roommates: relationship psychology

Самым прекрасным временем дня Фушигуро всегда считал первые пару десятков секунд после пробуждения. Мгновение, когда мозг в силу своей пониженной работоспособности еще не приступил к бесконечному обдумыванию разного дерьма, которое Мегуми за свой короткий век успел в него вкинуть. Как сказал однажды Сукуна, делая свой голос комично серьезным: — Дружище, это руминация . Такое нужно прорабатывать, — впервые услышав историю о том, как Фушигуро неделями прокручивает одну и ту же навязчивую мысль, так ее и не доводя к логической развязке. Причем, мысль была до ужаса глупой, но она настолько глубоко засела в голову к Мегуми, что, когда в очередной раз он себя словил на том, что снова ее обдумывает, в буквальном смысле слова завыл. — У тебя все в порядке с головой? — спросил сидящий за ноутбуком Сукуна, раздраженно переводя взгляд от монитора на истерящего Мегуми. — Я опять думаю о том ебаном разговоре с Юджи, — как бы не хотелось снова влезать в это дерьмо с его недавно закончившимися семимесячными отношениями, Мегуми просто физически не мог переключить себя на что-то другое. — Мегуми, то, что ты думаешь о человеке, с которым, каким-то чудом, провстречался больше полугода, абсолютно нормально. Дай себе время, и оно само утихнет, — Ремен вздохнул с такой силой, словно ему на грудь упала тяжеленная бетонная плита и он лишь чудом выжил. Его можно было понять: за последние две недели, пока Фушигуро бессознательно корчил из себя мученика, он успел наслушаться об Итадори Юджи достаточно, чтобы самому его слегка возненавидеть. — Я не думаю о Юджи. Я думаю только об одном разговоре, — Мегуми не посвящал Сукуну в мелочи их расставания и предпочел бы сам о них забыть, потому что так странно он себя никогда и не ощущал. В тот день, когда они, казалось бы, уже поставили точку в их отношениях, вечером Юджи позвонил ему и попросил выслушать, не перебивая. Фушигуро не смог отказать ему в такой маленькой просьбе, без задней мысли начиная слушать то, что в итоге привело его к нескончаемому процессу рефлексии. — Хэй, братан, привет. Ток не перебивай, лады? Хотел тебе кое-че сказать, а то мы так быстро разбежались сегодня днем, что я даже не сразу понял, че вообще произошло. В общем, короче, ты был хорошим парнем, реально, но то, как резко ты решил все закончить, меня, блин,.. ну, выбило из колеи. Я думал, что у нас все по кайфу, а, оказалось, вообще не, — Итадори, сколько его знал Фушигуро, всегда говорил быстро, и порой его приходилось притормаживать, чтобы весь рассказ в какой-то момент не начал сливаться в один большой комок вязкой каши. Но Мегуми, слушая его в тот момент и слыша, насколько его слова были далеки от искренности, не стал упрощать жизнь Юджи. Потому что не хотел и потому, что совсем слегка был упертым и гордым ослом. — Я, блин, не привык говорить о таком, потому что, ну, знаешь, мы же никогда с тобой не занимались такими приколами, типа, обсуждения своих эмоций. Хрен знает, че еще сказать. Я, типа, расстроен, потому что не думал, что все так быстро закончится, но, наверное, оно и к лучшему. Без обид ток, но я последнее время вообще плохо тебя понимал, потому что ты, блин, будто все время думал о чем-то своем, а мне не нравилось играть в эти загадки, — «потому что у тебя не хватало мозгов»: будь у Фушигуро хотя бы треть той бесконтрольной язвительности, что помогала ему выживать первые пятнадцать лет его жизни, он бы, даже не сомневаясь, озвучил свои мысли. — И, короче, мне, хоть и обидно, что ты меня, по факту, кинул, но зато теперь мне не придется ломать голову из-за тебя. Короче, разберись в себе, потому что, реально, чел, с тобой иногда так сложно было, блин, нормально общаться, что у меня складывалось впечатление, что я на каком-то тупом экзамене нахожусь. Без обид ток, окей? Лады, мне пора бежать. Надеюсь, мы иногда сможем списываться. Таковы были последние слова Итадори, после которых Мегуми, услышав гудки, в ту же сраную секунду отправил его в черный список. Фушигуро не часто любил хвалить себя за какие-либо поступки, часто преуменьшая или обесценивая их. Он рос со стойким убеждением, что все, что бы он ни делал, рано или поздно будет иметь свои последствия и, в той или иной мере, влиять на его дальнейшее существование. Еще в подростковом возрасте он для себя решил, что абсолютно точно не верит в судьбу и в то, что какие-то несуществующие, эфемерные вещи могут воздействовать на его жизнь, поэтому научился брать ответственность за свои выходки на себя, а не скидывать все на случайность. Поэтому, добавив Юджи в черный список везде, где только можно было, он готов был к тому, что через какое-то время, когда чувство злости поутихнет, ему захочется разблокировать Итадори и самому ему написать. Но шли дни, от злости не осталось даже пятой части, а Мегуми все еще продолжал восхищаться тем человеком, который придумал такую удобную функцию, как блок нежелательных контактов. Фушигуро не мог сказать точно, что именно в словах Юджи его задело больше: то, что он, в принципе, решил это вывалить на Мегуми, или же сама их суть. А, точнее, то, что после них он чувствовал только злость, обращенную на Итадори, а никак не вину, которую тот намеренно попытался ему навязать. — Можно я тебе кое-что расскажу и после попрошу совета со стороны? — Фушигуро был в отчаянии, ему как можно скорее нужно было избавиться от этого идиотского чувства неизвестности. — Я принимаю оплату наличкой и картой. Как тебе будет удобнее? — Сукуна полностью развернулся корпусом к Мегуми, ожидая его дальнейших слов. — Мне нужен совет соседа по комнате, а не претенциозного психолога, — Фушигуро сдерживался, чтобы не закатить глаза, потому что был уверен, что если он себе это позволит, то Ремен точно не станет с ним разговаривать. — Ну, раз так, то, конечно, дружище, — Сукуна расслабился в своем кресле и, сложив руки на животе, сполз немного вниз, лениво разваливаясь перед Мегуми. — Вперед, чемпион. — В общем. Ты знаешь, что две недели назад я расстался с Юджи, — Мегуми увидел, как Ремен - словно он так катастрофически устал от всего происходящего - на мгновение прикрыл глаза, пытаясь совладать со своими эмоциями и не дать им пробиться наружу, как только имя Итадори застыло в тишине комнаты. Ему даже удалось удержаться от недовольного закатывания глаз, и Фушигуро посчитал, что это успех. — И, короче, он мне позвонил вечером в тот день, как мы расстались, и сказал, что ему жаль и все дела, и вообще он даже немного рад, что мы разбежались, потому что я невыносимый, и ему так будет проще. — Ого, мне так жаль, чувааак. Как ты вообще держишься после такого? — Сукуне, который по щелчку пальца «перевоплотился» в обычного соседа, откинув с себя все то высокомерие, что существовало в нем, следовало пойти на кафедру актерского искусства, а не отсиживаться на психологическом, растрачивая свой великолепный талант. — Это не все. И я уже вторую неделю не могу выкинуть эти слова из головы. Точнее, то, что они меня совершенно не задели. Короче, блять, как бы это сформулировать, — Мегуми решил не обращать внимания на придурочное поведение Ремена, который пытался изображать интерес и вовлеченность, слишком часто кивая головой и театрально открывая рот, делая вид, что он шокирован услышанным. — Я злился на него сначала, потому что думал, что я обижен, а потом, когда время прошло, я понял, что меня вообще не ебет то, что он сказал. — Прям как и Итадори, — Ремен, подняв слегка брови вверх, смотрел на Фушигуро так, словно ждет реакции. — Что, как и Итадори? — Мегуми озадачено нахмурился, пытаясь сложить два плюс два и найти ответ. Лицо Сукуны в мгновение стало непроницаемым, словно восковая маска из-за того, что ему пришлось объяснять свою шутку: — Не ебет тебя. — Боже, я не верю, блять, в то, что ты реально сейчас это сказал, — каламбур вызвал легкое отвращение к самому себе от, возникшей парой минут ранее, идеи вовлечь в свои страдания этого придурка. — Да ладно, чел, не парься. Всегда можно перекинуть ответственность за свои действия на другого человека. Сделай Юджи виноватым во всем и живи дальше, — Сукуна поднял два больших пальца вверх, натянуто и слишком широко улыбнувшись. У Мегуми появился горький привкус во рту из-за того, насколько Ремен, ведя себя, как полнейший кретин, на секунду стал похож на Итадори. — Так, хватит. Забудь все, что я сказал только что. Я больше никогда в жизни не обращусь к тебе за советом. — Мегуми, если бы ты не обратился ко мне за советом в свое время, то до сих пор бы стирал все свои вещи вместе, используя только кондиционер, а потом бы удивлялся, почему они остаются грязными, еще и другого цвета. Поэтому не драматизируй. — Сукуна, наконец-то, перестал играть в доброго соседа идиота, и Мегуми облегченно выдохнул, избавляясь от фантомного присутствия Юджи перед собой. — Ты будешь должен мне пачку офисной бумаги, дезодорант, флакон я тебе покажу, и пак пива. Такова моя скидка для тебя, как для любимого соседа. — И ты дашь мне совет, что делать? — Нет. — Зачем тогда мне все это покупать? Или ты думаешь, что я, блять, хозяйственный магазин рандомной херни, и у меня все это валяется в запасе? — Я не дам тебе совет. Я просто попытаюсь сделать понятнее для тебя кое-какие вещи, — Сукуна, просто являясь самим собой, умел одним своим видом заставлять людей верить в то, что он говорит. И даже, сидя в своей дебильной футболке с огромной надписью «нахуй копов и закон», которую он купил на второй день, как Мегуми въехал в их комнату и рассказал, что будет обучаться юриспруденции - и которую носил ахуенно часто, выражая свой тихий протест против специальности Фушигуро - он все еще, каким-то чудом, казался человеком, к которому можно было обратиться за помощью. — Идет, — Мегуми не отпускал легкий привкус наеба, но он знал, что сам все это затеял, поэтому, если уж Сукуна и сделает его ситуацию только хуже, он должен был понимать это с самого начала. — Во-первых, я больше, чем уверен, что те слова, которые, якобы, сказал тебе Юджи, очень мало соотносятся с реальностью, потому что ты их перекрутил в силу своего восприятия. Опережая твои вопросы, да, это нормально, все люди так делают. И, я посмею предположить, что в дословном разговоре Юджи не называл тебя невыносимым, но это именно то, что ты услышал, — Ремен замолчал, и Фушигуро понял, что ему нужно что-то на это ответить. — Скорее всего. Я не помню дословно, что он говорил, потому что перестал вникать, как только он назвал меня братаном, — Мегуми тяжело вздохнул и понял, что не осилит сейчас посмотреть в глаза Сукуне из-за нарастающей неловкости, которая возникла, как только Ремен использовал свою проницательность и, начав свой «разбор», уже успел уличить Фушигуро в искажении фактов. — Во-вторых, ты сказал, что думал, что обижен на слова Юджи, и что они тебя задели, но через какое-то время к тебе пришло осознание, что ты ничего толком и не почувствовал в тот момент. Верно? — Как для человека, который в начале их разговора делал вид, что совершенно не слушает Мегуми, увлеченно играясь кольцами на своих пальцах, Сукуна отлично справлялся с анализом ситуации. — Да, я словно по привычке разозлился. Знаешь, когда ударяешься кончиком локтя и ждешь пиздецкой боли, но она не наступает, потому что нерв не был задет. — Именно. Ты бессознательно обиделся на Итадори, потому что так принято - обижаться на своих бывших и первое время ходить, как унылое дерьмо. И могу тебе с уверенностью сказать, что ты выполнил оба пункта на высший балл. — Эй! Ты со своими клиентами тоже так разговариваешь? — Ремен своими словами понемногу остужал всю ту, скопившуюся за две недели, безнадегу, что изнутри царапала Фушигуро. Поэтапно повторяя вслух рассказ Мегуми, Сукуна дал возможность посмотреть на ситуацию со стороны, и, честно говоря, то, что вырисовывалось, было полнейшей хуйней. — Нет. Но и работаю я с ними за деньги, а не за всякую чепуху, — ну, стоит признать, это было справедливо. Мегуми и не хотел подробного психологического анализа его случая, но потрепаться о своих проблемах с человеком, который на теме копания в голове зарабатывал нехилые суммы, ему было необходимо. — И что дальше? Если я уже походил, как ты сказал, как унылое дерьмо, то когда ко мне вернется душевное спокойствие? — Ты такой драматичный, Мегуми. Большинство людей свое душевное спокойствие ищут всю жизнь и тратят на это дохуище сил, а ты хочешь, чтобы за этот десятиминутный разговор я объяснил тебе, как жить. В общем, скажу то, что я вижу со стороны, окей? — Как сосед или как психолог? — Ближе к соседу, но я не буду вести себя, как придурок. Короче, ты потратил много времени на эти отношения, и вот они внезапно закончились, потому что ты для себя не мог найти причины для их продолжения. Закончив их и осознав, что ты остался один, ты не почувствовал страх и сожаление, которые обычно происходят, когда теряешь что-то ценное и значимое. Взамен на это внутри тебя вспыхнула злость из-за того, что Юджи тоже признал, что ваши отношения не были приемлемыми, и что он тоже не видит смысла их продолжать. Так же злость возникла, потому что он не пришел к тебе извиняться и пытаться вернуть назад. Ведь, если бы он это сделал, ты бы почувствовал себя более значимым. Но, когда Итадори не стал этого делать и поступил с тобой ровно так же, как ты поступил с ним, ты сначала разозлился, а потом перегорел, потому что после злости не образовалось никакой другой эмоциональной реакции. Ты впал в апатию, затеяв игру, в которую сам же и проиграл, так как правил, которые бы помогли тебе одержать победу, заранее не придумал. Ну, и ты совсем немного жалеешь, что так долго встречался с человеком, который после себя в твоей голове ничего не оставил. — Ты точно какой-то шарлатан, Сукуна. Как люди вообще к тебе ходят? — Ремен легко рассмеялся на это и пожал плечами. Сукуна, стоит признаться откровенно, с превосходной точностью описал все то, что ощущал Мегуми все это время, но из-за жалости к себе не мог облачить в слова и расставить все по своим местам. — Они ходят на сеансы психотерапии, а не обращаются за сомнительными советами по отношениям к своим соседям по комнате. — Мне не нужны советы по отношениям, которые уже закончились. Я хочу понять, почему ничего не чувствую по поводу расставания. — Ты был влюблен в Юджи? — Было видно, как стремительно Сукуна начал утомляться от их разговора, снова начиная крутить кольцо на большом пальце. — Наверное, да, — Мегуми, честно, не знал точно. Они с Юджи были вместе все это время, потому что так было удобно обоим, поэтому сейчас, пытаясь найти в глубине своей души то, что он чувствовал к Итадори, он ощущал только пустоту. — Или нет? — Это прозвучало, как вопрос, хоть Фушигуро и понимал, что Ремен не ответит на него. Сукуна в очередной раз тяжело вздохнул, подпирая ладонью свою голову. — Может, тебе нужно обратиться к тарологу? Ну, там, раскинуть на картах, что да как. — Он выглядел таким серьезным, что Фушигуро спустя несколько десятков секунд гнетущей тишины практически поверил в эффективность предложенного метода и даже начал думать о том, где можно найти человека, который сделает ему расклад. — Ты думаешь, это поможет? — Сукуна начал ерзать в кресле, и Мегуми не сразу понял, что тот пытается сдержать себя, чтобы не засмеяться. — Ну ты и мудень, блять. — Всегда рад помочь бедным и нуждающимся, — на этих словах он развернулся обратно к своему ноутбуку, тихо смеясь, очевидно, в очередной раз почувствовав себя ахуенным приколистом. — Ну, а вообще, если ты не можешь себе ответить на вопрос, были ли у тебя чувства к этому громкому мальчику, то ваши отношения закончились естественно. Как хвост, который отпал у людей во время эволюции, потому что он стал им не нужен. Реально, Мегуми, дай себе время. Прошло только сраных две недели, дружище. Через пару месяцев ты уже и не вспомнишь, как гадко тебе было сейчас. И в тот момент Фушигуро, все еще находясь на пике своих душевных терзаний на тему отношений, которых, в принципе, не должно было существовать, даже не мог себе представить, что через два месяца, как и сказал Ремен, он не будет даже мельком думать о своем бывшем парне, потому как проснется от знакомого животворящего запаха бергамота, и, словно скоростной поезд, его стукнет осознание: вчера вечером они с Сукуной занимались сексом. Даже не так. Они не просто занимались сексом: они весь вечер проговорили, накурились, Фушигуро успел словить паническую атаку, а потом Ремен позволил ему трахнуть себя. Да, это именно то, ради чего было пиздецки приятно просыпаться. Возвращаясь к теме ответственности за свои поступки, Мегуми, все еще лежа с закрытыми глазами, хотел похвалить себя за каждый, который в итоге привел его к просто ахуительному траху со своим соседом по комнате. Сонный мозг услужливо подкидывал Фушигуро все самые любопытные моменты прошлой ночи, и, если кому-то покажется, что он чувствовал себя по этому поводу чересчур самодовольно, то… да, так оно и было. Легкое опьянение, оставшееся в его теле от того количества разного дерьма, что он употребил вчера, мягко отсрочило зубодробящее похмелье, которое, вероятно, настигнет его немного позже: скорее всего, тогда, когда он решит пойти в душ и, стоя над раковиной с щеткой во рту, тошнотворное головокружение и давящее чувство внутри желудка обрушится с исключительной точностью. Но а пока, медленно открывая глаза и наводя фокус, он чувствовал себя поцелованным богом. — Шесть утра, — Фушигуро произнес это машинально, смотря на экран своего мобильника, который откопал под подушкой. — Не знал, что ты подрабатываешь озвучкой часов, — Сукуна лениво копался в своем шкафу и немного дернулся от неожиданности, когда услышал тихий голос сонного Мегуми. — Куда ты в такую рань? — Сукуна всегда просыпался в одно и то же время, имея свое, годами отточенное, расписание, которое помогало ему, как он говорил, поддерживать в нем тот уровень дисциплины, что требовался для осуществления всех его планов и целей. Но, чувствуя в своем теле только тяжесть, которая намертво придавила его к кровати, Мегуми не понимал, какому демону служит его сосед, чтобы иметь силы взаимодействовать с миром в такую рань. — Ох, дорогой, я надеялся, что успею до твоего пробуждения сбегать тебе за круассанами и кофе. Вот досада, испортил весь сюрприз, — в голосе Ремена все еще прослеживалась сонная усталость, но, видимо, энергия для подъебов в нем никогда не иссякала. — Я не поверю в это, даже если мне заплатят, — Мегуми нехотя вытянул руку из-под одеяла и откинул его со своей головы. Ему было так хорошо на душе после вчерашнего мероприятия, что он решил проигнорировать тянущую боль в своих ногах, создавшуюся от веса Сукуны, которого Фушигуро обслуживал ночью. В комнате уже было довольно светло, но даже мысли о том, чтобы в ближайшее время вставать с постели, не существовало в его пустой голове. Он уснул около трех часов назад под тихое сопение Ремена в другой части комнаты, слишком разморенный, чтобы строить планы на сегодняшний день. — Людям обычно не платят за то, чтобы они во что-то поверили. Только если маленький Мегуми не решит стать коррумпированным прокурором, — он фыркнул, и Фушигуро подумал, что для такого раннего утра Сукуна выглядел непозволительно шикарно. Мегуми всегда клинило, когда он заставал соседа в его супер обтягивающей спортивной кофте под самое горло, и этот случай точно не являлся исключением. — Хватит на меня так смотреть. Раньше ты намного лучше справлялся с сокрытием своего фанатизма по мне. — Раньше я и не трахал тебя, — уже ведь упоминалось, что Мегуми был пиздецки самодовольным этим утром, ведь так? — Сбавь обороты, — Сукуна пожурил его пальцем, как провинившегося ребенка и отвернулся, чтобы взять свой рюкзак. — Если ты надеешься, что я буду сейчас поддерживать твои грязные разговорчики, то у меня нет на это времени. — Вот, блять. Я так хотел поболтать с тобой о том, как ты вчера плакал на моем члене. О, или о том, как ты кончил, когда я назвал тебя хорошим мальчиком. Ну же, дружище, давай обсудим насущную тему. — Идиот, — Сукуна был куда расслабленнее, чем Фушигуро привык его видеть. На его лице не было той привычной хмурости и серьезности, и Мегуми даже позволил себе предположить, что то, что он видел перед собой, было смесью лукавства и удовлетворения. Фушигуро за огромное количество времени, проведенное под одной крышей, успел достаточно понаблюдать за поведением своего соседа, чтобы с абсолютной точностью сказать, когда у Ремена был секс: в такие дни он всегда выглядел слегка уставшим и менее сосредоточенным. Линия его плеч становилась мягче, а поведение в бытовых ситуациях приобретало налет небрежности. Он словно переключал внимание с ежесекундного контроля над внешней ситуацией на то, что было зарыто где-то глубоко внутри. И Мегуми, впервые заметив такие перемены в поведении соседа бесчисленное количество дней назад, словил себя на том, что искренне радуется за Сукуну. Ремен всегда старался делать слишком много, поэтому в моменты, когда ему удавалось себя отпустить хотя бы на время, Фушигуро даже легче дышалось в их комнате. — Сколько ты весишь? — он не планировал начинать свое утро с доеба, но, если так складывались обстоятельства, он был не вправе им противиться. — Восемьдесят семь, — Сукуна медленно передвигался по комнате, складывая в рюкзак, как понял Мегуми, используя свою наблюдательность, вещи для тренировки. — Мне стоит увеличить свой рабочий вес на тренажере для ног, если мы собираемся продолжать то, что начали сегодня ночью, — Фушигуро сканировал Ремена и каждое его движение, потому что это было занимательно. Также было занимательным и то, какова существовала вероятность, что Сукуна треснет его, если он не закроет рот. — Если речь идет о наших дальнейших сеансах взаимопомощи, то я не знал, что в спортзале, в который ты обычно ходишь, есть тренажер для растяжки задницы и разработки горла. Ведь только это от тебя и требуется на будущее, — он вошел в игру, как король, и обломал Фушигуро весь азарт. — Ты не оставляешь элемента загадочности, Сукуна, — Мегуми уж точно не был против прочувствовать каждый сантиметр члена Ремена внутри всех своих, предназначенных для этого, мест, но, пока его не отпустит чувство гордости из-за того беспорядка, которым являлся Сукуна часами ранее по его вине, он планировал насладиться этим сполна. — Ты сегодня поедешь домой, — Ремен все еще немного улыбался, избегая зрительного контакта и делая вид, что очень занят разглядыванием своей чашки, из которой систематически пил кофе. Эта чашка два с половиной года назад «магическим» образом оказалась на столе Сукуны, когда тот начал слишком часто мозолить глаза Мегуми своей дебильной футболкой. И Фушигуро, являясь человеческим воплощением термина «язвительность», просто не мог позволить себе проигнорировать такой уничижительный выпад в сторону своей специальности. А комичная, розовая кружка в форме персика, похожего на задницу, с кривой надписью «психология ≠ наука» с одной стороны и «терапия - сосет» - с другой, написанные красным перманентным маркером Фушигуро собственноручно, была приемлемым ответом Сукуне и в полной мере удовлетворяла ту часть души Мегуми, которая отвечала за его гнильцу. И только прокачанный скилл самоиронии Ремена уберег Фушигуро от того, что она не оказалась расколотой ему об голову в тот же день, как он оставил ее на столе соседа. — С каких таких хуев? — Желание отлить все настойчивее усиливалось внизу живота, но Мегуми не был настроен шевелиться, все еще находясь в одеяльном коконе, который спасал его от холода. Отопительная система работала исправно в их общежитии, обогревая комнату ровно на ту температуру, которая требовалась человеку, чтобы чувствовать себя комфортно, но у Фушигуро была своя, особенная, система внутренней терморегуляции, поэтому зимой он превращался в дрожащее нечто, постоянно кутаясь в безразмерные толстовки в попытке согреться. — Ты говорил в среду, что в это воскресенье поедешь домой. Ты наврал? — А, ты об этом. Я уже начал думать, что ты меня выгоняешь из комнаты, — Мегуми, честно говоря, очень не хотел, чтобы их секс, случившийся настолько внезапно, что чуть не довел его до приступа, испортил то общение, которое по крупинкам выстраивалось все эти годы, и стал причиной избегания друг друга из-за возможной неловкости в дальнейшем. Ведь все, что началось с прошлой ночи, было для них двоих неизведанной территорией с множеством подводных камней, о которые, Фушигуро уверен, он однажды разобьет свой нос. — Не думаю, что это в моих полномочиях, Мегуми, — Сукуна любил произносить имя Фушигуро небрежно и с легкой издевкой, словно эти три простых слога забавляли его. В начале их знакомства Ремен обращался к нему, используя многочисленные идиотские прозвища или, - когда его фантазия заканчивалась, а повторяться не было желания, - просто издавал рандомные звуки для привлечения внимания. То, как звали его соседа, Сукуна «запомнил» только на втором году обучения Мегуми, хотя они оба прекрасно понимали, что Ремен все это время просто валял дурака. Ведь, как для человека, который в сутки обрабатывал то количество информации, что обычно потреблял Сукуна, проблемы с запоминанием двух сраных слов определенно не было. — Пиздец, я вообще забыл об этом, — Мегуми сдулся, как воздушный шар от мысли, что ему все же придется рано или поздно отлипнуть от подушки и ехать через зимний город в другой его конец, чтобы пару часов провести со своей семьей. — Это почти что единственное, о чем тебе нужно было помнить на этой неделе, Фушигуро. Ты же ответственный мальчик, что случилось? — Сукуна болтал остатками кофе в чашке и искал что-то на столе Мегуми. — Вид стонущего тебя на моем члене нарушил функционирование моих мозгов, — Фушигуро в последний момент успел увернуться в сторону, чтобы избежать яблока, летящего прямо в голову. И это то, чего, в принципе, можно было ожидать, потому что Мегуми буквально провоцировал Сукуну, выжидая хотя бы какой-то реакции, а, зная Ремена, ждать бы пришлось не долго. Но то, что Сукуна полетит в него вслед за яблоком и придавит всем весом к кровати, стало ошеломляющим открытием. — Ты мне надоел уже, — Ремен использовал свои колени по обе стороны тела Мегуми, чтобы создать капкан, удерживая брыкающегося Фушигуро на месте. — Я знал, что ты придурок, но чтобы настолько: мое почтение, ты превзошел все ожидания. — Он зафиксировал его лицо, схватившись за челюсть, и Фушигуро увидел искрящееся веселье в глазах напротив. — Я работаю над усовершенствованием техник в искусстве идиотизма, — Мегуми широко улыбался и еле сдерживал смех от сложившейся ситуации, и ему особенно нравилось то, что те же эмоции он видел и на лице Сукуны. — Ты отлично справляешься, — Ремен ослабил хватку на челюсти, но не убрал руку полностью, готовый к возможной атаке со стороны противника. — Ты теперь постоянно будешь об этом говорить? — Пока воспоминания о нашем сексе не улетучатся навсегда из моих глупых мозгов, — Фушигуро громко сглотнул и застыл, когда понял, что лицо Сукуны медленно приближается к нему. — Мы будем целоваться? — У меня нет другого способа заткнуть тебя. — Есть. Но для этого нужен твой член, — Мегуми закусил нижнюю губу, потому что смех, сдавливающий его горло, готов был вырваться в любую секунду. То легкое опьянение, которое еще не выветрилось с ночи, делало вещи только веселее. — У меня нет на это времени, — Сукуна несильно шлепнул Фушигуро по щеке, заставляя того успокоиться. — Открой рот. — Такой властный, — Мегуми послушно приоткрыл рот, и Ремен, доставая из-за своей щеки фруктовую конфету, перехватил ее зубами и мотнул головой, чтобы Фушигуро быстрее соображал, что от него требуется. Мегуми не нужно было повторять по два раза, поэтому он поддался вперед, все еще держа рот открытым, и почувствовал приятную сладость, как только конфета упала на его язык. — Это какая-то странная прелюдия? — Займи свой рот этим и держи его закрытым, пока я не уйду на тренировку. — Сукуна еще пару раз невесомо похлопал по щеке Мегуми, утешая, и слез с кровати. Фушигуро ощутил дежавю, чувствуя себя таким же растерянным, как тогда, когда Сукуна вывалил на него то, что хочет ему отсосать, а потом ушел в душ. Естественно, Мегуми не позволял себе даже надеяться, что теперь в их совместную рутину войдут поцелуи по утрам и перед сном, словно они являются парой, но из «пары» пока присутствовало только, равное этому слову, количество извилин у Фушигуро, который все же немного расстроился из-за несостоявшегося поцелуя. — Ты обломал такой момент, — Мегуми издал недовольный, протяжный звук, тянущийся, казалось, прямиком из живота. — Никакого момента не было, — спина и руки Сукуны, обтянутые его блядской водолазкой настолько сильно, что можно было проследить каждый изгиб его мышц, вызывали у Мегуми легкий стояк. — Не делай из меня идиота, — Фушигуро поднялся с кровати и сразу сел обратно, чтобы перевести дух от резкой активности, которая прострелила ему затылок с такой силой, что потемнело в глазах. — Блядское похмелье. Еще и ехать домой нужно, пиздец. — Если хочешь еще добавить пункты для своих нечеловеческих страданий, то, во-первых, от тебя несет травой, во-вторых, перегаром. А еще у тебя все шея и челюсть в моих засосах. Твой отец будет в ахуе, не меньше, — он злорадствовал, выглядя очень довольным собой. — Ты стойко перенесешь все тяготы, что на тебя незаслуженно навалились. Ведь, если ты вчера смог удержать себя от внезапной смерти, когда я предложил тебе переспать, то тебя вообще уже ничего не сможет сломить. Начиная свою игру с подъебыванием Сукуны и опошляя атмосферу между ними с самого утра, Мегуми предполагал, что Ремен примет его правила и будет отвечать с тем же весельем, что зудело все это время в каждой клеточке Фушигуро. Но то, что он будет над ним издеваться в своей обычной манере, обрушилось на Мегуми легким разочарованием. — Ты все такая же козлина. — О, нет, не может быть. Я думал, твой член излечит меня от этого недуга. Какая досада, — он, наконец-то, допил свой кофе и был готов уходить, накидывая куртку. Хоть между ними и было небольшое напряжение, которого раньше не существовало, но Фушигуро был рад, что, обмениваясь друг с другом язвительными комментариями, они сумели избежать неловкости. Мегуми не думал о последствиях, когда вылизывал рот Сукуны ночью и также не думал о них, когда стоны Ремена вызывали у него покалывания по всему телу, поэтому, врезавшись нос в нос с тем, что было неизбежно, Фушигуро подумал, что могло бы быть намного хуже. — Возьми тоже конфетку и помолчи, — старое, доброе похмельное головокружение усиливалось с каждым морганием, и последнее, что хотел бы делать сейчас Мегуми, это выслушивать саркастичное дерьмо Сукуны. — Постарайся не отдать богу душу и передавай привет отцу. Я ушел, — Ремен был заочно знаком с Тоджи, потому что Мегуми часто о нем рассказывал, и пару раз Сукуна даже говорил с ним по видеосвязи, когда пьяный Мегуми был не в состоянии ответить на звонок. После таких случаев отец, когда Мегуми приезжал на выходные, показывал ему его же фотографии, отправленные Ременом, на которых он, раскрасневшийся от выпивки, спал в дурацких позах, слюнявя подушку. Мегуми в такие моменты ненавидел их обоих и не мог избавиться от, холодящего его спину, осознания, насколько его отец и сосед по комнате были похожи в своем мудачестве. Шесть тридцать две показывало время на его телефоне, и Фушигуро, совсем немного жалея себя, аккуратно, чтобы не усилить тошноту, лег обратно в кровать и решил, что еще пара лишних часов помогут ему собрать себя заново.