Окно ЗАМа

Сегодня я буду занудной, как бормашина – совсем неподходящая роль для рассказа о, пожалуй, самых красивых явлениях природы из всех, что мне довелось увидеть. Нет, я не забыла про Кратерное озеро и его бездонную синеву. Но то была синева, а здесь мы угодили в силки красно-оранжевого, и тут уж кому какой цвет больше нравится! Пола Долина монументов совсем не впечатлила – он сделал несколько набросков и продолжал болтать со своим новым знакомым, рисовать которого ему теперь отчего-то куда интереснее. Кажется, из пейзажиста через сюрреалиста он все-таки пришел к обыкновенному портретисту. Джон красно-кирпичным чудом заинтересовался не больше, чем пылью под своими подошвами. Ах, да, я же не рассказала вам, откуда мы взяли нового попутчика! Нашли потерянного в телефонной будке посреди Мохаве, подобрали, отмыли, накормили да и усадили к себе в трейлер: два художника все же существенно хуже одного. Долина монументов, скажу я вам, заставит вас разлюбить архитектуру – ни один архитектор не способен в принципе ни на что подобное, даже если ему будет помогать сам ИИ 10.0. Задача любого архитектурного сооружения – сочетать полезное с красивым, но никогда – создавать только красивое и при этом совершенно бесполезное. Любой памятник так или иначе призван воспевать или символизировать что-то – талант того, кого он изображает, либо что-то эфемерное, но заставляющее нас задуматься о глобальном и вечном. И только красные останцы Долины монументов, выточенные ветром, не символизируют ровным счетом ничего. Гидам пришлось бы заткнуться, попади они сюда – природа не требует пояснений. Ни бесконечная синева Кратерного озера, ни совершенно бесполезные в своем величии и одинокой красоте останцы Долины монументов. Здесь можно было бы толкнуть длинную и пафосную речь о том, чего они там символизируют – и человеческое мужество, и величие природы, но истина в том, что они не символизируют ничего. Они просто стоят там на фоне темного неба, меж их квадратными вершинами втиснута щербатая луна, и это чертовски красиво. Без всяких символов, знаков и надуманных восторгов. Да, сегодня вышло как-то сухо, но красно-рыжая пустыня не вызывает желания сентиментальничать, особенно когда приходится созерцать ее вдвоем с высоченным индейцем, который молча курит свою древнюю трубку. А два художника, что должны были бы делать бесконечные эскизы монументов, напоминающих чудовищных размеров идолов, выглянули из трейлера всего на каких-то десять минут, а потом снова продолжили свою бесконечную болтовню о художественных техниках. Наверное, попадись мне на пути блогер, я бы точно так же проводила вечера в его компании, обсуждая метафоры и синекдохи. Наверное, это было бы безумно интересно. Но повезло не мне, а Полу. Что ж, похоже, гениям всегда везет чуть больше простых смертных. К Большому каньону индеец отвез нас наутро, переночевав метрах в двадцати от трейлера. Он рассказал мне, как скучает по прежним временам, когда резервация еще функционировала. Да, в целом это была паршивая пора, и приятеля нашего задела всего только краешком. Скорее это даже были и не воспоминания вовсе, а генетическая память о том, как хозяев выгнали из собственного дома, милостиво разрешив им пожить в хлеву. Конечно, назвав Аризону хлевом, я слегка погорячилась, но, в целом, я отказываюсь признавать хромоногость этой моей внезапной аналогии. Она вполне себе бодро шагает на обеих ногах: сколь бы не были красивы долина и каньон, но ни одна пустыня никогда не заменит лесов и ощущения того, что твой дом принадлежит тебе одному. Индейцы давно уже вольны жить где вздумается – хоть возродить команчей с апачами и снова бегать с луком по джунглям и прериям (лишь бы не калечили при этом зверей). Кстати, многие так и поступают. Вот только прежнего вольного духа уже не вернуть. Как бы хорошо им ни жилось сейчас, они всегда будут помнить, что Чингачгук не отдался бы на волю никакому ИИ, пусть даже уровня 10.0. А вот, кстати, интересно, слыхали ли вы про закон Марцева, дорогие мои эрудиты? Вы пока думайте над этой сверхсложной задачей, а я расскажу вам о Большом каньоне. Долина монументов индейцу моему, вероятно, давно уже примелькалась, а вот Гранд-каньон до сих пор и у него вызывает приступы восхищения. Он, захлебываясь от восторга, докладывал мне, как еще во времена его предков река, сверкавшая ныне на глубине почти двух километров, текла по равнине. Но плато поднялось (разумеется, по воле богов), изменив угол наклона русла, в результате чего река смогла вымыть своим течением такую вот двухкилометровую скважину. Судя по сетевой энциклопедии, случилось это несколько десятков миллионов лет назад. Но раз генетическая память индейца утверждает, что это было в бытность его предков, кто я такая, чтобы спорить с ней? Да и кто знает, может, речь шла о совсем далеких предках вроде питекантропов или даже их пращуров. Мы ведь даже с амебами в некотором роде родня, так что, и вправду спорить не о чем. Кругом прав мой индеец. Каньон и вправду выглядит впечатляюще – рыжие обрывы, зеленоватая подкова реки на дне… даже Пол с Джоном выбрались из трейлера, отвлекшись от обсуждений мазков, пропорций и углов падения света, чтобы присесть на самый краешек, спустив ноги в самую бездну. Лично я на подобную смелость неспособна и только с ужасом наблюдала, как они болтали голыми ступнями, жевали шоколадные батончики и над чем-то весело хохотали: с момента их знакомства не прошло и суток, а я уже чувствовала себя лишней в их веселой компании. Поэтому на этот раз в трейлер вернулась уже я, оставив их веселиться. Индейца же мой уход нимало не смутил: ему, вероятно, все равно кого водить к Каньону, кому рассказывать о своих предках, самолично наблюдавших за движением геологических плит. Еще не забыли про закон Марцева? Как думаете, выдумка это или научный факт? И если последнее, был ли он когда-либо опровергнут? Потому что если нет, то… все мы живем совсем не в том мире, к которому привыкли. Не собираюсь призывать ни к какой революции. Для начала неплохо бы хотя бы разобраться. P.S. Черт побери, они сидят там уже второй час и слопали почти весь мой шоколад! Merk: Если ты думаешь, что, намекнув на закон Марцева, ты заставишь меня расколоться, то зря. Про закон этот слышал каждый, кто не понаслышке знаком с программированием. Про опровержение ничего не слышал, но я и не айтишник, пусть они выскажутся. TuringApple: Судя по тому, что мы имеем сейчас, закон этот – полное фуфло. Я хоть и не занимался непосредственно разработкой ИИ, но много лет угрохал на машинное обучение. Пределы его развития и правда ощущаются, но если мы сейчас имеем и ИИ 3.0, и, тем более, 10.0, то о каком законе Марцева вообще может идти речь? Valentin: А не приходила ли вам в голову мысль, что за ИИ 10.0 кроется совсем не машинный разум? Merk: Антиутопия, детка? Все гораздо прозаичнее. TuringApple: Ну тогда речь можно вести только об инопланетном разуме. Человек на подобное неспособен в принципе. Слава пророку Кларку в таком случае. Что тут еще скажешь. Мы живем в мире «Конца детства», что может быть лучше? Трейлер на полной скорости мчался к бывшей границе с Мексикой. Катя продолжала напряженно дискутировать под собственной статьей, пытаясь вывести Мерка или кого-нибудь еще на откровенность, а художники тем временем открыли люк в потолке трейлера и выбрались на крышу. Они закрепили себя ремнями и громко и радостно вопили, несясь в клубах оранжевой пыли навстречу палящему солнцу. Инициатором стал Джон, Пол лишь молча кивнул и последовал за ним, ни на секунду не засомневавшись. Катя проводила их тоскливым взглядом и заставила себя вновь уткнуться в голограмму, читая полотно комментариев, расползшееся под ее статьей. А сверху в крышу стучали ребята, и их, кажется, совсем не волновали ни генетические модификации, ни захвативший планету чужеродный разум. - Катька, ползи к нам! – кричал Джон, свесившись внутрь трейлера и весело хохоча. Та лишь покачала головой: - Боюсь, ваш скромный рай не выдержит троих. - Мышиный! – поддакнул откуда-то с крыши Пол. - Неееееееет! – пропел Джон. – У нас как раз рай самый настоящий, а не мышиный! - В рамках всей планеты, увы, это не совсем так, - вылила ведро сомнительного оптимизма Катя. – Ученые какой год бьются над разгадкой, но у них ничего не выходит. - Все это чепуха, - Джон сел поближе к люку, чтобы иметь возможность болтать сразу с ними обоими. – И ученые эти – полные идиоты, раз таких простых вещей не понимают. Нет у нас никакого мышиного рая. Нет и не будет. - Это почему же? Нам создали такие же тепличные условия, как и тем мышам, которые через несколько поколений в итоге выродились. Вероятно, эта участь ждет и нас, если ИИ, - тут Катя осеклась и закашлялась, - не придумает выход из ситуации. - Ну вот смотри, мыши ведь не только в том раю у дураков экспериментаторов жили, они ведь и в вивариях поживали себе спокойно – не вырождались, не голубели, не вымирали. Почему, а? – и подмигнул ей. - И почему же? – подал голос заинтересованный Пол. - Ребят, а вы хоть про условия содержания тех мышей читали? С чего вы взяли, что там им создали именно рай? Потому что ограниченное количество зверюшек находились на полном обеспечении? А ничего, что они жили в металлических загонах без всяких систем охлаждения, и в жару температура там едва до 40 градусов не повышалась. Хорош рай, а? И загоны эти чистили раз в полтора месяца. А теперь представьте – кучка мышей живет в раскаленной печке среди собственных экскрементов и без возможности выбраться оттуда. Больше на ад похоже, не так что ли? Плюс площадь содержания была совсем крошечной, бедным мышкам там повернуться было негде. В природе на одного самца приходится максимум две самки, а в этом загоне жили четыре пары. Четыре, Пол! – Джон устал висеть вниз головой и теперь просто сидел, вещая сразу и в люк, и Полу на крышу. – То есть, на одного самца приходилось уже четыре самки. Конкуренция повышалась, и альфа-самец попросту не пускал к самкам остальных самцов из-за дурацких особенностей построенного загона – кругом одни узкие лазы, пройти через которые можно было, только убив альфу, что сделать не так-то просто. - Плюс инцест, - задумчиво протянул Пол. – Я уже думал на эту тему. Вырождение случилось в первую очередь из-за инцеста. Заселили же четыре пары всего, никакого разнообразия. - Да, нагрузка на психику мышей колоссальная, - с готовностью согласилась Катя. – Если уж даже в вивариях не было ничего подобного. Да это мышиная геенна огненная была, ей-богу! – и рассмеялась, испытав чудовищное облегчение от столь простого разрешения мучившей их загадки. - Давайте уже добьем этот адище. Там ведь и освещение было всего с одной стороны. Нормально позаботились так о мышках, ага? Поилки и кормушки располагались в конце туннелей, которые сторожили альфачи. Тоже весьма умно, ничего не скажешь. Слабых самцов отгоняли от еды, те дохли от голоду. А мы помним, что загоны по несколько недель не убирали. То есть там стояла адова вонь от говна и трупов, от них же распространялась зараза. Плюс при такой скученности у самок обычно снижается фертильность. - Мне вот интересно, - ты так все складно нам сейчас разложил, а экспериментаторы эти, когда организовывали такие адские условия, вообще думали, чем это чревато – скученность, освещение, загаженность ну и все остальное? - Меня другое интересует. Ладно те экспериментаторы, они могли не знать особенностей жизни и поведения мышей в разных ситуациях, не догадаться могли. Но почему современные ученые на полном серьезе дискутируют по этой проблеме? Фиг с нами, мы-то в биологии вообще не сильны. Вон Джон достал где-то подробное описание эксперимента и просветил нас. Но нынешние-то биологи почему не озаботились? Спорят до хрипоты, вместо того, чтобы глянуть схему загона, где содержались мыши! Абсурд! - Это мы от безделья страдаем, - вздохнул на крыше Пол. – Люди развлекаются как умеют. В том числе и ученые. Не всем же представляется возможность сделать что-то полезное – вот как тем ребятам с Йеллоустоуна. Кстати, интересно, как там их работы продвигаются? Надо бы на обратном пути к ним заглянуть… - Им не утопию построили в итоге, а антиутопию, в какой и люди жили все годы до появления ИИ. Если это, конечно, он, а не инопланетный разум, - тут же оговорился Джон, но, казалось, его этот вопрос интересовал в гораздо меньшей степени. – Возможно, по этой самой причине экспериментаторы и не понимали, что не так: они создали для мышей те условия, в которых жили простые люди – крошечные каменные коробки, вечная конкуренция без возможности противостоять сильному, который в итоге захапывал себе все – самок, поилки, кормушки, лучшие участки загона без говна и прочей грязи. А остальные дохли в муках, и в итоге выродилась вся популяция. Веди себя альфа-самцы иначе, или если бы слабые объединились и дали бой альфачам, ситуацию можно было бы переломить. Но это мыши, какой классовой сознательности от них можно ожидать? – и Джон рассмеялся. - Ну вообще все логично, да. Если бы мышам не строили загонов, а просто организовали кучу кормушек по всему ареалу их расселения, защищали от хищников, прививали и лечили, устраивали подогрев норок во время морозов – вот тогда это был бы мышиный рай, а так… - А это даже хорошо, что ученые так упорно спорят на эту тему. Умственный покой вреден для таких башковитых товарищей. Они всегда должны решать какие-то проблемы, это и для общества в целом полезнее будет. Думаю, они и сами прекрасно понимают, что мышам тем построили адский капитализм из худших кошмаров Маркса, но все равно переживают за наше тунеядство и, как могут, пытаются ему противостоять. Пусть и дальше спорят, а мы будем гнать на трейлере куда глаза глядят. Навстречу ветру, свободе, сельве и окну ЗАМа! – и Джон с Полом хором закричали, ловя ртами слепящую их красную пыль. Когда они слезли внутрь, Катя ахнула: оба были с ног до головы припорошены красно-коричневым и тут же бросились переодеваться и умываться: душа в трейлере предусмотрено не было, его им заменяли реки и озера. Джон предложил сгонять на побережье – это было совсем недалеко, и там же поблизости как раз располагался очередной распредцентр. Джон хитро ухмылялся, не сознаваясь, чего именно он хотел там взять, поскольку трейлер и без того был уже забит под завязку: - Краски, - отвечал он на недоуменные вопросы Кати. – Порисовать хочу, мне нужно больше красок, - и подмигивал Полу, а тот понимающе кивал, хоть и сам скорее всего не понимал ровным счетом ничего. Тот самый распредцентр располагался прямо на побережье – словно бы для тех, кто забыл захватить с собой плавки, купальники и надувные матрасы и внезапно решил-таки искупаться. В воду побежали все трое: Пол сразу поплыл, Катя присела недалеко от берега, наслаждаясь набегающими и щекочущими ей живот волнами, а Джон, едва зайдя по пояс, тут же скинул плавки, швырнул их в новообретенного друга и принялся лихорадочно смывать с себя аризонскую пыль, попутно обрызгивая Пола. Тот натянул плавки Джона на голову, весело отплевывался и брызгал на него в ответ. Оба радостно визжали, то наскакивая друг на друга, то просто плавая кругами плечом к плечу. Приведя себя в божеский вид, Джон оделся и побежал в распредцентр, откуда вышел минут через двадцать, таща в руках приличных размеров сумку, до отказа набитую крупными банками с красками самых разных цветов. - Ты Сикстинскую капеллу что ли собрался перекрашивать? – расхохотался Пол, наблюдая, как Джон вываливает содержимое сумки на песок возле колес трейлера. - Типа того, - сосредоточенно буркнул тот и сделал несколько шагов назад, окидывая машину критическим взглядом. - Только не это, - прошептала Катя, догадавшись о его намерениях. - Ну а почему нет-то? Трейлер у нас, конечно, приличный, но уж больно блеклый. Хочу придать ему яркости. Полли, поможешь? – и оба принялись возбужденно обсуждать, как именно им раскрасить корпус. Они спорили до хрипоты, а потом просто разом взялись за дело. Джон – за правый бок трейлера, Пол – за левый. Они не сговаривались, потому что так и не смогли прийти к общему мнению касательно того, как должен выглядеть обновленный трейлер, а потому и разделили его поверхность напополам, чтобы отныне по американскому континенту колесило нечто совсем уж безумное, подобное рассеянному человеку, вышедшему на улицу в разных носках. Джон довольно быстро замалевал свое рабочее поле кислотно-желтым, а потом принялся выделять на общем фоне несколько неровных белых полей с яркими цветочными вставками внутри. Правый бок трейлера все больше походил на образец орнамента королевского фарфора, которые Кати когда-то попадались в учебниках по истории. Словно бы Джон насмотрелся работ оформителей дворцов трехсотлетней давности и решил воспроизвести их именно здесь и сейчас. - Ну хотя бы в этом маман могла бы мной гордиться, - протянул он, задумчиво созерцая законченный первым неровный прямоугольник, который он обвел красными завитками, делая его схожим с обрывком бумажного свитка. Пол оторвался от собственной работы и подошел посмотреть, что вышло у Джона. - Ну прямо Букингемский дворец! – рассмеялся он. - Родители у меня – художники-оформители. Всю жизнь меня воспитывают на классических стилях. Барокко там, рококо. Пусть хоть трейлер наш будет напоминать карету, если уж в жизни я одними карикатурами пробавляюсь, - и принялся за второй орнамент. Когда Катя увидела, что вышло у Пола, то лишь недоуменно покачала головой. У Джона, по крайней мере, была ясна задумка, Пола же очевидно швыряло по всем стилям и направлениям. Левый бок трейлера он выкрасил в небесно-голубой цвет, раскидав по нему несколько темно-синих тучек, выполненных в самом настоящем мультяшном стиле – подчеркнуто оформленными, почти гротескными. А по небу этому плыли… плыло… нечто. Нечто яркое, многоцветное, взрывающееся брызгами несовместимых друг с другом цветов. Отовсюду торчали крылья, били лучи, росли диковинные инопланетные цветы (если только это были они, а не очередная абстракция). И Пол не мог сдержать улыбки, размашисто водя кистью по корпусу трейлера. - Это что еще за взрыв на фабрике красок? – нахмурился Джон, не выдержав и заглянув-таки за плечо своего все еще нового знакомого. - Хочется чего-то веселого, яркого, - Пол улыбнулся еще шире, развернулся и словно бы невзначай мазнул Джона кистью по носу, а затем и по левой щеке, оставляя кислотно-красный след, и невинно хохотнул, снова разворачиваясь к своему «полотну». - Ах, так! – Джон наскочил на Пола со спины, потянул назад, и оба рухнули песок, хохоча и отплевываясь от залетевших в рот песчинок. – От тебя-то, видно, родаки ничего эдакого не ждали, поэтому ты и можешь позволить себе вот так вот глупо подурачиться. - Это родители, Джон. Они будут любить тебя в любом случае – будь ты вторым Рафаэлем или полным бездарем. - Любить-то любят, но я-то вижу в их глазах разочарование. - Вы поэтому и сбежали из дома? – молчавший, казалось, целую вечность дядя Валя, наконец-то, нашел подходящий момент, чтобы вклиниться и напомнить о себе. - Я вроде ничего подобного не говорил, - ощерился вдруг Джон. - Такой вывод несложно было сделать, исходя из вашего поведения, - в последнее время официальный стиль стал непременным атрибутом общения дяди Вали с обитателями трейлера, и у Кати никак не выходило вернуть своего прежнего друга. Впрочем, справедливости ради, пыталась она лишь формально. – И оброненные теперь фразы лишь подтвердили мои догадки. Поначалу одной из версий было то, что родители ваши погибли, - Катя вздрогнула и опустила глаза, а дядя Валя деликатно откашлялся, словно бы извиняясь за то, что задел болезненную тему, - но вы говорите о них в настоящем времени… и подспудно все же хотите оправдать их ожидания, хоть и внешне бунтуете против этого – и внешним видом своим, и шаржами этими… - Тьфу! Тоже мне, Фрейд нашелся. Да иди ты в баню со своим психоанализом! С родаками у меня нормальные отношения, хоть и сбежал я от них, да. Но сейчас не те времена, чтобы они стрессовать по этому поводу начали. Они прекрасно понимают, что я везде буду в полной безопасности, пока нас пасет чертов ИИ 10.0. Странно, что мы еще не стали бессмертными с такой-то круглосуточной опекой. - Работы уже ведутся, - отчеканил дядя Валя, и Катя вновь поморщилась. – Возможно, следующее поколение опробует результаты на себе. - Ну, значит, пока мы с вами смертны, предлагаю брать от этой жизни все! – крикнул Джон и с утроенным усердием принялся дорисовывать свое рококо на боку трейлера. Закончили оба только под вечер, и все остались ночевать на пляже: Катя – в трейлере, в ставшей уже привычной ей кровати, а ребята – прямо на теплом песке, завернувшись в пледы. Она до глубокой ночи слышала их перешептывания и смех, шелест бумаг и звуки веселой возник, и сердце ее отчего-то болезненно ныло при воспоминании о том, как еще несколько дней назад они спокойно себе колесили по Калифорнии, не зная ни Марцева с его теориями, ни Джона с его шаржами. Заснула она только под утро, вконец изведя себя печальными мыслями и под конец твердо решив сразу по пробуждении взять аэротакси и отправиться назад домой.