roommates: relationship psychology

Мегуми устал. Ему хоть и было привычно существовать с ощущением легкой тревоги на фоне, которая, как он считал, добавляла яркости в его жизнь, но до ситуации с Сукуной - а именно так он и называл мысленно то, что происходило между ними, - его переживания базировались, скорее, на тех вещах, ход которых ему было неподвластно изменить: безответственность преподавателей, дебильные посты случайных людей в интернете, вкус кофе в его забегаловке, нарушенный график прибытия нужного автобуса, качество пластмассовой, безвкусной еды из автомата на первом этаже учебного корпуса, причины, по которым Нобара в следующий раз захочет его отчитать, погода за окном, катаклизмы, теории заговора и прочие вещи, вмешательство в которые непосредственно от Фушигуро не требовалось: все происходило так, как и должно, — своим чередом и в свое время. Взаимоотношения с Ременом же зависели лишь от них двоих, из-за чего уровень напряжения естественным образом повышался лишь от одной мысли об этом. Реальность происходящего и осознание того, что он в состоянии полностью контролировать этапы их сближения, не имея возможности скинуть ответственность на мировое правительство, последствия вакцинации и всеобщее помешательство, вызывали легкую тошноту. И нет, Фушигуро не был приверженцем концепции «я спишу любую чушь на влияние чуши побольше, чтобы успокоить свои нервы мнимым ощущением правильности предпринятых мер», он был, скорее, амбассадором принципа «если эта хуйня не работает, я либо на детали разберу ее, чтобы понять, в чем дело, либо доломаю окончательно», но, по его личным наблюдениям, ни один из вышеперечисленных гениальных подходов к решению проблемы не казался таким уж правильным, если дело касалось Сукуны. Обдумывая составляющие их межличностных отношений, которые помогли бы упростить ситуацию и привести ее в человеческий вид и которые без вопросов можно было бы внести в колонку «за» то, чтобы прекратить себя мучить внутренними диалогами со вторым «я», которое было по-мудацки надоедливым, Мегуми пришел к следующим выводам. У них с Ременом была зарождающаяся дружба. У них был секс. У них были совместные попойки. У них были редкие моменты откровений. У них даже был общий аккаунт на одном из стриминговых сервисов, на котором они, само собой, по отдельности смотрели фильмы, так как та, как выражался Сукуна, «вкусовщина», что обычно была сохранена у Фушигуро, его совершено не устраивала так же, как и то развлекательно глупое либо чересчур глубокое безумие, входившее в список любимого кино Ремена, — оставалось непонятым и недооцененным самим Мегуми. А еще Сукуна однажды ясно выразился, что не переносит, когда кто-либо комментирует происходящее на экране в его присутствии, объясняя это тем, что разговоры его отвлекают от самой сути и не дают сосредоточиться, ну… а Мегуми уж точно не собирался лопнуть от молчаливого возмущения в момент какой-либо бессмыслицы на экране, которую ему запретили комментировать вслух, поэтому идея такого досуга, как просмотр чего-то вдвоем, была, мягко сказать, нелогичной. Также у них была общая рутина и, в конце концов, общая комната, которая и связывала их вместе все время, пока они сами не захотели - или не стали вынуждены от безысходности - расширить границы их условного общения до тех масштабов, в размере которых обоим было комфортно ровно в той степени, что требовалась для проживания.  И ничего из этого не было непонятным или запутанным, кроме одного единственного факта, за который Фушигуро ухватился в моменте своего анализа, когда осознание внезапно настигло его. Мегуми физически почувствовал еле уловимое покалывание, которое пробежало от середины позвоночника вверх к самой макушке, словно нужная мысль переместилась по телу, давая ему возможность растолковать все самому и прямо сейчас: еще ни с одним человеком, с которым изначально Фушигуро начал общаться не по своему желанию, а по, буквально, принуждению, Мегуми не имел столько общего, как со своим соседом, очень медленно перемещающимся по супермаркету и без особого восторга читающим этикетки на маленьких баночках с акриловыми лаками. Да, разумеется, допускалось, что «общее», которое вычленил Фушигуро из всего потока своих блуждающих мыслей и невероятных предположений, было скорее приобретенным, чем естественным, ведь такой длительный срок нахождения на одной территории в любом случае оказывал влияние на них двоих и заставлял в какой-то мере подстраиваться друг под друга, чтобы не превращать годы учебы в череду невыносимых дней. С этим и так отлично справлялась пара-тройка бесполезных предметов.  — Отодвинься в сторону, господи, — Мегуми сначала почувствовал незначительный щипок в районе ребер, а потом только услышал наигранно недовольное возмущение Сукуны, который выжидающе смотрел и медленно моргал, словно успел утомиться от такой долгой заминки. — Тебе срочно понадобилось в отдел,.. — Фушигуро обернулся, чтобы его слова хотя бы сколько-то соответствовали действительности, — …там просто стеллажи с такой же краской, которую ты колупал в той корзине, — Мегуми вытянул руку в направлении металлической невысокой клетки, набитой доверху разнообразным хламом, который не имел общей тематики, но в общей куче из которого Ремен не то чтобы упорно, но очень долго пытался отыскать материалы для уничтожения толстовки. — Там нет того, что мне нужно, — недовольно поджав губы, Сукуна все же заставил Фушигуро отойти со своего места, продолжая целенаправленно тыкать его пальцем в руку. — Это все не то. Мы же должны сделать что-то интересненькое с твоей кофтой, а не просто ее испортить, — он скрестил руки перед собой, скептически осматривая Мегуми с головы до ног. — Ты бы с этим и без моей помощи справился.  Запах свежего хлеба, тянущийся из отдела с выпечкой, неприятно сжимал желудок, но Мегуми знал, что не осилит сейчас съесть что-нибудь, все еще находясь в середине своей борьбы с волнительным предвкушением от того, на что Сукуна очень настойчиво его подписал. Всю дорогу до супермаркета они шли молча, не начиная новый разговор и, к счастью Фушигуро, не продолжая старый, который оборвался еще в комнате и базировался исключительно на дурацких около поучительных доебах Ремена и несостоявшихся поцелуях, поэтому пищей для размышлений, легко жующуюся и способную видоизменяться в зависимости от настроения, пока ожидание затягивалось на неопределенное время, Мегуми предпочел оставить идею о существовании возможных точек соприкосновения с Сукуной и наскрести в своей памяти еще несколько доказательств своей теории.  — Ты когда-нибудь раньше это делал? — безрезультатно пытаясь принять участие в поисках чего-то, в чем ничего не смыслил, Мегуми решил делать то, что умел лучше всего в непонятных для него ситуациях, - ковырять пластиковую защиту для ценников, тянущуюся вдоль всей полки.  — Честно признаюсь, я не профи в этом, но пару десятков раз в своей жизни мне все же приходилось ходить в магазин, — вес корзинки для продуктов, которую Сукуна всучил ему в руки сразу же на входе, будто предугадал бесполезность в помощи с другими занятиями, увеличился от двух тюбиков разноцветной краски, закинутых в нее Ременом. — Такая волнительная формулировка. Как ты еще не догадался задать этот вопрос, когда накуренный сидел со спущенными шортами? — Я спрашиваю о порче моего имущества и в тот момент я догадался пошутить только про зубы, прости, — откровенные намеки редко могли вывести Фушигуро из себя, ведь он любил называть вещи своими именами, даже если в социуме они казались чересчур непристойными или табуированными, поэтому слова Сукуны пролетели мимо его ушей, кроме недоумения от такой глупой попытки его поддеть, ничего не вызывая. Но стоило упомянуть и то, что прямолинейность Ремена в этом вопросе добавилась к воображаемому списку Фушигуро, посвященному общности их взглядов. — Ты раньше разукрашивал уже шмотки? — Твоя любимая футболка с надписью про копов моих рук дело, — он кивнул головой, подтверждая свои слова, — я знаю, что ты от нее просто без ума. Фушигуро следовало раньше догадаться, что эта раздражающая футболка была не просто куплена Сукуной в интернет-магазине, а сделана была им лично, потому что никаких опознавательных знаков, которые бы указывали на производителя или компанию, не было. Но тогда, впервые увидев ее на Ремене, раздражение Мегуми было выше всех аналитических способностей, а с течением времени он просто привык к ней, и в какой-то момент ему даже стала нравиться двусмысленность фразы, ярким пятном написанная на ней. Смирившись с тем, что Сукуна, казалось, ни при каких обстоятельствах не готов был расстаться со своей дурацкой вещью - даже если из-за этого ему и приходилось первое время выслушивать недовольные комментарии Фушигуро - Мегуми, однажды стоя в душе, словил себя на совершенно неочевидной фантазии.  Все начиналось по выверенному годами самим Мегуми сценарию: вода была настроена немного холоднее, чем обычно, так как кипяток, в котором он обычно варился, не подходил для сеансов дрочки, грозясь довести до обморока; тело было намылено гелем для душа, запах которого забивал еле уловимое присутствие медленно расползавшейся плесени в участках керамического поддона, куда тяжело было добраться при уборке; руки были очищены от любого присутствия мыла на них, чтобы предостеречь себя от внезапных острых ощущений; глаза были наполовину прикрыты, а взгляд - полностью сосредоточен на собственном стояке. Первые пару минут, пока Мегуми совершал механические движения, лишенные всяких чувств и сконцентрированные исключительно на том, чтобы добиться полной твердости, в голову продолжали лезть воспоминания о прошедшем дне, подпитанные извращенным желанием помучить свое сознание еще немного перед тотальным расслаблением, которое, Фушигуро очень на это надеялся, должно было наступить вместе с оргазмом, а не смазаться из-за переутомления. Цепь из разных по степени важности событий, которые Мегуми успел пережить за несколько часов будничной рутины, постепенно вытеснились образами, более подходящими для благоприятной дрочки, а не для аналитического разбора моментов, в которых кто-то в чем-то был неправ. Первым делом, имея намерения все закончить быстро и бесшумно и вернуться в свою неудобную, но, по крайней мере, горизонтальную кровать, Фушигуро воспроизводил в памяти эпизоды с любимыми позами из порно, которым всегда эффективно удавалось его завести. Все было слишком открыто, откровенно и критически хорошо. Ладонь обхватывала член ровно так, как было нужно; вода из душевой лейки била прямиком в макушку, помогая своим шумом заглушать посторонние мысли; мозг работал сугубо в направлении проигрывания бесстыдных сюжетов, а вторая рука - очень нужно упиралась в прохладную стенку напротив. Мегуми знал, что ему не нужно было многого, чтобы справиться со всем как можно скорее, но его подсознание, совершенно точно никого не спрашивая, в один момент чуть не испортило всю затею. Тогда, когда совершено безликий парень выгибал спину так, что не было надобности что-либо еще додумывать, а член второго, такого же безликого, мужчины входил в него абсолютно точно на всю длину и задерживался там, надавливая все больше, локация его фантазии поменялась кардинально, снова отбрасывая Фушигуро в реальные события, которые он видел собственными глазами парой часов ранее. Всякий раз грязные игры разума приводили его к Ремену, но конкретно тот случай был неожиданным, из-за чего, следовательно, чрезмерно волнующим. Сукуна сидел за своим столом, привычно возникая по одному из множества поводов, которые он всегда находил при плохом настроении, и практически вбивал пальцы в клавиатурные кнопки, что-то быстро печатая. Его взгляд не отрывался от экрана, а рот двигался в беззвучном - по причине нахождения в фантазии, а не потому, что в какой-то момент времени он вдруг онемел - потоке многословного монолога, скорее всего, о ненадобности пятых пар в расписании либо же об устаревших, по его мнению, методах обучения. На нем, естественно, была надета его дурацкая, но уже ставшая привычной футболка с фразой-вызовом, что он посылает нахуй копов и закон, а колено подогнуто ровно так, как было всегда. Тогдашний Мегуми из душа с членом в руке уже на том моменте почувствовал прилив неясно откуда взявшихся в миг сил и увеличил скорость движения кисти, но Мегуми из своей же собственной фантазии вдруг повел себя совершенно нехарактерно, нелепо переступая с ноги на ногу в дверном проеме их комнаты. От своих действий, нетипично скованных и неуклюжих, Фушигуро захотелось прекратить все в ту же секунду, когда его точная, несуществующая копия, вместо увеличения возбуждения, вызвала в нем лишь смутно уловимое чувство жалости, но повторившаяся резкая смена кадра, где он уже стоял на коленях и бодро развязывал шнурки на черных спортивных штанах Сукуны, заставила его отсрочить финал принятия душа и продолжить то, ради чего он, в принципе, туда приперся. Стояк Ремена практически не ощущался в воображаемой руке, но касания к своему члену, мокрому от воды, помогали дорисовывать недостающие детали, отвечающие за сенсорное восприятие, тем самым утверждая неоспоримо приличную степень реализма собственной надуманной фантазии. Сукуна все еще оставался беззвучным, одной рукой трогая плечо насаживающегося головой на его эрекцию Мегуми, а второй - проводя пальцами по щеке Фушигуро. Мегуми кончил быстро, едва успев ухватиться за растворяющиеся волны оргазменной трясучки и осознать, что именно стало последней каплей в его переполненном самыми разными образами котле. Он смотрел на открытую головку своего вертикально торчащего хера, из которой сперма, скопившись в кольце из указательного и большого пальца, неторопливо стекала по костяшкам и падала на керамический поддон, в тот же миг подхваченная потоком воды и исчезающая в круглом сливе. Дрочить на своего личного выдуманного Сукуну, который тестировал на нем свой член самыми разными способами, было в какой-то мере естественным для Мегуми, поскольку за год совместного проживания подобные мысли стали посещать его все чаще, с каждым разом повышая накал фантазий, а сразу после - вызывая слабое ощущение неловкости перед Ременом. Неестественным же оказался факт наличия на теле Сукуны не то что какой-либо одежды, которой часто не присутствовало на нем вовсе, а именно той самой футболки, которая в обычное время мозолила глаза и явно не вызывала у Фушигуро возбуждения. Сложно было завестись от того, что надпись на футболке прямолинейно посылает нахуй представителей твоей профессии, даже, как оказалось, в том случае, когда она надета на ком-то вроде Ремена, ведь горький привкус от насмешки портил впечатление и убивал всякий азарт. Но буквально за несколько дней до этого, в очередной раз наткнувшись взглядом на ровный ряд белых букв на фоне черной ткани, а подняв глаза выше, - на легкий изгиб ухмылки снова что-то задумавшего Сукуны, Мегуми исказил привычный смысл написанного, увидев на нем толстый слой ироничной шутки и двойственность значений. Фушигуро не был лишен понимания подтекстов и завуалированных намеков, даже если чаще всего и отдавал предпочтение прямолинейным словам, но ни о чем более, кроме как о заключенном в вызывающей фразе подъебе, Мегуми ранее предпочитал не думать. Он не тешил себя иллюзиями и не строил воздушных замков, не уходя в своих выдумках слишком далеко от реальности, - если не считать того, что на тот момент времени и секс с Сукуной был ограничен только ими - поэтому даже предполагать то, что Ремен мог носить так часто свою кофту не потому, что он всей душой ее обожал, а потому, что это было молчаливым приглашением, Фушигуро запрещал себе. Конечно, кончив, дроча на фантазию о том, как Сукуна трахает его рот, не удосужившись снять свою футболку, тем самым дважды ставя его на колени - и буквально, и фигурально - запреты сами собой исчезли, поэтому все следующие разы, когда Фушигуро снова и снова возрождал в памяти один и тот же сюжет, сжав челюсти буквально сдаивая себя, пока он прокручивался, обрастая новыми ранее несуществующими в нем деталями, Мегуми начал понимать весь шарм выбранной Ременом надписи. Но тогда, впервые задействовав этот предмет одежды в своем иллюзорном мире, служившим топливом для ускорения достижения оргазма, Фушигуро, смывая с костяшек остатки спермы и чувствуя, как тонкая пленка геля для душа неприятно подсохла на тех частях тела, куда не доставали струи воды, Мегуми не знал, что Ремен не просто приобрел свою футболку в интернет-магазине цифровой печати, потому что она показалась ему забавной и такой уместной с появлением нового соседа по комнате, а сделал собственноручно. Что с одной стороны, безусловно, удваивало его мудачество, а с другой - заставляло задуматься, что именно его натолкнуло на то, чтобы он за сутки после заселения Фушигуро, в перерывах между учебой, тренировками и мрачными взглядами на пока еще нихера не понимающего Мегуми, застилизовал свою базовую футболку и с того дня практически с нее не вылезал. Надежда оставалась лишь на то, что причиной такому вбросу была легкая неприязнь и желание любыми доступными способами выразить протест, а никак не тотальное непринятие нового соседа.  — С чего ты взял, что я от нее без ума? На чем основываются твои выводы? — понятное дело, прямо рассказывать Сукуне о том, что он не просто дрочил на него, о чем он, собственно, уже успел проболтаться неделями ранее, а дрочил на его образ, одетый в ту самую вышеупомянутую шмотку, Мегуми не собирался, но и продолжать молча колупать полиэтиленовую пленку на коробке с детским набором гуаши становилось все глупее.  — Эй! Взамен ты подарил мне чашку, — Сукуна возмущенно нахмурил брови и скривил рот, отходя от стеллажа с красками и двигаясь в сторону кисточек. Мегуми подумал, что Ремен просто потешный, раз воспринял его язвительный обратный жест в качестве настоящего презента, а не способа показать свое недовольство, но Фушигуро, хоть и был отчасти тем еще мечтателем, все равно с трудом мог поверить, что Сукуна действительно не разглядел такой явный укол в его сторону. — Где ты ее взял, кстати? — Вылепил из глины, запек в духовке, а потом разукрасил, — Ремен, продолжая хмуриться и зубами пытаясь убрать скользкую пленку на своей нижней губе, часто закивал головой и еле заметно улыбнулся. Он не выглядел как человек, который поверил сказанному, он выглядел как тот, который ждал объяснений. — Купил, конечно, а потом твоим же перманентным маркером написал на ней то, что написал.  — Гадости. — Факты.  Да. У них определенно было много общего.  — Ладно, раз ты говоришь, что это факты, тогда где я могу удостовериться в их правдивости? Ты мне предоставишь какие-то свои исследования, которые доказывают истину твоих написанных на моей чашке слов? — Я просто исправлю слово «терапия» на «терапевт», и в таком случае ты уже не сможешь опровергнуть истину, — Мегуми фыркнул, как только увидел, с какой силой Сукуна закатил глаза в ответ на его неоспоримый довод, а потом, отвлекшись от проверки плотности набитых в кисточки синтетических волокон, поднял руку и выставил средний палец. — Тебе пять лет или что? И не говори, что тебя это могло как-то оскорбить, я знаю, что ты просто выделываешься. — А я и не скажу. А ты тогда не затевай спор ради спора, если не знаешь, что ответить, кроме как снова начинать обсуждать еблю. — Ты первый начал о ней говорить, когда подъебнул меня несколько минут назад. — Ты первый начал, — Ремен исказил свой голос, как самый настоящий кретин, и скорчил обиженное лицо, — тебе что, пять? — Нет, двадцать. — В длину? — В глубину, блять.  Добавив к своему списку легкие идиотические нотки, присутствующие у обоих, если дело касалось серьезных разговоров, и ясность ума, если - разработки способов друг друга вывести, они действительно, как оказалось, вели себя как самые настоящие приятели, если не упускать такую незначительную деталь, как дурацкий секс, который и дурацким-то нельзя было назвать. Все это похоже было на ебучий синяк или внезапно неясно по какой причине разболевшееся колено, о котором пока не думаешь, тебя и не беспокоит, но как только начинаешь ловить себя на мысли, что концентрируешься на этих ощущениях, понимаешь, что дороги назад нет. И вот тебе уже срочно нужно выпрямить ногу, чтобы поменять положение и избавиться от дурацкой, ноющей боли, так как с каждой секундой чувство того, что ты в любой момент можешь свихнуться, лишь усиливается. Так же было и у Мегуми. Пока он не фокусировал внимание на взаимоотношениях с Сукуной и их возможных последствиях, то все было так, как и всегда, но как только мысли об этом затопили его мозги, вся его жизнь, казалось, сузилась к одной единственной проблеме. Которой, по факту, нихуя не было. Фушигуро прекрасно знал, что любые задачи, которые делаются на автомате, не требуют обдумывания каждого последующего шага и взвешивания всех за и против. Они требуют лишь одного - чтобы ты продолжал выполнять свою работу, не отвлекаясь на посторонние факторы. И в этом заключается их прелесть. Но с другой стороны в них же и присутствует один огромный минус: как только ты начинаешь задумываться, что именно тебе делать следующим и для чего ты вообще тратишь на это свои силы - все ломается. А Мегуми уже не знал, как все вернуть назад, - в тот день, когда он впервые словил себя на том, что начинает выискивать несостыковки и собственноручно совершенные ошибки - чтобы треснуть себя со всей силы по голове и просто по-хорошему ахуевать от выпавшей возможности и так удачно сложившихся обстоятельств. Но в существующей на сегодняшний момент точке жизни Фушигуро имел то, что имел, и единственное, что ему оставалось делать - это выдохнуть все содержимое легких, притормозить с поспешными выводами и просто надеяться на удачный исход событий, начиная разбираться с трудностями только в том случае, когда они появятся. Но загвоздка была в том, что Мегуми нихуя не верил в удачу и судьбу, но когда осознание того, что если количество лишних мыслей в его голове увеличится хотя бы на несколько штук, повышая шанс того, что его просто разорвет от внутричерепного давления, и все эти дурацкие мысли полезут наружу, настигло Фушигуро, он прикинул, что не так уж и плохо один раз в своей жизни отречься от собственных принципов и попробовать сделать так, как другие люди, - забить хуй и ждать чуда.  Он же, блять, не распадется на кучу мелких частиц, превратившись в итоге в пыль, если просто на пару часов перестанет думать о том, в какую нелепую ситуацию загнал сам себя? По крайней мере, не должен был.  Поэтому, пытаясь заглушить тревожные мысли откровенной руганью на самого себя, Мегуми прикинул, что ему, по факту, не из-за чего было мучить свои мозги, кроме как из-за того, какой бы удачный момент подобрать, чтобы пополнить их с Сукуной общую коллекцию перепихов еще одним, но, стоя позади Ремена в супермаркете и наблюдая за тем, как он лениво продолжал изучать тюбики с краской сомнительного качества, - если судить по тому, сколько времени Фушигуро видел их в этом отделе, лежащими практически в том же положении, что и год назад, - Мегуми вдобавок ко всему еще раз утвердился в том, как же блядски сильно он устал. — Я сейчас флешбэк словил, как ты тогда вмешался в разговор с Юджи настолько неожиданно, словно вылез из-под земли со своей тележкой, — Фушигуро шел впереди с корзинкой, почти наполовину заполненной всяким ненужным барахлом, которое, по словам Ремена, понадобится ему в дальнейшем. Он не мог сказать точно, что хотя бы что-то из тех товаров, которые Сукуна сгрузил, казалось, совершенно нерационально - даже учитывая то, с какой дотошностью он все это выбирал, пока Мегуми пытался себя убедить, что все в порядке - могло бы ему пригодиться когда-либо в жизни, но сил на то, чтобы оспаривать слова, смысл которых он пока не до конца понимал, потому что буквально не знал, чем они будут заниматься по возвращению в комнату, достаточно не накопилось. Порой молчание тоже могло прокатить за ответ.  — Если ты продолжишь развивать эту тему, я пойду в отдел безопасности супермаркета и скажу, что видел, как ты давил шоколадные яйца возле касс. Пусть тебя оштрафуют за пакости. — Назови мне причину, по которой я бы предпочел именно такой вид правонарушения, — стенд с теми самыми чаями, возле которых они втроем в тот раз разыграли целый спектакль, вызвал у Мегуми желание скривиться и по возможности никогда такого больше не допускать.  — Ради собственного удовольствия, — Ремен закинул в корзинку пару стиков растворимого кофе, и Фушигуро только в этот момент вспомнил, что с самого утра, занявшись стиркой, а после - искаженным выяснением вопросов, которые, скорее всего, в равной мере интересовали обоих, но на адекватное обсуждение которых сто процентов не хватило ресурса и адекватности ни у одного из них, он совершенно забыл о том, что до теперешнего момента он выживал только на собственных внутренних силах, так как его топливные запасы не пополнялись кофеином. Но он все равно не стал глупить и списывать свою вялость на недостаток стимуляторов, поскольку точно знал причину своего состояния.  — Ты мне напоминаешь робот пылесос, — Ремен вбросил эту фразу, проходя мимо Мегуми, чтобы, видимо, иметь возможность потратить деньги еще в каком-то из отделов. — Ездишь взад-вперед по огромной комнате и ищешь грязь. Только огромная комната это твое бескрайнее мыслительное пространство, а грязь - то, из-за чего бы можно было к себе доебаться сегодня. — Что стало причиной такой резкой смены темы? — Фушигуро рассматривал разноцветные картонные коробки с сухими завтраками и точно бы не удивился, если в дополнении ко всему происходящему ему на голову навернулась бы еще и огромная упаковка кукурузных хлопьев или тех шоколадных подушечек с начинкой, которые всегда предательски прилипали к зубам.  — Твое выражение лица всегда отображает то, что ты чувствуешь, поэтому все ясно и до того, как ты откроешь свой рот, чтобы высказать это вслух.  — Ты меня далеко куда-то уводишь от сути поднятой тобой темы. Объясни.  — Мне кажется, ты искусственно себя вгоняешь в неопределенное состояние. Он отчетливо слышал слова, он понимал их суть, но он не понимал, зачем ему приходится сейчас в этом участвовать: — Объясни. — Помнишь, ты дал мне однажды совет, чтобы я перестал страдать хуйней и пошел в деканат, чтобы выбить себе первую стажировку? — Естественно, — это можно было назвать одним из любимых эпизодов, связанных с Сукуной, которые успели накопиться у Мегуми за три года. Он ясно помнил, как целых два месяца в начале своего третьего курса Ремен безуспешно пытался убедить его в том, что его, то есть, Сукуну, вряд ли возьмут туда, где он хотел проходить первичную практику, потому что желающих студентов попасть именно в то место было многовато даже если бы все их количество распределили на четыре года вперед. Но слушая тогда недостаточно убедительные аргументы, по какой причине Ремен не может просто спросить о своей кандидатуре во время следующего собрания, Мегуми почти что накричал на него, высказывая все, что думает по поводу всех одногруппников Сукуны, о которых он же ему и разболтал во время совместной попойки и о которых у Фушигуро успело сложиться не самое лестное впечатление, поскольку он не переносил полумер. А именно по такому принципу и учились все тридцать голов психологического факультета. Чего нельзя было сказать о Ремене.  — Ты тогда убедил меня в том, что я не рассыплюсь, если просто спрошу, смогут ли меня взять на практику в центр. — Да, потому что я видел, как ты все время делал гораздо больше, чем требовалось, и недоумевал, какого хуя ты не берешь это во внимание. — Ну так вот, — Сукуна хоть и казался со стороны абсолютным похуистом, уверенным в себе настолько, что от нехуй делать мог своей энергией запитывать солнце, но когда дело доходило до прямого подтверждения того, что он действительно молодец и действительно хорошо старается, в его голосе можно было услышать заминку. Не такую, будто его дернули назад и он не успел среагировать, а такую, когда ступенек под ногами оказывается не то количество, на которое ты рассчитывал, поэтому на предпоследней из них, думая, что дальше будет еще одна, ты слегка задерживаешь дыхание, понимая, что расстояние до земли на пару сантиметров больше, чем было нужно. — Я считал тебя слегка не в себе, потому что твой совет «просто пойди и сделай, не думая о последствиях» настолько сильно веял чем-то социопатическим, что я сперва хотел послать тебя нахуй, потому что в моем мире так дела не делались. На тот момент. — А потом тебя облучили мои социопатические волны, и ты стал еще большим мудаком, чем был. Да, я в курсе, я все время был здесь. К чему ты ведешь? — К тому, почему ты не относишься к своей жизни так же просто, как советуешь делать другим?  Ну, он был прав. Самой тупой и одновременно льстящей ситуацией Мегуми мог назвать ту, когда он, наблюдая за другими людьми, которые творят беспросветные глупости, прекрасно видел, в чем они неправы, и делал выводы, как поступил бы сам в подобной ситуации, избегая таких же очевидных ошибок. Но, глумясь и высокомерно осуждая людей, попавших в спорное положение, он частенько забывал, что сам не является воплощением абсолютных, безошибочных правоты и здравомыслия. Как бы ему не хотелось так думать.  — Ты жертва капитализма, Сукуна, — ему действительно не было что ответить на такой, казалось, простой и банальный вопрос. Может быть, когда он чуть позже хлопнет двойную порцию американо, у него и найдутся слова, но сейчас его внимание больше привлекало несколько жестяных банок с энергетиками, которые Ремен вкинул в корзинку, взяв их с боковой части полок, куда обычно выставляли новые, не продаваемые ранее товары. — Я должен попробовать, что это такое, — Сукуна позволил своему вопросу остаться без ответа, двигаясь в сторону касс и щелкая пальцами в такт стандартной музыке, которая всегда играла в этом супермаркете.  Она была такой безликой и незапоминающейся, что Фушигуро даже не стал вслушиваться, хотя точно был уверен, что пару раз она играла фоном на видео с животными, которые ему отправляла Нобара в Инстраграме. Он мог легко представить, что Кугисаки даже добавила бы ее в свой плейлист и включила пару-тройку раз на их посиделках, потому что этот трек чем-то подходил под ее стиль. Нет, Нобара не была безликой или скучной и уж тем более не была незапоминающейся, но заурядные мейнстримные мотивы все же присутствовали в том, как она выражала себя. Думая о Кугисаки, о том, что она практически не писала ему все прошедшие дни после кафе, и об этом дурацком треке, который, блять, был создан для того, чтобы тупо втыкать на упаковки товаров и думать о том, чего бы хотелось на ужин больше - замороженных наггетсов в вырвиглазной упаковке, вымытой отсортированной мини морковки, которая была похожа на пластмассовые детские наборы, или не проснуться завтра утром, Мегуми вдруг пришел к тому, что размышляет, добавил ли бы Ремен себе этот трек. Ответ: однозначно нет. — Ты очень сильно притих, я начинаю нервничать, что мне скоро прилетит что-то в спину, — Сукуну можно было назвать довольным. Еще с момента, как они покинули пределы комнаты вдвоем, что случалось не так уж часто, он своим поведением навевал у Фушигуро вопрос о том, что ему подняло боевой дух больше - спизженная толстовка или последующие за этим страдания самого Мегуми.  — Если бы я собрался тебе за что-то мстить, то делал бы это в открытую. — Какой ты благородный и высокоморальный парень, — Сукуна продолжал идти спиной вперед, с легким прищуром наблюдая за Фушигуро. — Ну, если не брать во внимание, что мы говорим о мести. — Я думаю о том, что тебе подходит твоя музыка. Ну, типа, ты выглядишь как то, что слушаешь. — Если ты про тот латиноамериканский фонк, тогда я не понимаю, почему ты так решил, ведь я никогда не носил эти нелепые шляпы с широкими полями, и в рюкзаке у меня никогда не тарахтел бубен, — Мегуми протянул руку не занятую корзинкой вперед и, схватившись за светло-синюю толстовку Сукуны, направил его чуть левее, чтобы он не снес своей головой рекламные щитки, выпирающие за пределы полок.  — Может быть, это удачный момент, чтобы начать? Думаю, тебе еще будет к лицу пончо. — Надеюсь, так же сильно, как и арест за нелегальный ввоз оружия в страну.  — Ну, погоди, с такими вещами я буду разбираться сам, когда закончу этот блядский универ и приступлю к своим прямым обязанностям. Не торопи события и не бери на себя много, — очереди на кассе самообслуживания не было видно, поэтому Фушигуро, снова потянув Ремена в нужную сторону, не стал опускать руку, удерживая Сукуну и увеличивая шанс того, что тому не придется платить за разбросанные товары.  — Я не планирую, если честно, заниматься торговлей чего-то запрещенного. Я обычно такое только покупаю. — В курсе, что за это тоже можно присесть? — Есть на что? Или мне самому догадаться? — он попутно рассматривал разновидности сладкого на прикассовых островках, имея желания сделать только три вещи: побыстрее выйти на воздух, перестать слышать ебучий трек и выпить кофе. Желательно, в сию же секунду.  — Я буду ждать тебя возле скамеек, — Мегуми поставил корзину со всякой херней на специальное место сбоку от экрана и, не дожидаясь ответа, направился к выходу, очень сильно надеясь, что в выходной день не все лавочки были заняты и толпа возле будки с кофе не будет такой огромной, чтобы вызвать у него дополнительное разочарование в сегодняшнем дне.

***

— На, — Мегуми поблагодарил себя из прошлого за то, что неделю назад, придя во время длительного перерыва в кафе, ему не захотелось, как это часто бывало, игнорировать бумажные стики с сахаром, которые девушка-бариста всегда клала на блюдце сбоку от чашки. Она прекрасно знала, какой именно кофе пьет Фушигуро, потому что не запомнить предпочтения постоянного клиента, тем более настолько банальные и без всяких добавок, было невозможно, но регламент заведения не позволял ей просто оставлять Мегуми без стандартного набора, прилагающегося к абсолютно каждому заказу. Поэтому Сукуне, который, выйдя из магазина, сразу зацепился взглядом за то, что ни в одной из рук Фушигуро не держал сахар, из-за чего его и без того не особо жизнерадостное лицо нахмурилось еще больше, очень крупно повезло, что сегодняшним днем ему не придется пить горький кофе. — Ты это украл из своей скучной забегаловки? — Мегуми застегнул обратно свой рюкзак, из небольшого кармана которого он и достал подсластитель, и, выпрямившись, пожал плечами.  — Как можно украсть что-то, что тебе предназначается по праву? — то, что они нашли свободное место на парковке, набитой машинами, на которых приезжали семьи за покупками, набивая свои автомобили продуктами так, словно это была их последняя возможность выбраться в магазин, стоило благодарить, во-первых, группу девушек, которые допивали свой латте и уже собирались уходить, во-вторых, по стандарту недовольные лица их двоих, видом которых они ускорили сборы вышеупомянутых женщин. Ремен, тогда еще думая, что останется без своей нормы сахара на последний час, одетый, как обычно это бывало на выходных, так, словно может с легкостью совместить обычную прогулку по парку с кровавым мордобоем за ближайшими трансформаторными будками, ясно давал понять, что не намерен терпеть такие неудобства как распитие кофе в вертикальном положении, поэтому ни одна из девушек не стала возникать по поводу того, что их молчаливо поторопили. — Так ты сам проебал взять сахар в той будке? — Сукуна развалился на скамейке и, отставив стаканчик в сторону, поправлял в своем портфеле все то, что нагреб в супермаркете, аккуратно сортируя те вещи, которые могли повредиться и изгваздать ему всю сумку. — Ты глухой? Я тебе уже сказал, что его там не было, потому что, алё, выходной, людей много, все хуярят кофеек, а запасы не безграничные. Та девушка сказала, что просит прощение за неудобства и что буквально через минуту ее напарница вернется с дополнительными стиками, но я не стал ждать, потому что нахуя? Я же изначально знал, что у меня есть с собой сахар.  — Зачем ты его спер из своего кафе, если любишь тот кофе, который по вкусу больше похож на наказание, чем на способ мягко взбодриться? — Ремен выложил на скамейку рядом со своей ногой целую кучу тюбиков с акриловой краской, из-за которой у Мегуми уже начинались приступы тошноты, потому что он до сих пор толком не настроил себя на то, что Сукуна сделает с его толстовкой, как только они вернутся в общежитие. Фушигуро очень надеялся, что все еще существовала небольшая вероятность, что Ремен не захочет с этим работать и уйдет по своим делам, и у Мегуми появится возможность спрятать свою кофту таким образом, чтобы самому с трудом ее потом найти, но он знал, что реальность намного более сурова с ним, чем с любым другим человеком на планете.   — Они бесплатные, если ты не знал, а так как я не пью сладкий кофе, я иногда забираю свою порцию только для того, чтобы справедливо отбить каждую копейку, что я заплатил за заказ. — Ремен на пару секунд оставил в покое свою инвентаризацию и поднял взгляд на Мегуми, будто не верил в то, что услышал. — В чем проблема? У всех свои недостатки, я не могу быть идеальным во всем. — Как ты до сих пор не задохнулся от своей же душности? — он ахуевше поднял брови и впервые отпил из своего стакана, сразу же меняясь в лице, будто съел кусок сырой земли, — хотя да, не спорю, теперь я понимаю, что эта зубосводящая горькость бодрит отменно. — Я разве спрашивал твоего мнения, Сукуна? — Мегуми закатил глаза от вредности, которая у Ремена была, казалось, неиссякаемой и заряжала его, как от сети. — А эти порционные штучки – это обычная попытка уберечь себя от нервотрепки. Помнишь, как ты недели полторы назад все утро гундел, что у нас закончился сахар? Вот я больше не хочу выслушивать такие сцены. Подождав, пока Сукуна уберет свое барахло со скамейки обратно себе в рюкзак и освободит место, Мегуми сел, сразу съезжая немного вниз на сидении и чувствуя, как его спина расслабляется. Они провели в супермаркете почти полтора часа, неясно куда и зачем пролетевших, за которые Фушигуро успел набрать еще несколько причин, по которым порой считает Ремена невыносимо дотошным идиотом, хотя всю жизнь ему казалось, что никто в этом звании его самого не переплюнет. Он бы, конечно, соврал самому себе, если бы сказал, что ему не понравилось абсолютно все, но гудящие от долгого стояния ноги пока что не давали Мегуми здраво оценить ситуацию и вычленить из нее плюсы. — То есть, ты стырил сахар, чтобы предотвратить ухудшение моего настроения в следующий раз, верно? — Да господи, блять, я его не тырил, ты меня уже достал, — запах табачного дыма, потянувшийся с соседней скамейки, резко заставил Мегуми вспомнить клятву о том, что он бросает курить, а вслед за этим - так ли оно ему нужно. — И да, я его взял для тебя, а для кого еще?  — Ты порой бываешь совсем непонятным для меня, — Сукуна, будто услышав, о чем думает Фушигуро, достал пачку сигарет, но, повернувшись, чтобы удовлетворить свое пиздецки сильное желание покурить одним лишь видом упаковки, Мегуми привлекло внимание совершенно не это. Ремен выглядел чрезмерно задумчивым для человека, который последние пять минут не делал ровным счетом ничего, кроме возмущения, почему он должен пить свой кофе несладким, и утрамбовывания всякой хуйни в свою сумку, но это визуальное выражение тотальной мыслительной деятельности быстро развеялось, как только он перестал напрягать лоб и поджимать губы, поэтому Фушигуро не успел задаться вопросом, в чем дело.   Мегуми не собирался пялиться и, тем более, не собирался подвисать, но не так давно выкатившееся из-за туч солнце сделало россыпь веснушек в височной зоне и на спинке носа Сукуны более явной, но все равно не бросающейся в глаза, а не понаблюдать за таким, продолжая подмечать и другие детали, Фушигуро посчитал непозволительным кощунством. Тогда, еще находясь на крайнем этапе визита к себе домой, Мегуми обошелся очень благородно, доведя до оргазма лишь Сукуну, а свое удовольствие оставив до момента приезда в общежитие… И хоть за прошедшие дни он не обходил свой привычный досуг стороной, но теперь, соприкасаясь коленями с Ременом, словно для них двоих это было обычной рутиной, он явно ощутил, что своих теплых пальцев на члене, пока вода из душа лупит в макушку, уже не будет достаточно. — Что ты там увидел? — Ремен не стал внезапно разворачиваться, чтобы напугать Фушигуро до смерти резкой сменой ракурса, хотя это было вполне себе в его характере, но Мегуми все равно обратил внимание на то, какими хитрыми стали его глаза, будто бы отображая, что он прекрасно знал все, о чем фантазирует Фушигуро. — Я вымазался где-то? — Нет, у тебя из грязного только рот. Как и обычно, — Мегуми не был расстроен тем, что его прервали от жуткого рассматривания того, что он уже и так видел, но дежурно закатить глаза аж до боли он посчитал очень уместным.  — Отлично, что все на своих местах. Я все еще с грязным ртом, а ты все так же не умеешь скрывать свой явный интерес. — Да, отлично, что все на своих местах, — горячий кофе помог мысленно расслабиться, а физически - взбодриться, и Фушигуро подумал, что ему вполне под силу не начать паниковать и возмущаться, потому что Ремен в очередной раз словил его на сталкерской херне, которую сам Мегуми от других людей предпочел бы пресечь на корню. — Мы идем в общагу? — Пока нет, — Сукуна, еще несколько секунд задержав взгляд на пустоте перед собой, подкурил и протянул раскрытую упаковку в сторону Фушигуро.  — О, я подумал, что хочу бросить, так что обойдусь, — у Мегуми было предостаточно силы воли и он прекрасно умел держать слово, но только в тех вещах, смысл которых он понимал: в дружбе, в учебе, в семейных взаимоотношениях, в ситуациях, когда пообещал кому-то дать пизды или наоборот поддержать, но курение было таким непонятным занятием для него, что он не мог объяснить, зачем это начал и также не мог объяснить сейчас, зачем бросает.  В таких условиях, в которые Фушигуро иногда загонял себя собственноручно своими внезапными целями, взявшимися из глубины его подсознания и основанными лишь на том, чтобы стать лучше для себя самого, Мегуми чувствовал двойственность: либо он пытался наебать кого-то, либо кто-то пытался наебать его, и он даже не знал, какой из вариантов более предпочтительный. Он ощущал себя с одной стороны маленьким, капризным ребенком, с другой - скучным, строгим взрослым, которые внутри него порой не могли ужиться и прийти к общему знаменателю. А еще он ощущал себя одновременно самым умным во всей вселенной, когда в очередной раз ставил перед собой цель, пытаясь прыгнуть выше головы, и одновременно самым тупым в мире, когда проебывался на первом же этапе своего удивительного плана. И вот именно в этот момент он был словно человек, у которого, как только он вышел из дома, испачкалась куртка на самом видном месте, а возможности ее очистить или сменить не оказалось до вечера, поэтому он весь день был вынужден ходить по улице и слушать от смелых людей, которым не все равно, повторяющуюся почти слово в слово фразу «ой, у вас здесь пятно». И, казалось бы, отлично: людям не похуй, люди хотят помочь, сделать как лучше, вытереть это ебучее пятно с твоей ебучей куртки, будто оно единственное, что они могли видеть и о чем думать все это время, но это хорошо только в том случае, если вы находитесь по ту сторону проблемы. Естественно, когда вы выступаете в роли помощника, желающего обратить внимание такого невнимательного идиота в грязной куртке на то, что эта самая куртка у него грязная, а вместо благодарности слышите в ответ «да в курсе я, блять, заебали», вам с огромной вероятностью станет непонятно, а может быть, даже и обидно, что этот замазанный придурок оказался не только неряшливым, а еще и невежливым ослом. Но как только вы оказываетесь тем самым человеком с дурацким пятном, то, услышав за день двухсотый раз «ой, у вас здесь пятно», ваших сил вряд ли хватит на то, чтобы воспитанно ответить спасибо, вместо того, чтобы послать нахуй умников, которые лезут не в свое дело. И да, именно этими двумя бестактными в разной степени персонажами был Мегуми, когда раз за разом начинал самому себе же растолковывать правильность своих действий. И это было утомительно.  — Для чего ты собираешься бросать? — Ремен сел полубоком, закинув одну ногу треугольником на сидение, почти что взваливая ее Фушигуро.  — Потому что это вредно, — Мегуми не хотел отодвигаться в сторону и он бы этого ни за что не сделал, если бы колено Сукуны не так сильно давило бы прямо в боковую часть бедра, но ему хотелось еще немного посидеть здесь и побыть хотя бы пассивным, но все же курильщиком, поэтому он отъехал в сторону, так же слегка проворачиваясь к Ремену, чтобы не пялиться вперед себя по время разговора.  — Почти что все, что современный человек потребляет в разных видах - вредно. Ты хочешь снизить риск заболевания чем-то? — Ну, это было бы плюсом, разве нет? — нет, для Мегуми это не было бы плюсом. Ему было абсолютно все равно на то, какой вообще существовал риск, что его организм быстро износится, потому что он столько времени тратил на кардио в тренажерке и долгие прогулки на улице, что был точно уверен, что его сердечная мышца смогла бы дать просраться всем желающим.  — Безусловно, но ты уже куришь несколько лет, поэтому твой шанс на то, чтобы стать совершенно чистым, уменьшился уже давно, — и это он тоже знал. Он прекрасно понимал, что нельзя было всю жизнь уничтожать каждую часть себя самыми разнообразными способами, а потом в старости встать на путь просветления и продлить свой срок на земле еще лет на триста. Он не был глупым. Он был отчасти импульсивным, но точно не глупым. Но в свое оправдание, если оно вообще требовалось, он мог со всей уверенностью сказать, что никогда и не перегружал свой ресурс, всегда стараясь держать баланс между хуевыми и здоровскими привычкам.  — Но есть вероятность, что он увеличится, если я прямо сейчас не возьму из твоей пачки сигарету и не выкурю ее с кофе, понимаешь? — нет, ее не было. Вдобавок к тому, что он мог поступать необдуманно в ситуациях, в которых не знал, что ему делать, он еще мог чуточку приврать, чтобы выкрутить разговор в нужное русло и увести его от тех тем, которые он не хотел обсуждать. Но с Сукуной такое редко прокатывало, если тому действительно нужно было выяснить, в чем дело, потому что он был таким же хитрым и расчетливым мудаком в соответствии с требованиями ситуации.  И этот пункт так же добавился к списку их общности.  — Правда беспокоишься о здоровье? Или это что-то из другой категории? — Это абсолютно точно сэкономит мои деньги и вещи перестанут вонять дымом, — рот наполнялся слюной от смешанных запахов сигарет, кофе из бумажного стакана, Ремена и своего собственного, практически ломая иллюзию Мегуми о том, что в этот-то раз он точно бросит курить.  — А еще твоя тревога однозначно повысится на какое-то время, потому что ты исключишь один из способов эффективного и привычного поощрения своей нервной системы, — Сукуна сделал длинную затяжку и смотрел все так же серьезно, но более расслаблено, чем когда разговор шел о сахаре: он точно знал, что контролирует ситуацию целиком и полностью. Хоть даже и только со своей стороны.  — Мне всегда казалось, что в терапии психологи просто слушают и поддерживающе кивают, — Мегуми повторил медленные движение головой, как бы показывая, что именно должен делать сейчас Ремен, вместо того, чтобы расшатывать и без того хлипкую конструкцию его плана.  — Я говорю, блять, как твой друг, — Сукуна резко вытянул согнутую руку ладонью вверх, дополнительно выражая свое возмущение. — Мне совершенно не в кайф лечить твою голову, Фушигуро, и, будем честными, меня это вообще не касается, но раз мы обоюдно идем на какое-никакое сближение, то я считаю уместным поболтать с тобой о чем-то еще, кроме того, как мы друг другу сладко отсасывали, окей?  — Все, в пизду, давай сюда свои сигареты, — ничего из этого нельзя было назвать последней каплей, все это можно было считать лишь поводом съехать со своих обещаний, данных самому себе, оправдываясь потом безвыходностью ситуации. Ну а как еще Мегуми мог поступить? Не покурить вместе с кофе в компании любимого соседа, по совместительству друга и любовника? Вздор.  — Вообще, мои вопросы не были рассчитаны на то, чтобы тебя отговорить или что-то в этом роде, — он не сразу протянул Фушигуро пачку своих гадских вишневых сигарет. И не потому, что Сукуна великодушно отсрочивал этот момент, якобы давая возможность передумать, а потому, что запутался рукой в кармане, пока ее доставал. — Это просто чтобы снять с себя ответственность, а не потому, что мне захотелось себя оправдать.  — Просто дай сюда сигарету, Сукуна.  — Иногда, наблюдая за тобой, у меня создается впечатление, что ты сам себе создаешь препятствия, чтобы потом их преодолевать. Тебе так интереснее живется? — М, — Мегуми похлопал себя по карману, забыв, что сегодня утром вышел из комнаты в другой куртке, потому что температура на улице уже позволяла не кутаться в сто слоев, следовательно, и зажигалки от его похлопываний в ней волшебным образом не появилось. — По ходу дела, да. И следующим, что сделал Фушигуро, не ожидая этого от самого себя, но уже в процессе понимая, что по-другому он бы и не хотел поступить в этой ситуации, - наклонился к Сукуне и, придерживая его за подбородок, чтобы не дергал головой, соединил тлеющий конец его сигареты со своей, еще сухой, делая медленную затяжку, чтобы искры успели зажечь бумагу и табак завернутый в ней. Фушигуро чувствовал, что Ремен не переводил взгляд ниже, он оставлял его намертво прикованным к полуприкрытым глазам самого Мегуми, сфокусированным исключительно на процессе подкуривания.  — Я больше решил не притрагиваться к твоим зажигалкам, а свою забыл в теплой куртке, — а еще ему нужно было потушить терапевтический накал Сукуны, который с момента того, как они переспали, начал изредка появляться и не то чтобы очень сильно радовать Фушигуро. Было лестно осознавать, что кто-то вроде Ремена пытался помочь разобраться со всякими спорными моментами, даже если такие обсуждения и сводились по большей части к ебанутой комедии, но у всего был предел и свои рамки. — Спасибо. — Мгм, — Сукуна после этого не стал задерживать на нем взгляд, пытаться прояснить, что это вообще было, открывать рот от удивления или использовать какие-либо другие театральные примочки, которых у него всегда было с головой, вместо этого поднимаясь со скамейки и, подхватив свой глухо звякающий из-за банок энергетика рюкзак, кивая головой в противоположную от выхода с парковки сторону. — Пошли со мной, покажу тебе кое-что. — Ты собираешься просто по-тихому убрать меня? — Мегуми проследил взглядом по направлению, куда кивнул Ремен, и нехотя поднялся со скамейки, попутно захватив с собой кофе и прикинув, что Сукуне могло понадобиться в районе, где начинались полузаброшенные дома, спрятанные за складским помещением супермаркета.  — Ну и зачем мне это? — Я знаю о тебе многое, что выставляет тебя не совсем с лестной стороны.  А Мегуми правда знал. И то, что Сукуна пользовался взломанными приложениями, чтобы не оплачивать премиум аккаунты, но иметь доступ ко всем дополнительным услугам. И то, что это действительно он сломал автомат со снеками на первом этаже, который, к слову, починили буквально за час, но осадок все равно остался. И то, что он в приливе пьяной болтологии иногда упоминал личные детали его клиентов, имен которых он, конечно, не называл, но Фушигуро все равно мог приравнять это к нарушению профессионального кодекса. И то, что его металлическая коробочка все еще хранилась в шкафу под вещами, забывать явно не стоило. Естественно, все это не было криминальным настолько, чтобы считаться хоть сколько-то серьезным, но при большом желании все эти пакости и мелкие наебки системы можно было бы добавить к списку вещей, которые Ремен делал, нарушая определенные нормы, и в последствии спросить за это с него, но не то чтобы Мегуми действительно собирался это когда-либо делать.  — Да, тогда это повод, чтобы избавиться от тебя. Мне уж точно нельзя запятнать свою репутацию, офицер.  По правде говоря, Мегуми никогда не бывал в этой части закулисного пространства супермаркета, предпочитая возвращаться в общежитие другой дорогой, чтобы увеличить дистанцию и иметь возможность послушать музыку, поэтому легкое предвкушение, смешанное с опасением, которое присутствовало в нем, еще начиная с озвученных намерений Сукуны сделать что бы то ни было с его кофтой, сейчас усилилось из-за незнакомой местности и того, зачем вообще Ремен его сюда потащил.  — Куда мы идем? — О, это трудно объяснить, но ты сразу все поймешь, как только увидишь, — ряд ветхих домов, как только они подошли ближе, оказался обычным частным сектором с парой строений, которые точно шли под снос, но оставались на своих местах, скорее всего, из-за недовольства соседей, которым пришлось бы иметь дело со строительным мусором на своих участках еще долгое время после.  — Я почти на сто процентов уверен, что это чья-то частная собственность. Мы не имеем права просто взять и тупо вломиться на эту территорию, — Мегуми видел, как во дворе соседнего с тем, куда Сукуна его вел, дома развивались развешанные на проволоках тряпки, ясно давая понять, что там живут люди и что этот район не вымер давным-давно, следовательно, никому из них не стоило туда лезть.   — Ну, давай зайдем туда вприпрыжку или пританцовывая, если тебе от этого станет легче, — Ремен, подойдя вплотную к сеточному забору, который по высоте доходил ему до пояса, протянул Мегуми свой стакан с кофе и, упершись рукой в столб, к которому крепилась конструкция ограждения, перепрыгнул на ту сторону, в миг увеличивая уровень преступности их сегодняшней прогулки. — Ты же понимаешь, что меня нахуй выпрут из универа, если нас примут сейчас? — Фушигуро услышал, как громко он сам же и сглотнул, пытаясь осмыслить все происходящее. Где-то в районе лба уже начал накапливаться страх, сдавливая голову изнутри, но Сукуна выглядел достаточно уверенным и спокойным во всех своих действиях, давая Мегуми мнимую надежду на то, что им действительно не оторвут ноги за их визит.  — У тебя слегка завышенное чувство собственной важности в этой ситуации. Всем плевать, что мы здесь будем делать, перелезай быстрее, — Ремен выхватил обратно свой кофе, вместе с ним забирая и стакан Фушигуро, облегчая ему задачу и ускоряя время на принятие решения. — Я не знаю, почему я тебе верю, Сукуна, — Мегуми быстро приземлился на ноги, во время полета зацепив оттопыренный оторванный край заборной сетки, из-за чего размеренную тишину спального района нарушил противный звук скрежета. Как же сильно ему все это не нравилось.  — Не торопись, веди себя тихо, — Ремен поджал губы то ли от раздражения, то ли пытаясь скрыть улыбку, но удостоверившись, что Мегуми больше не собирается ломать что-то еще, прошел прямо по двору вглубь, как ни в чем не бывало хлебая свой кофе.  — Мы кого-то спугнем, если я начну шевелиться? Потому что если да, Сукуна, то я, блять, напуган и озадачен, — Фушигуро не врал, он действительно был напуган и очень сильно озадачен, после своей выходки боясь толком распрямиться, чтобы не стать причиной, по которой их действительно схватят и увезут в участок. Субъективно это напоминало то чувство, когда ты, идя ночью по темному коридору из туалета в свою комнату, спросонья наступаешь на что-то мягкое, абсолютно точно зная, что, пока ты шел отлить, там ничего не валялось, - абсолютно обезоруживающий страх.  Ну, в том, что их могли оформить, тоже были свои плюсы. Например, их покатают по городу, во-первых, и Ремен точно забудет о его толстовке, во-вторых.  Но, если без шуток, Фушигуро не покидало ощущение приближающегося пиздеца. Да, он в какой-то мере доверял Сукуне, но он не доверял никому из тех, кто мог их заметить и воспользоваться их уязвимым положением. Мегуми не зря пересмотрел в свое время половину ютуба на тему расследований и не зря читал криминальные сводки каждое утро - он прекрасно понимал, что вся эта ситуация с заброшенным домом, тихим районом и безучастными соседями выглядит, блять, как самое идеальное место для преступления. И, безусловно, все это он знал не зря, но какой в этом был толк, если он все равно плелся за Сукуной, гонимый желанием как можно быстрее все это закончить. — Не отставай, — строение одноэтажного дома было полностью без окон, прекрасно просматриваясь снаружи, поэтому Мегуми, не увидев никого, кто мог бы внезапно выскочить и прирезать их, разжал кулак и мимолетно увидел полумесяцы от ногтей, которые он вдавливал в ладонь все время после того, как слез с забора, чтобы быть готовым к нападению. Он помнил, что в его рюкзаке еще был складной нож, газовый балончик, а в руках и ногах - сила, которой хватило бы, чтобы дать отпор любому, но сейчас его больше всего успокаивало то, что Сукуна, скинув сумку с плеча и поставив ее вместе со стаканчиком на пыльный порог перед задней дверью дома, принялся снова что-то в ней искать. Снижало уровень напряжения то, что им не пришлось заходить внутрь, чтобы сделать то, что запланировал Ремен, следовательно, у них оставалось больше путей для отступления, и еще то, как сосредоточено Сукуна извлек из своего рюкзака яркий пакетик с влажным кошачьим кормом, и в ту же секунду, будто услышав шуршание пачки, из-за угла выбежало трое разноцветных котов разной величины.  — И вот это ты назвал «тяжело объяснить»? — Мегуми почувствовал, как в одно мгновение он расслабился настолько, что мог бы свалиться из-за своих ватных ног, если бы вовремя не присел на корточки. — Это же коты, Сукуна. — Я не хотел слушать твои жалобы всю дорогу, что я тебя куда-то тащу только для того, чтобы покормить кошек, — он быстро распечатал пачку еды и вывалил содержимое в одну из четырех небольших пластиковых мисок, которые Мегуми точно видел в отделе посуды для пикника. — Когда ты успел это купить? — Фушигуро помог распечатать две оставшиеся упаковки, кое-как сумев насыпать корм таким образом, чтобы он не попал на голову ни одному коту, которые вились между собой, образовывая большой шерстяной комок и загораживая кормушки.  — О, я не покупал, я просто спер это из супермаркета. — Ты правда думаешь, я поверю в то, что у тебя совершенно нет мозгов и настолько низкий уровень социальной ответственности, что ты смог бы украсть что-то из магазина? — Мегуми нравилось ощущать мягкий мех одной из кошек, которая, вместо того, чтобы бодаться с двумя другими за еду, ластилась о его руки.  — Ты просто не знал меня в средней школе, — татуированная рука Ремена мелькала в пространстве бокового зрения Мегуми, пока тот убирал оставшийся после них мусор в прозрачный пластиковый пакет. Он задрал рукава толстовки до локтей, чтобы не оставлять на них шерсть и уберечь от загрязнения, если вдруг какой-то кошке захочется обнюхать его руки на предмет еще какой-либо еды своим грязным носом.  — Какую цель ты преследовал, делая такие вещи? У тебя не хватало денег? — Фушигуро помнил, как за столом Ремен, бессознательно расслабившись в домашней атмосфере, выдал приватную информацию о своей семье, но до этих пор Мегуми никогда не задумывался о том, что проблемы, о которых говорил Сукуна, могли были быть связаны с финансовым положением.  — Нет, с этим всегда был порядок. Мне нравилось видеть, как мой отец синел от злости в такие моменты, — он весело фыркнул, будто его действительно что-то рассмешило: то ли предположение Фушигуро, то ли воспоминания о реакции родителя на его фокусы.  — Господи. А другие способы привлечения его внимания были тебе недоступны или что? — это вырвалось быстро, необдуманно и совершенно точно бестактно, но слова нельзя было запихнуть обратно в рот, обвиняя себя в тупости, а вот визуально оценить ситуацию, продумывая на ходу стратегию защиты, все еще было доступно.  Сукуна озадачено повернул голову, и его тело дернулось вперед так, словно он споткнулся обо что-то, а потом линия его рта медленно расползлась в широкую, но беззубую улыбку: — Не нужно начинать играть со мной в такое, ладно? Хоть злости или раздражения на лице Ремена не читалось, - лишь легкое предупреждение, - но Мегуми и не собирался, поэтому просто легко кивнул головой, концентрируясь на гладкой, вычесанной шерсти серой кошки, которая до сих пор не переключила внимание на еду. — Из-за того, что Туча не подпускает меня к себе, я думал, что все коты на свете меня ненавидят. — Это было правдой лишь отчасти, потому что даже у Тучи случались моменты, когда она отбрасывала в сторону все высокомерие и позволяла с собой поиграть, но неуютное ощущение подтолкнуло Мегуми к тому, чтобы он в очередной раз добавил драматизма в свои слова. — Ну, знаешь, будто бы немного противоестественно внезапно получить обратный довольный отклик, если привык к тому, что любое твое внимание всегда встречалось исключительно когтями и зубами.  — Она довольно ласковая, поэтому пользуйся моментом. — Твой отец слегка кретин, да? — ну, его опасения все испортить своим потоком оскорбительного дерьма действительно были не беспочвенны. — У тебя есть отличная суперспособность за секунды определять сущность человека, зная о нем буквально нихуя, — Сукуна снова фыркнул, опуская рукава обратно и поднимаясь на ноги.  — Я не… — Ты прав, Мегуми, — Ремен легко щелкнул Фушигуро по носу и начал отряхивать дно своего рюкзака, — он - кретин. И уж точно не слегка. И это просто факт. — Эм, извини? — Мегуми не знал, как себя вести в этом сумбурном диалоге, но пока он видел на лице Сукуны привычное ехидное веселье, тревога лишь частично измывалась над его головой.  — Он сам выбрал быть кретином, ты не виноват. И не нужно пытаться выдавить из себя жалость, я знаю, как с этим работать, и я справляюсь.  — Часто ты это делаешь? — Мегуми обвел пальцем в воздухе жующих котов, чтобы подальше уйти от темы, которая, очевидно, все еще оставалась спорной для них.  — Не настолько, как хотел бы.  — Почему миски четыре, а кошки только три? — О, здесь есть еще один. Он самый красивый из них, но самый вредный, поэтому он либо где-то бродит, либо его забрали люди. — Он закинул пустой стаканчик в пакет с другим мусором и впервые за все это время, нагнувшись, погладил белую кошку. — Я давно его не видел. — Но еду на него все же взял. — А ты бы предпочел оставить его голодным, если он все же оказался бы здесь? Это несправедливо. — Конечно, нет, я же не изверг. — Мегуми тоже поднялся с корточек и услышал недовольное мяуканье, но не намеревался здесь больше оставаться, потому что внутреннее предчувствие чего-то нехорошего снова стало зарождаться в середине грудной клетки. — Ты все еще настроен заниматься творчеством сегодня? — он попытался состроить страдальческое лицо, чтобы Сукуна сжалился над ним, но в ответ от него получил лишь слабый удар в плечо.  — Веселее, Мегуми, ты не отвяжешься от своего долга тем, что сходил со мной сегодня. — Будто бы он вообще смел на это надеться. — Пошли, пока соседи не вызвали полицию, офицер. — Что, блять? То есть, это буквально частная собственность? — Ну а какая же еще? Давай, быстрее, у нас еще много дел.