Я подарю тебе звёзды

Слышу звук приближающихся шагов. Распахиваю глаза и отползая подальше от двери, забиваясь в угол и вжимаясь в стену лопатками. В проёме узнаю фигуру Алексея. Он улыбаясь заходит в комнату, приближаясь ко мне. Вжимаюсь в стену сильнее, слышу хруст суставов. -Не надо, пап! -выкрикиваю со слезами. Воспоминания о произошедшем захлёстывают. Дожили... Теперь он главная угроза моей жизни. Молодец, даже отчима перплюнул в своей отвратности! Достижение! Сука.... Алексей садится на дальней половине матраса. -Что не надо, солнце?- спрашивает как ни в чём не бывало. -Я домой хочу! Пожалуйста! Я обещаю, я никому не скажу! Папа! Он подсаживается ближе, притягивая меня за плечи и укладывая на матрас, заставляя моё сердце уйти в пятки. Снова руки, только теперь они лезут под футболку, ощупывая каждую выпирающую косточку на моём торсе. Пытаюсь вырваться, уже громко плача. -Папа! Не надо! Грёбаные наручники ещё сильнее впиваются в плоть. Прикосновения перерастают в поглаживания, если бы не контекст, сказал бы даже приятные. Однако дальше... Он проводит кончиками пальцев прямо под рёбрами, перебирая ногтями. Начинаю смеяться сквозь слёзы. Чувствую, как он ускоряется. Перемещает руки с ребер на живот. Пытаюсь вырваться, что есть сил. Умоляю его прекратить. Это единственное, что теперь осталось в моем арсенале. На удивление, он тормозит, оставляя руки на моих ребрах. -Ладно. Простое "ладно"? Чую подвох. И таки да... Он настойчиво переворачивает меня на живот. Понимаю, что он задумал. Кричу так громко, насколько позволяют мои связки. Он, не обращая внимания, снимает с себя одежду и приступает к тому, зачем пришел. Снова боль, снова отчаяние. Стыдно... Краснею так, что становится жарко. Его отвратительная рука ложится на мой затылок, прижимая лицо к матрасу. Чувствую горячее дыхание рядом с тоннелем в ухе. А затем прикосновение зловонных, мерзких губ. Меня бы стошнило, если бы желудок не был пуст. Он двигается, крепко удерживая меня на месте, все сильнее вгоняет в меня свой ствол. Протяжно стонет... Нравится мрази... Чувствую, как мои ладони немеют от бесконечного напряжения. Холодная кровь сочится по пальцам. Я разодрал собственные ногти. Они тоже тупо ноют. Член урода упирается в простату. Он двигается настолько жестко и сухо. Раньше, когда ремень в руке отчима до костей прошибал мою спину, и я еще несколько часов валялся на полу в позе эмбриона, корчась и пытаясь успокоится, я думал, что познал боль... Но это было в разы хуже. Меня будто рвет изнутри нечто опасное и отвратительное. Я скоро оглохну от собственного крика. Слюна полностью высохла, а потому даже вопли даются мне букетом дополнительных мучений. Матрас под моим лицом насквозь пропитан моими слезами и отчаянием, мокрая футболка противно липнет к спине. А его руки... Они свободно разгуливают по ней, легонько царапая, заставляя меня дрожать и с ног до головы покрываться мурашками. Рвано начинаю умолять его остановится... Но мои слова невозможно разобрать. Проваливаюсь в некую прострацию. Здесь есть лишь я, моя боль и слезы. Его ладонь перемещается с затылка на лицо, затыкая мне рот. Черт... Он вытаскивает, хватая меня за волосы. Больно. Скальп натягивается, вынуждая расслабить напряженные лицевые мышцы. Открываю глаза. Вот он, стоит передо мной абсолютно голый. Мерзость... Отворачиваюсь, но он сильнее сжимает кулак. -Не вертись, а бери в рот! Первая мысль: "Мне показалось! Я ослышался! Этого не может быть!"- но он настойчиво подталкивает меня в затылок. Пощечина. Лицо горит. -Начинай! Чего тормозишь? Зажмуриваюсь что есть силы. Надо проснуться, это сон, это не может быть реальностью! Может быть я опять попытался передознуться антидепрессантами, желая покинуть этот отвратительный мир, я уже делал так где-то год назад, и в тот раз у меня были зверские галюны. Может это все, начиная с переезда к отцу, просто видение... Отвратительный запах ударяет в нос. В который раз мне захотелось блевануть. Будто в прострации, открываю рот и тут же чувствую, как он проникает внутрь. Мне конечно, как и многим другим не девственным бисексуалам, строившим отношения с парнями, приходилось делать минет. Один из бывших даже сказал, что у меня в этом есть определенный талант. Но сейчас это было совершенно по-другому. Мне захотелось умереть. Бесконечно долго тянулась эта своеобразная пытка, пока он не кончил. Ничего мерже я в жизни не пробовал. Я, как и любой здоровый человек, попытался выплюнуть эту гадость, но Алексей закрыл мне рот, не позволяя разжать челюсти. -Сглатывай! Слезы уже кончились, руки онемели. Вкус семенной жидкости во рту... Официально, самая дрянная ситуация в моей жизни. Чувствую рвотный позыв. Алексей убирает руку и я сплевываю сперму, перемешенную с желудочным соком. Горло нестерпимо жжет. Рыдаю в голос, кричу так громко, что закладывает уши. -Поганец... Он снова хватает меня за волосы и обмакивает щекой в зловонную жижу, словно провинившегося кота. -Убей меня... убей... убей...- умоляю сквозь слезы. Слышу его властный смешок, улыбки не вижу из-за положения и слез, застилающих обзор, но уверен она на месте: мерзкая и ехидная. Его рука давит на череп, вжимая его в бетонный пол. Виски сдавливает. Больно. -Дохрена хочешь. Он наконец отпускает. Слышу краем уха, что он выходит, захлопнув за собой дверь. Вот так я и убедился в отсутствии существования бога. Вот уж не думал, что пойму это, лежа в подвале, будучи униженным, вдыхая все прелести изнасилования, и сгорая от стыда перед самим собой. Ощущение, что весь мир узнал о том, что он сделал. Может это плата за все мои поступки? Может я действительно это заслужил. Слезы вновь возвращаются, медленно стекая по вискам. Меня никто не будет искать, ведь я никому не нужен... никому... Лучше бы я не рождался вовсе... Эта фраза звучит в моей голове маминым голосом. Она как никогда права... Я сдохну здесь. Неужели она, когда мой разложившийся труп найдут и опознают, не просто не проронит ни слезинки, а напротив, обрадуется? Проваливаюсь в себя. Вот мама, стоит в ментовке. Какой-то черт в погонах сообщает ей о моей смерти, заканчивая общей фразой: "Примите мои соболезнования." Вижу ее лицо. Как всегда каменное и мертвенно спокойное. Только теперь на нем вырисовывается легкая ухмылка...