Go to hell, Dad

Билли не понимает, в какой момент одна поездка к Харрингтону превращается в систематическое «отвези нас после школы», «забери из центра» и «развези по домам». И если поначалу Харгроув сопротивлялся, то потом это стало настолько естественным, что в один момент в его голове промелькнула шутка про мамку на полставки — версию номер два после Харрингтона. Хотя какая из него мамка? Он больше походит на батю-распиздяя, и то с натягом. И не сказать, что ему нравилась новая навязанная роль, но справлялся он с ней на «отлично»: контролировал, от души лепил подзатыльники и раздавал уебанские, но смешные советы (по мнению Дастина). Кажется, этим обычно и славились предки. В нормальных семьях. У Билли много ролей и с ролью брата он справляется по-прежнему хреново. Не по словам Макс, а по крикам Нила — тот не переставал находить новые изъяны, хватать за загривок и тыкать носом в каждый косяк (как в метафорический, так и в деревянный). Билли догадывался, что причина не в нём, а в отношениях со Сьюзен — тяжёлых и натянутых в последний месяц. И надо бы радоваться, что эта женщина наконец прозрела, но как-то не получалось. Поганое настроение Нила ощущали все, в частности Билли после очередной увесистой пощечины. Причин сбегать из дома становилось всё больше. Учёба, работа, гнида-отец, Стив со сломанной ногой и детишки, которые так и норовили его навестить. Последнее как развлечение на досуге, так, чисто по-приколу. Типа перерыва на секс или на идиотскую передачу по телеку — да, Билли бывает настолько нехуй заняться. Настолько нехуй, что сейчас он помогает Макс и Дастину убраться в доме Харрингтона; точнее убираются они, а Билли ходит и с грозным видом раздаёт указания, на которые те двое клали огромный и толстый. Стив, по определению инвалид, засрал хату настолько, что больно становится на физическом уровне. Харгроув далеко не чистоплотная хозяйка, но даже его потряхивает от количества мусора и разбросанных футболок по всем углам первого этажа. — Еб твою, Харрингтон, какого хуя бычки в бассейне? Билли заходит в гостиную после перекура. Стив меланхолично дёргает плечом, попутно оставляя закорючки в тетради — вот, мол, лови осмысленный и глубокий ответ. Заинтересованности в диалоге — ноль, как и во всем, что происходит вокруг. Билли приезжает к принцу в третий раз, и за этот период его высочество снизошло до нескольких фраз и то неполных, произнесённых между делом. Харгроув мог бы обозлиться, закатить истерику и уйти, громко хлопнув дверью на прощание, но что он делает вместо этого? Наблюдает, копается в мотивах, пытается понять — не себя, а Стива. У себя он давно перестал отслеживать логику, потому что собственные чувства и мысли — тьма. Одному дьяволу известно, кто или что может из неё выпрыгнуть. Он огибает обеденный стол и подходит к Харрингтону со спины, заглядывая в тетрадь. Билли вчитывается в харрингтонский кривоватый почерк и его прорывает на смех. — Что? «Коллапс человека и сосудов»? — Завались, — бурчит Стив. — Гений мысли, читай внимательно, — Харгроув тянет руку к учебнику и тычет в формулировку, склоняясь над его макушкой. — Переписывай тему, иначе запутаешься в задании. Харрингтон на мгновение зависает. Билли довольно щурится, сдерживая желание выкрикнуть: «Думал, я совсем кретин? А вот хуй тебе — я и не такое умею». Однако после понимает, что звучать будет двусмысленно и, пожалуй, неуместно — флегматик-Стиви вряд ли оценит. Тот зачёркивает предложение и дословно переписывает абзац, на который указал Харгроув. — На следующей странице материал, который поможет решить тест, — не убирая руку, он переворачивает страницу. Пока Стив внимательно вчитывается в текст, Билли мажет взглядом по его профилю. Россыпь родинок прячется под волосами, тянется по шее и скрывается за воротом домашней рубашки. Их больше десяти — тринадцать, если считать. От чего-то тянет прикоснуться, прочертить кончиками пальцев линии, а затем изучить получившийся рисунок. Харгроув и раньше видел короля школы вблизи, но никогда не замечал столько деталей: в темном освещении комнаты кожа выглядит как перламутр, ресницы подрагивают, а при наклоне головы выступают позвонки. От зрелища у Билли плывёт перед глазами. Блять, да он старшеклассниц так не рассматривает, как сейчас Харрингтона. Нутро скручивает от тоскливо-тянущего чувства, не характерного ему прежде, поэтому он, точно испугавшись собственных мыслей, отходит назад и с ухмылкой выдаёт: — Ты хоть один предмет учишь нормально, Харрингтон? — Я неплох в математике. — Да ну? Сколько будет два в квадрате? — Билли отодвигает стул и садится напротив — на безопасном расстоянии (если такое вообще имеется рядом с Харрингтоном). Стив поднимает голову и таращится на него как на последнего придурка. — Ты совсем идиот? — он не выдерживает иронию и впервые за их встречу уделяет столько внимания Харгроуву. Полноценные минуты — это настоящий успех. — Четыре! — весьма некстати с кухни кричит Дастин. Билли ржёт, замечая эмоции Харрингтона — глыба с неохотой трогается. Вылезает давно избитая, но такая желанная реакция его высочества — раздражение. Харгроув успел по ней соскучиться. Да, Стиви-бой, один-ноль в пользу невыносимого идиота. — Уилер убежала и забрала мозги с собой? — он по привычке харкает в лицо едким вопросом. Думает, что звучит смешно, на крайний случай — остроумно, но сильно ошибается. Принц бледнеет, а сухие губы, которые, едва расслабились, плотно сжимаются в единую полосу. Значит Нэнси — его глубокая и могильная яма. Столь унылый факт отнюдь не новость. Во время учёбы все, кому не лень, перемывают кости Уилер и её новому поклоннику. Как такое пропустить? Заучка охмурила самого завидного жениха школы, затем бросила его со скандалом и прыгнула в кровать к нелюдимому Байерсу. Шокированная общественность негодует и спешит найти жертву на казнь. События комичные, из разряда "ахуй", однако последствия выглядят страшно. Кошмарно, потому что Стив по сей день — умирающее существо, а у Билли вдруг проснулось сочувствие. — Стив, мы помыли посуду. Может, тебе ещё чем-нибудь помочь? — спрашивает Максин, заходя вместе с Хендерсоном в гостиную. — Нет, спасибо, ребят, — Харрингтон улыбается, а меж его пальцев едва ли не трещит ручка. — Тогда мы поехали к Уиллу, — Дастин хватает со стола свою кепку. — Билли привезёт тебе завтра продукты. — Чего? — На, — кучерявый торжественно вручает Харгроуву бумажный список. — Заебись, будет чем подтереться. — Эй, только попробуй! Стив, если будешь с ним драться, ударь и от меня тоже! — Да-да, валите, — Харрингтон поднимается, перехватывая костыль дёрганым движением. Он как оголённый провод — тронь и долбанёт током. Билли внутренне плачет — к нему, завтра. Да это самоубийство. — А, ещё, — не унимается Хендерсон. — Там яичница, я пытался пожарить, в общем, поешь. — Я по запаху чувствую, что пытался, — Стив щёлкает его по кепке, отчего Дастин сверкает улыбкой-расщелиной. Мелкие по очереди обнимают Стива и выходят на улицу. Тишина разом поглощает помещение, из дома, будто резко и вприпрыжку, убегает жизнь. Стив с молчаливым вопросом смотрит на Харгроува. Билли понимает, что гостеприимство на сегодня закончилось; не то что обнять — улыбнуться, хотя бы натянуто, на прощание ему никто не собирается. Он опускает взгляд на пачку сигарет в руках и так, словно между делом, говорит: — Я привезу тебе конспекты. Учись усердно, красавчик. Затем поспешно выходит и садится в машину — совершает запоздалый побег. Хендерсон галдит на весь салон. Билли рявкает на него, чтобы заткнулся, и закуривает, делая несколько нервных затяжек. Жизненно необходимо подумать в тишине. Харгроув в душе не ебет, что делать: его ломает, а чувства мечутся от «больно» до «весело». Билли привык к собственной непредсказуемости — он всегда мчался по витиеватой дороге, подпрыгивал на кочках и с азартом набирал скорость. Дави на газ, не останавливаясь — правил нет. Стратегии — отстой, думать нечего, нападение на проблему первым — лучшее решение. Он был готов ко всему, но никак не ожидал встретить на пути бетонную стену. Харрингтон как слепое пятно. Отвергай, избегай, из кожи вон лезь и делай вид, что его не существует — всё равно подъедешь вплотную, увидишь и почувствуешь, что врёшь самому себе. Разбиться о Харрингтона — раз плюнуть. Билли уже предвидит, как врежется и оставит органы где-то на обочине. Хочет ли он этого? Он не знает. Правил нет. Да здравствует вождение без тормозов.

***

Гостиную пожирает ночная темнота. Стив сидит на диване и лениво переключает каналы, подперев рукой голову. Та чугунная и абсолютно пустая последние несколько… Месяцев? Определить трудно, потому что отсчет идёт со дня расставания с Нэнси. Может раньше, когда родители заявили, что не намерены тянуть его на своем горбу (будто они это делали). Ему отдали дом — у них же новый в Калифорнии; наказали усердно готовиться к экзаменам, привыкать ко взрослой жизни и не скучать, потому что они обязательно дадут о себе знать — пришлют открытку с тёплого пляжа. До невозможности щедрые, аж слёзы накатывают. Но Стив не вправе их осуждать. Как и Нэнси. Пускай у него и были к ней сильные чувства. Пускай он впервые по-настоящему влюбился — планировал поступление в один университет, свадьбу. Пускай он увидел в ней собственный смысл. Стив не должен злиться. Ни родители, ни Нэнс не несут ответственности за то, что он на них возложил. Они выбрали себя, и Стив их понимает. Однако от понимания не становится легче, а огромный дом всё чаще напоминает камеру осужденного. Надо бы что-то делать, но сломанная нога вызывает беспомощность и обостряет отвращение к себе. Он правда старается не отчаиваться. Допивает остатки пива и лупит сонным взглядом в трещащий ящик — смотрите, привыкает к самостоятельной жизни. Он смирится и обязательно переживет трагедию. Как-нибудь потом. В моменты неприглядного уныния Харрингтон вспоминает, что он не одинок. Дастин, Макс, Майк и остальные ребята — его спасательный круг. Стив благодарен им: они не оставляют его и стараются разбавить однообразные дни (Хендерсон даже заставляет учиться, о господи). Они искренне переживают, суетятся вокруг, болтают, смеются, ругаются — утягивают его обратно в реальность и возвращают на место позабытое значение слова «семья». Озадачивает одно: с каких пор в ряды закрытого подросткового племени вступил напыщенный клоун? Харгроув. Он, мать его, очень странный. Что ему нужно, разобрать трудно. То избивает до полуобморочного состояния, то защищает, когда его никто не просит, то приезжает с самодовольной харей и, распушив хвост, как недоделанный павлин, расхаживает по дому, комментарии вставляет, шутит несметными шутками. Его действия — тот ещё ребус. И Харрингтон не собирается играть в «угадайку». Без него хватает загадок в жизни, главная из которых: что делать, если бросила девушка, а дом и тебя вместе с ним пора вывозить на свалку? Стив надеется, что вскоре горячка Билли пройдет, и его оставят в покое. Когда Харгроув появляется на пороге с пакетом продуктов, Стив предполагает, что это не горячка, а чёртова забота, когда же на столе оказываются тетради с конспектами — убеждается в этом наверняка. Он теряется, смотрит на Билли и не благодарит, хотя, наверное, стоило бы, по крайней мере за тот случай на вечеринке. Не будь рядом Харгроува, Стив не знает, как закончился бы день, потому что на утро первое, что сказали врачи — передозировка; его вовремя привезли в больницу. Впрочем, Харгроув не то чтобы и ждал «спасибо». Он в наглую разваливается на диване и закидывает ноги на журнальный столик. Ясно-понятно — уходить не собирается. Стив тактично молчит (своеобразная замена благодарности) и терпеливо раскладывает продукты. Молоко, сыр, яйца, спагетти, овощи, сок… Погодите, а где пиво? — Ты издеваешься? Что за набор монашки? — негодует он. — Тебе, принцесса, не положено. Дастин запретил покупать спиртное и сигареты. Все вопросы адресуй своим детям, — самодовольный тон Билли выводит. Нашёлся умник — дымит на всю гостиную, ещё и издевается. О какой благодарности он думал, если, вопреки своей же порывистой заботе, Билли ведёт себя как последняя скотина? Более того, ещё и радуется этому. Стив честно старается понять и оправдать его необузданный характер, но порой это уже ни в какие ворота не лезет. До встречи с Харгроувом он мог охарактеризовать себя как человека терпеливого (естественно не без заскоков), но с появлением беса в узких джинсах (а жопу то не жмёт?) терпения осталось... Нет, его не осталось. — Снова меня так назовёшь, и я сломаю тебе нос, — Стив плюёт на тактичность. Убрав все продукты, он хлопает дверцей холодильника. — Ты сегодня не с той ноги встал? — Ха-ха-ха, — произносит Харрингтон, опираясь на костыли и перемещаясь в соседнюю комнату. — Не оригинально, Харгроув. — Зато актуально. Билли внимательно отслеживает его путь от кухни до дивана, двигается и освобождает место. Стив садится ближе к краю, складывает руки на груди, ожидая очередной колкой фразы. На удивление Харгроув её не произносит. Он тушит сигарету об импровизированную пепельницу в виде стакана и внезапно спрашивает: — С какими предметами, кроме биологии, у тебя проблемы? Харрингтон тяжело выдыхает. Кажется, в прошлый раз издёвок по поводу учёбы ему не хватило. — Готовишь новую дебильную шутку? — Всё настолько плохо? — по выражению лица Билли понятно, что он делает самостоятельный вывод. Плохо — не то слово, там лютый пиздец. Экзамены на носу, и случится большое чудо, если Стив их сдаст. Как там говорят? Не повезет с деньгами — повезет в любви, с мозгами? Не, нихуя. Харрингтон проёбывается по всем пунктам, потому что даже денег, которые оставили ему родители, начинает не хватать. — Я могу подтянуть тебя по темам, — услышав реплику, Стив приподнимает брови. — Обосраться щедрость. Что обычно просишь за репетиторство? Ноги раздвинуть? Извиняй, братан, одна не двигается. Билли впадает в ступор. Его растерянный вид вызывает у Харрингтона смешок. Ничего себе, затронул запретную тему? Один-один, Харгроув. — Не наблюдаю у тебя вагины, еблан, — он сильно бесится от комментария, да так, что видно, как перенапрягаются челюсти. — Если справишься сам — валяй. У меня и без тебя дел по горло. Харгроув в момент подскакивает и сшибает журнальный столик. На пол летят стакан, пульт и скудная стопка газет. Первый разбивается и хрустит под ботинками Билли. — Здесь только один еблан. Как я это убирать буду? Стив двигается к краю и тянется вниз, хватаясь за край бумаги. Планирует поднять, но Билли вырывает из рук и закидывает всё упавшее, относительно целое на диван. Он буквально ползает под ногами, пытаясь вытащить закатившийся пульт. У Харрингтона назревает много вопросов, но задавать он их не будет — зная Билли, тот съязвит и не ответит. Напрашиваются сомнительные выводы, а психи Харгроува их только подтверждают. Событийная цепочка складывается в пазл. Жаль одно — картинка не полная, поэтому сказать сейчас — промахнуться наверняка. — Мне нужна помощь с литературой, биологией и математикой. Стив решает сыграть ва-банк. Он знает, что рискует, однако, потеряв большую часть некогда близких, себя и свою покалеченную гордость, такой отчаянный шаг равен возможности приобрести хоть что-то. Предлагают — принимай, с тебя не убудет. Объективно говоря, без помощи он и правда завалит экзамены. — Так сколько будет два в квадрате? — Харгроув возвращает на место журнальный столик и наконец разгибается. Остывает удивительно быстро, точно так же, как и вскипел. — Четыре, придурок. — Волнистый подсказал, не считается, — он хмыкает и снимает кожанку, кидая её на ближайший стул. — Где тряпка? — В ванной на втором, — Стив указывает на лестницу, а после хватается за пачку харгроувских сигарет. — Ай-яй, — Билли выхватывает их и, переступая через ноги Харрингтона, обходит диван. — Вначале — таблица умножения, потом — сигареты. — Я не настолько тупой, Харгроув. — Сейчас и проверю. Он назло прикуривает, смакуя сигаретный дым. Выдыхает его через нос — дразнит так мерзко и умело, как не делает никто другой. Стив из раза в раз наблюдая за ним понимает, почему именно Билли занял его место. Харизматичный парень, прямиком из — чёрт возьми, опять — солнечной Калифорнии, на шикарной тачке и с раскованностью в каждом движении. Девчонки таких любят, окружение — уважает. Ему прощают любые проступки. Стиву иногда кажется, что если Харгроуву вздумается снести чужую голову дробовиком, то найдутся индивидуумы, которые продолжат томно вздыхать от одного взгляда в его сторону. И Харрингтон не будет их осуждать, ведь понимает почему, только суть не в этом — ему просто-напросто обидно. Он всегда тянулся к людям, но, как оказалось, тщетно, потому что стоило раствориться популярности, социальные связи ушли вместе с ней. С появлением Билли все видят, что Стив больше не дотягивает до звания местного «мачо», и тут уже не поможет ни машина, ни огромный дом, ни совместные воспоминания. Харгроув кидает улыбку через плечо и направляется к лестнице. — Гандон, — иное слово подобрать сложно. Билли, видимо, слышит, поэтому отвечает что-то матом, но со второго этажа не разобрать. Спустя пару минут он появляется с тряпкой и конспектами. Продолжает возиться на полу, пока Стив листает тетради. — С чего начнём? — не отрываясь от писанины, спрашивает Харрингтон. — С вопроса. — Три в квадрате — девять, если ты снова решил выебнуться. — Я про другое, — его голос звучит чересчур серьезно. Харрингтон кидает на Билли взор, выражающий непонимание. Харгроув, собрав осколки в ткань, оставляет их под столиком и, вытащив истлевшую сигарету изо рта, интересуется: — Тогда, на тусовке у Генри. Ты реально не понимал, что пьешь, или тебе было настолько плевать, что ты мог откинуться? — Переживаешь за меня? — у Стива новое хобби — вгонять Билли в тупик. На сей раз он не злится, а молча пожимает плечами. — Спрашиваю на всякий. Вдруг ты захочешь вскрыться в моём присутствии, — Харгроув отвечает пренебрежительно, в глаза не смотрит. Переживает. — Не ссы, это была разовая акция, — Стив видит, как после этих слов Билли расслабляется. Харрингтон может лишь размышлять, на кой хрен он сдался этому карикатурному плейбою. Для себя он с сожалением отмечает: в компании Харгроува бывает чуточку лучше, чем в абсолютном одиночестве. Звучит так себе, на деле хочется спросить: а куда мы катимся? В ебеня, да ещё и припеваючи. Харгроув уже давно слетел с катушек, настало время Стива прощаться с адекватностью. Сближение с Харгроувом уже сродни безумию и апокалипсису. — Ты решил неправильно, — говорит Билли после долгой паузы, во время которой он проверял задания, сделанные Харрингтоном. Харгроув сжимает в пальцах ручку, водит ею по листу, указывая на ошибки, и рисует новый график. Объясняет просто и понятно, не так, как это делала Нэнси, закатывая глаза и закидывая терминологией. Он разжевывает каждую мелочь и терпеливо отвечает на все вопросы, словно от баллов Стива зависит его собственная жизнь. Билли быстро вовлекается и сосредотачивается на процессе. Такой Харгроув — настоящие открытие. Стив слушает его, старается запоминать, хотя это довольно сложно, ведь объект для изучения «Билли» куда интереснее пресловутых формул и уравнений. Главное потрясение за вечер — у Билли на носу веснушки. А ещё он щурится, когда читает правила из учебника. Убирает карандаш за ухо и дует на пряди, когда те падают на глаза. У него широкие ладони, содранные заусенцы и кольца на указательном и безымянном пальцах. Его кожа покрыта плотным, золотистым загаром даже в условиях мрачного и дождливого Хоукинса. Стив ощущает себя рядом с ним понурой и бледной поганкой. Но он гармоничен во влаге и смоге тумана, в тишине богом забытого города. Билли же наоборот — инородное тело, паразит, который проник незаметно в этот огромный организм. В дом Стива и его личное пространство. — Теперь понятно? — интересуется Харгроув, прерывая сумбурный поток мыслей. Харрингтон на автомате кивает. — Попробуй решить сам. Стив пробует. Получается с первого раза — он собой почти гордится, однако больше за него радуется Билли — от радости хлопает по плечу так, словно хочет его убить. — Ну вот, Стиви-бой, не такой уж ты и тупой, каким кажешься на первый взгляд, — вякает он в свойственной ему манере. — Заткнись, — Харрингтон не сдерживается — улыбается. Билли растягивает губы в ответ, ослепляя широкой кошачьей улыбкой. Его глаза блестят глубоким бирюзовым оттенком. Стив смотрит на него и думает о солнце. О Калифорнии, о бризе и сёрфинге, о сладких пляжных коктейлях. Он думает о жизни за пределами Хоукинса. Вспоминает родителей, Нэнси. Харгроув чем-то напоминает ему их — может, повадками, живостью мимики или ощущением тотальной свободы. Он тоже будто из другого мира — яркого, красочного. Неосязаемого. Мира, который отвергал Харрингтона, но к которому он всегда стремился прикоснуться.