Дядя Ильдар, может не надо?

2. Глава. Жизнь проходит в каком-то вечном ожидании. Ожидании фильмов, книг, серий, событий, людей, автобусов. Зимы, весны, лета, осени. Звонков, писем, встреч. Зарплаты, теплой погоды, выходных. В ожидании того, что все изменится. В ожидании того, что однажды все будет хорошо. А нужно просто перестать ждать и наконец-то начать жить. Холодный январский воздух бодрит и вновь заставляет чувствовать. Знаете, а ведь ничто не делает человека настолько уязвимым, как эмоции. И совсем не важно — положительные или отрицательные. Но ничего не чувствовать — ещё хуже. Такое часто случается, когда ты слишком перевозбужден долгое время, а потом — раз! , и всё. Всё вдруг предельно ясно и бессмысленно, как утро понедельника. До школы остаётся минут пять пешком, и вот здесь улыбка покидает лицо. Я захожу в здание, заворачиваю в раздевалку, чтоб снять верхнюю одежду и переобуться в сменку. Сменив сапоги на туфли, взяв в руки портфель, подхожу к зеркалу, чтобы поправить прическу, и бегу в класс, чтоб не опоздать. Уроки тянутся медленно и скучно, а на каждом шагу обсуждают мою подругу. Наверное, правильно, с одной стороны, что она сейчас никуда не выходит. Ей и без того тяжело. Бедная моя девочка. Меня терзает неизвестность. Что с ней? Как она? Надо срочно выловить Марата и обо всём расспросить. — Нет, вы слышали? — сквозь заливистый хохот, какая-то компания коротает перемену, наверняка, за новой порцией сплетен, — Да! Пришла, танцевала и улыбалась, как ни в чем не бывало, мерзость просто! — каждая фраза, вызывала недоумение, я не понимала, о какой ситуации они говорят, но речь явно шла об Айгуль, — Правильно, что наши девочки ее выгнали, дома пусть сидит, ущербная, — и опять заливистый хохот. Терпение кончается мгновенно. Я возвращаюсь в класс, забираю вещи и бегу в раздевалку. Агрессия и злость бьет через край. Суки. Откуда в мире столько несправедливости? Где в их фразах хоть толика жалости? Не одна из этих девочек, даже не задумывается, что на месте Айгуль, могла быть именно она. Чувства душат. Нужен свежий воздух. Я наспех переобуваюсь, накидываю на плечи пальто и выбегаю на крыльцо школы вся растрепанная и начинаю жадно глотать воздух, в попытках справиться с эмоциями. Яркий свет бьет по глазам, заставляя секундно щуриться. — Чего такая заведенная? — выкидывая окурок, обращается ко мне уже знакомый мужчина. Я не знаю, что сказать. В голове так много всего, но не могу подобрать слов, что нужно говорить. Я просто сдаюсь, подхожу ближе к мужчине в форме и молча утыкаюсь носом ему в грудь, загнанно выдыхая. Большие ладони растерянно опускаются мне на спину, приятно поглаживая. В крепких объятиях голова становиться легкой, а эмоции берут своё. Успокаивающие прикосновения заставляют довериться, и я тихо плачу, содрогаясь всем телом, в рубашку милиционера, с силой сжимая в руках ручку портфеля. — Ну-ну, тише, — его правая рука перемещается на затылок, приятно поглаживая и перебирая пряди моих волос, — кто тебя обидел? — оперуполномоченный ослабляет хватку, а я поднимаю на него глаза, полные горьких слез, — Не плачь, дядя Ильдар всех накажет, — в его объятиях так тепло и спокойно, что хочется забыться. Отдать ему всё-всё-всё, душу, жизнь и забыться. — Не нужно никого наказывать, это просто подростки, — шмыгая носом, шепотом, отвечаю я. — Они бывают очень жестокими, вон, такую девушку до слез довели, не порядок, мы их сейчас всех под трибунал, — шуточно-серьёзный тон вызывает у меня искреннюю улыбку, и мужчина тоже улыбается и смотрит на меня своим невозможным взглядом, полным понимания и желанием помочь. Отстранившись, милиционер бережно помогает мне надеть пальто и застегнуть все пуговицы. В каждом его движении столько нежности, что я невольно прикрываю глаза, окончательно расслабляясь. — Пообещай мне, — он берет моё лицо в свои холодные руки, заставляя посмотреть на него, и подушечками больших пальцев начинает утирать слёзы, — не плакать из-за всяких дураков, ладно? — что-то в этот момент сломалось во мне, никто, кроме Айгуль, не оказывал на меня такое влияние. Никто не был ко мне настолько близко. Почему я так предательски просто доверилась ему? Почему позволила увидеть свои слезы? Череду новых вопросов перебивает осознание, что мы всё ещё стоим на крыльце школы в такой интимной, для меня, позе, и я всё ещё не ответила. — Договорились, — опять шепчу, сквозь скромную улыбку. Милиционер убирает руки и немного отходит, только сейчас я обращаю внимание на его растрепанные короткие волосы, морщинки около глаз, мелкую щетину и родинки на лице. Красивый. Только сейчас я могу полностью его рассмотреть, в хорошем свете морозного утра. Теплая офицерская шинель, с проигнорированными пуговицами, выигрышно смотрится на мужчине. На нем всё та же черная рубашка, все те же приталенные длинные черные брюки и массивный ремень. Меня тут же ловят с поличным, заставляя вернуться в реальность. — Не смотри на меня так, — почему-то смеясь просит оперуполномоченный. — Как? — выждав небольшую паузу и прочистив горло, отчего-то очень громко, спрашиваю, будто всерьёз не понимаю, о чем он. — Так, как будто сейчас съешь меня своим взглядом, — опять смеясь, но уже по-доброму. Мне просто нечего ответить. И я молчу, соглашаясь с приговором. У меня же есть право сохранять молчание, верно? У меня будет адвокат? А когда суд, господин надзиратель? Уже и посмотреть на него нельзя, тоже мне, пижон. Я виновато поджимаю губы, извиняясь взглядом, и уже собираюсь прощаться. — Прогуляемся? — не дав мне сказать, как ни в чем не бывало, спрашивает мужчина. — Извините, я спешу к Айгуль, — вот что ему ещё нужно? Сначала просит не смотреть на него, а теперь предлагает прогуляться. Но у меня тоже характер есть, вообще-то. Я вежливо прощаюсь и подхожу к воротам школы, уже прикидывая начало разговора с подругой, как сзади меня слышаться торопливые шаги. — Подожди! — кричит опер, подбегая ко мне. Ну вот что ещё? Сдерживая порыв убежать, я останавливаюсь и терпеливо жду, когда он отдышится. — Давай провожу? — и снова как ни в чем не бывало. Удивительный мужчина. И как такому отказать? — Ну проводите, — скрыв застенчивую улыбку, соглашаюсь. Мы выходим за ворота школы в тишине, от этого становится ещё более неловко. Милиционер ровняется со мной по плечам и шагает близко-близко, не давая мне спуску. Не бойтесь, не убегу. Догоните же. — А что вы делали в школе? — первая начинаю разговор. Мужчина выдыхает, но не задерживается с ответом. — Лекции детям читал, о формировании уличных преступных группировок, — мы заворачиваем за угол, все дальше удаляясь от школы. — Странно, а я думала, вы серьезный человек, дела расследуете, а вас вон, по школам гоняют, — прыснув от смеха куда-то в плечо, язвительно парирую я. — Никто меня не гоняет, — с излишней серьезностью заявляет оперуполномоченный, — А лекции читаю по собственной инициативе, — добавляет со строгостью в голосе и опять щурится, как будто догадываясь, что его хотят в чём-то уличить. — Да ладно, передо мной можете не оправдываться, — не доверчиво уже смеюсь ему в лицо. И когда я стала такой смелой? Он останавливается и зачем-то отходит от меня куда-то в сторону большого сугроба. Я выжидающе наблюдаю, с интересом предполагая, что сейчас со мной будет. Закопает? Милиционер формирует маленькие комочки снега и начинает меня ими обкидывать, как пятнадцатилетний мальчишка. Горящие глаза терпеливо ждут, когда противник примет вызов. Неготовая, к такому поединку, подняв руки в беззащитном жесте, я сразу же сдаюсь. — Ладно-ладно, я поняла, прекратите, — через смех умоляю мужчину. Он отряхивает красные замершие руки от снега и победно улыбается. — То-то же, — в попытках согреть растертые ладони он прячет их в карман. Такой живой и взлохмаченный, полный энтузиазма и с искоркой в глазах, совсем не тот человек, что нервно курил в кабинете, таким он нравится мне больше. — Давайте сюда свои руки, — милиционер выжидающе смотрит на меня, в попытках понять, зачем они мне. — Не бойтесь, взглядом их не съем, — припоминая ему его же слова, предпринимаю ещё одну попытку. Мужчина достает руки из карманов и подходит ближе, недоверчиво протягивая. Я обхватываю его ладони своими теплыми руками, приятно массируя. Чуткие пальцы касаются каждого участка кожи, легонько сминая. Обручального кольца нет, и это почему-то меня радует. Грубоватые ледяные пальцы оперуполномоченного медленно согреваются, а сам мужчина, наблюдая, за всей моей сосредоточенностью, невольно улыбается. — Спасибо, — смущенно благодарит он. Мы продолжаем разговор о чём-то незначительном, перекидываясь невинными шуточками и посмеиваясь, шагая дальше. Тепло. Хочется оттянуть этот момент на подольше, постоять с мужчиной ещё хотя бы несколько минут, сказать какую-то глупую шутку, чтоб он ярко-ярко улыбнулся и запомнить каждую деталь. Подойдя к подъезду, мы обнимаемся на прощание, как старые приятели, улыбаясь друг другу. Милиционер, бросив ещё раз «до встречи!», уходит. А я, пройдя и приветливо улыбнувшись вахтеру, жду лифт и рассматриваю потрескавшиеся стены старого здания.