roommates: relationship psychology

Отец стоял на крыльце заднего двора, оперевшись предплечьями в ограждение, и, смотря вдаль, медленно затягивался, думая о чем-то своем. Один раз, попробовав выдуть целую сигарету в пять с половиной тяг, как это делал батя, Мегуми буквально чуть не упал замертво, после этого еще долго обходя пачку, лежавшую на холодильнике. Именно тогда он и осознал всю суровость, что в себе таил его отец. Пепел самостоятельно осыпался за пределы перил, потому что Тоджи безответственно относился к порядку и не удосуживался стряхивать серую изгарь в жестяную банку из-под заварного кофе. Эта банка была в их доме большую часть взросления Мегуми, поэтому представить «курилку» отца без нее становилось все трудней: она была облезшей и ржавой, а название бренда стерлось практически полностью, но Тоджи отказывался принимать факт существования других пепельниц в мире. Ну, он был взрослым человеком и имел полное право на то, чтобы оставаться упертым ослом в таких мелочах. Мегуми ворвался на задний двор, как ураган, пребывая в отличном расположении духа, готовый к новому дню. Двадцатиминутная поездка на такси выдалась приемлемой, но жара и качание машины на поворотах вернули Фушигуро легкое опьянение, от чувства которого он избавлялся прохладным душем добрых сорок минут. Вода, бьющаяся ему в макушку, создавала приятный зуд внутри головы, и Мегуми раз за разом прокручивал свои воспоминания, желая их навсегда записать в свой каталог историй. Он смотрел вниз, на свой твердеющий член, по которому быстро стекала вода, и, подумав, что это не такая уж плохая идея, оставшиеся пять минут своего сеанса купания истратил на дрочку, крепко сомкнув глаза и зубы, возрождая в памяти блядский образ плачущего Сукуны. — Привет, бать, — Мегуми протопал по участку в своих тяжелых, черных ботинках, поднимаясь по небольшой лестнице, чтобы упереться локтями в перила, копируя позу Тоджи. И, чувствуя знакомый запах машинного масла, он осознал, что действительно рад видеть своего отца. — Как жизнь? — Привет, Мегуми. Почему ты не зашел через дом? — Он бросил окурок в свою нелепую банку и легко улыбнулся. — Я знал, что застану тебя здесь, — задний двор их небольшого, но уютного дома был излюбленным местом Тоджи вне зависимости от времени года. Он мог на выходных часами сидеть в своем кресле, которое неизменно стояло с левой стороны от дверей, и вдумчиво курить, выпивая во время своих «заседаний» безбожное количество растворимого кофе с молоком без сахара. В детстве Мегуми любил представлять, о чем думает его отец, но ничего, кроме машин, не лезло ему в голову. Хобби, как таковых, у старшего Фушигуро не наблюдалось, если ни считать сидения в кресле и дурацких телевизионных передач про отношения, которые Тоджи, не стесняясь этого совершенно, обожал смотреть и комментировать. Мегуми поражался тупости этих реалити-шоу, считая, что он умнее и выше этого, но, наблюдая, как отец расслабляется, пока втыкает в бессмысленный треп участников, он, хоть и не понимал до конца, но абсолютно точно улавливал смысл. В принципе, на этом почти что и заканчивался список вещей, которые Тоджи вплетал в свою жизнь для поддержания баланса между работой и отдыхом, поэтому маленькому Фушигуро было тяжело нафантазировать, какие мысли посещают его серьезного отца. — Ты какой-то не такой, как всегда, — старший Фушигуро со стороны казался максимально отрешенным человеком, похуистично относящимся к окружающему миру, но то, что он был чрезвычайно наблюдательным, оставалось нерушимым фактом. — Разве? У меня небольшое похмелье, — Мегуми понимал, о чем говорит Тоджи, но позволил ему самому озвучить вслух то, что он заметил. — Когда у тебя похмелье, ты становишься невыносимым настолько, что тебя бывает сложно терпеть. Так что не чеши мне. Ты какой-то… радостный, что ли, — батя достал еще одну сигарету, поняв, что ближайшее время в дом они не зайдут, пока Мегуми не проветрит голову и не перестанет буквально искриться от чего бы то ни было. — Дай мне тоже, — Тоджи перехватил пачку, к которой тянулся Фушигуро, и спрятал ее в карман. — У тебя есть свои. И, так как я замечательный и заботливый отец, я не должен поощрять твои плохие привычки, — Мегуми на это только закатил глаза и начал расстегивать куртку в поисках своих запасов. — Мгм. Тогда как ты объяснишь то, что я около трех лет таскал у тебя сиги, и это осталось совершенно безнаказанно, хотя, я уверен, ты был прекрасно осведомлен, почему твоя пачка заканчивалась в два раза быстрее обычного, — куча слоев одежды, которые Мегуми натянул на себя утром после прохладного душа, заставили его нервничать, потому что они усложняли поиски сраных сигарет. — Тогда я был совершенно другим человеком и считал, что каждый в праве пройти свой путь так, как хочет. Даже, если это подразумевало, что ты начнешь воровать мое курево. — А сейчас что изменилось? — Фушигуро готов был начать биться в истерике из-за нарастающего чувства удушья и жары. — Ничего. У меня просто осталось всего три штуки, а в магазин я пойду только ближе к вечеру, — ничего большего от своего отца Мегуми и не ждал, наконец-то, стянув с себя теплый шарф, преграждающий путь кислорода в мозги, и нащупал в карманах джинс блядскую пачку. — Господи, Мегуми, у вас завелись клопы в общежитии? — Тоджи фыркнул от смеха и указал пальцем на шею Фушигуро, делая в воздухе круг, чтобы обозначить территорию катастрофы. — Что? — Мегуми был раскрасневшимся и злым на себя утреннего, который решил, что зимой засовывать вещи первой необходимости в штаны, которые скрывались под многоуровневой системой утепления - отличная идея. — У тебя вся шея фиолетовая, — Тоджи деликатно отвернулся, чтобы сделать вид, что не заметил, с какой интенсивностью и скоростью покраснел его сын. — Ты же вчера утром по телефону говорил, что никуда не собираешься выходить из комнаты. — А я и не выходил, — Мегуми стал пунцово красным, потому что, будучи двадцатилетним, самостоятельным и взрослым парнем, он все еще стеснялся открыто признать перед отцом тот факт, что он с кем-то трахается. — И сосед был не против, что ты кого-то привел? — Тоджи, будучи Тоджи, совершенно не обращал внимание на то, что залез на территорию, которая его совершенно не касалась. — Он в этом непосредственно участвовал, — Мегуми сжал зубы, не успев проанализировать свои слова, прежде чем вывалить их наружу. — Ты переспал с этим парнем? — шок озарил лицо Тоджи, и Фушигуро почувствовал себя оскорбленным от того, что создавшиеся реалии настолько поразили его отца. — Какого хрена ты так удивлен? — Мегуми выпустил дым в сторону и снял с головы капюшон толстовки, чтобы остудить свою злость - на спрятавшуюся пачку сигарет - и смущение - от назревающего откровенного разговора. — Я не удивлен. Я поражен, что ты с этим тянул так долго, — отец легко пожал плечами, снова поворачиваясь и смотря прямо в глаза озадаченного Мегуми. — О чем ты говоришь? — Фушигуро не понимал, чего это вдруг его отец употребил словосочетание «так долго» по отношению к сексу своего сына с его соседом по комнате. — Я предполагал, что у вас все закрутится еще курсе на втором, когда ты начал рассказывать о нем неоправданно часто, и твои глаза при этом сияли, как начищенный стакан, — он настолько небрежно бросил в Мегуми эти слова, что тот чуть не задохнулся от возмущения. — Стоп! — Фушигуро закашлялся дымом до проступивших слез. — О чем вообще речь? Какие еще глаза, как стаканы? Что ты такое говоришь? — Оу, сынок, я не знал, что твой очевидный интерес к этому парню все еще был тобой не изучен. Я забираю свои слова назад и снова встаю на тропу отца, который считает, что каждый в праве пройти свой путь так, как хочет. — Он сделал идиотский жест возле рта, словно закрывает его на ключ, и вот именно все это, начиная со сраных сигарет и заканчивая какими-то, блять, глазами-стаканами, протрезвило Мегуми настолько, что создалось впечатление, что он никогда и не пил в своей жизни. — Я сделаю вид, что не услышал только что самую большую чушь в своей жизни. — Конечно, сынок. Мама звонила тебе? — Тоджи не умел незаметно менять темы, вплетая их, словно ленту в волосы. Его способом было оставлять эти самые «волосы» либо распущенными, либо завязывать потуже резинки у самой головы. — Да, дня три назад. Передавала тебе привет, — Мегуми увидел, как коротко кивнул на это отец, и сам немного расслабился, прогоняя нервный тремор в руках. — Она сейчас в Англии. Сказала, что будет делать выставку в ближайшее время. — Мегуми не помнит момент, когда, всегда взаимно улыбающиеся родители, перестали вовсе смотреть друг на друга. Скорее всего, это случилось ближе к концу старшей школы, когда Фушигуро, в силу своего возраста и аналитических способностей, начал замечать, как холодно стало в их доме. — Это то, чего она всегда хотела, — печаль в глубине отцовских глаз была разрушающей, и Мегуми почувствовал, как ему на секунду перекрыли воздух. — Она спрашивала, как ты. Я ответил, что ты все так же продолжаешь смотреть свои дебильные шоу по телеку и ковыряться в машинах, — Тоджи фыркнул от смеха, и улыбка образовала приятные морщины вокруг его, все еще печальных, глаз. — Я скучаю по ней. — Я понимаю тебя. Фушигуро курили в тишине, смотря в пустоту перед собой: ровно туда, к чему был прикован взгляд Тоджи, как только Мегуми появился на их заднем дворе, и в это мимолетное мгновение, вспоминая все разы, когда он заставал отца сидящим в своем кресле, он понял его, как никогда раньше. — Она тебе не звонит? — Фушигуро прокашлялся, чтобы прогнать комок в горле. — Она месяц назад присылала фотографии своей новой картины, — он полез во внутренний карман своей домашней куртки и достал телефон. — Не разбираюсь я в этом искусстве, но вышло красиво. Вышло и вправду красиво. Абстракция, написанная в нескольких оттенках синего, создавала правильное впечатление: Мегуми был уверен, что именно холод хотела изобразить Каори, начиная свою новую работу, и это, как и всегда впрочем, получилось у нее здорово. Она любила искать скрытые смыслы и подтексты во всем, что ее окружало, отображая все это в своих картинах. Фушигуро знал, что вся драматичность, сидящая в нем, была впитана от матери так же, как и упрямство - от отца, и порой он видел, что микс этих качеств мог сводить людей с ума в самом херовом смысле. — Интересно. Я помню, как она пыталась научить тебя рисовать, — от этого флешбека Мегуми засмеялся в голос. — Ты тогда изгваздал всю комнату и не смог отмыть краску с волос еще около недели. — Я был бы прекрасным творцом! — Тоджи наигранно обиделся, и печаль немного поутихла, но не ушла совсем. — Так что, значит, Сукуна, а? — Отец подергал бровями, заставляя скулы Мегуми снова заалеть. — Нет, это ничего не значит. Это случилось внезапно, я об этом совершенно не жалею, но не думаю, что оно к чему-то придет. — Ты не знаешь заранее, что случится, сынок. Мы с твоей мамой начали встречаться в старшей школе без конкретного плана, и то, к чему нас это привело, - ты. Поэтому не торопи события, но и не исключай того, что, возможно, произойдет, — Тоджи тяжело вздохнул и быстро взял себя в руки. Тема развода не была запретной для обсуждения, но Мегуми не нравилось видеть надлом в глазах отца каждый раз, как он поднимал этот вопрос, поэтому многого из того, что происходило между родителями в последнее время, Фушигуро до сих пор не знал. — Он не парень для отношений. Так же, как и я. О, и я уже провстречался семь месяцев с Юджи, и мне хватило с головой, — он знал, что снова драматизирует и преувеличивает ущерб, который нанесли ему отношения с Итадори, но из-за нарастающего раздражения от, снова поднятой отцом, темы он перестал мыслить здраво. — М, — Тоджи зажал сигарету губами и быстро подкурил, чтобы продолжить говорить, — если тебе интересно мое мнение, то тот мальчик… Юджи, да? Он был хорошим, но, как бы это сказать, — он мотнул ладонью в попытке подобрать слова. — Он был слабоват для тебя. Зная тебя и твой характер, с трудом верилось, что у вас с ним что-то будет в дальнейшем. — Зная меня и мой характер? А, ну, конечно, не делай из меня какого-то монстра, — Мегуми, безусловно, знал все свои дерьмовые стороны и порой приходил от себя самого в бешенство, но это не означало, что он не пытался становиться лучше. — Я знаю, что бываю невыносим. И мы расстались не потому, что кто-то был виноват. Мы просто закончили на этом. — Я не говорю, что ты невыносим. Да, у тебя есть некоторые моменты, что уж таить, но речь ведь не о том, чтобы ты менял себя для кого-то. Тебе нужен человек, который примет весь твой гундеж и станет гундеть вместе с тобой, а не будет тебя затыкать каждый раз. Вот, о чем я толкую. И Юджи не был этим человеком, — Тоджи подпер ладонью голову, и его лицо резко поменялось, словно он о чем-то вспомнил. — Я на днях говорил с твоим соседом, кстати. — С чего бы вдруг? — Пальцы на руках начали леденеть, и Мегуми засунул их в куртку, все-таки, меняя свое мнение на положительное насчет кучи слоев одежды, которые теперь, когда он остыл, сохраняли тепло внутри себя и не давали околеть. — Ему нужно было узнать, помогу ли я с починкой машины. У его дяди проблема с двигателем, нужно посмотреть, что с форсунками, — Тоджи обожал возиться с автомобилями. Сколько Мегуми себя помнил, столько и существовала мастерская, в которой отец работал механиком и которую лет пять назад выкупил, чтобы стать владельцем. — Я понятия не имею, что такое форсунки и зачем они нужны, но звучит сложно. Он сам тебе позвонил? — Фушигуро почувствовал зуд в груди из-за вопроса, потому как болтать с Сукуной ему действительно нравилось, но такого, чтобы говорить о Сукуне, в его жизни было мало, поэтому он хотел использовать каждый случай, который подвернется. — Да. Он мне написал, а я перезвонил, потому что мне было лень печатать, — Мегуми фыркнул и на секунду представил недовольное лицо Ремена, которое у него возникало всегда, как ему кто-то звонил. — Вы говорили обо мне? — Эгоизм и отсутствие знаний о машинах, чтобы поддержать разговор о каких-то там форсунках, сменили вектор беседы, и Мегуми чуть ли не дрожал от предвкушения. — Как ты думаешь, мы бы пришли с ним от обсуждения машин к тебе? — На прошлый день рождения, когда Фушигуро был на пике своего сексуального развития, что приводило его к частой смене партнеров, Сукуна подогнал ему ахуенно теплую толстовку с надписью «машина для секса», поэтому вопрос отца мог бы получить свой ответ, но Мегуми не был настолько бесстыдным. — Без понятия. Может, вы обсуждали, каким я бываю придурком, мало ли, — Тоджи сделал невпечатленное лицо, и у младшего Фушигуро появилась возможность, если отец захочет узнать, списать свой смех из-за воспоминаний о толстовке на то, как комично он выглядит. И, если уж речь об этом, то худи и вправду было пиздецки теплым и мягким, и, если бы не пошляцкая фраза, он бы не вылезал из него и за пределами комнаты. — Никто не считает тебя придурком, Мегуми. Откуда такая неуверенность в себе, — расслабляющая атмосфера, которая создавалась между ними, дала Фушигуро снова почувствовать, как его мозги становятся тяжелыми и вязкими из-за вчерашнего секса, травы, пива и трех часов сна. Хоть он был молодым и крепким, но все эти факторы, которые пришлись на один вечер, превратили его в слегка тормозящего и блаженного идиота. — То, насколько часто это мне говорит Сукуна, наталкивает на определенные выводы. Может, разберешься с ним, чтобы он меня не обзывал? — Мегуми увидел, как отец фыркнул себе под нос, улыбаясь той глупой наивности, заключенной в эту короткую фразу. — Думаю, ты сам осилишь себя защитить. И, если брать во внимание твою шею, которая выглядит, как место преступления, то, думаю, ты уже и так отлично с этим справляешься, — говорить открыто о всевозможных позах, фетишах и прочих составляющих секса, порой опошляя все просто до невозможности, с Сукуной было легко, но услышать от своего отца мягкий намек на что-либо, касающееся ебли, по ощущениям было, как съесть тарелку грязи. — Все, давай на этом закончим, — как и всегда, когда Мегуми становился растерянным и смущенным, он закрылся: как ментально, так и физически, наматывая на горло шарф, чтобы избежать дальнейших комментариев. — Я рад, что вижу перед собой довольного и расслабленного сына, чего, кстати, не видел давно. Поэтому не упускай возможность поддерживать в себе именно этот уровень счастья, — «счастье», как посчитал Мегуми, было слишком уж громким словом для того, как он на самом деле себя чувствовал, но какие-то его элементы все же присутствовали, поэтому он не стал исправлять Тоджи. — Я хочу поесть и выпить кофе. Ты идешь? — Мегуми разогнул спину, отряхивая рукава куртки от прилипших на нее кусочков краски с перил, и развернулся к дверям. — Однажды я выброшу эту дебильную банку. — Я ее найду и верну на место. Мне нравится та стабильность, которую она создает в этом доме, — ауч, это не было сказано с двойным подтекстом, но то, как это гнетуще прозвучало, развернуло Фушигуро на месте. — Как ты вообще себя чувствуешь? — Мегуми не ждал ответа, потому что знал, что скрытность, которая развивалась в нем с детства, была заимствована у отца, поэтому не особенно расстроился, когда Тоджи легко пожал плечами и прошел мимо, берясь за ручку. — Ты приготовишь пиццу? Я все ингредиенты купил.

***

Зайдя в комнату, не ощущая верхнюю часть лица от холода, Фушигуро почувствовал, как в нос резко ударил едкий запах средства для снятия лака, и, если бы он не поел пару часов назад удивительно вкусную пиццу, которую Тоджи чуть не сжег, неправильно настроив духовку, его бы точно затошнило. Сукуна сидел на стуле и, согнув одну ногу в колене и задрав ее на сидение, увлечено печатал в телефоне одной рукой, во второй держа ватный диск, от которого, Мегуми был уверен, и шло это «благоухание». Он был в больших наушниках, шум трека из которых доходил до ушей раздевающегося Фушигуро, и, разобрав быстрый ритм, он понял, что это было что-то из того агрессивного дерьма, что обычно слушал Ремен во время своих сеансов расслабления. Нельзя сказать, что Мегуми не нравилось то, что было в многочисленных плейлистах Сукуны на спотифае, - которые он создавал по настроению и «вайбу», и которые Фушигуро, он в этом никогда не признается ни одному живому существу, сохранил себе, когда вынюхал имя пользователя Ремена, под которым тот был зарегистрирован, - но некоторые песни из них были, по мнению Мегуми, просто скрипящим безобразием. На столе перед Сукуной стояла тарелка с нарезанным на ней яблоком, которое чуть не разбило лоб Фушигуро этим утром, и он про себя усмехнулся, подумав, насколько большими мудаками они были друг с другом, пытаясь избегать неловкости и недосказанности. Мегуми знал, что рано или поздно они придут к разговору об их состоявшемся сексе, попытаясь прояснить некоторые моменты, которые могли бы усложнить их совместное проживание, но пока, сытый и довольный, он не планировал становиться инициатором подобной беседы. Краем глаза, стягивая через голову водолазку, что служила его вторым слоем утеплительной системы сегодняшним днем, он увидел, как Сукуна нахмурил брови, когда почувствовал постороннее присутствие. — Ну и какого хера ты подкрадываешься? — Он оттянул один наушник в сторону, из-за чего звук уже сменившегося и более адекватного трека заполнял тишину комнаты. — Не хотел тебя тревожить, — Мегуми приподнял плечи, не зная, что еще сказать на этот выпад. — Я получу свой привет от твоего отца? — Сукуна спустил наушники на шею, не выключая музыку, и, повернувшись на своем стуле, уселся удобнее, закинув ногу на ногу треугольником. — И привет, и даже пару кусков пиццы, потому что я хороший и приятный человек, а еще лучший сосед из всех возможных, — Фушигуро раскрыл свой рюкзак и достал из него пластиковый контейнер с Бэтменом, который до сих пор, какого-то хера, хранился в их доме со времен младшей школы. И тот факт, что ему было совершенно не стыдно складывать еду для Сукуны именно в него, застал Мегуми врасплох, заставив его немного проанализировать себя, как человека. — Я польщен и удивлен. Нам нужно было потрахаться, чтобы ты начал мне приносить угощения? — Ремен быстро забрал контейнер из рук Фушигуро, как дикое животное, которому возле его норы человек оставил что-то съедобное и наблюдал издалека, что тот будет делать. — Где ты это взял? Ты ограбил маленького ребенка и забрал его школьный обед? Ну ты и подонок, Мегуми. — Я тебе больше скажу, я не то, что не украл это у какого-то бедного школьника, я это еще и сам приготовил. Поэтому будь благодарным, что тебе оказана честь съесть что-то, что вышло из-под моего шефского ножа, — Фушигуро почувствовал, как немного вспотел, пока скидывал с себя всю ту броню, что таскал на себе весь день, и облегчено выдохнул, топая по комнате в поисках своих домашних вещей. Ему иногда казалось, что Сукуна играл с ним в какие-то дурацкие игры, пряча его одежду в разных местах их жилища, потому что никак иначе он не мог объяснить то, что его шмотки никогда не лежали там, где он их оставлял. — Я мало того, что сейчас в полном ахуе от того, как ты, блять, без малейшего стеснения ходишь передо мной голый, так еще и в шоке с того факта, что ты умеешь готовить, — Мегуми фыркнул, отмахиваясь рукой, и, откинув свою подушку в сторону, обнаружил свои вещи, неаккуратным ворохом лежащие под ней, хотя, он может поклясться, сегодня утром он собственноручно вешал их на свой стул. — Я, вообще-то, до сих пор не снял цепочку и кольца, поэтому термин «голый» не подходит под эту ситуацию, — Фушигуро, будучи совершенно бесстыдным по части своего тела, стартуя с момента, как начал над ним работать, не видел никакой проблемы, чтобы спокойно переодеваться, не чувствуя при этом никакой неловкости. Это был далеко не первый случай, когда Сукуна не по своей воле становился свидетелем наглости своего соседа, но все предыдущие разы он игнорировал такие выпады, молча отворачиваясь спиной, как только Фушигуро снимал кофту, пока Мегуми не закончит свой цирковой номер. — Ой, прости, пожалуйста. Может, тебя еще нарисовать, как одну из тех французских женщин? — Звук открывающейся крышки и последующее за ней намеренное чавканье Ремена, свидетельствовали о том, что Сукуна все же решил переключить свое внимание с разглядывания задницы Мегуми на удовлетворение другого своего органа чувств. — И как оно? — Фушигуро натянул мягкие штаны, приготовленные для себя еще утром, так как шорты, которые он только недавно надел, пришлось кинуть в стирку после того, как вчера, сняв презерватив, он обтирал ими свой испачканный в своей же конче член. — Отвратительно, — слова Ремена противоречили почти что доеденному куску пиццы, и Мегуми решил немного повыделываться, чтобы вытащить из него слова благодарности. — Тогда давай это сюда, — он быстро сократил расстояние между ними и, думая, что легко выхватит контейнер из рук, столкнулся с мертвой хваткой и невпечатленным взглядом Сукуны, наконец-то, переставшим так громко чавкать, когда понял, что Мегуми никак на это не реагирует. — Ты сказал, что это отвратительно. Давай я заберу удар на себя. — Я разобью твое симпатичное лицо, если ты еще раз дернешь эту коробку из моих рук, — он ухмыльнулся, глядя прямо в глаза, а потом медленно прошелся взглядом по всему торсу, доходя до пояса штанов, и вернулся обратно, не переставая жевать. — Ты планируешь сегодня избавить меня от вида твоей оголенной кожи? — Если у тебя нет предложений, в которых мне не понадобится одежда, то я иду одеваться прямо сейчас, — у Ремена в глазах было то же веселье, что и утром, когда он атаковал сонного Мегуми, и Фушигуро не был уверен, к чему это все их приведет. — У меня нет таких предложений. А у тебя? — Старое, доброе перекладывание ответственности за принятие решения на другого в том, что не в силах озвучить сам. Хотя, Мегуми не сказал бы, что Сукуна когда-либо стеснялся требовать то, что ему было нужно, потому, видимо, в данный момент, все еще находясь в паре сантиметров друг от друга, они начинали игру «кто первый скажет, что хочет трахаться, тот лох». И Фушигуро не то чтобы очень сильно хотел выйти победителем. — Я бы хотел вернуть тебе должок за вчерашнее, — Мегуми опустил взгляд на губы, наблюдая, как Сукуна, даже когда разговор зашел о возможном сексе, медленно пережевывал пиццу, постукивая пальцами по столу. — Какой именно? Ты где-то купил траву и хочешь мне отдать то, что вчера бессовестно выдул? — он склонил голову набок, пытаясь словить глазами глаза Фушигуро. — Минет, — слова давались легко, и Мегуми не совсем понимал, что именно придавало ему силы говорить: факт того, что они уже занялись один раз сексом, поэтому начинать второй было проще, или же зудящий интерес от того, как далеко они могут зайти в обмене любезностями. — Договорились. Только руки вытру, — он начал подниматься со стула, отгоняя Фушигуро в сторону, чтобы не загораживал путь к шкафу с салфетками. — Ты прямо сейчас хочешь это сделать? — Нет, когда ты уже ляжешь спать, — Мегуми следил за движениями Сукуны, пытающегося одной чистой рукой откопать бумажные платки в куче всякого хлама, который они оба копили годами, уверенные в том, что все из этого дерьма рано или поздно понадобится. — Мне такое не нравится. Сон есть сон, в нем нет места сексу, — выбросив на пол коробку, ни разу не пригодившихся, гвоздей и упаковку фольги, которую они дважды использовали для курева, он извлек салфетки и, не убрав ничего из выпавшего на место, подошел к столу и уперся в него поясницей. — Ты можешь приступать. — Фу, я себя чувствую проституткой, — Мегуми, хоть и выебывался, но не стал надолго затягивать то, что вызывало у него чрезмерное слюноотделение еще с того самого момента, как он задумал это. А случилось это, когда он нарезал все ингредиенты для пиццы, летая в облаках, чтобы не слушать идиотское шоу, которым занял себя Тоджи, когда Фушигуро выгнал его из кухни после разбитой банки оливок. — Тогда уж волонтером, потому что ни копейки я тебе не собираюсь за это платить, — Сукуна хотел сесть обратно на стул, но Мегуми опередил его и легко опустился на колени, удерживая Ремена на месте. — Даже так. Ладно, — он расслабил ноги, ставя их шире, и зажал кнопку на наушниках, чтобы выключить. — Обойдемся сегодня без подсветки? Может, все-таки, зажжем свечи? Фушигуро лязгнул его по ляжке открытой ладонью, но все равно не смог сдержать улыбку: — Ты вчера был не такой разговорчивый. — Вчера я боялся, что ты в любой момент умрешь, поэтому оставался начеку. Не хотелось бы оказаться в тюрьме, потому что твой, одержимый тобой, сосед откинул коньки во время того, как ему отсасывают. — Я не одержим тобой, — Мегуми потянул штаны Ремена вниз и оказался приятно удивлен, почти полностью вставшим, членом. — Когда ты успел возбудиться? — Пока ел твою отвратительную пиццу. — Он закатил глаза, упираясь руками в стол. — Мне двадцать один, Мегуми, для меня не проблема сделать свой член твердым. Вместо ответа, который Фушигуро все равно не придумал, он обхватил толстый член Сукуны своими пальцами, проводя несколько раз от головки к основанию. Еще вчера, смотря на него с тихим восхищением, Мегуми думал о том, как он будет ощущаться на языке, и сможет ли он взять его полностью в рот, потому как слишком приветливой глоткой он никогда не отличался, начиная давиться, как только чувствовал головку на задней стенке горла. — Ты сломался? — Фушигуро не заметил, как перестал водить рукой, пока обдумывал способы, как бы лучше обслужить Ремена так, чтобы доставить ему удовольствие, но не задохнуться, пытаясь принять его весь. — Я не уверен, что смогу полностью засунуть это себе в рот, — Сукуна даже не стал ехидничать и вполне спокойно относя к сказанному, очень внимательно рассматривая лицо Мегуми. — Начни с малого. Я не идиот и не буду заставлять тебя делать то, что тебе не нравится, — Фушигуро невнятно кивнул головой и глубоко вдохнул, чтобы настроить себя на то, что сам же и затеял. — Скажи, если что-то пойдет не так, — волнение взялось из ниоткуда, но Сукуна, не дав погрязнуть в тинистое болото мыслей, взял Мегуми за затылок и легко надавил, приближая лицо к своему паху. — Я тебе лучше помогу, если что-то пойдет не так, а поболтать мы всегда успеем, — Фушигуро снова кивнул и уставился на член, словно впервые видел такое явление природы. То ли то, что это был Сукуна, то ли его размер, с которым Мегуми еще не сталкивался лицом к лицу, но что-то из этого вселяло в него липкий страх, что он облажается. — Я начну, — Фушигуро был благодарен за отсутствие издевок в настоящий момент, хоть и понимал, что не избежит этого в будущем. Но то, что Сукуна молча наблюдал за ним, смотря, как он настраивается на нужную волну, слегка успокаивало и придавало уверенности. Первый раз он сделал минет парню, когда ему было семнадцать, и то, что почти целый год, который прошел с потери девственности, он не доходил до того, чтобы взять чей-то член себе в рот, удивляло теперешнего Мегуми настолько сильно, что он иногда прокручивал этот факт в голове, чтобы найти причину откладывания такого занимательного мероприятия как можно дольше. Тогда еще, находясь в комнате случайного парня, который был достаточно приятным для осуществления, задуманного Мегуми заранее, плана по проверке своего рта на прочность, он открыл для себя удивительные возможности. Ему понравилось чувствовать растяжение губ в процессе, понравилась ноющая боль в челюсти после, понравилось, что с каждым погружением он входил в транс, размеренно покачивая головой, понравилось исследовать свой потенциал, который раскрывался равно пропорционально приобретаемому чувству воодушевления, понравился даже слегка горький вкус спермы на языке. Поэтому, суммируя все эти факторы, которые были выявлены после подробного анализа своих ощущений, пока он ехал домой в пустом вечернем автобусе, Мегуми пришел к выводу, что не планирует прекращать дальнейшее ознакомление с предложенным видом секса. И вот он здесь: стоял на ноющих коленях перед своим соседом по комнате и аккуратно, чтобы все не испортить, широким языком облизывал его красивый, ровный член по всей длине, большими пальцами обеих рук оглаживая выпирающие тазовые кости. — Ты весь дрожишь, — Сукуна, будучи почти что самым точным описанием термина «мудак» из всех известных Фушигуро людей, не пытался ускорить процесс намеренно, как это часто бывало с другими парнями, которые с первого взгляда казались вполне себе адекватными ребятами, но, как только дело доходило до секса, оказывались настоящими долбоебами. — Тебе холодно? Он развернулся лицом куда-то себе за спину и протянул в это пространство руку, возвращая ее назад уже с чашкой. — Ты собрался устроить ебаное чаепитие сейчас, Сукуна? — Фушигуро был в секунде от того, чтобы забить хер на все происходящее и развернуться уйти спать, но Ремен, быстро отпив и облизнув губы, покачал головой, и у него даже хватило совести выглядеть немного виноватым. — Извини, — он склонил голову к плечу и растопыренными пальцами зачесал волосы Мегуми назад, избавляя того от нервирующих прядей, что лезли в глаза. — Ты очень симпатичный, Мегуми. На тебя приятно смотреть. Комплимент подействовал правильно, возвращая внимание Фушигуро обратно с раздражительности из-за дебильного чая к, блестящему от его слюны, члену Сукуны. В нем наблюдалась еле заметная дрожь, и, обхватив рукой для большего удобства, Мегуми сомкнул вокруг головки свой рот. И, ощутив привычный вес и фактуру на своем языке, он, наконец-то, расслабился. Все, что происходило дальше, было ему знакомо и понятно, он проходил это множество раз, и этот случай не был чем-то, что могло бы выбиться из привычного процесса и не входить в компетентность Фушигуро, поэтому спустя несколько минут он пристрастился и начал получать удовольствие. Член легко проталкивался почти на две третих в его мягкий и теплый рот, язык плавно изучал проступающие вены, головка правильно двигалась по небу и внутренним сторонам щек, пальцы левой руки немного помогали, надрачивая, оставшуюся снаружи, длину в такт покачиваниям. И в момент, когда Сукуна снова коснулся его непослушных волос, задышав громче обычного, Мегуми вошел в излюбленное состояние транса, чувствуя легкое головокружение. Он отпустил себя полностью, позволяя своему телу делать то, что требуется, слушая, как сдавленные, тихие стоны Сукуны долетают до его ушей. Мегуми был уверен в том, что делает; он знал, что еще ни один парень не уходил недовольным после него, поэтому страх растворился внутри, пропуская на свое место ощущение той стабильности, которая присутствовала каждый раз, как Фушигуро занимался привычными вещами, зная, что он в этом хорош. Приятный звук, что неожиданно издал Сукуна, заставил Мегуми немного притормозить и открыть глаза. Темная дымка из-за беспамятства, в которое впал Фушигуро, постепенно рассеивалась, давая возможность видеть. Ремен смотрел вниз, прямо на него, и Фушигуро знал, что все то возникшее самодовольство отразилось в его темно-синих глазах. Сукуна медленно выпустил весь воздух из легких и взялся ладонью под нижней челюстью Мегуми, останавливая покачивания головы. — Расслабь рот, — Фушигуро уже на этом этапе готов был сгореть от всего того жара, что плавил его мозги, но у Сукуны абсолютно точно не было в планах останавливаться. Одной рукой он держал Мегуми, вдавливаясь пальцами в скулы, чтобы оставлять его рот распахнутым, а второй небрежно надрачивал себе, выжидая момент, когда взгляд Фушигуро станет совершенно стеклянным и не подающим признаки рационального мышления. — Постарайся дышать только носом. Ремен последний раз слабо провел по всей длине и большим пальцем надавил на член по середине, опуская его вниз, и Фушигуро снова почувствовал гладкую головку на своем языке, как только Сукуна поддался бедрами вперед. — Твой рот недостаточно мокрый, — Ремен неторопливо водил своим членом по мягким губам Фушигуро, периодически погружаясь внутрь лишь на треть. Из-за того, что Мегуми слабо понимал слова Сукуны и не послушал его, дыша все это время ртом, естественная влага на внутренних стенках щек успела высохнуть. — Высунь язык. Фушигуро не совсем разбирал, что происходит вокруг, находясь на грани обморока, наблюдая, как Сукуна, обхватив свой член ладонью, возвышается над ним, как ебаное божество. Хоть Мегуми и не был сторонником отсосов, стоя на коленях, отдавая предпочтение более удобным способам, но сейчас он чувствовал себя так пиздецки правильно, сидя у ног Ремена, с каждой секундой теряя конект с внешним миром. — Высунь язык, — он получил несильный шлепок по щеке и только сейчас услышал просьбу. — Вот так, да, — Сукуна, наклонившись прямо к лицу Мегуми, тонкой ниткой дал своей слюне медленно стечь в широко открытый рот, впавшего в ступор, Фушигуро. — Ты очень красиво смотришься. Мегуми не мог представить, как он выглядит в глазах Ремена, но то, что он чувствовал себя, словно находясь под кайфом, было абсолютной правдой. — Не забывай дышать, — Сукуна спокойно покачивал бедрами вперед, и Мегуми, немного прийдя в себя и имея дикое желание непосредственно участвовать в процессе, попытался двинуться ему навстречу, но рука, обхватывающая его челюсть, удерживала его на месте так, будто Фушигуро был блядским псом на поводке. — Просто расслабься полностью и принимай то, что я даю. Мегуми не позволял себе сомкнуть глаза ни на секунду, впитывая каждое изменение в лице Сукуны, который приятно покраснел, бессознательно держа рот приоткрытым. Между ними, смотрящими другу другу, казалось, в самую глубь души, нарастало такое ахуенно сильное сцепление, что Фушигуро чувствовал, как часть его мозгов готова вытечь наружу. — Я близко, — Ремен нахмурил брови, словно ему было больно, и шире открыл рот, совершенно точно не дыша. Мегуми ничего не мог ему ответить из-за члена, все глубже толкающегося внутрь, но, даже если бы у него была возможность сказать хоть что-то, он бы просто заскулил. Фушигуро ощущал влагу на челюсти, которую создавала бесконтрольно стекающая по нижней губе слюна, но не мог пошевелиться, чтобы вытереть все это безобразие, пока Сукуна трахал его рот. Его зрачки были такими ахуенно большими и безумными, отражая всю ту дикость, все это время являющуюся естественной частью сущности Ремена, что Мегуми не мог перестать смотреть в ответ. Он чувствовал, как увеличивается тяжесть на языке, и видел, как с каждым толчком Сукуна теряет контроль, поэтому опустил руку на свой пульсирующий в штанах член, и, сжав его, облегчил ноющую боль. — Я.., — на лице Ремена читалась паника, и Мегуми ускорил движение рукой на своем хере, размышляя о том, что растерявшийся и стонущий Сукуна выглядит, как самое лучшее порно, которое Фушигуро только встречал в своей жизни. Эти мысли, помогающие ему усилить и без того ебейшее возбуждение, смешались между собой, как только Мегуми почувствовал вкус привычной горечи и увидел, крепко сомкнувшего глаза, кончающего Сукуну. Фушигуро был потным, его челюсть онемела и ныла тупой болью на стыке с ухом, колени практически не ощущались, вся нижняя часть лица была перепачкана слюной, которая начала противно подсыхать, но ничего из этого не смогло испортить ему его собственный оргазм, который мокрым пятном растекся на домашних спортивках. — Да блять, — Мегуми прошептал это в пустоту перед собой, думая о том, сколько еще вещей ему предстоит в дальнейшем отстирывать от своей кончи, если они так продолжат. — Будешь чай? — Сукуна не выглядел, как человек, настроенный сейчас пропустить по чашечке чая, но он старался делать вид, что совладает с собой намного лучше, чем это было на самом деле. — Ага, — Мегуми, уперевшись руками в стол по обеим сторонам от бедер Ремена, с трудом поднялся на ноги, поравнявшись лицом с Сукуной. Фушигуро был на два сантиметра выше своего соседа, что удовлетворяло его гаденькую часть души, но, стоя с ним нос к носу, это совершенно не ощущалось. — Я буду черный без сахара. — Я знаю. Но все равно в который раз напомню, что пить чай без сахара - варварство, — бурлящая в глубине его карих глаз похоть постепенно отступала вглубь, и Сукуна снова начал выглядеть, как высокомерный мудак. — Так, подожди, — Мегуми был уверен, что выглядит, как шокированный идиот. — У тебя цвет радужки в правом глазу наполовину зеленый. — Ого, я и не знал, — Сукуна улыбнулся той своей улыбкой, которая всегда была при нем, когда он слышал какую-то чушь. — Это всегда так было? — Мозги Фушигуро работали чудовищно плохо, все еще не отделавшись от оргазма. — Нет, я по ночам превращаюсь в кота. — Ремен недовольно поджал губы и закатил глаза. — Блять, ну, конечно, всегда. Гетерохромия у людей обычно развивается еще в утробе матери. А ты просто невнимательный болван. — О, хоть что-то у тебя есть от гетеро. Тогда логичнее сказать, что у тебя гомохромия, — порой Мегуми был действительно придурком. Сукуна не сразу осмыслил ту глупость, что вывалилась изо рта Фушигуро, но, как только осознание отразилось в его глазах, он, закинув голову назад, громко и от всей души засмеялся. — Какой же ты идиот. — Поцелуемся? — Мегуми очень нравилось видеть, как его слова подействовали на Ремена, поэтому он не отводил глаз от, все еще смеющегося, Сукуны, стараясь взять от момента все. — Если я захочу узнать, какая моя сперма на вкус, то обязательно к тебе обращусь, — он покачал головой и, поднося руку к голове Мегуми, убрал несколько прядей с лица. — Так что, черный без сахара? — Да, черный без сахара, — все-таки, их динамика после секса была достаточно своеобразной, но от этого менее привлекательной она не становилась. — Сперма, кстати, горькая. — Ага, держи в курсе. И переодень штанишки, Мегуми.