Противоположности

Феликс Хониккер любил тишину. Ему нравилось, когда дома никто не шумел, ведь тогда он мог полностью сосредоточиться на работе. Его никто не беспокоил, и он полностью погружался в своё занятие. Порой он мог проводить так целые часы. И больше всего на свете он терпеть не мог, когда его кто-нибудь отвлекал. Собственно, именно поэтому он был так раздражён, когда к нему в комнату, воодушевлённо о чём-то вереща, вломился Беннетт. Беннетт был из тех, кто почти никогда не слушал, что им говорят. Он всегда делал всё по-своему, даже если знал, что за самодурство ему потом влетит. И естественно он каждый раз бесцеремонно вламывался к Феликсу в комнату, чтобы поведать об очередной хрени, которая вот лично ему показалась ну о-о-очень интересной. На протесты Хониккера он не обращал абсолютно никакого внимания. Ему, казалось, было наплевать на то, что его в грубой форме отчитывали. И из раза в раз он продолжал приходить со всякими глупостями. Вот и сегодня тоже. Беннетт тараторил без умолку. Половину слов он либо проглатывал, либо проговаривал слишком быстро, и потому Феликс их не понимал. Впрочем, он даже и не пытался. Стараться вникнуть в тот бред, что ежедневно нёс Беннетт, — дело заведомо гиблое и бесполезное. Феликсу порой даже казалось, будто они с ним говорили на абсолютно разных языках. Поэтому сейчас он не вслушивался в бессвязную речь Беннетта, а, напротив, усиленно пытался сосредоточиться на опыте, который проводил. Он уже несколько месяцев выводил формулу регенерирующего вещества, и сегодня собирался протестировать финальный результат. Но для этого требовалась полная концентрация, к которой по понятным причинам он всё никак не мог прийти. Беннетт вещал даже чересчур громко, и его голос мешал сосредоточиться. «Чёрт возьми, какой же он шумный… — пронеслось в голове Феликса. Уставший от, казалось, бесконечного галдежа, он отложил пробирку с мутноватой жидкостью на стол и откинулся на спинку кресла. Прикрыл глаза, запустил одну руку в волосы. — Вот преспичило же ему припереться именно сейчас… Надо придумать, как его заткнуть, не то я тут до ночи провожусь…» Полностью закрыв глаза, он погрузился в свои мысли. Заставить Беннетта замолчать, — та ещё задачка, на самом деле. В конце концов, он любил поболтать, и если речь заходила о том, что ему интересно, его было не остановить. Он говорил-говорил-говорил, и иногда даже Флоренс от него уставала. А она, между прочим, его лучшая подруга, и болтала порой похлеще него. И тем не менее, несмотря на всё это, Феликс пытался найти способ его заткнуть. Всё-таки этот эксперимент имел для него большое значение, и откладывать его из- за каких-то глупостей он был не намерен. «Что же такое мне сделать… Что же заставит его замолчать… Давай, Феликс, думай… От этого зависит успех эксперимента…» Ещё где-то с минуту он сидел, перебирая у себя в голове различные варианты, а потом его осенило. Он даже непроизвольно выпрямился, из-за чего чуть не упал с кресла. Конечно, идея была рискованная, да и, откровенно говоря, смущающая, но ничего другого ему попросту не оставалось. Стоило хотя бы попробовать. Мало ли, чем чёрт не шутит, может, оно и сработает. — Ты чего, мистер Хониккер? — удивился Беннетт, заметив, как он резко сел. — Наклонись-ка ко мне на минутку, — вместо ответа попросил Феликс. Он даже повернулся и посмотрел ему прямо в глаза, чего обычно никогда не делал. К нему постепенно подбиралось смущение, однако он всеми силами старался его не показывать. — А это ещё зачем? — настороженно поинтересовался Беннетт, но просьбу всё-таки выполнил. Феликс ничего не ответил. Лишь молча подался вперёд и, пока он не успел ничего сообразить, накрыл его губы своими. Целоваться он не умел совершенно, а потому поцелуй вышел рваным и неловким. Впрочем, Феликса это волновало уже в последнюю очередь. Ведь цели своей он всё же добился: Беннетт наконец замолчал. Близость их, однако, продлилась недолго, всего пару секунд. Потом Феликс отстранился и быстро отвернулся обратно к столу. Краем глаза он успел заметить, что Беннетт густо покраснел. Он сам от него сейчас мало чем отличался: его щёки точно так же пылали алым, а сердце бешено колотилось в груди, грозясь вот-вот проломить рёбра. И тем не менее, несмотря на обуявшее его смущение, Феликс был доволен. Ведь теперь в лаборатории наступила долгожданная тишина, а значит, он мог продолжать эксперимент. Правда, он не учёл того, что Беннетту захочется ещё…