roommates: relationship psychology

— Мегуми, иди ко мне, — на языке Фушигуро уже начал чувствовать вкус предэякулята и готов был довести Ремена до оргазма, но эти слова одним резким движением достали его из-под воображаемой толщи воды, — так будет удобнее, — Сукуна, вогнав пальцы в волосы Мегуми, быстро снял его рот с члена и поднялся на локте второй руки. — Подожди, — сканируя кадр, открывающийся с его места, Фушигуро со своим практически стопроцентным зрением просто не мог не увидеть то, обо что случайно споткнулись его глаза. — Подними голову. Выпрямив спину и больше не выглядя так, будто у него в лицо все это время был вмонтирован магнит, реагировавший на второй, - у Сукуны между ног, Мегуми протянул руку вперед и, поддев пальцами подбородок, направил его вверх. Мелкая, еле заметная фраза, набитая под нижней челюстью, вызвала неконтролируемый смех и незначительную долю раздражения из-за напускного выебонства, которым Ремен, казалось, был пропитан полностью. — Ты решил перейти с обычных рисунков на инструкции? — «не отвлекайся», вытатуированное по аккуратной дуге, повторяющей анатомическое строение линии подбородка, было расположено именно на том месте, которое, не закинув голову сильно назад, невозможно было продемонстрировать любопытным зрителям. Поэтому вопроса, от чего именно «не отвлекаться» призывала эта фраза, не возникло у Фушигуро совершенно, но промолчать, не вкладывая в свою речь всю язвительность, что занимала процентов десять от всей его личности, он не смог. — Это для тех моментов, когда ты видишь самолет в небе, а второй человек, вместо того, чтобы наблюдать за ним вместе с тобой, занимается какой-то чушью? — Я только что чуть не кончил, — Сукуна прикрыл глаза, делая медленный, глубокий вдох, и Мегуми, прекратив саркастично хихикать, обратил внимание, что Ремен действительно слишком уж основательно держался за свой член, не давая ему даже пошевелиться, чтобы скопившаяся в районе поясницы волна оргазма не добила его окончательно. Фушигуро отлично знал, каково это, но, даже будучи отчасти возмущенным, - не до конца только понятно, по какой именно причине - он не собирался намерено приближать окончание их досуга. — Ты же не хочешь сказать, что мы на этом закруглимся? — Нет, я не об этом. Я к тому, что я, блять, испортил себе оргазм, чтобы тебя научить тому, о чем ты попросил, а ты сидишь хуйней страдаешь, — Ремен, без шуток, выглядел действительно злым или по крайней мере возмущенным достаточно, чтобы Мегуми почувствовал себя немного виноватым. — Ладно, — он сделал еще один вдох, резко выдохнул через нос и, открыв глаза, заметно смягчился, убирая со своего лица недовольное выражение. — Перелезай ко мне, — он похлопал ладонью по месту сбоку от себя, отодвигаясь ближе к краю. Ширина их идентичных кроватей не позволяла сильно разгуляться, но ее вполне хватало для того, чтобы вместить двоих взрослых людей, хоть и очень тесно прижатых друг к другу. Но, учитывая то, чем они вдвоем занимались пару минут назад и к чему готовились дальше, претензий по поводу вторжения в личное пространство не должно было возникнуть в любом случае. А если еще и вспомнить о том, как они, обнимаясь, не так давно спали на этой самой постели, то их действия и вовсе окрашивались в полупрозрачный оттенок обыденности.  — Будут какие-то пожелания? Запреты? — Фушигуро вытер рот тыльной стороной ладони, так как слюна, оставшаяся после тщательного вылизывания Сукуны, уже подсохла и начала стягивать кожу. — Я открыт любым предложениям, — он завалился на бок рядом с Ременом, чувствуя странную легкость. Либо факт того, что член Сукуны был во рту каких-то несколько мгновений назад, либо осознание своего превосходства из-за наличия одежды и отсутствия предоргазменного расфокуса, либо стечение нескольких факторов, сблизивших их сегодня днем, но что-то из этого точно влияло на Мегуми и его понимание ситуации. Он все еще оставался под привычной властью своих мыслей, но теперь они не толкали его к дурацким размышлениям, что он все портит: теперь они работали в направлении того, как из имеющихся обстоятельств выжать все и сдвинуть не с мертвой, а с пиздецки тревожной для него самого точки их общение. — Я бы предпочел, чтобы ты продолжил с того места, где остановился, — Ремен поднял левую руку, заводя ее за голову Мегуми, и легко надавил на его спину, подталкивая к действиям. — Делай все то же самое. — А если он все равно не войдет полностью? — Фушигуро, чувствуя, как давление в области, где лежала ладонь Сукуны, уменьшилось после его вопроса, очевидно, давая возможность при разговоре смотреть в лицо, а не на хер, прекратил устраиваться поудобнее и вполоборота развернулся корпусом к Ремену.  — Тогда я знаю еще один способ, при котором он точно войдет полностью, не волнуйся. Я не жадный. — Мне кажется, ты торопишь события, — их лица находились настолько близко друг к другу, что Мегуми чувствовал размеренное дыхание Сукуны на своей щеке. — А мне кажется, что это ты их оттягиваешь, — Ремен, проскользив взглядом от макушки до подбородка, двинулся вперед и боднул Фушигуро лбом в висок. — Ты чего-то боишься? — Нет, — Мегуми не понял, что заставило его говорить шепотом, но, услышав себя со стороны, он удивился тому, насколько открыто прозвучал. — Не считая того, что я не хочу все это быстро заканчивать. — Что-то может повлиять на это, кроме нас двоих? — Не думаю. Только если все те придурки с нашего этажа не решат прямо сейчас вернуться пьяными с собрания и начать шуметь, — Мегуми чувствовал предательскую сухость во рту, все еще не отодвигаясь от Сукуны, касающегося своей головой его волос. — Можно заблокировать двери на лестнице, чтобы никто не смог попасть сюда. — На нас опять пожалуются, — громко сглотнув образовавшийся в горле скользкий шарик из воздуха, слюны и волнения, Мегуми бездумно провел кончиком носа по скуле Ремена, останавливаясь возле его брови. Он ощущал, как ресницы щекотали тонкую кожу под глазом, но не пытался уйти от этого прикосновения. Это было так лично и интимно, что Мегуми не мог нормально дышать. — Вряд ли кто-то решится еще хоть раз с тобой спорить, — Сукуна еле слышно свистел носом на каждом вдохе, вызывая у Мегуми желание чуть позже ему рассказать о том, что он где-то слышал, что такое не является нормой, но пока, чувствуя, как Ремен чуть сильнее нажимал пальцами на пространство между его лопатками, мозги Фушигуро могли функционировать только для того, чтобы обрабатывать прикосновения, оставляя сборку внятных предложений на период сильно позже. — Поцелуешь меня? — Бля-я-я, — а еще его мозги дополнительно работали на формирование ругани, сказанной таким же шепотом, как и все до этого, куда-то в щеку Сукуны. И снова, как и во все предыдущие разы, он чувствовал себя исключительно правильно, сдвигая лицо чуть ниже, чтобы поравняться с Ременом. Темнота комнаты, нарушаемая только уличным освещением, просачивающимся через незавешанное окно, и их общим, тусклым ночником, воткнутым в розетку возле двери, способствовала наращиванию давящей атмосферы. Но не в том негативном смысле, когда все окружающее вгоняет тебя в паническое состояние безысходности, а в том самом, когда любое действие твое и твоего партнера приобретает ахуенно плотный налет чувственности. Мегуми удерживал свое лицо в нескольких сантиметрах от Сукуны, смотря прямо в его глаза, из-за чего мог прекрасно видеть лихорадочный блеск, в котором отражалось статичное свечение светодиодной лампочки: Ремен не двигался, лишь перемещал взгляд по лицу.   Сукуна высунул язык еще до того, как Мегуми успел вжаться в его губы, поэтому поцелуй сразу получился мокрым и скользким. Фушигуро, не ожидав такой инициативы, по инерции отодвинулся назад, но буквально через секунду уже целовал Ремена так, как обоим было лучше всего: Сукуна широко открывал рот, давая действовать без ограничений, а Мегуми в свою очередь всем этим пользовался, вдавливая свой язык в язык Ремена до онемения в затылке. Целоваться с Сукуной было ебучим религиозным опытом, за который Мегуми был благодарен всему и всем на свете. Он не мог сказать, что это был единственный случай, когда только от одних движений челюстями его тело горело и начинало колоть от возбуждения, но он мог заявить, что Ремен был тем человеком, который делал это так, будто был для этого создан. Его поцелуи были тяжелыми по своему характеру. Он никуда не торопился и не тыкался хаотично в лицо Мегуми, слюнявя все подряд: он выверено вылизывал его рот, двигаясь по языку с таким нажимом, что Фушигуро, держа глаза закрытыми, все равно чувствовал, как они закатываются. Сукуна продолжал держать свою руку на его спине, только теперь, полностью заняв внимание губами, он с силой водил ей вверх-вниз, останавливаясь лишь тогда, когда нужно было еще больше сконцентрироваться на том, что происходило между их ртами. Влажные звуки перемешивались с мычащими стонами с обеих сторон, потому что никто уже не собирался делать равнодушный вид. Нет. Им двоим было жарко, приятно и сладко. Мегуми легко дрожал от воздуха, обдувающего его оголившуюся по вине Ремена поясницу, который не переставал гладить лопатки и прослеживать пальцами выступающие позвонки. Фушигуро чувствовал себя хорошо до поджимающихся на ногах пальцев. Ему нравилось все: и то, как Сукуна посасывал его нижнюю губу; и то, как Сукуна водил языком по его верхним зубам и нёбу; и то, как Сукуна заметно задыхался, когда сам Мегуми с глубоких поцелуев переходил на легкие прикосновения губами по всему лицу; и то, как Сукуна, шепча какие-то бессмысленные глупости, второй рукой гладил его шею сзади, не давая далеко отстраняться, будто все, что его могло волновать в этом мире, — был Мегуми с его мокрым ртом и горячим дыханием. — Пиздец,.. у меня аж яйца заболели, — Фушигуро не прекращал касаться влажными губами подбородка Ремена, плавно опускаясь на шею и чувствуя лицом, как он дрожит. Именно под нижней челюстью, где обычно можно было прощупать пульс, запах его одеколона даже после душа улавливался особенно хорошо. Он практически смылся водой и всеми теми штуками, которыми пользовался Сукуна, но все равно тонким слоем остался на коже, будто бы впитался во все открытые поры и теперь не собирался никуда исчезать. А еще он смешивался с его выебистой пенкой для умывания, в составе которой был то ли зеленый чай, то ли чайное дерево, - Мегуми до конца не разобрался, потому что не вчитывался в этикетку, зато мог сказать точно, что она не стягивала кожу и не образовывала пленку - и создавал на выходе приятную комбинацию теплого и острого. — Ты так хорошо целуешься. — Рад слышать, — Ремен отвел голову в сторону, совершенно не препятствуя ничему, что Мегуми взбредало делать с его телом. Размытые по бокам, бледно-красные следы оставались везде, где касался рот Фушигуро, всасывая тонкую кожу за ухом, над выпирающими ключицами, на россыпи бледных веснушек на плечах и на остром кадыке. — Мегуми… мне щекотно, — Сукуна все еще держался своими руками за спину и затылок Фушигуро, и именно по ним, а точнее по тому, как пальцы сжимались и подрагивали в хвате, он определял траекторию, по которой дальше следовал. Если Ремен просто удерживал ладонь в волосах, как, например, при поцелуях непосредственно в шею, Мегуми обозначал это место, как не совсем чувствительное, и двигался вниз; если Сукуна начинал хаотично водить большим пальцем по верхним позвонкам при касаниях к ключицам и плечам, Фушигуро задерживался там чуть дольше, а потом возвращался обратно вверх; но если Ремен резко сжимал руку на затылке и вдавливал пальцы в спину, шипя сквозь зубы, когда Мегуми возвращался к мягкому месту за ухом, то Фушигуро останавливался там надолго, чередуя воздействие на этот участок кожи между губами, языком и зубами. Слышать то, как Сукуне с трудом давалось удерживать свое дыхание ровным, угождало самолюбию Мегуми одним из самых эффективных способов. — И ты тоже. — М? Что я тоже? — нельзя было сказать, что Фушигуро после всего сам легко себя контролировал, поэтому ему было понятно без слов, почему Ремен ерзал по простыни, невзначай выворачивая бедра именно таким образом, чтобы твердый член проезжался по его ноге.  — Ты тоже хорошо целуешься,.. мне нравится,— осмысленности в глазах Сукуны к моменту, как Мегуми перестал мучить его шею, уже не наблюдалась: они были полуприкрытые, блестящие и по-блядски хитрые. — Рад слышать, — Фушигуро почувствовал, как углы его губ разъехались в разные стороны, и он знал, что в другой ситуации его улыбку можно было бы назвать насмешливой или ироничной, но только не сейчас, когда его и без того всегда непослушные волосы образовывали бардак таких масштабов, что он стал человеческим воплощением слова беспорядок. Он не мог видеть себя со стороны, но ощущал он себя пиздецки разморенным, мокрым, жаждущим и пьяным. И в каждой части тела Сукуны он видел то же самое. А еще он в очередной раз воспользовался своим положением и без предупреждения сомкнул пальцы на члене Ремена, сразу же начиная с закручиванием надрачивать. — Ты такой красивый сейчас. — Только… — Нет, не только сейчас, и ты это знаешь, поэтому прекрати выделываться, — Сукуна, упираясь ступнями в кровать, встречал руку Мегуми на половине пути, каждый раз стискивая челюсти, когда Фушигуро легко сдавливал в кулаке его головку. Нет, никто из них не забыл, ради чего они вообще собрались, но также никто из них не был против разных развитий ситуации: даже если бы одно закончилось внезапным оргазмом Сукуны. Но так как этот вариант был не в приоритете у Мегуми, он, еще пару раз проскользив вдоль члена Ремена, разомкнул пальцы, и ни собственная совесть, ни недовольный звук, который издал Сукуна, не переубедили его вернуться к своему занятию снова. — Какой же ты мудак, — Ремен нервно засмеялся, с силой опуская голову обратно на подушку, тем самым демонстрируя все свое негодование и неудовлетворенность. — Если ты еще раз так сегодня сделаешь, я выброшу все твои вещи из окна. Его бедра мелко подрагивали из-за того перенапряжения, которое поселилось во всех его мышцах, пока он безуспешно пытался кончить и бессовестно разрушить задумку Мегуми. Но сам Мегуми, почувствовав очевидную уверенность в себе и своих силах, когда увидел, что его навыки, приобретенные ранее, действовали на Сукуну даже лучше, чем на всех остальных, твердо решил выполнить обещанное и не идти на поводу у почти что хныкающего Ремена. Может быть, хныкающий Ремен и так являлся причиной, по которой Фушигуро продолжал безобидно издеваться над ним, но это совершенно не касалось дела. — Нет, не выбросишь, ты же не такой идиот, как я, — Сукуна, тихо фыркнув на такое откровенное признание, потянулся подбородком вперед, бессловесно намекая на то, чтобы Мегуми прекратил тратить время без пользы и поцеловал его снова. — Ты такой нуждающийся. — Не разговаривай так со мной, — Ремен наклонил голову чуть правее и буквально врезался в Мегуми, создавая противный глухой звук ударяющихся друг о друга зубов. — Я же говорю, нуждающийся, — до момента страшного возмездия Сукуны Фушигуро отделяли секунды, но, к счастью, в его запасах удачи все еще находилась большая ее часть, поэтому вместо любой капризной выходки Ремен утихомирил пыл и попробовал еще раз, гораздо спокойнее. Их поцелуи, что изначально были долгими и тягучими, растапливая мозги обоих, продолжились так же, только теперь добавили в себя еще немного скорости: в них еще не было агрессии с переизбытком укусов и уже не было стеснительной неуверенности с неловкими движениями, но в них абсолютно точно чувствовалась нужда. В дальнейших действиях. В большей тактильности. Возможно даже, друг в друге. — Боюсь, мы не дойдем до того, ради чего начинали, если так и продолжим, — губы Ремена никогда не были яркими, сохраняя всегда бледный розово-бежевый цвет, и не бросались сильно в глаза, давая возможность другим чертам его лица преобладать во внешности, но сейчас, после того, как он с Мегуми десятки минут буквально стирали друг о друга свои лица, они стали ярко-вишневыми, полностью потеряв естественный контур. — Да, ты прав, — Фушигуро услышал, как Ремен на это промычал что-то неразборчивое, а потом увидел, как он, проследив взглядом от глаз к нижней части лица, медленным движением слизал нитку слюны с его губ и кивнул головой, то ли давая согласие, которое уже и так было озвучено ранее, то ли ради того, чтобы показать, что он все еще в состоянии соображать и четко отвечать на реплики. — Надеюсь, ты сможешь хоть в чем-то мне помочь. — Я,.. по крайней мере, постараюсь, — он мотнул головой еще раз, и Фушигуро от глухого смеха уберегло только то, что он уже успел отвлечься, перекинув правую руку через Сукуну и нависнув лицом над его членом. Уверенность, которая сформировалась раньше, все еще была при нем, и Мегуми был почти на все возможные проценты убежден в том, что у него все получится.  Из тех идиотских инструкций в интернете он знал, что нельзя было сходу пытаться опуститься на всю длину, так как это грозило очень быстрым завершением начатого, и совершенно не по той причине, которую обычно ожидают получить в конце орального секса: он по собственному опыту знал всю безрезультативность такого способа и использовать его сейчас точно не был намерен. Также ему было известно о позах, которые один автор из поэтапного обучения с использованием картинок, впихнул в свой гайд, называя очень громко «топ лучших поз для минета», но которые еще ни разу не помогли Мегуми. Положение, кстати, какое выбрал Сукуна для него сегодня, тоже было в тройке первых, по мнению того составителя, и Фушигуро где-то глубоко в сознании почти ухватился за мысль о том, что, возможно, они с Ременом обучались по одному и тому же туториалу, но считать это реальностью не хотелось. И по той причине, что, если бы это оказалось правдой, то они вдвоем получались самыми настоящими лентяями, потому что та инструкция была по первой ссылке в поиске, и по тому, что, опять-таки, если бы это было так, и Сукуна тоже получил свои знания именно с того сайта, то Мегуми стоило признать свое поражение и отдать титул лучшего ученика ему. И, возможно, в конце он бы и мог спросить у Ремена напрямую, где тот научился так славно использовать весь свой заложенный потенциал, но по личным причинам отбросил эту идею и, сделав глубокий вдох, двинулся головой еще дальше.  — Не сопротивляйся, — Сукуна удерживал одну руку на его затылке, иногда прочесывая волосы пальцами для собственного отвлечения, но не смел даже легко надавливать, тем самым избавляя Мегуми от скрытого опасения грубости, — ничего страшного не произойдет. Вряд ли это можно было назвать страхом, скорее, очень усердно спрятанным глубоко внутри беспокойством, вылепленным из детского пластилина, который со временем окаменел на открытом воздухе, и в основе своей имеющим данные с прошлых экспериментов. Нельзя было сказать, что они проходили ужасно и заканчивались провально, но для Мегуми, обожающего дотошно ковыряться во всех деталях и доводить свои дела до болезненного совершенства, результаты, в которых он не достигал того, чего хотел, считались невыгодными и отправлялись на свалку. — Давай, замедлись и попробуй полностью расслабиться, — одной рукой Ремен гладил его голову, второй забравшись под футболку на спине, и открытой ладонью водил по пояснице, поднимаясь выше к самой шее и опускаясь обратно вниз. Фушигуро видел, как подрагивали мышцы на внутренней стороне его ног, и понимал, как сильно он пытался удержаться на месте, чтобы не толкаться бедрами вверх. Этот жест не был чем-то диким со стороны Сукуны, потому что Мегуми уже знал, что трахаться с ним, - это всегда о получении обоюдного удовольствия без применения грязных, неуважительных приемов, но осознание этого все равно щекотало что-то между ребрами внутри. Доверие к партнеру всегда было ценно и стояло на первом месте у Фушигуро, поэтому, когда у него появлялись уважительные причины подкреплять свою убежденность в нем, Мегуми в такие моменты был рад, что не проебывался с выбором. — Расслабь горло, — Мегуми следовал всем указаниям, исполняя их лучшим из возможных вариантов, которые были ему доступны. Он впускал член в свой рот, пытаясь одновременно двигаться вверх-вниз, посасывать его и постепенно уменьшать зажим, который все еще мешал Ремену протолкнуться глубже. Он старался делать все так, чтобы задние стенки горла рефлекторно не сжимались: он намеренно расширял гортань, не давая ей сужаться при приближении эрекции Сукуны к нёбу; не качал головой из стороны в сторону, сбивая намеченный курс и откидывая себя назад на несколько шагов; не помогал себе рукой, специально укорачивая длину; не прятал язык, а старался максимально широко им обвивать член, создавая импровизированный туннель. Все, как и читал в интернете. И пока, можно было сказать, у него все получалось так, как и должно. Но. — Я не слышу и не чувствую, чтобы ты дышал. И еще одно но: ебучий блок, не пускающий дальше, все равно оставался на своем месте, создавая ситуацию, ахуенно описывающуюся единственной фразой: просчитался, но где.   — Потому что… — Мегуми быстро отстранился, уперевшись лбом в живот Ремена, — …я нихуя и не дышу, — Сукуна снова своими словами заставил его обратить внимание на то, что он предпочитал игнорировать, и из-за чего весь процесс за секунду дал сбой. Мегуми очень сильно концентрировался на том, что делает его рот, поэтому ресурса думать над поступлением воздуха прямиком в легкие у него не хватало. И, судя по тому, что Ремен уже не в первый раз напомнил об этой детали, упускать ее из виду было глупым решением. — Попробуй еще раз. Дыши носом, — Мегуми не торопился приступать обратно, давая время отойти и себе от удушливого состояния с нарастающим давления в голове, и Сукуне - от напряжения, в котором он находился сразу по двум причинам: во-первых, отсрочивание оргазма, во-вторых, удержание своего тела на поверхности смятой под спиной простыни. Прикрыв глаза, Фушигуро старался восстановить почти что утраченное желание борьбы за несуществующий приз и утихомирить колотящееся в висках собственное сердце, дышал открытым ртом прямо в кожу Ремена и ощущая, как она постепенно покрывалась теплым конденсатом. — Если у меня сейчас не получится, я забью хер. — Тебя ведь никто и не заставлял это делать, Мегуми. — Я просто предупреждаю. — Хорошо, я понял, — Сукуна сжал его затылок открытой ладонью той руки, которая была засунута и спрятана под футболку, — но, я думаю, ты все равно это сделаешь, потому что не в твоем характере бросать что-то на середине пути. — Я рад, что у меня хорошая репутация. — Да, заносчивого идеалиста. — Оставим это на потом, — стояк Ремена, подвергавшийся последние десятки минут мокрым облизываниям и обсасываниям, был болезненно твердым и смотрел своей торчащей прямо в лицо головкой на Мегуми, как на соперника. Коим Фушигуро себя, собственно, и чувствовал.  Мегуми продолжал лежать на животе Сукуны, ощущать его руки на своем теле, наблюдать за его пульсирующим стояком, размеренно вдыхать и чувствовать, как силы снова генерируются за счет умеренно нежных прикосновений. Он не позволял себе полностью отдаваться моменту, предпочитая оставаться в полном сознании и готовности реагировать быстро, хоть и не до конца понимал, осталось ли это таким же необходимым, как казалось в самом начале. Ремен был прав в том, что Фушигуро любил создавать о себе впечатление душного мудака, порой даже по личным наблюдениям переходя социально приемлемую черту своей невыносимости. И иногда в ситуациях, которые могли бы послужить яркими примерами таких резких высказываний, Мегуми, вместо того, чтобы наконец-то утихомирить свой внутренний предрассудок о победе любой ценой, начинал тратить еще больше сил на поддержание своего образа. Это было абсолютно контрпродуктивно, но до этих самых пор действовало на людей с нужной порцией кошмарного самодовольства. Фушигуро не мог назвать настоящий момент тем самым, когда он, убежденный в своей правоте, часто замыливающей ему глаза на очевидные факты, отбросил свою надменность в сторону и пролил свет очевидности на происходящее, но в том, что Сукуна, не делая абсолютно ничего, помимо нахождения в терпеливом ожидании, осадил его желание фиктивного достижения… чего-либо, было неоспоримой истиной.  — Я тебе помогу, — Ремен согнул одну ногу в колене, устойчиво упираясь ступней во в меру мягкий матрас, и приподнялся на локте, полностью перемещая вес верхней части на одну руку. — Просто не упирайся и дай мне слегка покомандовать тобой. Я не буду перебарщивать, обещаю. — Ну, раз ты даже пообещал. — Отлично. Для начала снова возьми его в рот, — вторая рука не была занята поддержкой тела на весу, используясь Сукуной в качестве направителя: он уверенно обхватил свой член в кольцо из указательного и большого пальцев, выравнивая его вверх, и покачнулся бедрами, чтобы поторопить Мегуми и продолжить с того момента, на котором Фушигуро чуть не задохнулся. — С этим пока понятно, да? Мегуми проигнорировал легкий снисходительный тон в голосе Сукуны и последовал его словам, впуская эрекцию между своих заранее смоченных слюной губ. Покачивания вверх-вниз давались легко, так, словно ничего проще прямо сейчас Фушигуро и не осилил бы сделать, поэтому он перешел сразу к той части, с которой у него были трудности. Ремен помогал ему выдерживать один темп, двигаясь вверх ровно в тот момент, когда голова Мегуми опускалась вниз. Его ладонь переместилась и лежала на затылке, указывая условный уровень, на который Фушигуро было позволено подниматься, чтобы не выпускать слишком много длины. Это действительно помогало. Сукуна, настойчиво, но в то же время будто бы ненавязчиво продвигающий свой член все глубже, забирал на себя часть работы и освобождал голову Мегуми от лишних мыслей и порывов, позволяя ему все больше расслабиться и оставить за собой лишь выполнение автоматических действий без продумывания стратегии. — Продолжай двигаться, — Фушигуро, не планирующий останавливаться и уже успевший погрузиться в свое излюбленное состояние прострации, почувствовал, как рука из волос на макушке плавно соскользнула вниз на его шею, обвившись полукольцом на уровне кадыка, и осталась там молчаливым напоминанием. — Постепенно расслабь горло, я хочу это почувствовать под пальцами. Ремен совсем немного усилил давление, как бы говоря о том, что хотел, чтобы его просьба выполнилась прямо сейчас. Он неторопливо поднимался над хлопковой, уже успевшей выстираться темно-фиолетовой простыней, используя для этого нижний пресс и свою согнутую ногу, параллельно с этим прощупывая большим и указательным пальцами нижнюю челюсть Мегуми и то, как она двигалась вокруг его стояка. — Мгм, вот так, — Фушигуро постарался максимально расширить горло изнутри, используя для этого необходимые мышцы, как совершал это ранее, и, не отвлекаясь на контроль других действий, обнаружил, что таким образом делать это было гораздо легче. Его тело словно само подстроилось под сказанные полушепотом фразы Сукуны, и Мегуми был даже слегка раздражен таким фактом. — Я чувствую, как ты… расслабился. Надави чуть больше, — удерживая свою руку под челюстью, Ремен сместил голову Мегуми немного больше вперед, чтобы член, входя внутрь, упирался не в нёбо, а непосредственно в заднюю стенку горла. И как только Фушигуро, удостоверившись в правильности услышанного, следующим движением насадился глубже, его глаза моментально расширились от шока, а до ушей донеслось тихое, но очень четкое: — Ба-л-лять. Только какие-то высшие, несуществующие в мире Мегуми, силы помогли ему в ту же секунду не соскочить, чтобы переспросить, верно ли он все понял, и продолжить плавно насаживаться горлом на эрекцию, стараясь вдыхать носом только на подъемах, чтобы избежать рвотного рефлекса. Он был, мягко сказать, в шоке, а если грубо, - в тотальном ахуе от гордости за самого себя. Выполнив свое задание, за которое мысленно получил ачивку, Мегуми очень ясно понял, что все это время ему для того, чтобы почувствовать себя хорошо, было необходимо стать лучше в своих глазах хоть в чем-то. Или же в глазах Сукуны. Это уже были нюансы. И именно такой незатейливый способ достичь желаемого оказался самым удачным для Фушигуро, поскольку он закрыл сразу несколько пунктов: удовлетворение своей потребности, демонстрирование своих умений Сукуне и в конечном счете - отсылание нахуй прошлой версии себя в этом вопросе. Когда они сильно позже закончат с начатым, Мегуми обязательно, как самый настоящий придурок, отметит этот день в своем календаре. — Сожми… сильнее, — размеренно и не совсем быстро, чтобы не задеть никакую точку внутри и не превратить все в позорное мероприятие, двигаясь на члене, Мегуми почувствовал, как Сукуна застыл, почти что болезненно вдавливаясь пальцами в шею. — Это пиздец, — но короткие фразы Ремена, похожие на отчаянное шипение, сглаживали все углы и уводили Фушигуро далеко в сторону от любых возмущений. — Блятьблятьблять. Это было приятно. И слышать. И чувствовать. И осознавать. И осязать. И крутить в мыслях. По-разному, но одинаково хорошо. Мегуми чередовал глубокие заглатывания с плотным сжатием головки скользким горлом, чтобы не прекращать хаотичные вдохи, мычания и оборванные на середине фразы в исполнении Ремена, и насладиться своим превосходством в полной мере. Он знал, что из-за воздействия на слизистую внутри, из внешних углов его глаз тонкими дорожками на щеки стекали слезы, а собственный подбородок вместе с яйцами Сукуны были полностью испачканы в его слюне, но эта совокупность фактов была настолько незначительной по своей важности, что Фушигуро игнорировал ее, как что-то абсолютно ничтожное. — Не переусердствуй, для первого раза достаточно. Мегуми тоже чувствовал, что пора было уже прекращать испытывать свое горло и дать ему небольшую передышку, потому как с непривычки все ощущения были усилены в разы, переходя из категории приятного в категорию с трудом терпимого: — Но ты же не кончил.  — Можешь продолжить любым удобным для тебя способом, — вопреки своим же словам, брошенным в одной из форм агонии моментами ранее, Сукуна сам прекратил любую активность Фушигуро, обрывая свой оргазм уже во второй или третий раз тем, что резко остановил покачивания Мегуми, сняв его рот со своего члена рукой, все это время удерживающей его за горло. — Отдохни немного и дай мне время. — Абсолютно любым? — Фушигуро хотелось выпить воды или съесть что-то мягкое, чтобы избавиться от режущей боли по всей поверхности глотки, но также ему было абсолютно не с руки подниматься и тащиться в другую часть комнаты за всем необходимым, поэтому он просто постарался отвлечься, поворачиваясь лицом к Сукуне и какое-то время тихо наблюдая за его мимикой. Он отлично выглядел в мягком фокусе нечеткого из-за слезящихся глаз зрения, редко моргая и тоже рассматривая в ответ. — Ну так что? — М? — Абсолютно любым? — Да, ведь именно так я и сказал, верно? Затевая все эти развлечения, Мегуми снова не задумался о том, каким образом он кончит сам. В момент принятия решения ему хотелось, во-первых, усовершенствовать свои навыки, во-вторых, еще раз увидеть Сукуну голым, и тогда он не знал, что из этого доведет его до собственного оргазма. Но сейчас, когда задняя стенка горла жгла, нижняя челюсть ныла, а перед глазами был разморенный и немного взвинченный из-за несостоявшегося оргазма Ремен, не думать о собственной эрекции становилось все сложнее. — Отлично. Думаю, у меня сейчас осталось больше сил, чтобы продолжить. Ну, чем у тебя, — эта фраза имела в основе своей смыл гораздо глубже, чем демонстрировала на первый взгляд, и Мегуми увидел осознание его на лице Сукуны. — Мы сейчас одно и то же говорим разным формулировками, Мегуми. И с каждой сказанной пытаемся завуалировать суть еще больше, хотя она одна и очень очевидна. — Ну так скажи это, — Фушигуро уже не знал, любил ли он играть в игры или отдавал предпочтение чему-то менее затейливому, но те словесные поединки, которые они устраивали с Ременом просто для того, чтобы снова осознать непредсказуемость друг друга, щекотали его затылок каждый раз, когда набирали обороты. В них не было правил, не было проигравших и не было четко сформулированных запретов. В них был только интерес, делящийся надвое: к тому, кто быстрее отступит, и к тому, кто в итоге вывернет все таким образом, чтобы второй захотел отступить. Это была схватка двух изъебчивых умов, в разной мере и в разных сферах проявившихся: Мегуми был прекрасно осведомлен, что им крупно повезло с тем, что выбор профессий и жизненных путей был ими сделан в пользу разных направлений, потому что в противном случае ни один университет не вынес бы их постоянных стычек. Но они вдвоем в свою очередь это выносили с легкостью, подпитывая интерес друг друга к друг другу, и пока всех все устраивало, Фушигуро предпочитал занимать роль участника, а не бессловесного наблюдателя, подкидывая Сукуне поводы для новых перепалок. — Сказать тебе, чтобы ты меня трахнул? — Снова ты закрутил так, что я ничего не понимаю, — Ремен был в секунде от того, чтобы не закатить глаза, но удержался на середине пути, когда веки уже начали прикрываться, а лицо расслабилось до той кондиции, когда становилось неясно - он просто недоволен, или его хватил приступ. Скорее всего, Сукуна к этому моменту успел прочувствовать слишком много и заработать сенсорную перегрузку, из-за чего сил осталось только на шумный вздох. — Трахни меня, Мегуми, — пронзительный взгляд карих глаз Ремена полностью противоречил его наигранному недовольству, но Мегуми решил проявить милосердие и не усугублять ситуацию, указывая на это.  — Ну вот наконец-то мы разобрались, чего ты хочешь, Сукуна, — Фушигуро был так доволен собой, что даже не стал сдерживать открытую, широкую улыбку, обнажающую верхние зубы, медленно, соответствуя темпу, с которым он все уверенней впивался метафорическими пальцами в образовавшуюся возможность, расползающуюся на его лице. — Нам понадобится смазка, чтобы тебя удачно растянуть. — Как же мне повезло, что ты ознакомлен с базовыми требованиями для подготовки к анальному сексу. — Я нормально постарался? — Мегуми перевел тему по вполне понятным причинам, не имея никакого желания подыгрывать Сукуне, и быстрым движением перелез из-под его бока, где был зажат с одной стороны ранее прохладной, но уже достаточно нагретой, чтобы не вызывать дискомфорта, стеной и с другой - ахуенно горячим телом Ремена, прямиком между его разведенных, расслабленных ног.  — Да, — открытая уверенность в ответе добавляла воодушевления. — Загвоздка была в том, что ты… — он лениво поднял руку к лицу Фушигуро и, коснувшись указательным и средним подбородка, постучал по нему, прося открыть рот, — у тебя был слишком напряженный язык все время, — Сукуна продвинул пальцы внутрь, надавливая на нижние зубы, — чувствуешь? Ты будто начинаешь сопротивляться, — он долго продолжал смотреть на губы и движущиеся между ними собственные пальцы, якобы наглядно демонстрирующие допущенные ошибки, а потом перевел взгляд на глаза и сощурил собственные, наблюдая за реакцией. — Ты отлично умеешь не только всякие гадости говорить своим ртом, Мегуми, — Ремен поглаживал язык подушечками, прижимая их плотнее, когда добирался к месту, где он брал свое начало, и с силой вел назад, вынимая пальцы почти полностью. Сидя на своем месте и практически не двигаясь, чтобы не упустить из внимания ни одного касания Сукуны, Фушигуро чувствовал, как собственный член из просто твердого преобразовывался в остро твердый, находясь на ебейше тонкой грани, отделяющей его от яркой боли. Мегуми был достаточно раскрепощен в интимном плане, прорабатывая свои зажимы и стеснения сразу же, как только обнаруживал их, поэтому обширное разнообразие в сексе не было ему незнакомо, но Ремен, просто будучи собой и демонстрируя абсолютную вовлеченность, делал с ним те вещи, из-за которых начинали теплеть скулы и затылок покрывался колючей дрожью. Даже если это проявлялось в том, что он трахал его рот своими пальцами. — Когда я достаю сюда, — он коснулся участка языка на уровне с крайними зубами, — ты сжимаешь горло, но, как ты уже понял, этого не нужно делать. — В следующий раз я учту все твои рекомендации, — как бы Мегуми ни хотелось, чтобы Сукуна не останавливал свою блядски дразнящую игру, неприятное жжение в горле все еще никуда не девалось, поэтому во избежания ухудшения своего состояния он отстранился лицом назад, облизав напоследок пальцы и очистив их от собственной слюны. — Но сейчас предлагаю перейти к другим вещам, ты не против? Учтивость с элементами язвительной резкости, с которой они начинали общаться в моменты близости, ворочала в желудке Мегуми что-то пружинисто приятное, то растягивая и заполняя все пространство внутренностей, то сужая его до плоского диска. Фушигуро, честно, любил поболтать и до, и во время, и после, объясняя самому себе это тем, что так было намного легче найти контакт, узнать все нужные детали и самое главное - заполнить неловкую тишину.  И с Сукуной хоть этой самой неловкости и не было настолько много, чтобы зародить желание быстрее добраться к финишу, смыть с себя все следы секса и лечь спать, перед этим полночи разглядывая небольшие трещинки на стене, пытаясь отыскать в их глубине ответы на вопросы о том, правильно ли он поступал и каким человеком в итоге являлся со всеми своими причудами, но и молчать с ним не хотелось. В стандартных ситуациях их совместной жизни они и так уделяли достаточно времени для беглых, а иногда и чересчур глубоких разговоров, если слова «достаточно» было достаточно, чтобы описать короткие моменты заинтересованности в беседе сразу двоих, но диалоги в то время, когда либо один из них, либо сразу оба были обнажены, обретали больше значимости и нужности. Ведь чтобы потрепаться о том, кто из их окружения конченый мудак, нужны были только внутренняя злость и пара минут времени, а вычленить из общего потока наигранно колких фраз, на самом деле скрывающих в себе хрупкий страх и стеснение, что-то личное, требовались почти все внутренние силы и внимание. — Я и не знал, что ты такой деликатный, — ну вот опять. Сукуна, даже учитывая то, что был полностью расслабленным и, казалось, требующим большего, - если его сучий взгляд можно было трактовать именно так - продолжал словесно кусаться, оставаясь одетым в свою маску до конца. — А ты знал, что постоянно приоткрываешь рот и высовываешь кончик языка или морщишь нос, когда концентрируешься на чем-то? — О чем ты вообще говоришь сейчас? — возбужденная надменность сразу поутихла в каждой клеточке лица Ремена, уступая место легкому замешательству. Он выглядел так, будто, листая ленту соцсетей, наткнулся на профиль одного из своих странных преподавателей и увидел, что в жизни за территорией университета этот умник был еще более дурацким, чем на лекциях. — Сегодня, пока ты вымазывал мою кофту, я наблюдал за тем, как ты это делаешь. И заметил вот такие твои, ну, особенности. — Ты просто пялился на меня, как и обычно. — Я следил. Это для моего учебного проекта. Составляю портрет типичного человека, предрасположенного к преступлениям. — Я понимаю, что в мире все шутки уже пошучены до нас, но хватит воровать мои конструкции для них, — дождь сильно барабанил по отливу, практически съедая окончания предложений, потому что Ремен не удосуживался повышать голос, чтобы быть услышанным полностью, но Мегуми настолько был вовлечен в их разговор, что просто не мог пропустить хотя бы какую-то его часть. Ведь он все еще пытался извлечь из него детали, которые ему могли пригодиться в дальнейшем, хоть и сейчас он не совсем понимал, что именно будет ему полезно. Пристрастие Сукуны к ворчанию? Его чрезмерная любовь к напускной уверенности? То, что его член до сих пор стоял так, будто все это время у него перед лицом транслировали порно? Вопросы оставались без ответов. — Я не могу тебе сейчас ничего пообещать, потому что не хочу быть с тобой лживым, — самая яркая из всех мыслей, что вспышками озаряли разум Мегуми, как и следовало ожидать, оказалась полностью сформированной на основании увиденного, а не додуманного. — У тебя стоит так крепко, что я не вижу никакого, блять, повода затягивать еще дольше с тем, о чем ты меня попросил. Потому что, знаешь ли, у меня ситуация не лучше, и я, кажется, на этой почве уже начинаю слегка нервничать, — металические шарики, которые Фушигуро до этого успел только пощупать, сейчас стали замечательной причиной прогнать из своей головы не до конца оформленные опасения неясно о чем. Прежде чем оставить своим ртом мокрый след на ареоле и непосредственно на самом соске, как он и хотел, Мегуми поспешил убрать мешающие волосы с лица и увидел, какими дерганными стали его движения: с этим безусловно нужно было что-то сделать. — Хэй, — Сукуна поднялся на локте и согнул обе ноги в коленях, зажимая ими корпус Фушигуро, — ты знал, что когда сосредоточен на чем-то дольше пяти минут, ты начинаешь еле заметно шевелить ушами? — Это полная хуйня, я тебе не верю. — Ты не можешь знать точно, ты же себя не видишь со стороны, — блеск в глазах Ремена удерживал внимание Мегуми самым лучшим образом, поэтому он буквально открыл рот в немом стоне и свел брови к переносице, когда Сукуна, все еще удерживая его в импровизированной ловушке из ног, качнул бедрами вверх, идеально точно проходя своей эрекцией по его, спрятанной в штанах. — Что-то заболело? Ты как-то поменялся в лице. — Мгм, в спине что-то стрельнуло, — Фушигуро нахмурился еще больше, прикрывая глаза, потому что Ремен нихера не останавливался, продолжая очень настойчиво тереться. В спине и вправду что-то чувствовалось, вот только совершенно точно не неприятное: в районе поясницы все больше и больше накапливалось приторное ощущение, похожее на то, будто давно забытый комариный укус снова почесали, вместе со сладким удовлетворением возрождая зависимость от каждого следующего движения, — я, блять,.. смазка далеко? — М-м, — помогая Сукуне, шевеля бедрами, встречая его толчки и пытаясь направить все свои усилия на то, чтобы не пуститься в хаотичное втрахивания Ремена в кровать без, непосредственно, проникновения, Мегуми улавливал главную идею - из них двоих явно не ему было тяжелее сдерживаться. — Где она? — Сукуна, выглядя и ведя себя ничуть не лучше самого Фушигуро, лишь на третий раз, заводя руку за голову, вытащил из-под подушки банку, кладя ее прямо себе на живот.  Тогда еще, сидя с измазанными руками и влажным от короткого, но очень даже тяжелого поцелуя, ртом, Мегуми, думая, что пойдет в душ вторым, чтобы слегка остыть, побыв в комнате наедине, пошел все-таки первым, убегая от самого себя и тех липких мыслей, которые понемногу начинали разламывать его прочную связь со своей рациональной частью. И, скорее всего, где-то в этом промежутке времени, когда он уже стоял голым в душе с болезненно стоящим членом, который не упал даже за весь путь по пустому коридору, Сукуна и успел переложить лубрикант из тумбочки под подушку, снова заранее предопределяя развитие их сегодняшнего вечера. Чему, к слову, Мегуми даже и не думал возмущаться.  — Какой ты хороший, успел все подготовить, — Фушигуро, не уменьшая давления, которые оказывали их члены друг на друга, наклонился вперед и наконец-то провел языком по соску, облизывая всю его поверхность и настойчивыми мазками двигаясь выше к ключицам и дальше - к шее. — Теперь моя очередь подготовить тебя. Остановить трение о Ремена и запретить ему продолжить тереться о себя было почти так же сложно, как и затормозить на старом, ржавом поезде, но Мегуми, уже чувствуя покалывания в пояснице, перерастающие в плотный гул, прекратил любые движения. Он не отстранился. Он остался плотно прижатым своим стояком к Сукуне, но даже так свое состояние ему было вынести намного легче, чем продолжить и позорно кончить в штаны. И хоть для Фушигуро это было бы не первым разом, но закрутить целый спектакль и вместо комплиментарного финала на середине уехать домой или уснуть за кулисами, совершенно не соответствовало ни его планам, ни ожиданиям, ни уровню подготовки. — Пиздец, мне кажется, я в конце просто ебнусь, а не кончу, — Ремен, несмотря на то, что пытался подавить свой недовольный стон, все равно промычал что-то неразборчивое, умащиваясь на подушке. Мегуми знал, что ему тяжело и что если они еще пару раз оборвут его оргазм, Сукуна может разозлиться настолько, что просто забьет и пойдет дрочить в душ. И это тоже не входило в его планы. — Раздвинь шире ноги, — капли неустанно барабанили за окном, ударяясь о все поверхности; ночник, воткнутый в розетку, периодически мигал из-за перепадов напряжения; от недавно постиранного постельного белья Ремена все еще пахло порошком и кондиционером; где-то на нижнем этаже звякал чей-то телефон с включенным на максимум звуком; а Мегуми, будучи почти на пределе, каким-то образом ухитрялся считывать все вышеперечисленное, пока Сукуна выполнял его просьбу, расставляя колени в стороны. — Спасибо. — На здоровье, — Ремен, устроившись перед ним ровно так, как было нужно, бегло подмигнул и, подумав немного о практичной стороне вопроса, взял себя под коленом и подогнул одну ногу чуть выше, упираясь стопой в грудную клетку склоненного над ним Фушигуро. — Думаю, я сделал достаточно. — Более чем, — для усиления эффекта Мегуми оценочно прошелся взглядом по открывшейся картине и подтверждающе кивнул, поддевая зубами крышечку на банке. Она была именно той, которой они пользовались в прошлый раз, из-за чего поверхность с одной стороны была слегка липкой, потому что никто из них не особо заморачивался с уборкой после, а по истечению времени такая деталь, как испачканная бутылка лубриканта, и вовсе забылась. — Ты готов? — Кольца, — Сукуна мотнул головой на пока еще чистые руки Мегуми, напоминая ему о том, что растяжка с украшениями на пальцах никогда не была потрясающей идеей. — Спасибо, — Фушигуро отставил смазку в сторону, по очереди снимая свои кольца с обеих рук и, не придумав ничего смекалистее, оставил их на животе Сукуны, возвращаясь обратно к бутылке. Растирая вязкую жидкость между пальцами, грея, он тихо фыркнул от осознания того, что с самого начала пресс Ремена использовался ими двоими как столик, но не решился объяснять причину веселья вслух. — Сколько раз ты планируешь меня еще поблагодарить сегодня? — У меня нет точного плана на этот счет. Но если начну перебарщивать, сообщи, — удостоверившись в том, что лубрикант больше не ощущается на подушечках холодной пленкой, Мегуми отполз чуть ниже на кровати, громко сглатывая от нетерпения.  Ему, по правде говоря, нравилось растягивать других. В отличие от подготовки самого себя - проделывать этот этап в ведущей роли приносило ему ахуенно большое удовольствие. Он это просто, блять, обожал. Ему нравилось видеть, как два пальца сначала исчезают на одну фалангу, потом на две, а в итоге — погружаются целиком, останавливаясь лишь из-за барьера в виде перепонок между ними с обеих сторон. Ему нравилось чувствовать горячую, скользкую структуру под подушечками. Нравилось это делать медленно, именно так, чтобы каждый толчок был до того пронимающим, что парень под ним периодически выгибал спину дугой; нравилось это делать быстро и хаотично, подергивая ускорено запястьем и вызывая своими действиями почти что болезненное мычание. Ему было приятно ощущать постепенно расслабляющиеся тугие мышцы; прокручивать; надавливать; изучать; разводить в стороны; добавлять язык; одновременно трахать пальцами и отсасывать. Все это было в разы лучше, чем Мегуми себе представлял до того, как впервые побыл сверху, от начала и до конца контролируя процесс. Парень тогда стал буквально экспериментом Фушигуро, но возражений по этому поводу все равно не высказал, сначала будучи отвлеченным его членом внутри себя, а потом - первым в числе заблокированных в списке контактов. И да, такой вариант именно после того раза и оказался в первой пятерке лидеров среди предпочтений Мегуми в сексе. — Все нормально? — Если ты не сделаешь хоть что-то, я просто разорвусь на куски. — Это, конечно, под вопросом и очень сомнительно, но я тебе верю, — двумя пальцами Фушигуро погладил по кругу кольцо мышц, на пробу надавливая внутрь одним, но вместо тугого сопротивления столкнулся с мягким пропуском. — Ты нахуя это опять сделал? — противная обида начала ворочаться где-то посередине груди, но была не настолько сильной, чтобы заставить Мегуми все прекратить. — О чем ты? — Ты думаешь, у меня не получится тебя растянуть или что? — Не кипятись, мне просто нравится думать о тебе, пока я себя растягиваю в душе, — средний и безымянный продавливались внутрь так, словно для них там было и место, и Мегуми просто шел на поводу у этого открытия, своего желания и требования Сукуны, погружая их на всю длину.  — Интересные у тебя развлечения, но не мне судить. — Если ты сейчас скажешь, что никогда не думал обо мне, пока трогал себя пальцами, я куплю тебе грамоту «самого лживого человека в мире».  — Ты так быстро забыл о том, что не любишь быть снизу?  — М? — Тогда, когда мы накурились, ты сказал что-то вроде «теперь я вспомнил, почему не так часто бываю снизу». — Во-первых, ты снова демонстрируешь свои слегка жуткие навыки запоминания всякой ненужной чуши. Во-вторых, мне тогда понравилось, а такое бывало редко, когда меня трахали.  — Это не ненужная чушь, Сукуна. Если мы собираемся спать друг с другом и дальше, то такие вещи, как предпочтения и запреты в сексе, явно не… ненужная чушь. — Фушигуро был возмущен таким беспечным похуизмом до глубины души и до такой степени, что остановил руку, до этого настойчиво дразнящую Ремена. Но оставил пальцы внутри, решая, что для выяснения всплывшего вопроса это не будет мешать концентрации. По крайней мере, его. — И, исходя из тех разговоров, когда мы бессовестно обсуждали секс с другими людьми, я более-менее понимаю, что мне нужно делать, но, знаешь ли, одно дело, когда ты просто слушаешь о том, как твой сосед с кем-то трахается, и совершенно другое - самому на практике применять то, что смог запомнить. И я польщен. — Расслабься, боже, — Сукуна скорчил страдальческое выражение и закрыл руками лицо. Может быть, Мегуми был неправ в том, что без умолку болтал в такой интимный момент, когда его пальцы были буквально, блять, в Ремене, но заставить себя замолчать, не докопавшись до сути, было, к сожалению, выше его сил и приоритетнее собственной эрекции. — Я не имел в виду, что какие-либо составляющие секса неважны и не требуют словесных объяснений, — Сукуна глухо ворчал, и даже если ему это не до конца нравилось, все равно проговаривал каждое слово, в результате почти полностью заглушая вспыхнувшее негодование Мегуми. — Ты просто меня слегка шокируешь каждый раз, когда внезапно вбрасываешь темы, которые мы даже не обсуждали, а касались их лишь вскользь. Ты все таким образом запоминаешь? — он отнял руки от лица и, внимательно рассматривая Фушигуро, подсвеченного с одной стороны их общим ночником, сжался вокруг пальцев.  — Точно нет. Только то, за что цепляется мое любопытство, — ну, а горячая теснота Сукуны абсолютно точно была тем, за что цеплялось его любопытство. С этим было спорить не то что бесполезно, а очень даже пиздецки тупо.  Мегуми удобнее умостился на своих икрах, разводя колени немного шире, и сел так, чтобы иметь возможность подтянуть Ремена поближе. Он взял Сукуну за ляжку не подогнутой к груди ноги и мягко дернул в свою сторону, буквально укладывая его поясницей на свои бедра.  — Что именно так… сильно зацепило твое любопытство в моих словах… о том, что я редко бываю в нижней позиции? — он дробил большие предложения на части, потому что постоянно отвлекался на движения внутри себя и иногда тихо шипел, когда Фушигуро сгибал пальцы, подушечками проезжаясь по его стенкам. Мегуми не обременял себя поисками простаты, зная, что рано или поздно, изучая Ремена таким образом, доберется и до той его части, которая концентрировала в себе все яркие ощущения. Да и, судя по тому, как Сукуна сжимал пальцы Фушигуро, а своими - бессознательно давил в его колено, хватаясь, как за опору, Мегуми и так понимал, что делал достаточно.  — Эм, все? Сам факт того, что ты решил об этом мне сказать, — их голоса становились все тише, а паузы между репликами каждого все длиннее, потому как каждый из них концентрировался на своем: Сукуна на том, чтобы расслабиться еще больше, Фушигуро - чтобы растянуть его достаточно для своего члена.  Грохот дождя, исполняя в их созданном на этот вечер мини мирке роль незаметного, но все же весомого звукового эффекта и очень правильного атмосферного элемента антуража, то усиливался, то затихал вовсе, и Мегуми уже не понимал, шумело ли это на улице или у него в голове - из-за осознания ахуенно большой вариативности своих дальнейших действий. Чем глубже Мегуми продвигал и шире расставлял свои пальцы, тем скользкие из-за смазки стенки под подушечками становились все мягче и восприимчивее. Они ощутимо сокращались, когда Фушигуро после некоторого времени настойчивых поглаживаний все-таки нащупал небольшое уплотнение, и, чередуя глубокие, на все фаланги, проникновения с мелкими толчками у самого входа, стимулировал его все основательнее. Он отлично осознавал, что в какой-то мере безобидно издевался над и без того заведенным больше нужного Сукуной, но все равно не собирался за это извиняться, ведь член Ремена, подрагивающий и блестящий от естественной смазки, полностью отображал ту степень возбуждения, которой он и хотел добиться все это время. — Ты стал таким мокрым, господи, — из-за поднявшейся от всех действий и перенапряжения температуры запах одеколона Сукуны в комнате усилился в несколько раз, заполняя собой все существующее пространство. Мегуми чувствовал себя как в бреду: у него кружилась голова, сердце колотилось в каждой части тела, а футболка, все еще надетая на нем, начинала казаться тесной и липкой. — Я могу все закончить так, если ты хочешь. Только пальцами. — М-м, — голос Ремена к этому моменту стал ниже и глуше, звуча где-то из середины груди. Он протестующе, но с некоторой задержкой замотал головой, наполовину приоткрывая глаза и пытаясь сфокусироваться на таком же поплывшем Фушигуро. В его взгляде абсолютно отсутствовало понимание ситуации, но он все равно не сдавался в своих попытках выглядеть хотя бы немного трезвым. — Не обламывай… меня снова, — Мегуми было нечем крыть. Если Сукуна хотел его член внутри себя, значит, ничего в этом мире не остановило бы Фушигуро от исполнения такого желания. — Поцеловать тебя? — Мгм, — Ремен прикладывал много усилий, чтобы концентрировать свое внимание на пальцах, все еще скользящих в нем, и не только чувствовать их, но и наблюдать, как они то появляются, то исчезают, будто Мегуми был ебаным фокусником, исполняющим трюк со шляпой. Он не сразу отвлекся от своего занятия, а Фушигуро, вдруг обретя всеобъемлющее понимание, какое только возможно было отыскать в мире, не подгонял его, но все же подыгрывал: он на пол-оборота прокручивал пальцы, сгибал их на выходе, ускорял, вызывая хлюпающие звуки, широко разводил в стороны, второй рукой гладил яйца, поднимаясь к самой головке, сжимал тазобедренные кости, гладил живот и ноги. И все для того, чтобы Сукуна, совершенно не дыша, но держа рот открытым, выглядел так, как выглядел. Полностью разбитым. Видя перед собой такого Ремена, у Фушигуро почти не оставалось ресурса на формирование хотя бы сколько-то осмысленных идей, - да и желания как такового совершенно не было, - но то, что он крутил в голове, одновременно с этим трахая Сукуну, было таким ярким и ощутимым, что он не мог от этого убежать. Мысль оказалась очевидной, но пиздецки важной: как для самоощущения Фушигуро, так и для полного осознания определенных элементов его жизни.  Во время секса Мегуми не нужно было думать о том, достаточно ли он старался для своего будущего; не нужно было думать о том, хороший ли он сын, хороший ли он друг; не нужно было думать о том, какая в этот день случайная надоедливая мысль поселится в его голове и будет медленно вертеться по кругу, как ебучий обед в микроволновке, а потом, довертевшись до завершения времени на таймере, окажется полностью холодной в адово горячей тарелке; также не нужно было думать о последствиях и ранее принятых решениях. Секс заглушал внутренний монолог, делая Мегуми по-настоящему спокойным, вовлеченным и легким. Все, чем были заняты его тело и сознание во время секса, — желанием удовлетворить свои потребности, успокаивая внутренний зуд, и, что было даже более предпочтительным, сделать все возможное, чтобы его партнеру тоже было хорошо. Да, в какой-то мере секс для него был актом саморазрушения. Безрассудством. Возможностью забыться. Причиной отвлечься. И даже способом познания. Но, опять-таки, сейчас Фушигуро был не в состоянии копаться в себе настолько глубоко, перенаправив все силы на то, чтобы в какой-то момент не навернуться в обморок от переизбытка тактильных ощущений и эмоциональных переживаний. — Ну,.. — Ремен вытянул шею из-за неимения лучшего способа напомнить Мегуми о его обещании. — Что такое? — Фушигуро придуривался. Он, в отличии от Сукуны, все время, что они истратили на его обучение и подготовку Ремена, был только на предполагаемом, но не фактическом пределе, тем самым имея привелегию в виде мало-мальски здравого рассудка. — Ты чего-то хочешь? — Ты,.. сука,.. — ругань была не обзывательством, а, скорее, связкой между потребностью высказать свой протест и отсутствием сил на это. — Какой ты грубый, — безупречное зрение Фушигуро начинало подводить его, искажаясь наслоенным на него охмелением, поэтому Мегуми пришлось внутренней стороной запястья свободной руки протереть глаза, чтобы хотя бы воздействием на них вернуть себе остроту и иметь возможность и дальше рассматривать то, во что превращался Сукуна под его чутким руководством. Волосы, в обычное время не слушаясь и не поддаваясь никакому способу укладки, кроме обривания под ноль, во время любой физической активности превращались в просто дурной беспорядок, а во время секса - еще и становились отвлекающим элементом, но сейчас они не беспокоили его так, как Ремен, начинающий все сильнее и чаще сжимать его пальцы. — Думаю, на этом достаточно тебя подготавливать. Постепенно прекратив толчки и оставив Сукуну пустым, Мегуми, следуя уже привычному сценарию, обтер руку о свою же футболку и, потянув за горловину сзади, стянул ее и отбросил куда-то на пол так, будто она лично его оскорбила. Он не хотел больше растягивать их внезапно организованный марафон, поэтому, склонившись на одной руке над Ременом, а второй - взяв его за подбородок, настойчиво поцеловал. Каким бы обессиленным и дезориентированным Сукуна не казался все последние несколько десятков минут, как только Мегуми попытался углубиться, он ответил без какого-либо промедления, обхватывая лицо Фушигуро обеими ладонями. И с этого момента все превратилось в сумбурное нечто. Они с трудом дышали, утыкаясь носами в щеки друг друга; языки соскальзывали; зубы стучали; руки упрямо сдавливали и гладили; щиколотки Сукуны сомкнулись на пояснице Мегуми, подтягивая его еще ближе; грудные клетки терлись одна об одну, и Фушигуро очень четко ощущал украшения в сосках Ремена на своей коже. Им хотелось кусаться, царапаться и двигаться еще увереннее в поисках нужной разрядки и выхода наэлектризованной энергии, скопившейся в голове и теле. Им хотелось кончить, получая необходимое спокойствие, но в то же время - не прекращать вовсе, с каждым случайным прикосновением увеличивая общий накал, буквально ощущающийся в воздухе. — Перевернись, пожалуйста, — Мегуми прервал мокрые поцелуи Сукуны, легко чмокнув его в лоб. — Давай же, ты весь дрожишь. Усилие, с которым Ремен сначала протяжно промычал, а потом, еще раз коснувшись губами нижней челюсти Фушигуро, перекрутился на живот, можно было назвать титаническим. — Ты молодец, Сукуна, — отвлекая Ремена, пока сам одной рукой пытался стянуть с себя штаны вместе с бельем и кинуть их в том же направлении, куда и улетела футболка, Мегуми растирал спину Сукуны, оглаживая все открывшееся взгляду места. — У тебя пиздец красивое тело, — и это была истина, которую Фушигуро не видел смысла скрывать. Ему нравилось все. Без шуток. И то, что сейчас у него была возможность все это трогать, нравилось ему еще больше. — Подними немного бедра, — просунув предплечье по локоть под живот Ремена, как тот когда-то сделал с ним, Мегуми подтянул нижнюю часть тела Сукуны вверх и не сдержал долгого стона, когда увидел результат своих стараний. — Ты такой открытый для меня. Фушигуро действительно стало дышать еще тяжелее. Он с трудом сглотнул вязкую слюну, заполнившую его рот, и, поддавшись первичному импульсу, коснулся расслабленного кольца мышц большим пальцем, проводя по кругу мягкой ткани и следом за этим погружая его внутрь. — Бля-я-я, — Мегуми не смог бы точно ответить, кто из них это сказал, потому что уровень сладко-острого томления из-за его действия повысился еще больше сразу у двоих. — Мегуми, — Сукуна, не отрывая головы от подушки, повернулся в противоположную от окна сторону, чтобы его было лучше слышно, и почти что хныкал, поджимая пальцы на ногах. — Мне нужно кончить. Очень сильно нужно. Фушигуро это было нужно не меньше. Еще снимая штаны, он обратил внимание на то, какое большое мокрое пятно образовалось на их ткани спереди, пока он насасывал и растрахивал Ремена, но он не стал на этом концентрироваться, отмечая только то, что если в ближайшие десять минут он не кончит, то сойдет, блять, с ума. — Презервативы, — Мегуми не то чтобы сильно надеялся на мгновенное реагирование полусонного Сукуны на его недовопрос, поэтому параллельно с высказыванием вслух своего требования просунул руку под подушку, на которой Ремен молчаливо ждал, когда его наконец-то толково трахнут, и вытащил острый по краям квадратик, сразу же разрывая его зубами. Да, он знал, что так делать нельзя, и нет, это было сделано не потому, что он считал, будто такой финт добавит ему крутизны. Но когда одна рука влажная от пота, а вторая усердно разминает Сукуну изнутри, намеренно избегая простаты, порвать ебучий пакетик было достаточно проблематично. — Я хочу, чтобы ты сейчас не зажимался.  Быстро раскатав латекс по члену и серединой ладони густо смазав его лубрикантом, Фушигуро направил свой взгляд вниз, устраивая себе просмотр собственноручно созданного порно. Он с особой внимательностью наблюдал за происходящим, закусив край нижней губы для большей сосредоточенности: одной рукой он придерживал Сукуну за бедро, оттягивая одну половинку в сторону для большего удобства, а второй — надавливал на свой член сверху у основания большим пальцем, чтобы опустить его вниз, упираясь головкой и ожидая, пока Ремен расслабится, впуская его внутрь. Естественно, ширина двух или трех, сложенных в треугольник, пальцев была меньше, чем ширина стояка, но Мегуми до этого все равно отлично постарался, избавляя их двоих от возможных неудобств. Совершая мелкие толчки, он гипнотично смотрел на то, как кольцо мышц постепенно открывалось еще больше, плотно обхватывая каждый следующий сантиметр. Он слушал, как Сукуна тихо постанывал и ощущал, как он старался не сопротивляться. — Ты ебать какой узкий… даже после того, как… я целую вечность тебя трахал пальцами. Фушигуро знал, что его выносливости всегда с головой хватало, чтобы контролировать продолжительность в соответствии с ситуацией и собственными желаниями, но, войдя в Ремена почти полностью, оставаясь снаружи только той частью, которая обычно шла в ход только под конец секса, когда ни один зажим уже не препятствовал самым глубоким толчкам, он не был уверен, что выдержит и пяти минут. — Ты как? — Мегуми уперся рукой в изголовье кровати, второй все еще придерживая задницу Сукуны, оставляя ее открытой, и низко наклонился над Ременом, почти ложась на его спину. Он не собирался действительно разваливаться на нем всем весом, но ощущение кожи к коже усиливало эффект от выверенных движений бедрами. — Слишком много всего, — он хрипел на гласных, когда не сдерживал стоны, и эти звуки ахуенно подбадривали Фушигуро шевелиться быстрее. — Я знаю, — с закрытыми глазами и, уперевшись лбом чуть ниже затылка, Мегуми плавно сталкивал их тела, медленно выходя и с силой возвращаясь назад. Он умел выдерживать одинаковый темп достаточно долго, обычно в процессе отвлекаясь на что-то менее будоражащее, чем собственный член, туго обхваченный гладкими стенками. С Сукуной не хотелось отвлекаться ни на что. Хотелось прочувствовать каждый миллиметр его тела, и он знал, что такое желание рано или поздно привело бы его к преждевременной эякуляции. — Я не смогу долго. — Мне и не нужно, — Ремен выдыхал с дрожью в голосе, сильно сжимая зубы, когда Мегуми с оттяжкой начал трахать его особенно хорошо. Фушигуро пиздецки нравилось замечать, что, целуя Сукуну между лопаток, в шею и плечи, он сильнее вдавливался задницей в пах, как бы прося большего. И Мегуми ему это давал безоговорочно. Любое движение, любой вдох, любая дрожь и мычание считывались им сразу же, подстраивая все таким образом, чтобы довольных, на грани срыва, стонов становилось еще больше.  Привыкнув к невыносимо приятной стимуляции и уже собираясь вывернуть ее себе на пользу, Мегуми сбился с выверенного темпа, не ожидав, что Сукуна захочет поменять свое положение. Подняв верхнюю часть тела, Ремен одной ладонью схватился за руку Фушигуро, которой тот удерживался за спинку кровати, и переплел их пальцы. Как только он понял, что его сил хватает на что-то большее, он в пол-оборота развернулся корпусом к Мегуми, второй ладонью цепляясь за заднюю часть его шеи для поддержки. — Поцелуй меня, — он был полнейшим беспорядком. Таким, каким Фушигуро часто представлял его в своих фантазиях, натирая себе мозоли. Он был открытым, искренним и без единой ебучей маски, за разнообразием которых любил скрывать свое нутро: он был настоящим. — Быстрее, Мегуми, — Фушигуро замедлил движения и сильнее навалился на спину Ремена, не оставляя никакого просвета между ними. Целоваться с Сукуной впервые было приятно, целоваться с Сукуной сейчас, находясь на всю длину внутри него и видя, какой эффект это на него производит, — было оскорбительно хорошо. Они не двигались какое-то время, просто вылизывая рты и чувствуя сердцебиение друг друга: Ремен спиной, Мегуми - членом.  — Продолжи двигаться,.. пожалуйста.  — Подвигайся сам. — Блять, Мегуми, ты…  Ремен не выглядел особо смущенным или на крайний случай возмущенным подобным поведением, поэтому, последний раз проведя своим влажным языком по приоткрытым губам Фушигуро, он начал пиздецки медленно водить бедрами по кругу, прекрасно осознавая, как это действует на член Мегуми. Фушигуро чувствовал, как все его лицо медленно покрывалось тонким слоем пота, поэтому, позволив Ремену продолжить в том же темпе, что он установил, все увереннее двигая бедрами верх-вниз и иногда переходя  к поступательным движениям, Мегуми быстро провел рукой по своему лбу, полностью убирая влажные волосы наверх. Ему было так хорошо и так дурно одновременно, что просто хотелось подниматься все выше и выше по винтовой лестнице похоти. Он опустил обе руки по бокам своего тела, чтобы исключить любое вмешательство со своей стороны, отдавая полный контроль Сукуне, и единственное, что ему оставалось делать, — это наблюдать как собственный член двигается внутри Ремена.  — Еба-а-ать, ты меня буквально всасываешь.  Мегуми входил как бы сверху, ловя такой угол, чтобы при каждом толчке член делал больший упор на ту сторону стенки Сукуны, которая обхватывала его эрекцию снизу, проезжаясь по простате. Ему казалось, что лубрикант и естественная смазка Ремена нагрелись внутри, как кипяток, расплавляя его. Голова совершенно не соображала.  Если бы у Мегуми сохранилась хотя бы двадцатая часть сознательного восприятия окружающей ситуации, то он понял бы, что все время, пока он вбивался в Сукуну, слушая его стоны, его собственный взгляд был бездумно приклеен к влажному пятну на простыни, оставленному его слюной десятками минут ранее, но, мысленно пытаясь бежать за щекочущим ощущением внизу живота и чуть выше поясницы, Фушигуро видел перед глазами лишь туманную дымку, с каждым последующим толчком заполняющуюся мерцающими разноцветными точками. Ремен через какое-то время вернулся в свое исходное положение, растекаясь по матрасу, но все еще ответственно удерживал бедра задранными кверху. — Блять, какой же ты, — у Мегуми не было слов, подходящих для того, чтобы выразить весь спектр своего отношения к Сукуне, поэтому он решил обойтись чем-то всеобъемлющим. — Ты просто лучший. От всхлипов, которые издавал Ремен, слыша комплименты в свою сторону, у Фушигуро непроизвольно закатывались глаза, поэтому он продолжал использовать этот прием и дальше. Он терся лбом о висок Сукуны и нашептывал ему приятные глупости до тех пор, пока не понял, что пора переходить к финальным событиям.  Мегуми снова, как и в первый раз, когда они занимались сексом, замедлился сразу же, как только начал чувствовать постепенно увеличивающееся давление на своем члене: он любил проворачивать такие вещи практически всегда, когда был в ведущей роли, поскольку прекрасно знал, что таким образом сможет добиться еще лучшего конечного результата для своих партнеров. Ладонью он не переставал скользить по мокрой от естественной смазки эрекции Сукуны, концентрируясь больше на хлюпающих звуках и сдержанном дыхании Ремена, упершегося лбом в свое предплечье, чем на своих ощущениях, чтобы продержаться ровно до того момента, когда Сукуне станет достаточно. Фушигуро двигался неторопливо, но целенаправлено, заставляя Ремена вздрагивать от каждого шлепка их влажных бедер. Он не рисковал кардинально менять угол, интенсивность и скорость, отдавая предпочтение чередованию глубоких и поверхностных толчков, отслеживая правильность своих движений по реакциям Ремена. А их визуально считать было не так уж сложно: выходя почти полностью, Мегуми ощущал, как Сукуна рефлекторно сжимался, удерживая его внутри, будто боялся остаться пустым, а на моментах, когда Фушигуро касался своими яйцами его тела, Ремен напрягал спину, от чего мышцы вдоль позвоночника просматривались еще лучше. И как раз между наблюдением за все больше притихающим Сукуной и ловлей собственного удовольствия это и произошло. Оргазм шел где-то от затылка, тяжелыми и зудящими волнами проходя вдоль всей спины и находя выход только тогда, когда Ремен особенно сильно сжался, выгибаясь дугой. Ощущения были такой силы, что Мегуми на самом деле подумал, что он ослеп: вмиг все вокруг стало плотной темнотой, сопровождаемой только низкочастотным гулом в ушах. Он чувствовал пульсацию своего сердца в подушечках пальцев и в самой макушке, думая только об одном: это было очень и очень хорошо. — Я подумал, что у меня глаза перестали работать, — Фушигуро, взявшись за колечко презерватива, одним слитным движением вытащил член из мягкой, напухшей дырки Сукуны, радуясь, что его предположения оказались ложными, и что у него у все еще была возможность видеть. — Ты в порядке? — Живой, — Ремен буквально поднял большой палец вверх, все еще никак не двигаясь. Открытое кольцо мышц в холостую сжималось вокруг пустоты, пульсируя в такт частым, неглубоким вдохам Сукуны. По личному опыту Мегуми знал, что сразу после секса, когда остатки оргазма все еще гуляли по телу, резкое опустошение вызывало дискомфорт, поэтому, сев на край кровати сразу же после того, как выбросил использованный гондон в пустую пачку из-под чипсов, которые часами ранее ел Сукуна, Фушигуро выдавил себе на два пальца еще смазки и ввел их внутрь, облегчая агонию. — Су-у-ука, — Ремен тихо прошипел, демонстрируя двусмысленное отношение к порыву Мегуми ему помочь, но мурашки по всему телу подтверждали одну из версий и свидетельствовали о том, что ему было точно не неприятно. — Просто оставь их так и не двигай. — Тебе понравилось? — Фушигуро не шел наперекор просьбе, действительно держа пальцы в одном положении, но к ним все же решил еще добавить легкие поцелуи на бедрах и пояснице. — Мгм, — из-за такого количества перенесенных эмоций и ощущений за последнее время Сукуна звучал подавлено по причине заложенного носа и полностью безучастно, скорее всего, мысленно находясь пока еще далеко от их комнаты.  — У меня давно не было опыта, чтобы я был сверху, ну, не считая того раза, когда ты просто напал на меня накуренного. Поэтому я доволен, что все прошло хорошо.  — Я, честно, не помню, чтобы ты был сильно против, — Сукуна аккуратно поднялся вверх, становясь на четвереньки и, заведя руку назад, медленно потянул Мегуми за запястье, вынимая его пальцы из себя, напоследок еще раз сильно их сжав. — И как вообще понимать твои слова? Фушигуро долго колебался с ответом, потому что не хотел поднимать эту тему прямо сейчас, но мозги все еще не отфильтровывали слова так, как следовало, поэтому он после затянувшейся паузы сказал правду: — Я чаще был снизу в отношениях с Юджи.  — Причина? — Он не до конца разобрался со своими предпочтениями и с тем, кто ему нравится, поэтому часто просил меня уступить, — в принципе, вопрос о не до конца понятном отношении Юджи к собственной ориентации был еще одной причиной, по которой Мегуми не видел для них двоих совместного будущего. Мало того, что Итадори в целом не совсем подходил под его типаж, имея в своем характере лишь отголоски того, что его по-настоящему привлекало в людях, так еще и становиться экспериментом по проверке наличия или отсутствия бисексуальности Мегуми однозначно не планировал. В любом случае, в последнее время он больше не думал об их расставании, как об утрате чего-либо: времени, сил, возможностей, эмоций и т.д. Он думал, как о приобретении того же самого, только уже без этого громкого дурачка.  — То есть, тебе больше нравится быть сверху? — О, нет, абсолютно точно нет. Мне нравится это одинаково, просто иногда, знаешь, в голове что-то требует побыть главным, чтобы контролировать, блять, хоть что-то в своей жизни, — Фушигуро широко улыбнулся, поднимаясь с кровати и давая Сукуне место растянуться во весь рост. — А так я достаточно чувствительный, поэтому вполне доволен, когда трахаю не только я, но и меня.  — Да, я заметил, — Ремен с трудом вытащил скомканное одеяло из-под своего бока, укрываясь полностью с головой, — и мы снова говорим о твоем бывшем мальчике, Мегуми. — Главное, не то, о ком мы говорим, а в каких обстоятельствах, я считаю, — заранее зная, что он собирается сказать, Мегуми предусмотрительно отошел дальше от постели Сукуны, чтобы сразу после секса не получить пиздюлей, — мы же друзья, почему я не могу поговорить с другом о чем-угодно? — Потому что у меня до сих пор фантомное ощущение присутствия тебя внутри. Как минимум поэтому. — Звучит, как то, что обязательно нужно повторить, — Фушигуро проигнорировал то, как его член дернулся из-за слов Ремена, принимая адекватное решение, что на сегодня им двоим было достаточно стимуляции нервной системы. Только если речь, конечно, не шла о кофе. — Хочешь что-то выпить? — Я хочу спать, — Сукуна откинул одеяло с головы и, не говоря ни слова, долго наблюдал за тем, как Мегуми бродил по комнате, одеваясь в чистые вещи, а потом все-таки поменял свое решение: — Я буду чай, наверное. — Наверное? — Фушигуро, не до конца обретя устойчивость в ногах, криво развернулся возле выхода из комнаты и нахмурил лоб. — Что ты будешь? — Не знаю, я еще не решил, — лежа закутанным в свой мягкий, плюшевый плед, который не раз спасал Мегуми от холода, когда Ремен был на учебе и не видел, что его вещи нагло тырят, Сукуна показался Фушигуро таким славным, что у него защемило сердце. — Все нормально? — Да, — вместо того, чтобы шагать по холодному коридору вниз за бутылкой питьевой воды, - потому что ни один из них за весь день не вспомнил о том, что она у них закончилась, - Мегуми хотелось просто улечься рядом и целоваться до самого утра, пока все лицо не сведет судорогой. Может быть, этот план и не был настолько нереален, как Фушигуро себе придумал, но проверять все равно не стал, потому что, пока он топтался на пороге, натягивая толстовку и обуваясь, Сукуна стал выглядеть еще более сонным. — Так что, чай? — Сделай мне кофе, пожалуйста, — он перевернулся на бок, все еще наблюдая за Мегуми, — мне кажется, я сегодня на год вперед натрахался. — Эй! — Фушигуро был и польщен, и расстроен, и озадачен. А еще ему было пиздецки смешно от того, настолько серьезно это выдал Ремен. — Я надеюсь, что ты передумаешь. — Все, иди. Я пока уберусь здесь.