Гермиона
Гермиона последний раз сжала руку Рона. Он просыпался ранее в лихорадке от боли. Помфри снова усыпила его, чтобы лучше заживали самые серьезные повреждения. Ему повезло. Осколок ребра разорвал часть сердца, в маггловском мире он, вероятно, уже бы умер. Даже в магическом мире это была серьезная травма. Во время игры бладжеры вели себя странно. Они выглядели заколдованными. Одна мысль об этом заставляла Гермиону кипеть от ярости. Она не была уверена, что сможет доказать это, но в том, что это дело рук Малфоя, сомнений практически не было. Это напоминало его стиль, скрытный и злобный. Может, он и не настоящий Пожиратель Смерти, но он был придурком, к тому же, мстительным. Бладжеры были загадкой, но без Гарри она не знала, что делать дальше. Прежняя она с головой окунулась бы в решение проблемы, занимаясь исследованиями и расследованиями. Гарри совершил бы несколько дерзких ночных вылазок, и всё было бы решено. — Прости, Рон, — прошептала она. — Я не справлюсь с этим одна. Гермиона наклонилась и поцеловала Рона в веснушки, после чего встала и вышла. Она поспешила по коридору, стуча туфлями по камню. Это была её первая встреча со старостами. Гермиона нервничала ещё накануне, уже составляя список дел и целей на год. Она не могла позволить себе упустить возможность, которую ждала так долго. Позднее начало работы означало, что придется влиться в уже работающую систему. Работа была поделена между четырьмя людьми: старостами седьмых курсов и одним старостой восьмого курса, о котором она не имела ни малейшего представления. Наконец, она добралась до места назначения. — Хогвартс — это история, — произнесла Гермиона. Она перевела дыхание, когда дверь открылась, и на пороге появились Клара Хайтауэр, студентка Пуффендуя, и семикурсник Слизерина по имени Каллум Мейсон. У него были тёмные волосы, вьющиеся на кончиках, оливковая кожа и поразительные серые глаза. Он зачесывал волосы в прическу, которая напоминала Гермионе о 1940-х годах, и носил красивую мантию. Гермиона не общалась с младшекурсниками, кроме Полумны, и уж точно не с кем-нибудь из младших курсов Слизерина, но ей было трудно поверить, что она не замечала его раньше. — Ты опоздала, — сказал голос, отвлекая её. Она бы узнала его, даже если бы была слепой. Драко Малфой сидел рядом с Кларой, поднеся к губам чашку чая и положив одну ногу на другую. Гермиона хотела бы удивиться, увидев его здесь, но это было до смешного очевидно. Малфой был вторым по успеваемости на их курсе, за исключением шестого года обучения, когда его перестали волновать оценки. Он также был очень популярен. Не среди гриффиндорцев, очевидно, но в других факультетах — за его влияние, деньги и внешность. Логично, что МакГонагалл выбрала именно его, ведь её целью на этот год было единство между факультетами. Кто ещё может возглавить восстановление Хогвартса, как не магглорожденная принцесса Гриффиндора, Героиня войны и чистокровный Слизеринский принц? Хотя, должно быть, выбор дался директрисе нелегко, учитывая, что натворил хорек на шестом курсе. — Простите меня за опоздание. — Гермиона говорила сквозь зубы. — Я задержалась в больничном крыле у своего парня, Рона Уизли. Произошли странные вещи, бладжер чуть не убил его. — Как трагично, — протянул Драко. Надо было быть слепым, чтобы не видеть напряжение, сарказм и ярость в этом коротком разговоре. Она перевела взгляд на лица семикурсников. — Извините, я не хотела быть грубой, я Гермиона… — Уверен, они знают, — сухо заметил Драко. — Грейнджер, — закончила она, снова игнорируя Малфоя. — Приятно познакомиться. Гермиона протянула им руку для приветствия. Рукопожатие Клары было мягким. Каллум же, напротив, крепко пожал её руку. — Приятно наконец-то познакомиться с тобой, — сказал Каллум, оглядывая её с ног до головы. На его скулах появился лёгкий румянец. Грейнджер услышала насмешку Малфоя, и поборола желание повернуться и ухмыльнуться. Каллум тоже проигнорировал Малфоя, и его глаза вспыхнули. Она привыкла к тому, что люди знают о ней больше, чем она о них, но в его взгляде было что-то такое, что заставляло нервничать, как будто он знал все её секреты. На губах парня появилась улыбка, и он отпустил её руку. Гермиона отмахнулась от внезапно нахлынувших ощущений. Гермиона села, взяв со стола перед собой чашку чая и отпила глоток. Она повернулась лицом к Малфою. — Как тебе удалось стать старостой? Твоя мамочка дала какому-то грязных денег Малфоев за значок? — Увы, учитывая, что состояние Малфоев заморожено, нам пришлось использовать деньги Блэков для подкупа. Малфой мог быть таким язвительным, снобистским болваном, когда хотел. Гермиона проглотила свой ответ, намереваясь не доставлять ему удовольствия словесной перепалкой. — Давайте перейдем к делу, хорошо? — Сказала Клара, прервав их. — Да, звучит великолепно, — ответил Драко. Его глаза сузились, глядя на Гермиону. — Итак, Клара… — Гермиона повернулась к старосте седьмого курса. — Введи нас в курс дела.Драко
— Танцы? — Насмешливо хмыкнул Драко. — Да, как на Святочном балу, — сказала Клара. По правде говоря, эта идея исходила не от кого-то из присутствующих в комнате. Министерство настаивало на этом, чтобы отпраздновать уничтожение Темного Лорда и сделать первый шаг к устранению раскола в обществе, который не мог исчезнуть вместе со смертью Волдеморта. Это событие будет освещаться во всех средствах массовой информации. — Это самая глупая вещь, которую я когда-либо слышал. Что дадут переодевания и кружение по кругу? — Драко терпеть не мог танцы и вообще всё, для чего нужно было наряжаться и изображать из себя невесть кого. Ему хватало этого и дома. — Я согласен с Малфоем. — Грейнджер скорчила гримасу, как будто согласие Каллума причиняло физическую боль. — Ради Мерлина, это будет даже не в День Победы. Не вижу смысла. — Это указ. Мы мало что можем сделать, чтобы избежать этого. МакГонагалл хочет, чтобы первоначальные планы по теме и оформлению были у неё на столе к следующей неделе. Это произойдет до Рождества, так что не помешает ни экзаменам, ни выпускному, — сказала Гермиона. — Ну, я, например, с нетерпением жду этого, — сказала Клара. — Я была слишком мала для Святочного бала, а тот, который должен был состояться, по понятным причинам отменили. Драко понимал, к чему она клонит, но это не меняло того факта, что ему не хотелось праздновать день, наполненный страхом и смертью. Несмотря на победу, он чувствовал себя проигравшим. Это был день, когда ему пришлось увидеть смерть Крэбба в огне. В этот день умер Снейп. Он сомневался, что Грейнджер тоже на это способна праздновать, ведь Поттер умер у нее на глазах. Черт, он ненавидел Уизли, но он был достаточно человечен, чтобы понять, что тот в один день потерял и брата, и лучшего друга. То, чего хотело Министерство, было почти жестоко. Однако. Однако. Он до сих пор помнил, как Грейнджер вальсировала на Святочном балу с растрепавшимися от танцев волосами и в платье, струящемся по ее телу, под руку с Виктором, мать его, Крамом. Она выглядела одновременно грешно и невинно. До этого момента он не воспринимал Грейнджер как человека, не говоря уже о девушке. Она была одной из пыльных, никому ненужных книг, раздражающим, бесконечным источником фактов, извергаемых из ее рта. Она была придатком Гарри Поттера. После того дня Драко стал замечать веснушки на ее носу. Он заметил, как она закусывает нижнюю губу в глубокой задумчивости. Заметил, как ее юбка приподнялась на дюйм, когда она выдергивала корни из земли на уроке гербологии, — достаточно, чтобы увидеть молочную кожу на бедре. Этот образ дал ему достаточно оснований для того, чтобы с годами заполнить свое воображение тем, как выглядела остальная часть ее тела. Его интерес был слишком глубоким, чтобы его можно было удовлетворить одним лишь поцелуем. Он понимал это и принимал. Это не пугало его сейчас так, как вначале. — Я передумал, — сказал Драко, встретившись с Грейнджер взглядом. — Я думаю, что танцы — отличная идея. — Хорошо, — сказала Клара. — Тогда вы с Гермионой можете заняться этим, а мы с Мейсоном займемся выпускным и… поминальными службами. Клара сделала паузу на последних двух словах, бросив на Грейнджер взгляд, полный жалости. Та закусила губу и посмотрела в противоположную сторону, её обычно невозмутимый фасад дал трещину. Драко иногда забывал, через какие препятствия и боль ей пришлось пройти. Её крики преследовали его по сей день. Он так и не смог избавиться от них. Малфой просыпался в холодном поту от кошмаров, в которых его сумасшедшая тётя разделывала её, словно кусок мяса на ужин. — Что ж… — сказал Каллум, явно ощущая неловкость в комнате. — На этом мы закончим сегодняшнюю встречу. Я закончил составление нового расписания ночных обходов для префектов и старост. Раздам его завтра после небольшой доработки. Грейнджер кивнула, глаза её слегка заблестели. Одна из слезинок упала на щеку, и она быстро смахнула её. Каллум и Клара поднялись со своих мест, пожали друг другу руки и вышли после нескольких быстрых и натянутых прощаний. По какой-то причине Драко остался, хотя и чувствовал, что может пожалеть об этом. Ему никогда не нравились плачущие девушки, да и вообще проявление эмоций. Но Грейнджер казалась такой хрупкой и ранимой в этот момент, что это в нем что-то разбудило. Они сидели в тишине. Время от времени она прикрывала глаза. После мучительной минуты она заговорила. — Танцы? В честь победы? Мы не победили. Наша школа была почти разрушена, а половина учеников и учителей погибли. — Но мы также и не проиграли. — Проиграли? На чьей стороне вы вообще были? — На своей. Она усмехнулась, и у Драко возникло странное желание защищаться. — Давай проясним одну вещь. — Он поставил чашку на стол и сел поудобнее. — Я никогда не хотел, чтобы этот безумец-полукровка получил власть. Он позволил своей змее переварить профессора на моём чёртовом обеденном столе. Не ты одна пережила то дерьмовое время. Мы все страдали. Гермиона фыркнула, снова прикрыв глаза. Драко не помнил, чтобы она часто плакала в школе. Грейнджер не была похожа на Лаванду Браун, которая рыдала из-за каждого пустяка. На самом деле, последний раз он видел слёзы в её глазах после битвы за Хогвартс, а первый, когда он был на втором курсе и впервые назвал её грязнокровкой. — Если я правильно помню, ты причинил больше страданий, чем испытал. — Ты ничего не знаешь, грязнокровка. Драко прикусил внутреннюю сторону щеки, не давая себе сказать больше и выплеснуть все свои секреты. Ему хотелось накричать на Грейнджер, но он ничего не мог сказать в свое оправдание. Драко страдал. О, он страдал. Малфой хотел бы рассказать ей, каково это — видеть, как его мать корчится на земле от проклятия круциатуса, выпущенного безумным полукровкой. Он хотел бы рассказать ей, что чувствовал, когда ему поручили убить Дамблдора, легендарного волшебника, и как Темный Лорд послал мысленный образ того, что именно он сделает с его семьей, если Драко потерпит неудачу. — Грязнокровка, да? — Голос Грейнджер был напряжённым и высоким. — Всё ещё? После всего, что мы пережили? Держась за идею чистоты крови, ты далеко не уйдешь в этом новом мире. — Думаю, ты переоцениваешь способность общества меняться. — Что ты хочешь этим сказать? — Я говорю, что тебе следует прекратить бороться с тем, что ты не можешь изменить. Ты грязнокровка. Никто в мире волшебников не позволит тебе забыть об этом. Почему я должен это делать? Её рот приоткрылся, а в глазах мелькнуло что-то, что могло бы быть обидой или удивлением, если бы это быстро не скрылось под гневом. — Если это твой способ залезть ко мне в трусы, то не удивляйся, когда потеряешь сто галеонов. — Грейнджер встала и посмотрела на Малфоя так, будто он был куском дерьма. Она вскинула свои буйные кудри и, тяжело дыша, вышла. Драко следил за покачиванием её бёдер, пока дверь не захлопнулась. — Чёрт, — протянул Драко. Всё пошло кувырком. Он планировал утешить её горе, и тогда она была бы ему благодарна. Это была единственная причина, по которой он терпел её нелепые слёзы. Он был прав во всём. И не изменит свою точку зрения. Она грязнокровка, и общество будет относиться к ней свысока, даже если в кармане у неё будет лежать орден Мерлина I степени. Но в одном она была права. Если он хотел залезть в её маггловские трусики — а он этого очень хотел, — тогда, возможно, ему придется перестать называть её грязнокровкой. По крайней мере, в лицо.