***
У разрушенного пирона станции, похоже, вовсю назревало представление; местные уже успели собраться у ступеней, образовав собою небольшой коридор. Однако никто из пришедших пока что не спешил подниматься к поезду для встречи высоких гостей: наоборот, люди замерли в настороженном ожидании, уставив любопытствующее взгляды на первый вагон. Многие в толпе, не таясь, переговаривались, строя смелые предположения: “что же может произойти дальше?”. В ближайшем конце улицы громко проскрипели тормоза, заставив собравшихся разом обернуться. Это был закрытый паровой экипаж, по весьма солидному виду, явно не вписывающийся в местный деревенский быт. Машина промчалась ещё несколько футов и окончательно остановилась, пригнав за собой столб дорожной пыли. Молодой водитель – кэбмен ещё не успел открыть пассажирскую дверцу, как вокруг люди инстинктивно подались в стороны. Из салона с великим трудом выбрался низкорослый полный мужчина, возрастом где-то за пятый десяток. Или же его праздный образ жизни так беспощадно стёр последние черты молодости на обвисшем складками лице. Нетрудно было догадаться, что на станцию явился местный Бургомейстер – управитель городка, который гордо смел величать себя “хозяином” в отсутствие законного землевладельца. И, похоже, ставленник охотно пользовал благами своего положения. Мужчина, тяжело отдышавшись, огляделся, и лицо его быстро начало обретать совсем неприветливый вид. Махнув рукой человека из толпы, он твёрдо вопросил: «Где...?! И сколько причинено ущерба поезду?». — Ему не ответили. Тогда, повысив голос, управитель немедленно к себе кого-то потребовал. Однако было уже поздно выискивать виноватых да прятаться за спинами подчинённых: оба куратора вдруг появились из двери тамбура, грациозно сойдя на растрескавшуюся от удара платформу. Их невозмутимые лица томно оглядели сотни разбросанных под ногами деревянных обломков. Этих мелких обломков, которые пять минут назад должны были начать принимать на себе будущих воспитанников академии. Местные жители без удивления могли наблюдать, как на лице их всегда правого и горячо любимого лидера проступил пот. По-честному многие из собравшихся даже были рады такому случившемуся напастью. А полному, богато выряженному толстосуму ничего не оставалось, кроме как в одиночку, оттянув давящий воротник, расплыться в улыбке перед гостями. — «Приветствуем вас, дорогие господа! Добро пожаловать в Грессенц — вольницу трёх восточных марок, а также лоне лучшего в империи целебного чая, – уверенно начал управитель, однако в тонах его неприкрыто звучали страх и слезливость. Кураторы же в ответ гордо и многозначительно продолжали молчать. Тогда Бургоместер громко сглотнул, а голос его предательски запищал, словно кто-то наступил на хвост жирной крысе: «Молю Императора простить нас! Мы запамятовали отнять всего несколько дюймов! Уверяю, Фрау, виновные понесут самое жестокое наказание!» - Мольбы управителя были направлены скорее Марии, нежели священному Всеправителю, так как его абстрактный гнев не шёл сейчас ни в какое сравнение с ощутимым холодным и презренным взглядом куратора. — «Я — Нуна! А потому извольте обращаться ко мне, фройлен, — воспользовавшись своим поставленным “командным” голосом, поправила толстосума Мария. — И молите Её Святейшество Просветительницу Аркадию. Экспресс принадлежит именно её академии! Если вы, конечно, не позабыли ещё и этого...!». Бургомейстер сильно помрачнел, не ожидая в ответ такой жестокой реакции от столь грациозной молодой женщины. А Катарина же, со стороны глядя на всё это жалкое зрелище, подумала: «И даже здесь… Он — круговорот человеческой ненависти. Толстосум управитель, наконец, дорвавшись до мнимой власти, наживается за счёт своих же людей, с каждым днём всё больше впадая в праздность, жадность и лень. А его когда-то бывшие соседи — теперь уже обозлённые ремесленники и землепашцы, в ответ терпеть не могут своего нового наместника. Наверняка они нарочно устроили эту маленькую диверсию с платформой, дабы, наконец, вдоволь над ним потешиться. И, конечно, как только отбудет поезд, частично, или же их всех ждут очередные лишения и наказания. Так и продолжит кипеть друг к другу ненависть в бездонном чане неравенства. А ведь никто из местгых даже не подумает, не пожелает узнать, что металл, из которого сделан корпус этих вагонов, способен выдержать выстрел с близкого расстояния пулей солдатского мушкета: их старый деревянный пирон ему нипочём». Мария же, конечно, знала о данном факте, однако вовсе сейчас не пыталась издеваться над и без того опозоренным перед подданными управителем: не в её мягком и добром характере. Вопрос скорее стоял о престиже Академии и главенствующего над ней Ордена. А вот они для граждан империи всегда должны оставаться священны, ровно, как и та, в честь кого они названы. — «Герр Офицер, нуна Мария, — сделав несколько шагов из толпы, девушка обратилась к кураторам. — Внешний осмотр не выявил никаких повреждений. Отбытие Экспресса ожидается согласно штатному расписанию». — «Очень хорошо, — холодно ответила послушница, не отводя пленительного взгляду от пристыженного виновника. — Бургомейстер, считайте, что вам сегодня повезло, Император милует вас!» — громко объявив, Мария вдруг замолчала. Чуть погодя глаза её блеснули, а лицо посетила ели заметная ухмылка; в голове женщины явно родилась какая-то мысль: — «Никто не пострадал, потому, полагаю, мы можем позабыть этот досадный инцидент. Если... — переведя хитроватый взгляд на Августа, возлюбленная кратко ему улыбнулась, — Если вы будете так любезны помочь выполнить весьма деликатную просьбу моего напарника». Осознав, что услышал, управитель заметно посветлел в лице: «Почту за честь, фройлен Нуна! Всё, что господин будет угоден пожелать!» — Его весьма неуклюжая попытка низко поклониться, словно бы пушечное ядро, которое вот-вот скатится с полки, заставила Катарину, да и многих вокруг, улыбнутся. Мария всё продолжала смотреть на напарника, а тот ответил ей слегка поднятой бровью. Офицер без труда принял очередную игру возлюбленной и, приблизившись вплотную к управителю, как-то по-дружески взял толстосума за плечо. Оба мужчины тут же поспешили удалиться подальше, от множества лишних ушей. — «Понимаете ли, герр Бургомейстер, — начал Август, вопросив. — Могу я звать вас…?» — «Густав», – коротко ответил управитель. — «Герр Густав, давеча от друзей я наслышан о некоем местном настое... из дорогих и весьма действенных трав...» — Полный мужчина в ответ согласно кивал, внимательно выслушивая офицера. Из двери вагона вдруг один за другим повалили любопытствующие пассажиры. Многим августейшим особам лично захотелось полюбоваться оставленными их поездом разрушениями, а также наконец-то развеяться на свежем воздухе после столь продолжительной поездки. Катарина, уловив подходящий момент, решила, что именно сейчас пора начинать действовать: раствориться в толпе и постараться отыскать среди местных одинокого мужчину поздоровее да покрепче — такого, чтобы был легко сговорчив и склонен к любопытству. Скорее всего, миссионерка предложит этому счастливчику провести небольшую экскурсию в локомотив знаменитого Аркадианского Экспресса. Может, даже придётся применить известные женские чары; главное, чтобы человек оставался до самого конца спокоен, и никто лишний за ним не последовал. Девушка поправила ткань неудобной формы, натянула на лицо максимально возможную приветливую улыбку и после невзначай увязалась за сошедшим на пирон молодым дворянином, а также его высокой синеволосой спутницей. Однако, не сделав и десяти шагов в сторону от вагона, затея миссионерки тут же провалилась: куратор вдруг окликнула вожатую по имени, вынудив ту остановиться. — «Катарина! Попрошу тебя остаться, — голос Марии звучал, как всегда, вежливо, с хорошо уловимыми нотками приказа. — Мне может понадобиться твоя помощь, пока Август не возвратится». «Как же ты не вовремя!» — мысленно возмутилась девушка. Нельзя было больше задерживаться; так она точно ничего не успеет. Прежде чем обернуться, вожатая наскоро пробежала взглядом пирон, удачно подметив у ступеней несколько землепашцев, снимавших с тележек ящики, наполненные разными корнями и зелёными листьями. Тут же в голове Катарины родилась спасительная идея: — «Простите, Нуна... Могу ли я просить вас отпустить меня в город, посетить лавку. Брат попросил, когда мы остановимся в Грессенце, закупиться местного чаю. — «Так возьми же, вон у тех торговцев. Так будет куда быстрее, — возразила Мария, указав на развёртываемые неподалёку от станции полотна. — «Брат наказал не брать рыночный ширпотреб, а найти отборный чай, богатый ароматом и обязательно целебными свойствами. Понимаете... Тот, что пьют сами местные, — настояла миссионерка, пристально глядя в глаза женщины, а после медленно добавила. — Он хочет подать его господам нынче вечером, за ужином». Куратор сначала раздражённо поджала губы, собравшись высказать: «Так пусть же сам…!» — Однако тут же на неё вдруг почему-то накатила печаль. «Эта девушка.... Ведь на её молодые хрупкие плечи свалилось так много забот». Конечно, где-то глубоко внутри женщина хорошо понимала вожатую и даже узнавала себя в её возрасте, когда только становилась примарьей - младшей наставницей для новоприбывших воспитанниц. После Мария вспомнила и свою родную младшую сестрёнку, которая вскоре также возложит на себя бремя ответственности. — «Только быстро! И не уходи далеко, воспитанники могут объявиться в любую минуту». — Катарина в ответ согласно кивнула и скорым шагом отправилась прочь со станции.***
Представление у Аркадианского Экспресса завершилось и простой народ, в особенности те, кто были постарше, потеряв всякий интерес, постепенно начинали расходиться. Иные же: торговцы, рукоделы, а также их помощники, оставшись, принялись распродавать свои товары в дальней части станции. Вожатая неприметно держалась подле большинства, растянувшегося вдоль главной улицы. Девушка одновременно старалась приглядываться к случайным прохожим. До отбытия поезда оставалось менее получаса, а ведь ей предстояло ещё так много успеть: раздобыть новое подходящие тело, а это — заимствуемое, а также и ещё одно, надёжно упрятанное в локомотиве, постараться в целости возвратить их настоящим хозяевам. «По “Её” приказу никак нельзя было допустить, чтобы пассажиры или же кураторы заподозрили что-то неладное. Факт моего присутствия в поезде должен продолжать оставаться тайной. Да и, в конце концов, ведь эта парочка ни в чём не виновата.... Просто парню с девушкой не повезло стать частью столь опасной партии». — «Красивая Седая Тётя, желаете купить сувенир?» — От поиска и размышлений Катарину отвлёк нежданный детский голос. Сосредоточившись на лицах взрослых, девушка не заметила, как у неё перед грудью буквально возник измазанный в саже мальчишка. Этот чересчур смелый или же, скорее наглый ребёнок, широко улыбался, перегородив дорогу. В его маленьких ладонях поблёскивал увесистый кусок играющего на солнце камня. Конечно, состоятельную приезжую выдавала опрятная синяя форма, пошитая из бархата, стоимости которого хватило бы на то, чтобы несколько месяцев кормить пятерых таких беспризорников. Однако миссионерка уже много десятков лет не питала каких-либо чувств к людям. Не потому, что была жестка по натуре или же истово ненавидела их. Просто таким, как она – безжизненным, навечно проклятым чадам темноты всегда чужды человеческие естества. Да и сейчас просящие выражение лица ребёнка вызывало у миссионерки лишь равнодушие. Но вот у той, настоящей — живой Катарины, чья душа покинула собственное тело, наверняка возникло бы сильное чувство сожаления перед такой картиной. Вожатая взяла у ребёнка переливающийся камень, формой напоминавший четвероногое животное с угловатым туловищем и непропорционально большой головой. Катарина с удивлением признала в фигурке редкий, созданный властительницей природой сплав, из которого люди раньше пытались делать доспехи и оружие. — «Где ты это взял?» — холодно вопросила девушка. Мальчик сначала стыдливо опустил глаза, посчитав, что его вот-вот накажут, но затем опомнился и, подняв голову, гордо заявил: «Сам выпилил! Честно - пречестно!». «Наверное он мог найти металл случайно, копаясь в кучах добытого из недр угля», — подумала Катарина. Нагнувшись поближе, вожатая произнесла уже мягче, более дружелюбным тоном: «Послушай! Я возьму эту вещицу, но только ты взамен должен купить для меня, скажем... два десятка унций самого лучшего вашего чая. Обязательно целебного!». — Девушка взяла в руки ладонь ребёнка и высыпала в неё добротную горсть имперских динаров. – «Вот тебе деньги за сувенир и расходы». — Глаза мальчишки чуть не вылезли из орбит от невиданной доселе суммы. — «Принесёшь товар через двадцать минут к первому вагону поезда. А если меня там не будет, тогда передашь его женщине в белом». Беспризорник несколько раз кивнул, наскоро распихал монеты в карманы, а затем галопом дал дёру в неизвестном направлении. Разум здраво подсказывал вожатой: прежнего её владельца она никогда больше не увидит. Однако ровным счётом ей было наплевать на эти деньги: миссионерки, они нужны не более чем дополнительный инструмент для выполнения поставленной задачи. А вот удачно подвернувшееся попытка раздобыть для Марии обещанный чай сейчас пришлась очень кстати, ибо для его поисков совсем не оставалось времени. Игрушка, оставшаяся в ладони девушки, машинально отправилась в карман кителя; и девушка уже собралась продолжить поиски, как через несколько шагов её вдруг снова что-то отвлекло. — «Эй, Дамочка! Чего от вас хотел этот оборванец? — Это был крепкий коренастый мужчина, по виду торчащей за пазухой дубинки, а также повязке на плече — местный городовой. Он грубо схватил Катарину за плечо, заставив вожатую повернуться. — Вы с ним знакомы?! Что у вас общего?! — Тон дружинника значительно возвысился, но тут же до него дошло, что перед ним далеко не местный. — Быть может, вы не в курсе, но этот несносный детёныш...» Катарина свела пальцы к ладони, словно рысь, и произносимая городовым речь стала вдруг спокойной, тихой, монотонной, будто мужчине вовсе было плевать, о чём он говорит. Да и вообще на то что происходит вокруг и произойдёт позже. Душа его, как и многих людей вокруг, вмиг потеряла связь с собственным вместилищем, оставив миру только живую, зацикленную на последних действиях куклу. Губы городового очень медленно продолжали открываться и даже пытаться произнести подобие слов; но улицу теперь наполняла лишь такая здесь несвойственная тишина. Это был опрометчивый и слишком уж открытый шаг, который к тому же потратит кучу её энергии; однако сейчас миссионерке потребовалась абсолютная тишина. — «Как ты можешь быть здесь?! — вопросила девушка, одновременно освобождаясь от повисшей на её плече руке. Катарина быстро огляделась. Буквально за секунды до того, как её отвлекли, вожатая уловила нечто так хорошо знакомое. «Как это возможно? Он находится где-то совсем рядом!» Миссионерка, пройдя немного вперёд, несколько раз глубоко вздохнула, дабы убедиться; и ошибки не было: чистый восточный воздух постепенно наполняли запах крови, а также измазанного в ней окисшего железа. Вернее, конечно, то был вовсе не запах — люди в деревне его совершенно бы не почувствовали, а скорее её уникальный природный инстинкт, предупреждающий о приближении опасности. Предупреждающий о приближении сородича. — «И зачем же ты тратишь драгоценное время здесь, в этом маленьком бестолковом городишке? Неужели как-то сумел выведать наш план и теперь затаился да надеешься отсидеться, пока я не отправлюсь тебя искать по всем трём маркам. Или же так задумал обезопасить себя на глазах у сотни свидетелей?». Девушка медленно обернулась вокруг, пристально рассматривая замерших в огромном пузыре прохожих. В эти мгновения глазницы миссионерки покрыла чёрная, словно уголь, пелена, а на том месте, где когда-то были человеческие зрачки, вспыхнули два ярких изумрудных солнца. Тут же улица, дома и люди лишились для Катарины своих пёстрых, привычных красок, оставив взгляду хищницы только холодные бледно-серые контуры. И чем дальше миссионерка устремляла свой изголодавшийся взор, тем плотнее тьма закрывала собою пространство. Только лишь исполинский поезд позади весь мерцал, переливаясь белыми потоками. Конечно же, как и сама она — её нематериальное тело. И вот, как и ожидалось, спустя ещё некоторое время в противоположной части городка вдруг замелькал очень тусклый серый огонек. Несмотря на слабое свечение, он хорошо выделялся на монотонном чёрном фоне. Точка постепенно приближалась к девушке, одновременно все больше становясь похожей на ростовую фигуру. Конечно, сейчас уже это не был тот неистовый водоворот силы, который жадно поглощал в себя каждую крупицу энергии мировой ткани. Опустошённый, он безостановочно угасал, утратив свою жадную, жестокую спесь. «Вот значит, как случилось, — подумала миссионерка и даже слегка улыбнулась. — Видимо, ты всё-таки не смог найти свой столь желанный источник. Забрался так далеко от дома, практически исчерпал запасы жизненной энергии и теперь бежишь к единственному её возможному хранилищу — Аркадианскому Экспрессу. Что же, повезло тебе... Или же нет — это повезло мне! Похоже, планы круто изменились: теперь не придётся тебя искать. Сейчас ты попадёшься в мои руки и уже никуда не сумеешь убежать. Наконец-то мне доставит сил схватить тебя и представить людям перед их высшим судом». Ещё немного полюбовавшись приближением победы, вожатая привычным движением руки вернула ничего не подозревающим жителям гармонию с их телами. А после девушка поспешила удалиться в переулки, оставив всякие попытки отыскать себе новый сосуд. Ведь теперь ей предстояло как можно скорее взойти на поезд и восполнить растраченные силы. Уже практически приблизившись к станции, Катарина вдруг завидела знакомый низкий силуэт. Тот буквально скакал вприпрыжку, попутно маша рукой и издавая задорные писклявые крики: «Тётя! Тётя! Глядите, я купил вам чай!». Девушка невольно улыбнулась и, наверное, отблагодарив, захотела бы дать напутствие этому юному проказнику. Однако, когда вожатая шагнула навстречу, малец вдруг замер на месте, резко побелев в лице. Запечатанный пакет выпал из дрожащих рук ребёнка, и тот, тяжело задышав, чуть ли не завыл от страха. Спотыкаясь, мальчик попятился назад, упал, а потом и вовсе, зарыдав, сорвался с места. Ещё долго бедняге будут сниться кошмары, в которых на него смотрят эти пустые, чёрные как уголь, глазницы.