассказчиком, но в тот раз чувствовал, мне не удалось передать очарования от нового знакомства. Впрочем, мою идею привести Фанни на пикник сочли превосходной. Про её брата я не говорил, что-то мне подсказывало, ему наше общество не понравится, даже если он будет здоров к тому времени. О том, что вашему покорному слуге довелось увидеть по пути из клуба, он предпочёл бы не вспоминать вовсе, но, как говорится, из песни слово не выкинешь. Я имею обыкновение ходить в клуб и из клуба одной и той же дорогой, но тогда был вынужден свернуть из-за полицейского отцепления и небольшой, но плотной толпы зевак. За спинами и затылками я смог разглядеть только верх фургона скорой помощи и покосившийся фонарный столб. Сразу захотелось как можно скорее оказаться в клубе. Но тут толпа расступилась, я увидел как волочат под руки мистера Геника. Он был весь в крови, при этом продолжал сжимать в руках здоровенную ничуть не менее перепачканную сумку. Я сначала перепугался, что бедняга ранен, но кто-то в толпе сказал, что он только потерял сознание при виде аварии. - Я могу идти, отпустите, - попросил он и я подумал, что сила духа у коротышки имеется, свались я в лужу чужой крови, да и своей, наверное, не отказался бы вернуться домой в компании. В сторону покосившегося столба я и смотреть не решался, а то, должно быть, рухнул бы как бедолага Геник. К нему самому я тоже боялся подходить, но как я мог допустить, чтобы он шёл один в таком состоянии? Пришлось мне подать голос. - Послушайте! Послушайте, я знаю его! Я провожу его до дома! Честно скажу, я не увидел большой благодарности в глазах мистера Геника, но сомневаюсь, что хоть кто-то её там видел. Я подхватил коротышку под руку, помню, надеялся, что смогу сделать это как-то так, чтобы не испачкать костюм, но и не вышло, и стало стыдно, что думаю о мелочах в такой момент. К моей радости, по крайней мере, волочь мистера Геника не пришлось, для полуобморочного он двигался весьма бодро. Я долго не решался спросить, что произошло, но всё же спросил уже на подходе к дому. - Водитель пытался объехать мальчишку на велосипеде. И его задел, и сам врезался в столб, - сообщил мистер Геник со спокойствием радиодиктора, - Я ни при чем, - зачем-то добавил он, хотя я и не думал его винить. Мне вспомнился мальчишка-газетчик, с некоторых пор разъезжающий на новеньком велосипеде. Я часто покупал у него газеты и очень надеялся, что погиб не он. - Пока никто не погиб, - будто услышал мои мысли мистер Геник. Кое-как убедив сначала швейцара, потом лифтера, что помощь нам не нужна (ну это как сказать, мистер Геник уже совсем пришёл в себя, а вот мне не помешал бы стаканчик чего покрепче), мы поднимались на свой этаж. Разговор не клеился, но всё же я спросил: - Как дела у графа, дружище? Мистер Геник посмотрел на меня так, будто я был виноват в болезни его хозяина (впрочем, он почти всегда на всех так смотрит), и ответил, что граф ещё плох. Я посочувствовал. Лифт ехал и молчание становилось неловким. Я заметил, что из сумки выглядывает тот странный серый блок, который Фанни ела в день нашего знакомства. Я полюбопытствовал, что это. Он ответил: - Халва. Смесь подсолнечных семян и муки. И тут я вспомнил, что когда-то давно сестра привозила эту штуку из Индии, только та была не серая, а оранжевая. Не думал, что в Индии есть подсолнухи. А ещё из сумки торчала газета. Что-то там было про самые опасные улицы и про статистику аварий в Лондоне. Вот где ирония! Бедняге стоило заранее прочитать. Да и мне тоже. Я уже хотел попросить газету и проверить, попал ли тот злополучный поворот у фонарного столба в число рекордсменов, но вовремя заметил, что по бумаге расползается пятно крови и тут же отвернулся. Хуже всего было, что всю эту кровь должна была увидеть Фанни. Я представлял, как сильно она перепугается и расстроится, а ведь ей и так сейчас непросто. Её брат сильно расхворался ни с того ни с сего, ей самой пришлось столкнуться с тётей Агатой... Графа, конечно, я тоже жалел, но надеялся, больной отлеживается у себя в комнате и ничего не увидит. Я даже думал предложить мистеру Генику переодеться у меня, но вовремя сообразил, что одежда Дживса легко заменит коротышке плащ-палатку, а моя будет слишком узка, чтоб налезть. Мистер Геник однако решительно направился к своей двери, нисколько не беспокоясь о волнениях хозяев. И правильно сделал! Я ошибался, эти двое оказались не робкого десятка! Они тут же подлетели к нам, притом, граф в инвалидном кресле, и принялись что-то быстро-быстро расспрашивать на румынском. Признаюсь, стало самую чуточку обидно, я доставил им мистера Геника в целости и сохранности, но тут же оказался ни при чём. Впрочем, граф поблагодарил меня, прежде чем со всей вежливостью выставить. Почему-то казалось, он благодарит не за недавнюю помощь, а за то, что я не выдал Фанни его состояния. В тот день волосы графа вновь были чёрными.