— Какие мелодии ты играешь под водой?
— Я сыграл бы для тебя самую красивую из тех, что знаю.
***
«Мы познакомились летом. В поезде, который невыносимо медленно тащил нас в Сочи, куда я должен был ехать со своей девушкой, с которой накануне разругался вдрызг. Пришлось ехать одному. Он тоже был один. Дверь купе он открыл среди ночи, когда поезд делал остановку в Воронеже. С обычной дорожной сумкой в руке, в кепке, высокий, нескладный и немного неловкий, он случайно разбудил дряхлого старичка с нижней полки, что ехал со мной порядка десяти часов. Место на верхней полке этот парень покупал, видимо, впопыхах, как одно из последних свободных. Наблюдать за тем, как он со своим ростом мучается в попытках сложиться наверху, было просто невыносимо. Я предложил ему поменяться — у меня-то была нижняя. Конечно, я сильно пожалел об этом уже через час, когда пытался уснуть на его месте. Но утром за его извинениями мы познакомились поближе, и я заверил его в том, что ничего страшного в такой перестановке нет: совсем скоро мы уже должны были прибыть в Сочи. Каково же было моё удивление, когда мы попрощались на вокзале, а следующим утром увиделись на веранде кафе с лучшим в окрестностях видом на побережье Чёрного моря». — Вот так совпадение! — просиял Антон и протянул руку, перехватив сигарету левой. — И правда… — согласился Арсений с растерянно-удивлённой улыбкой. Они пожали друг другу руки. Антон выкуривал сигарету перед завтраком, а похвастаться аппетитом, похоже, совсем не мог. Очевидно уставший с дороги и недоспавший в поезде, он даже немного походил на студента в период сессии. — А где Вы остановились? — спросил Антон после быстрой, торопливой затяжки, словно спешил куда-то или не хотел задерживать собеседника. Оказалось, гостиницы, в которых они остановились, соседничали друг с другом на одной улице, и это странное, удивительное совпадение не могло не сблизить их, знакомых ещё с поезда. — Ничего, если я угощу Вас? — предложил Антон, щурясь от утреннего по-сочински яркого солнца. — Как-то неудобно за то, что Вы намучались на верхней полке из-за меня. — Это правда, — улыбнулся Арсений, картинно помял пальцами плечо и покрутил головой. — Шея до сих пор деревянная. Антон тихо засмеялся и легко стукнул пальцем по сигарете, стряхнув пепел в общую пепельницу. Солёный морской ветер тихо тревожил их летние рубашки и волосы, пока Антон докуривал и всматривался в горизонт, где сверкающая солнечными бликами гладь моря соединялась с чистым небом, по цвету так похожим на глаза его нового знакомого.***
Арсений опомнился уже глубокой ночью, близкой к утру. Записывая события сочинской поездки, где познакомился с Антоном, он вскоре понял, что не хватит никакой записной книжки, чтобы запечатлеть всё то время, что они провели вместе и в самом Сочи, и после, когда приезжали друг к другу на выходные и праздники. Он вспомнил, как они пили в каком-то баре на побережье всю ночь напролёт, как долго целовались в гостиничном номере Антона, пока им обоим не снесло крышу. — Как тебе нравится? — спросил Арсений. — Быстро? Медленно? Антон сидел перед ним на кровати, разведя ноги, и смотрел вниз на чужую ладонь, держащую его член у основания. — Медленно, — выдохнул он. — Полегче? Посильнее? — последовал следующий вопрос. — Полегче. Арсений двинул ладонь вверх медленно и легко, как ему сказали. — Да… — выдохнул Антон, ненадолго прикрыв глаза, и нетерпеливо подался навстречу чужим пальцам. — Вот так. Он завалился на спину, скосив туманный взгляд на нависшего над ним. Тот придвинулся ближе и скользил рукой по его члену легко и нежно. — А тебе?.. — выговорил Антон. — А мне с точностью наоборот, — хмыкнул тот. Антон изогнул бровь и оскалился в нахально-эротичной, сногсшибательной улыбке. Арсений даже вздрогнул, когда тот крепко схватил его член. Раззадорить этого парня было проще простого, а то, как он менялся в возбуждении, невозможно было променять ни на какие сокровища мира. Его тёплая ладонь контрастировала с куда более прохладным металлом нескольких колец. В полумраке гостиничного номера, освещаемого лишь уличными фонарями, поблёскивали его влажные зацелованные губы, а воздух, казалось, дрожал и звенел от частого, шумного дыхания их обоих. Этого было невыносимо мало. Арсению хотелось бóльшей близости, и, не сдержавшись, он сел на ноги лежащего под ним, соединив оба члена в своей ладони. Антон извивался под ним в нетерпении — на то, чтобы просто лежать, привыкая к новому для них обоих ритму, у него не хватало выдержки. Он сжимал пальцами колени сидящего на нём, а вскоре потребовал наклониться к нему, протянув руки. Антон впился в его шею и ключицы с погрешностью в несколько ярких засосов, пока тот продолжал двигать рукой, соединяя оба члена всё теснее и теснее почти с дьявольским желанием. — Ох чёрт… — выругался Арсений, когда кожа на шее начала полыхать под напором чужих губ. — Хрен мне, а не пляж завтра? — Если тебя… это успокоит, то… — звучал обрывочный ответ, прерываемый вздохами, переходящими в тихие стоны. — Без тебя я… на море… не пойду.***
Он скучал по Антону невыносимо сильно. Его спонтанные желания видеть его в баре и в больничной палате, его ясное ощущение о важном забытом — объяснения нашлись всему. Даже тому, что творилось с его собственным телом, отказавшимся от поддержания жизни в физическом смысле. Как ему хотелось увидеть Антона снова — по-другому, не так, как он смотрел на него всё это время. Взглянуть на него, как на своего милого, бедного возлюбленного, брошенного в палате на одинокие полгода и забытого всеми. На того, перед кем он чувствовал жестокий, беспощадный груз вины. На того, кому он боялся теперь даже посмотреть в глаза. На того, кого он обожал всем сердцем. До рассвета оставалось всего несколько часов, а до бара предстояло ещё добраться. Забыв о пуховике и даже о телефоне, Арсений выбежал в зимнюю ночь, в одиночество и мороз пустынных улиц в одних брюках и свитере.***
— Переживаешь? — грустно улыбнулся Арсений, проходя в комнату. Антон лежал в его кровати, укутанный до самого подбородка — теперь озноб брал его даже в прохладные летние ночи. — Я-то? — хмыкнул Антон. — Вообще не переживаю. А вот ты, думаю, да. И он был чертовски проницателен: как бы прекрасно Арсений ни держался, груз ответственности лежал именно на его плечах — на плечах одного из главных специалистов в предстоящей операции. Солнце медленно утонуло за горизонтом, а небо ещё долго хвасталось остатками былого света. Птицы выдавали за закрытым окном свои неясные трели, соседи этажом выше отплясывали что есть сил и горланили песни во всё горло. Комната ещё хранила остатки дневного летнего тепла, запах стирального порошка с недавно закрытого балкона, где сушилось бельё, аромат кофе — его Арсений сделал для себя. Антон же не всегда разделял это увлечение, делая ставку на чай. Правда, и от чая в последнее время отказывался всё чаще. С тех пор, как они познакомились таким же обычным летним днём в поезде, минул год. Год на то, чтобы они уже не представляли жизнь друг без друга. Год на то, чтобы недуг схватил Антона за горло отчётливо и сильно. А теперь они просто были вместе. До операции оставалось несколько дней, и эти дни казались Арсению самыми горькими и вместе с тем самыми счастливыми в его жизни. Он осторожно залез под одеяло и обнял Антона со спины, обвив руками и прижавшись так, точно повторял, копировал его положение в попытке слиться с ним в одно целое. Уткнулся носом в его шею и поцеловал чуть ниже уха. — Мне правда не страшно, — тихо выговорил Антон, не открывая глаз. — Скопытиться самому не так стрёмно, как отвечать за жизнь другого человека, знаешь… Бороться за чью-то жизнь — это сильно. Очень сильно… Я горжусь тобой, Арс. Арсений не мог сказать ничего. Он даже не мог вдохнуть — из его глаз катились беззвучные слёзы. Слёзы сочувствия, слабости и страха. Пока его покрасневшие глаза резало, а крепко стиснутые до бледноты губы всё равно дрожали, он осторожно скользнул рукой к чужому запястью, но рука Антона оставалась прохладной, слабой и безучастной. Из горла вырвался судорожный вдох. Шмыгнув носом, Арсений сглотнул и побоялся, что Антон догадается о его слезах, но тот лежал тихо и неподвижно. Уже завтра им придётся на время расстаться — Антон должен лечь в стационар на предоперационное наблюдение и обследование. — Если что-то пойдёт не так… — прошептал Арсений в его шею. — Я умру вместе с тобой. Одного я тебя «там» не оставлю. Обещаю.***
Арсений добрался до бара почти к самому рассвету. В подсобке никого не оказалось. Заведение пустовало в кромешном мраке всю ночь, и едва Арсений зажёг в зале свет, как обнаружил сидящего — одного единственного здесь — Антона. Тот глядел на него исподлобья недовольно и сухо. Арсений остановил на нём встревоженно-беглый взгляд и застыл в незнании, что должен сказать. Эмоции норовили разорвать его в клочья. — Я уж думал, не придёшь, — буркнул Антон и нахмурился. — А тебе идёт медхалат. Козёл. — Ты… видел? — выговорил Арсений. Слова приходилось буквально выплёвывать, как дробить железкой обледеневшую улицу, покрытую толстым слоем наледи. — Видел, — подхватил Антон с нескрываемой обидой. — А сказать то чё, слабо было? Ты меня совсем за тупорылого держишь? Кто бы ещё мог надеть на меня кольца за эти грёбаные полгода, если я сказал об этом только одному человеку? Я все этажи исходил, чтобы найти, где ты сидишь, мудак. А он ничего, работает себе, чёрт хитрожопый. Здесь болтает со мной, как с приятелем, а там спокойненько зырит на меня… Надевает колечки на того, кто и пальцем пошевелить не может! На моё грёбаное тело, которому… только на помойке и место! Арсений прекрасно понимал его обиду. Обиду бессильного человека, который возненавидел своё слабое, никчёмное тело, так ещё и узнал, что тот, с кем он сблизился, видел его слабую сторону, позволял себе распоряжаться чужим телом, как куклой, и к тому же скрыл это. — Прости, — только и смог выговорить Арсений. — Пошёл ты. Призрак слез с барного табурета беззвучным прыжком и, развернувшись, зашагал к двери. Если бы только мог, наверняка громко хлопнул бы ей напоследок. — Антон! — позвал Арсений и метнулся к нему. Преградив путь уходящему, Арсений встал прямо перед ним. — Ты не помнишь меня? Антон хмуро взглянул на него без малейшего желания продолжать диалог и попытался обойти, но тот шагнул в сторону, не давая ему дороги. — Да помню-помню! — рявкнул Антон. — Помню, как ты упрекнул меня за невежливость и похвастался своей способностью двигать стаканы! — Я не про это, — возразил Арсений. — Ты помнишь поездку в Сочи? Почти два года назад… Какое-то время призрак сверлил собеседника недоверчивым взглядом, глядя на него с какой-то непреодолимой высоты, словно не сантиметры разделяли их, а десятки и сотни метров. Немного подумав, он наконец повёл плечами и сказал: — Я никогда не был в Сочи. — Ты помнишь, как я уступил тебе нижнюю полку в поезде? На лицо Антона легло замешательство. — Что за бред ты несёшь? — А это кольцо, — не сдавался Арсений, указав на палец Антона, — оно ручной работы. Ты купил его в торговых рядах у самого моря… У одного дедульки, который вытачивает кольца из дерева. Но ты купил таких два… — А нахер мне два? — перебил в раздражении Антон и поднял руку. — У меня одно, видишь? Хватит, Арс, что за хрень ты выдумываешь на ходу? Не беси меня ещё больше. Сказав это, он шагнул влево, а затем вправо, но собеседник неуклонно преграждал ему дорогу. Тогда, не найдя путей для обхода, Антон прошёл прямо сквозь него и скрылся за стеной бара. Несколько секунд Арсений стоял остолбеневший. Было больно. Те же холод и покалывание — на этот раз во всём теле — едва оставляли шанс устоять на ногах. Он шатнулся и тяжело осел на ближайший стул, опершись руками о поверхность круглого стола. Куда Антон так спешил? Куда собирался, что даже не хотел его слушать? Эта мысль заставила его снова вскочить на ноги. Открывать главную дверь бара, через которую раньше так много живых проходили сюда, ему не приходилось вот уже несколько лет. Должно быть, со времён смерти дяди. Но ключи от неё, как он довольно быстро вспомнил, должны лежать на полке под барной стойкой. Торопливо вставить ключ в замочную скважину и сообразить, как открывается этот грёбанный замок, стоило ему слишком долгих минут. Когда перед ним наконец распахнулась массивная дверь, волосы взъерошил мимолётный сквозняк и, как он мог только догадываться, ледяной поток воздуха, ударивший в лицо. Арсений выбежал на улицу в одном свитере и брюках — точно так, как добрался сюда. — Антон! — закричал он. Он метался по улице то влево, то вправо, разыскивая его взглядом, пока вдруг не пришёл в себя — солнце уже взошло. Повиснув на свинцово-сером горизонте бесформенным, мутным пятном, оно едва ли освещало город, будто заснувший и обледеневший в зимнем морозе на века. Утренние работяги, укутанные в пуховики, шарфы и шапки, спешили на работу, точно муравьи, стекаясь в станции метро, и бросали на него опасливые взгляды. Он был похож на сумасшедшего. Что ему оставалось теперь? Очевидно и слишком просто: вернуться домой и одеться, как человек. Взять себя в руки и приобщиться к муравьиным ритуалам, взяв курс на работу.***
Первым делом Арсений поспешил к Антону в палату. Тот был в порядке. Если, конечно, такое состояние вообще можно было назвать порядком. Арсений просидел на его кровати несколько молчаливых минут. Теперь ему казалось, что и прикасаться к нему он не вправе. По крайней мере сейчас, пока Антон был задет и обижен. Не сводя взгляда с его закрытых глаз, Арсений думал о том, что готов просить прощения сотню и тысячу раз, но исправит ли это хоть что-то? Прежде чем он успел сообразить, собственные губы произнесли это сами: — Солнце моё, взгляни на меня… Врач поджал губы и опустил взгляд — пальцы и запястья Антона снова были голы, как руки любого другого пациента. Ни браслетов, ни колец. Должно быть, их сняла медсестра на обходе. Как трудно было без него. Без тепла в его глазах цвета леса, без неловкости его двухметрового, очаровательно-нескладного тела, без его улыбки и смеха, без его искренности, а порой даже угрюмости. Без его доверия. Как же Арсению удавалось жить до этого? Теперь он чувствовал себя куда более уязвимым, ничтожным и слабым, не в силах исправить ничего из того, что произошло с ними обоими. Он смотрел на экран монитора у кровати Антона рассредоточенным взглядом, пока не заметил не очевидные на первый взгляд изменения в сердечном ритме. Вскочив, он задержал взгляд на цифрах показателей и поспешил к Диме. — Дим! — влетел он в кабинет коллеги без стука. — Надо проверить Антона! Изменения в сердечном ритме! Утренняя чашечка чая, в компании которой Дима проводил эти мимолётные, безмятежные минуты, видимо, шла далеко и надолго. Врач уставился на анестезиолога, точно застуканный за правонарушением преступник — растерянный и настороженный одновременно. Закинув в рот остатки печенья, Дима поднял руку: «Сейчас, мол, погоди, разберёмся». Сделав последние несколько глотков, он встал из-за стола, захватил несколько бумаг по своему пациенту, взял ключи и прошёл в уже торопливо открытую Арсением дверь.