***
Голова идет кругом, в горле пересохло, а в ушах невыносимо звенит. С трудом перебирая ногами, подхожу к двери и смотрю в глазок, проклиная людей, которые приходят в гости с утра-пораньше. Особенно тех, кого ты совсем не ждешь. Взгляд быстро падает на обувницу, проверяя наличие отцовской обуви. Пусто. Значит уже ушёл на работу и вернется только под вечер. Я немного приглаживаю руками волосы, снова проверяю глазок, чтобы убедиться, что не показалось, и всё-таки открываю. — Привет, — первым здоровается милиционер, обращая внимание на мой внешний вид: взлохмаченные волосы, растянутая майка, голые ноги и мягкие тапочки. Мда, надо было сначала накинуть на себя что-нибудь. — Проходите, — закрывая за ним дверь, я ухожу в комнату и кутаюсь в плед. Вернувшись в коридор, замечаю в руках у мужчины своё пальто. — Ты забыла вчера, — заметив мой взгляд, напоминает оперуполномоченный, а после вешает его рядом со своим на вешалку. — Не стойте в проходе, мне неудобно, — Ильдар Юнусович без возражений проходит за мной в мою комнату. Я присаживаюсь на край кровати, а мужчина останавливается напротив. Он несколько минут смотрит в окно, а после обращает свой взгляд на меня. Мне показалось странным, что глаза его сияли, будто увидели самую дорогую сердцу вещь, такую хрупкую и незащищенную, что так хотелось оберегать и до которой так страшно было дотронуться. Никто прежде не смотрел так на меня. И это сделало его уникальным. — Мне очень стыдно, — начинает мужчина, — я был слишком зол, потому что переживал за тебя, — он прочищает горло и продолжает, — Извини меня, я не должен был на тебя срываться, — заканчивает оперуполномоченный, виновато опустив взгляд. Он говорил искренне, особенно меня тронуло то, что он переживал. Значит ли это, что ему не всё равно? Однозначно — да. Я встала с кровати и подошла ближе. Сейчас мужчина напоминал котенка, про которого забыла хозяйка. Его хотелось погладить, приласкать и накормить. Но вместо этого, уткнувшись носом в колючую шею, я обняла милиционера, принимая извинения. В нос ударил вкусный парфюм, заставляя прикрыть секундно глаза. Вчерашний образ холодного Кая тут же испарился. Сквозь легкую рубашку было слышно, как сердце его забилось часто-часто, вызывая у меня улыбку. — Откуда синяки? — твою мать. Меня будто ударили под дых, выбивая из легких весь воздух, а после окатили ледяной водой. Что сказать? Правду? А как ее сказать? Может проигнорировать? — Да так, ерунда, — стушевавшись, отвечаю, — упала, — я совершенно не умею врать, меня выдает абсолютно все: голос, опущенная голова, резко напрягшееся тело и вспотевшие ладони, и, конечно, мужчина это заметит. Осталось просто молиться на скорейшее завершение этого разговора, а ведь так хорошо молчали… Оперуполномоченный выпускает меня из объятий и еще раз оглядывает с ног до головы, забрав плед. — Синяки на ногах, руках, я уверен и на спине тоже, — он берет мои руки и разворачивает их внутренней стороной, — и на запястьях, что уже не может быть простым «упала», поэтому, не ври мне, пожалуйста, — он смотрит на меня спокойно, и я бы и рада всё рассказать, но нужных слов в голове просто нет. Я вспоминаю покойную маму, которая во время наших ссор, дабы что-то выяснить, всегда несколько раз меняла формулировку одного и того же вопроса. Никогда не думала, что буду скучать по тем временам. — Отец? — догадавшись, что от меня ответа не будет, бьет прямо в цель товарищ майор. Не услышав возражений, мужчина продолжает меня пытать. — За что? — совершенно не веря ситуации, спрашивает Ильдар Юнусович. Я наконец поднимаю взгляд и пытаюсь вспомнить причины, но всё тщетно. У домашнего насилия нет и никогда не будет никаких оправданий. Вздохнув, я опять сажусь на край кровати. — Когда как: то на работе проблемы, то слишком громко дверью хлопаю, то дома не прибрано, — честно отвечаю я, с тенью горькой улыбки на лице. Хочется прикрыться, чтоб мужчина не видел, не расспрашивал, не расковыривал давно гноившуюся болячку. — Давай я поговорю с ним? — предлагает милиционер, присаживаясь рядом. — Ты думаешь, это поможет? — оговорившись, я мысленно бью себя по губам, — Вы. Вы думаете это поможет? — быстро исправляюсь я, ожидая реакции мужчины. — Всё в порядке, — милиционер опускает руку мне на плечо, ободряюще сжимая, — Наедине, можешь обращаться ко мне на «ты», — ступор. Я буквально на секунду вышла из тела и вернулась обратно, заставляя себя привычно функционировать, слышать и слушать, что говорит оперуполномоченный. — Как бы то ни было, я не оставлю тебя здесь, зная, что тебе в любой момент могут навредить, — подводит итог мужчина, ожидая моей реакции. Я пытаюсь понять, к чему клонит милиционер, но догадливость сегодня — не мой конек. — Скажем, ты могла бы переночевать сегодня в участке, — предлагает Ильдар, видимо, заметив у меня отсутствие способности логически мыслить, — Пока я буду работать, — заканчивает оперуполномоченный, обращая на меня внимание. Переночевать первый раз спокойно и в тепле, да ещё и в компании голубоглазого брюнета при погонах? Конечно, я согласилась. Милиционер спустился вниз прогревать машину, а я начала одеваться.***
— Карамельку будешь? — предлагает мужчина, шелестя обертками в кармане. — Буду, — протягивая руку, отвечаю я. День прошел давольно быстро и насыщенно. Мы гуляли по парку, рассказывали какие-то дурацкие истории, обкидывали друг друга снежками, делали снежных ангелочков, а после долго-долго обнимались, по-дружески, наблюдая, как нежные хлопья снега опадают на землю, задерживаясь на ресницах и волосах, пока не стемнело. После длительной прогулки, мы заглянули в какую-то столовую, вкусно покушали и поехали в участок. — Смотри, простынь в том шкафу, на третьей полке, — раскладывая диван, указывает милиционер. Я осторожно достаю постельное бельё и взглядом ищу подушку. Заметив ее на самой верхней полке, я встаю на носочки, пытаясь дотянуться. Мне не хватает буквально пары сантиметров, но я упорно пытаюсь ее достать. Во время очередной попытки сзади ко мне прижимается мужчина, опустив правую руку мне на впалый живот. Где-то в области макушки я чувствую обжигающее дыхание, а мышцы начинает приятно сводить. Я замираю, забывая как дышать. Брюнет левой рукой достаёт подушку, отдаёт её мне в руки и отходит. — Спасибо, — смущенно благодарю, начиная расправлять простынь. Я не пытаюсь анализировать этот день и то, насколько правильно мы поступаем. Плевать. Мне просто нравится то, что происходит. Мне комфортно в компании этого человека, и с ним я чувствую себя намного лучше, что ещё нужно для счастья? — Как часто ты остаёшься здесь? — управившись с постельным и уже готовясь ко сну, решаю завести разговор. — Давольно часто, — он расстёгивает ремешок часов, снимая их с руки, — Не люблю возвращаться домой, — грустно произносит мужчина, убирая часы в ящик рабочего стола, интонацией показывая, что разговор закрыт, а мне пора спать. После он подходит к окну и закуривает. Я готова поклясться, что лучше зрелища просто нет. Ильдар, делая тяжку за тяжкой, каждый раз прикрывает глаза от наслаждения, втягивая щёки, а после вальяжно выпускает дым и облизывает пересохшие губы языком. Скурив всего одну, он выкидывает ее и прикрывает форточку. — Чего не спишь? — уставши спрашивает мужчина, заметив мои вечные шевеления, в попытках отыскать идеальную позу для сна. — Неудобно, чуть-чуть, — отвечаю я, достав голову из-под одеяла, на что милиционер коротко улыбается. — Двигайся, — он подходит к постели, и прям в одежде ложится рядом, перекидывая руку через мою голову, — Ложись, — указывает мужчина на себя, а я двигаюсь ближе, укладывая голову на его грудь, подминая правую руку под себя, а левую кладу на живот брюнета. Удобно. Левая рука мужчины приятно гладит мою спину, успокаивая легкими и слегка ощутимыми касаниями, вызывая приятные мурашки. Здесь и сейчас можно опустить все проблемы, отложив их в дальний ящик, и довериться, прикрывая глаза. Невольно я повторяю движения мужчины и осторожно оглаживаю его грудь. Тонкие пальцы изучающе скользят по мягкой ткани, то поднимаясь, то опускаясь. Дыхание оперуполномоченного учащается, он глубоко вдыхает, будто весь воздух скоро закончится, глаза его прикрываются, а рука замирает на моей талии. Сердце бьётся часто-часто, я двигаю голову ближе, чтобы лучше слышать его стук. Продолжаю медленно водить рукой по груди, пальцами очерчивая какой-то невидимый рисунок. Мужчина облизывает губы, по-свойски сжимая мою талию. — Хватит, — с тяжелым выдохом он опускает ладонь на мою руку, останавливая меня, и гладит костяшки моих пальцев. Милиционер дышит загнанно, но спокойно, а сердце всё так же учащенно бьётся, будто невинные касания способны свести его с ума. Я поднимаюсь на локтях, чтобы разглядеть его ещё раз. Только свет настольной лампы падает на лицо мужчины, позволяя мне разглядывать его. Прилипшая ко лбу челка, покрывшиеся румянцем щеки, голубые глаза, со странным блеском и губы, блестящие от слюны. Мужчину потряхивает, что заставляет меня перевести взгляд на его глаза, но лишь для того, чтобы потом, вздохнув, замереть. Взгляд мужчины направлен на мои губы и он не сразу замечает, как спалился. Лишь потом, спустя пять или восемь секунд, он поднимает глаза, встречаясь взглядом со мной. Изумрудные в голубые и голубые в изумрудные. Брюнет ловит себя на мысли, что это совсем не те ощущения, которые были в постели Светы. Это уже другое и это кажется ему очень неправильным, слишком тяжелым для нас обоих, но это просто необходимо. Я смотрю в глаза милиционеру, а потом опять перевожу взгляд на губы. И снова на глаза. И снова на губы. Я словно та вечно выносящая всем мозги своей неопределенностью девушка, которая не знает, что выбрать: туфли или косметичку? Косметичку или туфли? Однако мужчина — не маленький мальчик. Ему далеко не шестнадцать, и за эти годы он все-таки чему-то и научился. Может понимать, чего хочет человек напротив. Я в смятении и с каким-то страхом смотрю в его глаза. Оперуполномоченный выдыхает так, словно готов уже на все. Сердце его стучит слишком громко, и этот звук сейчас ничто не может затмить. Мужчина тоже приподнимается на локтях, мысленно отвесив себе подзатыльник, и, прикрыв глаза, сам тянется ко мне. Тянется и останавливается лишь тогда, когда чувствует соприкосновение губ. И это действие заставляет его сердце резко замереть, а затем забиться еще быстрее. Брюнет кладет правую руку на мою шею, поглаживая кожу подушечкой большого пальца. В крови все еще есть немного адреналина, но, тем не менее, соприкосновение губ нежное и аккуратное, пробирающее до дрожи. Я закрываю глаза, когда милиционер проводит кончиком языка по моей верхней губе и чуть прикусывает нижнюю, а после немного сильнее притягивает к себе и целует уже не по-детски. Не так невинно, как это было в самом начале. Язык опера аккуратно пробирается в податливый рот и оглаживает нёбо. И где-то в душе он радуется, потому что девушка возле него дрожит, точно осиновый лист на ветру. Дрожу, но, несмотря на это, чуть приподнимаясь, не разрывая поцелуй, я перекидываю ногу на другую сторону дивана и сажусь сверху, оседлав мужчину и устроив руки около его лица. Мы прижимаются друг к другу животами, милиционер кладет руки на мой затылок и оглаживает мягкие пряди, а я продолжаю его целовать, нависая сверху. Это слишком странно, но почему-то мы об этом не думаем. Оперуполномоченному некогда, ведь он уже переборол всех своих внутренних ангелов и демонов, завлекая меня в поцелуй, наплевав на свои законы и устои. Мне тоже некогда, ведь я с нежностью отвечаю на этот поцелуй. Тело дрожит, потому что холодные руки мужчины касаются разгоряченной кожи. Рука на затылке перемещается на мою щеку, а затем медленно спускается к шее, к ключицам и все это во время поцелуя, который мне не хочется прерывать. Но приходится. В дверь громко стучат, и я отстраняюсь, теперь-то осознавая, что происходит. Ильдар быстро приводит себя в порядок, подносит указательный палец к губам, как бы прося быть тише, подходя к двери. Милиционер выходит в коридор, а я надеюсь, что никто ничего не узнает. Все происходит слишком быстро. — Чего тебе? — якобы сонно потирая глаза, сухо обращается оперуполномоченный к лейтенанту, мечтая поскорее вернуться обратно в кабинет. Наверное, не нужно больше говорить ему, что он остаётся на работе в его ночные смены. — Помните девушку, которую изнасиловали в этом месяце? — брюнет широко раскрывает глаза, понимая, что что-то стряслось. — Ближе к делу, — настойчиво просит мужчина. — Найдена мертвой под окнами своего дома.