Глубоко под снегом расцветут цветы

«My Body is a cage» — Monarchy

      Во сне производственный шум с улицы обычно был приглушенным. Он странным образом сплетался друг с другом и для меня уже был скорее просто фоном. Отдаленное громыхание насосов, гул работы двигателей камазов, металлический скрежет крыши вагона. Эти звуки, неприятные для обычных ушей, для меня были уже чуть ли не колыбельной. Но вот к какому звуку я не мог привыкнуть, так это к скрипу шконки через перегородку. Откуда этот скрип? Максим должен был быть на смене, а не здесь. Скрип шконки прекратился.       — Антон, можешь подойти?       Я замер.       — Макс, почему ты не на смене? — сонно ответил я ему.       Молчание.       — Макс?       Тишина.       Я нехотя поднялся. Тело страшно ныло, а голова плохо соображала. Комнатку мою закружило словно в карусели. Перед глазами запрыгали звездочки. «Температура,» — понял я.       — Ты идешь? — нетерпеливо спросил Максим.       — Иду, иду, — ответил я.       Комната Максима словно материализовалась передо мной. Дверь была открыта на распашку. Даже своим мутным взглядом, я отметил, что в комнате царил идеальный порядок. Ни пылинки, ни одной разбросанной вещи. Мне это показалось каким-то искусственным. Будто Максим заметал за собой следы и очень не хотел, чтобы кто-то раскрыл его секреты.       — Уснуть не могу, — увидев его, мое сердце сжалось.       Его комнату окутывал легкий зеленоватый свет с окна. Северное сияние сейчас было невероятно ярким. Изумрудные светящиеся столбы уходили высоко в черное небо и от этого все в вагоне казалось крохотным, как впрочем и мы с ним. Максим сидел на кровати в черной расстегнутой пижаме, практически полностью оголяющую его торс. Я поймал его глаза. В его таком милом и ясном взгляде улавливались игривые, даже дерзкие темные нотки. Дыхание мое сбилось. Я как завороженный подошел к нему. Максим осторожно взял мою ладонь и подтянул к своей щеке. Тяжелый выдох. Я не понимал, что происходит. Что на него нашло, что на меня нашло. Руки затряслись. Максим посмотрел на меня из-под лба, легонько повернулся к моей ладони. И тут я почувствовал легкое влажное прикосновение. Прикосновение его губ к моей коже. Сердце забилось как ненормальное. Я затрясся уже всем телом. Он хитро улыбнулся одними уголками губ, отпустил мою ладонь и лег на бок, спиной подпирая стену. Разве это реально? Я еле дышал, ладонь до сих пор пощипывало. Я лег к нему на кровать лицом к лицу.       — Расскажи свой секрет, — прошептал я.       Его бархатный запах отзывался во мне диким трепетом. Хоть мы итак были близко на этой узкой шконке, я еще ближе придвинулся к нему. Рука против воли скользнула по его ключицам. Острые, тонкие. Дрожащие пальцы медленно прошлись по выступу и остановились на плече, откинув расстегнутую пижамную рубашку. По его коже побежали волнительные мурашки. И все. Я понял, что сейчас что-либо в мире для меня уже не имело значение. Где мы, кто мы, что правильно, а что нет. Плевать. Я хотел сейчас всецело только одного. Того за что я буду себя ненавидеть до конца жизни. Я дрожаще выдохнул ему в губы и тихонько прильнул к нему поцелуем. И он мне ответил. Жарко, глубоко, испепеляюще. На миг в этой полярной ночи с зеленым светом, мне показалось, что мы и вовсе находимся где-то в космосе. Болтались в невесомости. И разве есть кому-то до нас дело? Сейчас были важны только его бархатный запах волос, в которые я с упоением зарывался носом, его требовательные поцелуи, которые я с восторгом ловил, и этот абсолютно безумный ком чувств: нежности и страсти.       Резкий звук будильника ударил по ушам словно молотом. Я открыл глаза. Они упирались в стенку. Я сбивчиво дышал, пытаясь прийти в себя и понять, что происходит. Я приподнялся на шконке и понял, что будильник звенит через стенку, а сам я лежу на кровати у новичка, сжимая его рубашку от пижамы. А еще вокруг лепестки. Розовые, тонкие и нежные. Словно кто-то раскромсал цветы вокруг. Страх начал накатывать постепенно. Я пощупал свой лоб. У меня был жар, температура точно была больше 38. Я тяжело поднялся, вытащил из кармана таблетки от температуры. Перед глазами все плыло. Я еле выдавил таблетку, закинул ее себе в рот, а упаковку положил на стол.       Это было уже за гранью. Грязно, мерзко, абсолютно не подобающе. Ненормально. Я схватился за голову. Что со мной происходило? Я просто сошел с ума. Это нужно было срочно прекратить! Срочно! А если это кто-то узнает? Это же позор на всю жизнь. Не то, что позор, жизнь можно сказать окончится. Моя привычная глупая жизнь окончится. От жалости к себе я стал чуть ли не поскуливать. Я должен был это прекратить! Но все только ухудшалось…       Я стыдливо пытался скрыть свое пребывание в его комнате. Первым делом проветрил ее, тщательно стряхнул постель, аккуратно сложил как было его пижаму. Откуда тут оказались лепестки для меня стало не ясно, но я слишком был в панике, чтобы держать этот вопрос в голове. Максим ни в коем случае не должен был узнать, что я уснул в обнимку с его пижамой… Уж что-что, а это я ему точно никак не смог бы объяснить. А, не дай бог, он еще и растрепал бы это про меня коллегам, так вообще позора не оберешься. У нас это на работе называли сексуальным домогательством, отдельная статься под увольнение. Вот только эта статья подразумевала домогательства к женщинам, которых-то практически на буровой и не было, а тут. Тут совсем такое позорище, что никогда от него не отмоешься. И с таким досье работу уже я нигде не найду.       В рабочем вагоне меня встретила тревожная и нервная обстановка. Куча тетрадей валялась на столе. Везде были стикеры с какими-то надписями. Заметив Максима, я вздрогнул. Сегодняшний сон был все еще осязаемым и отчетливым.       Новичок с надеждой в глазах обернулся ко мне. Выглядел он очень уставшим.       — Это была ужасная ночь, — тихо проговорил он. — Рад, что она закончилась.       — Я тоже, — тихо ответил я и прошел на кухню.       На столе стояла чашка заваренного кофе и эклер.       — Это тебе, — увидев мой взгляд, сказал Максим.       Я смутился. Коллеги так обо мне никогда не заботились.       — Ты молодец, хорошо справляешься. Даже меня не будил сегодня, — постарался я держать как можно более спокойный голос. Главное не выдать себя, не выдать.       — Как я мог тебя будить, ведь ты столько не спал, — Максим сел, устало опершись локтями о колени.       Кофе он заварил вкусно.       — Если будет непредвиденная ситуация, ты обязан меня разбудить. У нас такая работа, — ответил я ему, и вдруг мне стало еще страшнее. Что было бы, если он застал меня прямо на своей кровати? Сердце панически застучало.       — Да, да… — рассеянно ответил он. — Что-то я субординацию совсем потерял.       Кто из нас еще ее потерял…       Максим ушел спать, но из моей головы так и не ушел. Меня накрывал такой стыд и бессилие, что даже вечные поломки на буровой не могли меня отвлечь.       Мужик внутри меня отчитывал как малого ребенка. Я пристыженно, как побитая псина, слушал все эти оскорбления в свой адрес, глотал валерьянку и ничего не мог сказать поперек самому себе. Какие уж тут могут быть оправдания? В голове только и звучал строгий голос: какая мерзость, какая мерзость. Ты жалкий, отвратительный урод.       — Привет, Антоха. Ну как бурение идет? — Артур зашел ко мне в рабочий вагон, а я даже на него не обернулся.       — Не очень хорошо, — ответил я ему бесцветным голосом. — Мы почему-то часто до граничных значений давления доходим. Я уже модель пересчитал три раза. Видимо насосы совсем старые, КПД не тот.       Артур прошелся по вагону, всматриваясь в показания датчиков на экранах, будто бы что-то понимал в них.       — Ну это все равно быстрее, чем ждать клапан.       Я откашлялся. Быстрее так быстрее. В принципе, мне же самому лучше, если мы быстрее отбурим и уедем уже с этого проклятого места. Температура потихоньку снова поднималась. Я решил уже не ждать и выпить таблетки сразу. Вот только в кармане их не оказалось. Как и на столе, в сумке и на полке.       — Как у тебя дела-то? Смотрю приболел, — сказал мне Артур.       — Простуда, — поморщился я. — А ты-то сам как? Рассказал уже жене о любовнице?       Артур, совершенно не стесняясь, взял кружку Максима, видимо захотел налить себе чай.       — Не бери Максима кружку, возьми мою, — сказал я, быстрее чем успел подумать.       Ну не хотелось мне, чтобы кто-то трогал его вещи, кроме меня…       Артур налил чай в мою старую серую кружку и уселся рядом.       — Нет, решил не говорить. Знаешь, мне кажется я не люблю никого из них.       — Нарастились, жду команду, — сказал бурильщик по рации.       — Включаем насосы, — ответил я ему.       Кривая давления медленно поползла вверх. И вдруг скачок. Свет в вагоне моргнул. На экране засветились красные цифры.       — Уменьшай, уменьшай! — крикнул я бурильщику.       Кривая поползла вниз и следом опять прыгнула на нулевое значение.       — Не выдерживает. Встаем на ремонт, — сказал мне Руслан.       — Уже второй раз за смену. Что за дела?       — А что нам делать, выкручиваемся как можем.       — А мне как выкручиваться? — разозлился я.       — Да ладно, не тебе чинить же. Как раз отдохнешь, — сказал Артур каким-то виноватым голосом.       Как же меня уже все раздражало.       — Если ты никого не любишь, чего мучаешь их? Почему бы тебе просто не уйти и немного побыть одному, все по полочкам расставить?       Увы, такие истории были частыми на моей работе. Одна семья далеко за тысячу километров ждет кормильца, а он заводит себе вторую, тут в небольшом северном городке, рядом с работой. Грязь одним словом.       — Моралист какой, — усмехнулся он. — Твоя жена вообще тебе изменила. Я думал после такого ты не веришь в любовь.       — Я сам виноват. Меня не было рядом, когда я был так ей нужен. А он был, — тихо ответил я ему.       — Ага. Ты зарабатывал деньги на ее припеваючую жизнь, а она изменила с этим мудаком, как его там звали. Василий?       Я ничего не ответил, потому что Артур бы все равно меня не понял. Я уехал на вахту и, чтобы заработать больше денег, решил еще переработать. Я так хотел построить нам дом. Материальные ценности полностью затмили мне разум. Но жена заболела и попала в больницу. До нее я дозвониться не мог с этой глуши и только прочитал письмо от ее матери, что она уже идет на поправку. Я подумал, что ничего серьезного, не поехал домой, остался дальше работать. А когда оказался дома, меня уже никто не ждал.       — Какая разница, как его звали, — грубо ответил я ему. Это были больные воспоминания. Но сейчас будто даже спасительные. Ведь вправду, я был женат же. Так что может зря я так себя ругаю за тот сон?       Дальше разговор с Артуром не клеился и он ушел к себе. А вот Максим пришел рано. За два часа до начала смены.       — Опять насосы чинят? — спросил он, раздеваясь.       Я напрягся всем телом и приглушенно угукнул ему. Теперь мне не нужны были даже его прикосновения, чтобы выбить из меня весь дух. Одна его фигура сразу же включала на повтор позорные картинки и ощущения из сна.       — Ты чего так рано пришел? — спросил я его, как можно более спокойно.       Максим разулся, зашел внутрь.       — Я Алмаза просил рассказать, что делать в разных аварийных ситуациях, но он сказал, что лучше это спросить у тебя.       «Чертов Алмаз,» — ругнулся я про себя.       Максим налил себе чай и сел рядом, поджав под себя ноги. Я старался на него лишний раз даже не смотреть. Слишком это было тяжело.       — Газонефтеводопроявление, — протянул я, уставившись в экран ноутбука. — Это неконтролируемый выброс газа и нефти в скважину. Его обязаны устранить при первых же признаках. А теперь ты мне скажи, какие это признаки?       — Наличие газа в растворе, повышение давления, увеличение объема жидкости на выходе… — ответил он, глотнув чай.       — Правильно, — перебил я его. Я поднял взгляд на окно перед нами. На фоне уличной темноты наши с Максимом лица отражались словно с зеркала. — Это очень опасная ситуация. Если ее не устранить, то это приведет к фонтанированию. Газ с нефтью под большим давлением выстреливают из скважины и тогда все. Одна искра подожжет буровую как спичку. А мы тут с тобой в рабочем вагоне, кстати, будем в первой волне.       — Жуть какая, — поежился Максим и поставил кружку на стол. — И что мы должны делать в этом случае?       Я встретился взглядом с Максимом в отражении и это меня словно пробило током. Я увел взгляд снова в ноутбук.       — Бежать отсюда, Макс, со всех ног. Это опасное производство, я же тебе говорил, — Максим тяжело вздохнул. Навел жути новичку. — Но не волнуйся, это происходит очень редко. И если все делать ответственно, никогда не случится.       — Я уж надеюсь, — промямлил он. — Слушай, я знаю, что ты не любишь, когда тебе в душу лезут, но можно я спрошу личный вопрос?       — Ну спрашивай, — пожал я плечами.       — Почему у тебя нет девушки? — я замер. Рука впилась в компьютерную мышку, хотя ноутбук мне сейчас совсем был не нужен. Мы все так же стояли на ремонте.       — А у тебя? — я решил ответить нападением на нападение.       Максим недовольно откинулся на спинку стула. Я чувствовал его взгляд на своем затылке так сильно, что казалось он сейчас просверлит мне дырку в голове.       — Я первый спросил, — сказал он.       Я занервничал. В голову стали лезть страхи, что он не просто так это спрашивает. Но это был бред. Я вроде бы не вел себя как-то сильно странно, а комнату его полностью прибрал.       — Да, не знаю. Не получалось как-то.       — У тебя хорошая зарплата, дом, машина, сам ты очень… — Максим запнулся, — ну, не урод.       — Ого, Максим, меня считает симпатичным? Поучу еще и видимо для тебя стану настоящим Аполлоном? — посмеялся я, но Максим даже не улыбнулся.       — Так в чем причина? — упрямо продолжил он.       — Причина в том, что я просто такой. Одиночка. И не размениваюсь на одноразовые связи.       Взгляд в затылок стал совсем обжигающим.       — Ты хочешь сказать, что у тебя не было женщины со времен развода? То есть несколько лет?       — Не было, — смущенно ответил я. Я даже не мог объяснить, почему так со мной происходило. Мне всегда было сложно с девушками, а вдобавок я даже особо к этому и не стремился. И я обычно в этом никогда не признавался, чтобы не быть белой вороной в мужских компаниях, но вот Максиму почему-то это сказал.       — Одни мужчины что ли были?       В ушах зазвенело словно эти слова материализовались и хлыстом ударили по мне.       — Что? — еле выдавил я из себя с ужасом всматриваясь в его серьезное лицо в отражении окна.       — Я пошутил, расслабься, — хмыкнул Максим. — Видел бы ты свое лицо.       Я и не хотел видеть свое лицо. В ушах сейчас гудело похлеще, чем на производстве.       — Ну и шутки у тебя. А ты-то сам что? Небось главный ловец пьяных девиц в клубах?       Максим хмыкнул второй раз. Вот только как-то грустно.       — Если ты узнаешь, перестанешь со мной общаться, — ответил он.       Опять я поймал его взгляд в окне.       — Ты меня пугаешь, Макс, — осторожно ответил я. — Что я могу узнать о тебе такого?       Он смотрел на мое отражение, не отрывая взгляда. Будто пытался ворваться в мою голову и найти там что-то. Предугадать реакцию на его секрет, который он даже не произнес.       — Ну так ты скажешь? — изогнул я бровь. Мне вдруг стало жизненно необходимо узнать этот его секрет.       Но Максим замялся. Видимо он так и не нашел то, чего хотел в моей голове.       — Будешь в Питере, звони, Антон, — сказал Максим. — Там может пообщаемся.       Я коротко кивнул, хотя прекрасно понимал, что к нему в Питер, я ни за что никогда не поеду.       Дальше мы договорились обсудить аварийные ситуации и их ликвидацию на следующий день. Я пошел в спальный вагон. Поужинав, искупавшись в бане, я расслабленно сел на шконку и стал переодеваться в пижаму. Вдруг что-то неприятно кольнуло мою голую ляжку. Я встал с кровати, включил свет и с ужасом обнаружил пачку таблеток от температуры. Они небрежно лежали на моем покрывале, а я точно их тут не мог оставить. И тут я вспомнил. Я оставил их на столе у Максима прошлой ночью, а это означало, что новичок понял, что я к нему заходил…