roommates: relationship psychology

Дождь за окном за то время, что Мегуми провел в душе, быстро смывая остатки краски и приводя себя в более-менее стабильное, подконтрольное ему состояние, усилился до такой степени, что по звуку больше напоминал на максимум открученный кран, чем обычную непогоду в конце зимы. Их шумный этаж, обычно наполненный бубнящими голосами соседей, непрекращающейся глухой музыкой или дурацким, гогочущим смехом, ближе к вечеру затих настолько, что создавалось впечатление полного отсутствия кого-либо в ближайших жилищах, словно все присутствующие собрались и вместе уехали по домам, давая Фушигуро возможность впервые за долгое время уснуть без привычных наушников. Вторым вариантом, который рассматривал Мегуми и который являлся более приближенным к реальности, были запланированные сборы в конференц-зале, организованные студсоветом по причине выборов нового кого-то, кто по слухам, бродившим по общежитию, ушел со своего - неизвестного для Фушигуро - поста, потому что не выдержал давления и нагрузки. И Мегуми бы мог его прекрасно понять, если бы вник хотя бы на десять процентов больше существующего нуля в эту ситуацию, но он был настолько не заинтересован происходящим, что любой активный студент, который рвался в совет, услышав его, оскорблено бы заплакал. По этой же причине, а именно: причине полного отсутствия вовлеченности в ту вакханалию, которая была будничным днем самоуправленцев, Фушигуро с чистой душой проигнорировал их приглашение, даже не пытаясь изъебнуться, на каком основании его не будет. Тогда, с абсолютно незаинтересованным лицом выслушивая все преимущества участия в общественной жизни университета от девушки, которая, скорее всего, была в их компании кем-то вроде секретаря, и уже продумывая, как бы смягчить свой ответ о том, что он все это вертел на хую, Мегуми буквально подавился своими словами, когда после воодушевленной и нервирующей речи услышал напоследок: — Ладно, Фушигуро, не буду тебя больше доставать, — она быстро проморгалась, смотря в свой листок, прикрепленный к плотному канцелярскому планшету, и раздраженным движением провела карандашом ровную линию, по всей видимости, вычеркивая его из списка, — ты все равно такой не один с вашего этажа, поэтому, надеюсь, скучать в этот вечер не будешь, — Мегуми, все это время молчавший и даже не думавший что-либо говорить в свою защиту на ее завуалированный упрек, - даже когда увидел, какое обвинительное лицо скорчила эта девушка - ни на секунду не засомневался в личности второго такого же, как бы сказала стоящая напротив, халатно относящегося к своим социальным обязанностям студента, — всего доброго, передавай привет Ремену. И отлепите уже наконец-то от вашей двери ту идиотскую табличку, она портит вид всего коридора. Фушигуро, начиная на последних ее словах двигаться в сторону учебного корпуса и только краем уха слыша просьбу, для вида кивнул головой и, прежде чем пойти на пару, свернул к выходу, чтобы перекурить и обдумать то, почему даже спустя три года его продолжали звать на подобные мероприятия, хотя он с первых дней дал понять тогдашнему то ли предводителю, то ли председателю, что такие темы его не интересуют совершенно. Еще за время учебы в старшей школе он успел конкретно заебаться лишней ответственностью, которую на него возложили, как только он, проиграв спор Нобаре, вызвался быть старостой класса, поэтому принимать участие в чем-то подобном еще и в университетские годы он был точно не намерен. Так же, как и хотя бы вскользь упоминать в разговоре с Сукуной о табличке, действительно висевшей на входе в их комнату, которую Ремен собственноручно прилепил на двусторонний скотч, - хоть и купил для этого целую упаковку коротких гвоздей, но, подумав, что за такую конкретную порчу имущества в виде дополнительных дырок в хлипком материале им точно влетит, оставил свою идею и прибег к более мягкому способу выразить свое желание всеми силами показать, что к ним в жилище лучше не лезть - и на ядовито оранжевом фоне которой был напечатан черный символ с полукругами, связанными между собой и образующими треугольник, с огромной надписью снизу «осторожно: биологическая опасность». Потому что, во-первых, он собирался сохранять свой образ и дальше, поэтому не посмел бы так легко сдаваться и по первой - а, точнее, седьмой - просьбе снимать плакат с двери, а, во-вторых, он ему тайно нравился, потому что действительно отпугивал других соседей от их комнаты: не из-за напускного предупреждения, а потому, что никто не хотел связываться с людьми, которые так пошло обозначали свою территорию, будто за дверью жили не студенты юридического и психологического факультетов, один из которых был на повышенной стипендии, а второй уже к этому моменту свою производственную практику успел преобразовать в работу, а два язвительных подростка с раздутым эго и максималистскими способами репрезентации себя обществу. А еще потому, что, даже если бы Мегуми для себя решил последовать совету и пришел бы к Сукуне, тот бы, скорее всего, в свою очередь, вместо молчаливого отлепливания таблички, сочинил бы целую речь, с которой потопал бы в студсовет и убедил бы их в том, что это его способ самовыражения и утрированной, шутливой защиты от других студентов, которые вызывают у него социальную тревожность, а плакат на двери служит хоть и мнимым, но все же успокоением. А для более убедительного эффекта попросил бы Фушигуро лично найти и указать ему пункты, регламентирующие проживания в общежитии, в которых ясно было бы указано, - точнее, наоборот, - что ни о каких запретах симпатично украшать двери в комнату не могло быть и речи, чему Мегуми охотно бы подыграл, потому что если уж и ставить кого-то на место, отстаивая свои права, то только красиво, со всей душой и по всем законам.  Поэтому Фушигуро после разговора с, как он для себя решил, секретарем этой надоедливой организации забил хер на вышеупомянутое событие, вспомнив о нем только в тот момент, когда с влажной головой и в мокрых носках из-за того, что слишком торопился, шлепал по этажу и слышал только лупящий по огромному окну в конце коридора дождь, а не привычные звуки посторонних людей. Быстрый прохладный душ отлично взбодрил его, возвращая в состояние абсолютной готовности к выслушиванию нудной, но нужной теории относительно углубленного минета, плавно переходящей в бодрую практику, чему он был чрезмерно рад.  Дойдя до комнаты и уже там находясь в ожидании, пока Сукуна вернется и предоставит ему возможность переключить внимание с внутреннего волнения на внешние попытки улучшить свои навыки, Мегуми… да какая, к слову, разница, что там происходило в не таком уж долгом ожидании, если буквально сейчас, в эту самую секунду, Фушигуро, вместо всего остального, что бы он мог делать в этом мире, устраивался удобнее между разведенных ног Ремена и уже тянулся руками к его домашним спортивным шортам.  — Я слегка переживаю, поэтому попрошу тебя не быть мудаком в той степени, в которой ты привык существовать, окей? — шнурок, вшитый во внутреннюю часть пояса, легко поддался движениям Мегуми, за настойчивостью которых был скрыт целый кругляш спектра эмоций во главе с опасливым предвкушением. Ведь если Сукуна десятками минут ранее согласился побыть тренажером в задуманном деле, то Фушигуро был бы последним придурком на земле и считал бы себя всю оставшуюся жизнь именно таковым, если бы съехал с начатого, идя на поводу у своего страха. Тем более, не до конца понятно, на чем основанного, потому что варианта было сразу три: страх не суметь осуществить план так, как следует, то есть, проебаться; страх оставить Ремена невпечатленным и неудовлетворенным, то есть, проебаться; страх в какой-то момент впасть в оцепенение из-за двух предыдущих страхов, следовательно, по классике, проебаться. А никакой из этих путей на развилке в той точке, которую он уже, хвала господу, прошел, когда вцепился пальцами в мягкую ткань, его не привлекал, поэтому он решил делать так, как привык всегда: довериться своему телу, тому, что оно уже умеет, не выключать голову до последнего и внимать всему, что транслирует Сукуна, чтобы все прошло положительно для них обоих. — Мы, вроде как, тут ради общего дела собрались, а не для того, чтобы ты снова стал центральной фигурой моих изумительных подколов, — нижнего белья под шортами, как того и следовало ожидать, на Ремене не было, потому что мало того, что он был очень предусмотрительным молодым человеком, так еще, Фушигуро верил в это всем сердцем, тоже хотел начать все побыстрее. Может быть, это было лишь желанием Мегуми, по своим размерам таким огромным, что его с головой хватило бы, чтобы разделить на них двоих, но в любом случае Сукуна не выглядел как человек, слабо заинтересованный в происходящем. — Да, твой член уже наполовину твердый, поэтому шутки в сторону, — Фушигуро решил не заострять еще больше свое внимание на действительно почти крепком стояке Ремена и на том, насколько сильно ему это льстило, поэтому стянул шорты - предварительно поднявшись с кровати, чтобы не испортить все на первоначальном этапе какой-то глупостью по типу того, что Сукуна запутается в штанине, а он, пытаясь это исправить, запутается вместе в ним - и, вернувшись обратно, уселся на свои голени, ощущая на боковой части бедер ноги Ремена, разведенные в сторону ровно настолько, чтобы вместить туда его. Сукуна также то ли переживал, то ли чувствовал себя неуютно, но показывать это открыто не стремился, хотя по его больше обычного скованным движениям, когда он поправлял сзади себя подушку, чтобы удобнее устроиться в полусидящем положении, все было понятно без слов и выразительных жестов. — Ты уселся? — Да, порядок, можешь приступать. Нет, подожди, — Сукуна, только облокотившись спиной, снова двинулся корпусом вперед, садясь ровно, и, подняв обе согнутых в локтях руки, завел их за спину через голову, цепляясь пальцами за футболку сзади и стягивая ее плавным движением. От трения о ткань его волосы, полностью сухие, потому что, очевидно, он решил не тратить времени еще и на мытье головы, вспушились на макушке, полностью ломая его и без того не совсем аккуратную в последнее время укладку. — Теперь точно все. — Тебе не будет холодно сидеть полностью голым? — этот вопрос возник у Мегуми в голове настолько внезапно, что он сам удивился тому, как из всей вариативности фраз, которые могли выскочить из его рта при виде Сукуны без одежды, его мозги остановились именно на этом. — Я надеюсь на то, что все вот это вот,.. — он сделал полукруг головой, обведя взглядом голого себя и уже начинающего раздражаться Мегуми так, словно Фушигуро действительно нуждался хоть в каких-то объяснениях. Нонсенс, — что мы с тобой здесь затеяли с твоей легкой подачи, не будет настолько скучным, что я успею замерзнуть, — маска ехидного, вечно самоуверенного и ни о чем не беспокоящегося человека уже давно начала идти трещинами на лице Ремена, и эта ситуация лишь усиливала ширину кривых полос, из которых просачивалась беззащитная искренность и мягкая нерешимость. В конце концов, он был таким же парнем, как и Мегуми, поэтому оставаться невозмутимым даже в моменте полной обнаженности и незнания, как все пойдет дальше, было бы до смешного нелепо даже для Сукуны. Тем более, для Сукуны. Того, кто выбрал область, основанную в основном на работе с эмоциями и их широченном диапазоне.  — Пошел ты, — Фушигуро, не желая показывать легкий тремор в руках, опустил их на выпирающие тазобедренные кости Ремена, привыкая к ощущению кожи на коже. От его недовольства по поводу очередного ехидного подъеба Сукуну спасло лишь то, что тот не стал продавливать линию с шуточной, почти что безразличной отстраненностью, а утончил хитиновый покров, позволяя увидеть в своих глазах долю смущения. — Все, сосредоточься на более важных вещах, открытый микрофон ты всегда успеешь устроить в любое другое время. Разобравшись с базовой подготовкой к затеянному, Фушигуро наконец-то перестал метаться взглядом по всему, чему угодно, кроме поистине важных моментов, и прилип глазами к тому, что все время, пока они вдвоем пытались не умереть от страной неловкости, существовало перед ним - к полностью открытому Сукуне. Мозг еще не успел обработать информацию в полной мере, но Мегуми уже чувствовал себя уязвленным от одного только вида.  Ебаный, блять, боже. Фушигуро не знал, на чем именно концентрироваться, когда под ним лежал полуголый Ремен, но первым делом глаза все равно зацепились за то, что не давало ему покоя, но что он игнорировал все прошлые разы из-за своей невнимательности. Два серебристых шарика по бокам с каждого соска создавали симпатичное подобие троеточия, очень контрастно выделяясь на фоне светлой кожи и делая Сукуну с его внешними доработками еще более непохожим на остальных. Он выглядел как очень удачный и модерный сборник разукрашек для детей, - только обязательно совершеннолетних, потому что некоторые из его черных татуировок вряд ли были бы одобрены какой-либо из всех существующих детских организаций - совмещая в своих рисунках оставшийся с более юных лет мятежный всплеск и уже более осознанный, художественный к ним подход. Они все были раскиданы по телу, создавая общую композиционную картину его волеизъявления, но одновременно с этим, приглядевшись и рассмотрев поближе, - оставались несвязными случайностями его непоследовательной фантазии. Они были и всем, и ничем сразу. — Это было больно? — Мегуми, на мгновение перестав так глубоко вникать в сакральность телесного искусства Сукуны, неотрывно от его кожи поднял свою руку вверх, зажимая один из сосков между большим и основной фалангой указательного пальцев.  — Приемлемо, — Фушигуро хотелось спросить о многих вещах, касающихся данной модификации, но тихое шипение Ремена сквозь зубы отрезало сразу половину из них. — Есть вещи и похуже. — Например? — чувствуя пальцами твердый материал штанги, проходящий сквозь мягкую структуру соска, Мегуми думал о том, как же все-таки правильно Сукуна умел работать с тем, что было дано ему изначально. И вряд ли его можно было бы назвать человеком с пунктиком на социальное одобрение, но если вдруг Ремену понадобилось бы услышать подтверждение о том, что он выглядит очень даже, Фушигуро готов был ему это дать сиюминутно. Ну, если бы все в тот момент, естественно, совпало бы именно таким образом, чтобы желание угодить оказалось гораздо выше желания снова подъебнуть.  — Неважно, — ведя ладонью обратно вниз, чтобы выжать из ситуации все возможное и взять то, что ему добровольно давали, Мегуми остановился на еле заметной белой полоске внизу живота, получая немое подтверждение ранее услышанным словам об удаленном аппендиците.  — Нет уж, говори.  — Слушать твои шутки.  — Тебе не стыдно? — мышцы на животе Сукуны стали тверже под руками Фушигуро, как только он попытался сдержать смех, в очередной раз убивая атмосферу. Которой, к слову, еще даже не успело образоваться, но Мегуми, чтобы отвлечься от не унимающейся внутренней дрожи, нравилось мысленно ворчать по поводу любой мелочи. Это помогало почти так же, как и ощущение того, что Ремен слегка плотнее сдавливал его ногами по бокам после каждого нового прикосновения. — Я еще раз спрашиваю: тебе не стыдно? — переместив обе руки на выступающие во время вдохов нижние пары ребер, Мегуми чуть больше нужного на них надавил, прекрасно зная, что для людей, которые боятся щекотки, это было уязвимым местом.  — Хватит меня отчитывать, — Сукуна не стал сильно заморачиваться по поводу того, как бы вывернуть свое положение в свою пользу, поэтому просто сцепил пальцы кольцом на запястьях Мегуми, поднимая их выше уровня своего тела. — Ты все это затеял, чтобы, блять, пощекотать меня? — Нет, — Фушигуро сделал ровно два отрицательных поворота головой в каждую сторону, чувствуя странную искру веселья, — я все это затеял, чтобы ты сделал из меня воина, как и обещал. Картинка из не такого уж и далекого прошлого, произошедшего в родительском доме Мегуми, когда Сукуна сначала всеми силами увиливал от поцелуя, а потом прерывисто дышал в объятиях и оттирал его учебный стол от своей спермы, очень ярко проигралась после сказанных слов и стала причиной полуулыбки из-за пробудившегося самодовольства Фушигуро. Если бы он заранее, еще где-то в средней или старшей школе, нашел бы во время квеста коробку, в которой была бы одна-единственная записка с фразами «Ты будешь дрочить Сукуне. Нет времени объяснять, кто это, просто запомни на будущее, парень», то он бы даже слегка расстроился, потому что, первое - в том возрасте, если речь заходила о дрочке, то это нужно было решать незамедлительно, а выискивание какого-то неизвестного Сукуны только добавило бы мороки, второе - в настоящем времени он оказался бы лишен удовольствия прочувствовать все самому, не портя себе впечатление ожиданиями, которые стопроцентно начали бы у него формироваться еще при первом взгляде на тот обрывок бумажки. Поэтому Мегуми, имея извращенную любовь к планированию, был в огромной степени рад тому, что их секс происходил внезапно, и у него не находилось времени загнаться по поводу правильности своих действий во время муторного ожидания. Да, до секса такой возможности не было, зато после - предостаточно, но это уже были решаемые нюансы.   — Ты надышался краской? — Ремен совершено никак не поменялся в лице. Оно оставалось таким же, как и всегда, поэтому можно было подумать, что все вокруг не волновало его совершенно, но Мегуми видел, что, даже не смотря на легкий налет неловкости и дурости, нависший над ними с самого начала, цвет глаз уже не просматривался легко из-за зрачка, расплывшегося почти на максимум, а все лицо в целом утратило свою напускную остроту, оставив ее только в естественных чертах. — Так ты собираешься что-то делать или я могу одеваться и ложиться спать? — Спать? Еще даже, — Фушигуро абсолютно бесцеремонно взял Ремена за запястье, на котором все еще были надеты часы, и, развернув удобнее, проверил время, — восьми нет. Это что-то возрастное? — Хуесное. Я думаю, мы оба понимаем, что просто оттягиваем процесс все дальше и дальше из-за того, что не привыкли пока вот так проводить свое общее время. Мгм? Но я уже лежу голый, а ты уже меня лапаешь, так что, пожалуйста, начни делать хоть что-то, пока мы реально все не заруинили. — Как же ты, блять, прав, — Фушигуро с силой выдохнул через нос, сумев удержать во рту язвительное «дружище», и решил, что с дуристикой действительно пора бы уже было завязывать и переключать внимание на поистине важные вещи, поэтому, последний раз посмотрев на невозмутимого и слегка раздраженного Сукуну, он перевел взгляд на его такой же невозмутимый, но совершенно не раздраженный член. — Приступим? — Я уже почти передумал, — его действия, направленные на то, чтобы поудобнее улечься, еще выше поднимая подушку за спиной, тем самым создавая себе такой угол обзора, чтобы все беспрепятственно видеть, противоречили сказанному, но Фушигуро почти физически ощущал исчерпавший себя лимит на бессмысленную ругань. И все, чем он мог занять свой рот для предотвращения дальнейших неловких ситуаций, которые создавались по вине обоих, находилось прямо перед ним. Мегуми обхватил член Сукуны ладонью, проводя большим пальцем по мягкой на ощупь вене, которая легко продавливалась под его движением, второй рукой прослеживая ребристые отметины чуть ниже пупка, оставленные поясом шорт. — Такой теплый, — все глубже и глубже погружаясь в участок пространства в своей голове, где запретов на озвучивание любой возникшей мысли не существовало, Мегуми просто наблюдал за тем, как эрекция Ремена становилась крепче, и говорил вслух свои ощущения. Это точно не было лишним, потому что это не вызывало смущения, а если это не вызывало смущения, значит, все делалось правильно. — Тебе точно не холодно? — Все в порядке, — Ремен, будто не зная, куда деть руки, то оставлял их по бокам от своего тела, то складывал на груди в замок, но, по скромному мнению Фушигуро, их место было нигде иначе, кроме как в его собственных волосах. Или на плечах. Или на шее. В принципе, любой возможный вариант был бы одобрен им лично, но до этого они пока не дошли. — Подумай о чем-то хорошем, я не знаю.  — Ты считаешь, я в состоянии думать о чем-то плохом, когда твой член у меня перед лицом? — технически, он был не до конца прав, потому что расстояние до лица все еще сохранялось в ненужных рамках приличия, фактически, он в самом деле не думал ни о чем плохом, потому что, опять-таки, у него не было времени, чтобы себя накрутить, а делать это сидящим между ног голого Ремена не особо хватало ресурса.  — Я не знаю, что у тебя в голове, — Ремен остановил свой выбор в положении рук на том, что снова опустил их на кровать и начал поочередно хрустеть суставами, большим пальцем надавливая на каждый по отдельности. Он делал так каждый раз, когда читал, собирался на учебу или скептически смотрел бессмысленные видео, которые ему присылал Мегуми, вымещая все свое замешательство на бедных пузырьках воздуха. — Мне нравятся твои руки, — глаза Сукуны двигались синхронно с ладонью Мегуми, очевидно, пытаясь не упустить ничего из виду.  — Особенно, когда они на твоем члене? — Мегуми часто слышал комплименты по этому поводу, причем самые разные. Кто-то нахваливал его пальцы, когда они же и растягивали говорившего; кто-то любил хвататься за его запястья в особенно интенсивные моменты; кому-то нравилась сила, заключенная в каждой мышце его предплечий. Он знал, что они нравятся людям, но услышать прямой комплимент от Сукуны было особенно сладко. — Не только, но так, конечно, предпочтительней, — Мегуми старался не смотреть никуда больше, кроме как на бледно-розовую головку, скрывающуюся в кулаке, когда он скользил сжатой рукой вверх, и снова появляющуюся при возвращении к лобку, но гадко вибрирующий в кармане телефон из-за ебучих уведомлений отвлекал.  — Блять, Нобара, — не останавливая своих движений, а лишь замедлив их до бездумных поглаживаний, Фушигуро достал мобилку и, смахнув шторку вниз, нажал на самолетик, даже не вчитываясь в текст сообщений. Он и так знал, что в них. — Кинь ее в черный список, она рушит нашу интимную жизнь, — отбросив телефон куда-то за спину, чтобы он даже весом в кармане не напоминал о своем присутствии, Мегуми снова начал водить большим пальцем по венам на члене, уделяя этому такое внимание, словно никогда в жизни не занимался ничем более интересным.  — Она хочет, чтобы я ей помог разобраться в нюансах одного ее предмета, а у меня нет на это времени, и я прекрасно знаю, что она сама в состоянии это сделать, но не хочет, — Фушигуро тихо фыркнул на слова Сукуны, быстро уводя себя к другой теме, чтобы не засмеяться вслух от невозмутимости Ремена. — Честно сказать, мне просто лень, а с ней ничего страшного не случится, если она один вечер уделит изучению материалов, а не конспирологических теорий.  — Ты совершенно не эмпатичен, Мегуми, — Сукуна, согнув ноги в коленях и стиснув ними корпус Фушигуро для опоры, толкнулся бедрами вверх, опустился обратно и снова повторил свое движение.  — Это плохо? — гладкая, бархатная поверхность пока еще сухого члена Ремена приятно ощущалось в ладони, пока Мегуми неторопливо водил по нему рукой, преследуя единственную цель — растянуть их совместный досуг как можно дольше.  — Понятия не имею, но меня это даже слегка заводит.  — Тебя таращит от моего легкого психопатического вайба? — Мгм, а еще от того, что ты начитался поверхностных статей в интернете и сейчас эту информацию используешь так, словно в ней есть хотя бы доля правды. — Ну и в чем я не прав? — Мегуми слабо провернул кисть, по спирали опуская ее к основанию и, сжав чуть сильнее, провел вверх, останавливая кольцо из пальцев прямо под головкой. Эта зона у всех была чувствительна по-разному, но одинаково сильнее, чем вся остальная длина.  — Я тебе чуть позже могу по пунктам расписать, в чем ты не прав, но пока мы собрались здесь не для этого, — он продолжал двигать бедрами, толкаясь в руку и без слов подсказывая, что и как нужно делать, а Мегуми просто подстраивался, будучи абсолютно не против такой расстановки ролей. Сегодняшний вечер он изначально пометил в своей голове как время для учебы, поэтому права возникать по поводу каких-либо нетерпеливых и начальственных действий со стороны Ремена он был лишен изначально. — Я думаю, уже пора переходить к практической части нашего урока. — Без теории? Ты в своем уме? — в базе знаний Фушигуро и так уже присутствовала большая часть от нужного материала для овладения новой техникой, но он пока все еще находился на стадии сомнения в своих силах, хоть в его внутреннем резерве и тлело огромнейшее предвкушение. Возможно, Мегуми так уверенно начал свою линию поведения с чрезмерным переживанием еще с момента их первого раза и до сих пор, в основном, придерживался именно ее, потому что находился в кристально чистом ахуе, а, возможно, и потому, что Сукуна был просто таким человеком: постоянно наблюдая за приобретенной и выработанной непоколебимостью, на подсознательном уровне он вызывал потребность увидеть его природную, присущую всем людям уязвимость. И нет, совершенно не для того, чтобы этим воспользоваться в своих гадких целях, а для того, чтобы удостовериться в здравости своего собственного ума и отсутствии бредовости в восприятии. Да, Фушигуро часто наблюдал тотальную заебанность Ремена, но она все равно казалась ему больше стойким принятием ударов жизни, а не обессиленным отчаянием, которое, к слову, и проявилось той ночью, искривив все знания, имеющиеся о Сукуне. Поэтому тогда, став свидетелем надлома, когда Ремен с мокрыми от слез щеками буквально скулил, насаживаясь все глубже, Фушигуро открыл для себя этот, как казалось раньше, намертво заколоченный ящик. И ему, вне всяких сомнений, было по-дурацки от этого хорошо. — Блин, прости, я плохо подготовился. Все как-то внезапно произошло, а офис с распечатками на углу сегодня закрыт, поэтому я буду без лекционных материалов. Надеюсь, ты простишь мне на первый раз такую чудовищную оплошность, — Мегуми, придумывая новые причины своему нехарактерному поведению и параллельно с этим продолжая методично надрачивать, почти полностью выпал из реальности. Он точно был уверен в том, что Сукуна отвечал дольше обычного, потому что, хоть он и был способным парнем, но так быстро придумать новый повод для накручивания было неподвластно даже ему. — М? — Фушигуро остановил движения, будто это помогло бы ему добавить в промежуток времени, когда он летал в облаках, недостающие части рассказа, и сразу же заметил расстроенно нахмуренные брови на лице Ремена. — Неважно, — Сукуна легко шлепнул по пальцам Фушигуро, убирая их со своего члена, и сел повыше, — так, Мегуми, для того, чтобы осуществить твою мечту, нам понадобится твой рот. Одними руками, боюсь, ты не обойдешься. — Я и не планировал, просто все как-то по-идиотски началось, и я потерял момент, когда было уместно начать облизывать тебя. — Думаю, вот прямо сейчас, — если бы для увеличения веса своих слов Сукуна, подавшись вперед, схватился за его затылок и буквально бы притянул к себе, то Фушигуро был бы очень благодарен за предоставленную возможность переложить ответственность, но Ремен не собирался упрощать ситуацию, просто расслабленно раскинувшись на кровати и дыша чуть глубже обычного. — Ты уже это делал однажды, мой хер за это время не успел стать ядовитым. — Все, просто помолчи, — Мегуми быстрым движением облизал губы и отполз дальше, чтобы, упершись одной рукой возле тела Сукуны, наклониться к нему ниже. — Если что не так, говори сразу. — Я бы не упустил возможность указать на твои ошибки. — Рад слышать, — обхватив пальцами член и не дожидаясь никакого ответа, Фушигуро широким языком провел по оставшейся снаружи длине, следом за этим беря головку в рот, почти моментально забывая о надуманных предрассудках и опасениях. Ну вот что действительно могло пойти не так? Верно: абсолютно, блять, ничего. Механика действий была до ужаса понятна и проста: Мегуми использовал все, что было нужно, чтобы с каждым следующим кивком головы наблюдать, как Сукуна напрягал пресс, сдерживая любые звуки; как сокращались мышцы на его ногах; как он аккуратно, будто боясь спугнуть, протянул руку и положил ее себе на живот. Пока только туда, потому что он наверняка знал, что Фушигуро еще не до конца вник в процесс и мог в любое мгновение взбрыкнуть, потому что подумал бы, что его пытаются контролировать, хотя, скорее всего, такой жест не мог означать ничего другого, помимо обычной ласки. Мегуми знал, что он делает, и делал это хорошо, в какой-то момент начиная причмокивать, когда поднимал голову выше нужного и почти полностью выпускал член изо рта. Он втягивал щеки, надавливая языком на головку и область под уздечкой. Он облизывал его по бокам, стараясь воздействовать на все подряд. Он опускался к яйцам, проводя влажную линию по всей длине. Он не воспротивился, а лишь довольно кивнул, когда рука Сукуны, все это время спокойно лежавшая на животе, проскользила ниже и обхватила эрекцию у основания, надавливая на нее большим пальцем, чтобы идеально точно направить обратно в теплый, мокрый рот.  — Не понимаю… чему ты еще хочешь… научиться, — удерживая свой член в одном положении, Ремен упрощал и одновременно с тем усложнял задачу, поскольку лишал Мегуми вариантов наклона головы: ему оставалось только насаживаться на стояк, посасывая его, а не крутить лицом в попытках облизать его со всех сторон. — Возьми больше. Фушигуро, отлично справляясь со всем до этого и думая о том, что достаточно расслабил горло, с энтузиазмом двинулся еще ниже, но, ожидая фееричного успеха, столкнулся ровно с противоположным чувством - критически удручающим разочарованием. Ему не было больно и ему не стало плохо. Головка просто уперлась куда-то в нёбо, зажимаясь стенками глотки, и не могла проскользнуть дальше, как бы Мегуми не давил на нее. Блядство. — Что ты делаешь? Ты пытаешься себя удавить? — как только слова Сукуны долетели до его ушей, Мегуми почувствовал, что действительно задыхается, потому что его глупый мозг, полностью сосредоточившись на процессе заглатывания, совершенно точно забыл о том, что нужно еще и дышать. — Не спеши никуда, ты не сдаешь норматив. Это, сказать по правде, действительно воспринималось чем-то вроде соревнования между собой и… собой, словно Фушигуро пытался доказать себе из прошлого, что может справиться с тем, с чем не мог все эти годы. У него, вспоминая сейчас, и не было никогда толковых парней, которые могли бы нормально объяснить, что нужно делать, поэтому раньше, когда он еще пытался прыгнуть выше головы, ему приходилось использовать только свои размытые знания, коих всегда было недостаточно. Ни одна пошаговая инструкция в интернете не могла всеобъемлюще описать то, куда девать язык, как складывать губы и в какой момент делать вдох, чтобы в конце концов не залить все вокруг слюной и слезами, не понимая, какого хрена этот ебучий член все еще на том же месте, где и был десятки толчков назад. Но Сукуна и не был одним из тех бестолковых, безликих персонажей, поэтому, снова напоровшись на ту же проблему, что и всегда, Фушигуро уповал на то, что хотя бы Ремен донесет до него простую истину. — Притормози, — Мегуми, чтобы отдышаться, полностью выпустил стояк наружу, осознавая, насколько долго не вдыхал все это время, когда понял, что довел себя до легкого головокружения. — Делай пока неглубоко. — Взявшись плотнее пальцами, Сукуна пару раз несильно шлепнул членом по губам Мегуми, надавливая головкой, чтобы тот приоткрыл рот. — Давай, все хорошо. Фушигуро не отказывал себе в удовольствии мельком, когда поднимался ртом выше по эрекции, смотреть на Ремена и наблюдать за его реакциями. Все его тело казалось полностью расслабленным в противовес возбужденно скованному лицу. При особенно глубоких вдохах кожа сильнее натягивалась на его ребра, просвечивая плотные кости и делая живот полностью впавшим. Две косые мышцы начинались внизу боков, уходя к лобку и делая переход между торсом и членом абсолютно идеальным. Мегуми с трудом бы назвал кожу Ремена тонкой, но ему все равно легко удавалось рассмотреть хаотичные паутинки вен во впадине возле выпирающих бедер и на два пальце выше основания члена. Со своего места, практически не концентрируясь на движениях, а делая все по инерции, Фушигуро видел то, как Сукуна закинул голову назад, и на то, как его кадык ходил под кожей, когда он сглатывал, вклинивая в череду тяжелых вдохов глубокие, короткие стоны. — Мегуми, иди ко мне.