Сила слова

На дешевый фильм похоже. Вопросы эти несуразные, мельтешения, выкрики. Младший Адидас так за ухо и держится, пока кровь сквозь пальцы его капает. Зима в углу садится, тише воды ниже травы, ни слова не говорит. И Вова только команды раздает. Аптечку, бинты, сели, встали, спокойно. Проходит мимо Васильевой, пока та так и примерзает к дивану. Забыла уже, что разборки у пацанов такие. Веселье их. Адидас мимо шагает, не видит, чайник хватает да назад возвращается. Льет на бедовую головушку младшего брата, тот хрипит, кричит, и Олеська не выдерживает. — С ума сошел? — отталкивает она Володю, и тот ее замечает. — Ты чего здесь забыла? — задает вопрос тихо, умывается кипяченой водой. Ответа не получает. Потом все. После. Олеся садится возле парнишки, тот не дает посмотреть масштаб бедствия. — Надо было сразу их всех замочить! — выкрикивает он брату, старается уйти из-под ловких рук. Олеся все-таки заставляет руки эти свои убрать. Марат едва открывает рану, шипит что-то, снова скрючиваясь на стуле. Васильева бледнеет. Давно она таких ран не видела, пацану явно ухо собирались отрезать. — Да? А че ж ты их не мочил тогда? — чайник этот старый у ног с шумом приземляется. — Мне перед родаками из-за тебя еще отвечать. Олеся встает и отходит от парнишки. Так дело не пойдет. Ему успокоиться надо, да в больничку поехать. Такое она не залатает. К такому ее не готовили. — А если бы это фашисты были, ты бы тоже перед ними на коленях стоял и извинялся? — в спину старшему брату выкрикивает Марат. И тут вот тишина звенит. Спина Вовы напрягается, он замирает вдруг посреди помещения. Кажется, такую атаку он не ожидал. Да никто не ожидал, и неуместный вопрос, кто там где извинялся срывается из уст одного из пацанов. Под общую тишину Марат на ноги встает, шаг делает, другой, немного пошатываясь. — Стой, Марат — ловит за рукав мальчишку Олеся, но тот лишь стряхивает чужие пальцы. — Куда пошел? — голос Адидаса трещит раздражением. — За Айгуль, — кидает Марат гордо, упрямо, пока Васильева снова парнишку перехватывает. Все из-за девочки, серьезно? Какая романтика, прямо до слез. Ей тошно от вида крови становится, она зубы стискивает, благо, брат на помощь приходит, за шкиряк своего младшего ловит да валит на диван. — Руки свяжи ему, — говорит Вова, и Турбо единственный, кто молча подчиняется. Марат все выкрикивает отпустить его. Орет натурально, зло, оскорблено. — Аптечку бери и промой ему рану, — командует Адидас девчонке, которая бледнеет только сильнее. Но тут же аптечку эту тащит. Двое пытаются строптивого Марата скрутить, руки ему завязать под маты, да мальчишка ослаблен весь, боль его тело простреливает от каждого движения. — Если он дернется отсюда куда-то, я с каждого личного спрошу, — понятно и просто ставит задачу Адидас, выглядевший не лучше своего младшего. Нос, кажется, сломан у него, бровь рассечена, куртка в крови вся, непонятно в чьей — его или брата. Но за своего горой, понимает прекрасно, что будет, если Марат перешагнет порог их укрытия. Олеся в углу замирает, смотрит, как Турбо и его бывший спарринг-партнер руки крутят Марату. И не выдерживает. — Вы что делаете? — ее голос тихий и громкий одновременно. — Не лезь, — советует какой-то пацан, преграждает дорогу Васильевой. — С дороги ушел, — Олеся и не смотрит на мальчишку, только на удаляющуюся спину Адидаса. — Хотите, чтобы он кровью истек? — Пропусти ее, хорош, — первым подает голос Зима, до этого молчавший, как рыба. Олеся подходит быстро. Оглядывает двоих, фокусируется взглядом на Турбо. — На диван его, и хватит руки скручивать, он и так избит, — вырывается из горла. Она скидывает куртку на пол, освобождает место, со своей дубленки рубли достает и мальчишке, что рядом стоял, сует в руки. — Иди в ларек, купи водки, — командует ровным, спокойным голосом. Лампа болванчиком кивает и тут же выбегает за дверь. Она присаживается возле Марата, тот лицом в диван вжат. — Отпусти, — она встречается взглядами с Валерой. — Плохая идея, — предупреждает он, но руки от Марата убирает. Вместо его, огрубевших, Олеся кладет свои. По голове мальчишку бледного гладит. — Марат, — зовет она тихо, и тот стреляет в нее полным гнева взглядом, — я помочь хочу. — Отпусти, — едва разборчиво ворчит младший. — Ты мне позволь помочь, и мы Айгуль твою спасем, слышишь? — тихо-тихо Васильева говорит. — Я руки развяжу, тебе кровь надо остановить. — Да плевать мне на кровь… — Марат, пожалуйста, мозг включи, ты умереть хочешь или ее напугать? Я раны залатаю и пойдешь в бой, слышишь? Марат слышит ее. Правда, взгляд куда-то за спину отводит. Олеська понимает, что Адидас снова куда-то уходит. Куртку свою берет и обещает вернуться через полчаса. Она-то понимает. Какой-то чуйкой женской, пусть интуиция будет, Олеся понимает, зачем идет куда-то Вова. На ногах резво оказывается, чуть девчонку не сшибив, и выбегает следом за Суворовым прямо в мороз. — Володя, — ее каблуки утопают в снегу. Тот валит крупными снежинками, тут же впитывается в одежду, волосы, кожу. Холод обжигает, как и глухота идущего вперед Адидаса. Но Олеська до него добегает, за рукав хватается, тормозит. — Не надо, — вырывается сизым облачком из ее рта. Олеся в эти глаза прямо не смотрела так много лет. И взгляд этот она не знала никогда. На нее смотрят, сквозь нее смотрят, и Олеся вцепляется в окровавленную куртку двумя руками. — Вов, пожалуйста, куда ты идешь? Не надо тебе туда, — тараторит, прикасается к нему, остановить хочет, понимает только, что не может. — Лесь, — устало выдыхает Вова, смотрит на нее. Олеся слова проглатывает. Умолять будет, чтобы не уходил, на колени встанет, если придется. Всю правду расскажет: все про себя, про него, про жизнь эту, в которую они вписались. — Ты Марату помоги, ага? — Суворов пытается уголки губ приподнять, да не может. — Вов, прошу тебя… — Помоги, — говорит он тихо-тихо, перехватывает сначала правую кисть ее, затем левую, — или уходи. Пальцы у него горячие, Олеська вздрагивает всем телом, когда он бережно выпускает ее. И обходит, оставляет в этом снежном холоде одну под светом тусклого фонаря. Васильева на удаляющуюся спину смотрит до слез. Чувствует, как те сначала нехотя выступают на глазах, а затем литься начинают. Ее трясет то ли от холода, то ли от Вовы Суворова. А снег быстро следы Адидаса на снегу скрывает. Олеська рот рукой прикрывает, чтобы заткнуться, чтобы не пуститься следом. Остановить она не сможет, тогда не могла, а сейчас уж подавно. Так противно становится. Обидно. Неправильно. — Олесь? — ее руки касаются и Васильева натурально пугается. Понимает, что замерзла, что руки у нее трясутся. Она моргает пару секунд, размазывает тушь одним жестом, старается скрыть лицо свое от спокойного взгляда Валеры. — Пошли внутрь, Лампа водки притащил, — тихо говорит парнишка, пытается за собой потянуть. — Нужно за ним идти, — выдыхает, кажется, здравую мысль Олеся. Турбо замирает и резко выдыхает. Он сам в одной футболке выбежал, холод за кожу кусает, но он встает ближе. Перекрывает собой обзор на дорогу, по которой Адидас ушел. — Олесь, не надо, — пытается он достучаться. — Это его слова. И за слова свои он отвечает. Олеся осовело моргает. Смотрит на Валеру, в лицо его вглядывается уже не детское, но все такое же в ссадинах. — Дураки вы, — выдыхает, начиная натурально трястись. Совсем холодно стало. Олеся себя руками обхватывает, шаг назад делает, на плечах еще и чужие руки появляются, теплом хоть каким-то делятся. Ей бы посмеяться, но Олеся едва ногами перебирает, утирает глаза мокрые, смахивает с лица все остатки туши и входит в тепло. Там пацаны что-то стараются сделать, девчонка эта рядом с Маратом, бинт разматывает, пытается промокнуть. — Отойдите все, — командует Олеся, чувствует, как с собой в голосе холод улицы принесла. — Воду поставьте. Водка где? Она трет руки друг об друга, чтобы хоть немного согреть. — Да не трогайте меня, — снова шипит Марат, когда Васильева тормозит рядом. — Рот закрой. Марат смотрит на нее во все глаза. Водка тут же в руках появляется, она приказывает пацаном посадить Марата, но тот и сам справляется, еще со связанными руками. Бинт она достает новый, стерильный, водку открывает. — Лампу сюда притащите. — Что? — бледнеет Альберт рядом, не понимает, что еще хотят. Водку-то он принес. Олеська на него смотрит, потом на Валеру, тот лишь кивает. Настольная лампа направляется прямо в лицо озлобленному Суворову-младшему. — Больно будет, — предупреждает Олеся, чуть поворачивает голову парнишки. — Потерплю, — фырчит Марат. — Выпьешь? — Говорю же, потерплю, — шипит Марат еще более раздраженно, Олеся кивает. Ей воду приносят, Олеся начинает рану под чужое шипение промывать. А когда очередь водки настает, она глоток большой из горла делает под общие взгляды и тихие шепотки. — Че встали? Порнуху показывают чтоль? — рычит на Валеру Олеся, и тот понимает ее. — Расходитесь, — кивает он своим, и сам отходит подальше. Нечего на чужие слабости смотреть. — Зубы сцепи, — предупреждает Олеся и щедро поливает бинт спиртом. А затем к ране прикладывает. Марат кричит не своим голосом. У Васильевой и без того тошнота подкатывает к горлу, рядом Зима появляется, голову Маратика держит, чтобы тот не увернулся. Суворов сцепляет зубы и на второй раз уже протяжно мычит, глаза до точек жмурит. Дышит тяжело, пока Олеся, выбрасывая окровавленное тряпье, берет другой бинт в руку. Прикладывает плотно к ране, кивком просит Вахита руки убрать. — Экзекуция окончена, — тихо-тихо сообщает Васильева то ли себе, то ли парнишке. Он едва головой кивает, в сознании еще, молодец. Олеся голову его бинтует, удивляется, как руки помнят. Туго мотает, фиксирует крепко, а затем снова водка, но теперь на мелких ссадинах жжет. — Вова про тебя рассказывал, — едва слышно выдыхает Марат, когда Олеся наклоняется к его лицу близко. — Для меня Айгуль, как ты для него когда-то. Почему… — Марат, — мягко обрывает его Олеся, дует на ранку, — твой брат за девочкой твоей пошел. Ты не понял чтоль? — Почему один пошел? — выплевывает Марат, отстраняется от ватки. — Потому что он Вова Адидас, — горько кривит губы Васильева. — Его извиняться заставили, когда ухо тебе резали? Марат моргает, но ответить не успевает. К ним пацаны подваливают, Зима рядом валится, вдыхает глубже. — Живой? — с усмешкой интересуется Турбо, подкуривает сигарету. — Руки ему развяжи, — устало откликается вместо Марата Олеська, вытаскивая из чужих губ сигарету. И Марату всучивает прямо в рот, чтобы лишний раз его не раскрывал. Турбо пусть и с неохотой, но руки его отвязывает. Олеська в это время к Зиме двигается, тот глаза закрытыми держит, опасности не видит. А когда чувствует, поздно. Олеська стоит возле него с водкой и бинтами наизготовку. — Попросить пацанов и тебя связать? — тут же понимает она, что Вахит сделать хочет. — Да я… Судьбу он свою принимает. Шипит, когда алкоголь растворяется на его ссадинах, Олеська на ранки дует, как мамка прямо, Зима краем глаза ее разглядывает. Ну, понятно, почему Вова Адидас много лет назад поплыл. Зима усмехается. — А что, Маратик, шрамы мужчину украшают, да? — Вахит взгляд на Олеську бросает, та лишь кивает. — Мне идти надо, — снова начинает заводить шарманку Марат. — Сдвинешься с места, Маратик, — подает голос Олеся, — я тебя к батарее привяжу. Суворов, кажется, понимает, что баба эта с ним шутить не будет. Она отходит от парней, смотрит на дверь, надпись которой гласит «Не открывать». И упрямо шагает к ней. Распахивает, но ничего страшного особо не видит. Только сейф перевернутый, да ужасный оранжевый плед. — Тебе нельзя сюда, — появляется в дверях Валера. Олеся кивает послушно, покладисто даже, но шагает глубже, внутрь сейфа заглядывает. Ищет ножи или что-то похожее, похуже. — Что в нем было? Турбо входит и дверь за собой прикрывает. Плечами пожимает, приваливаясь устало к стене. — Валера, что тут лежало? — более требовательно смотрит на парнишку Олеська, хмурит брови свои подведенные. — Общак, но…, — Валера взглядом обводит разгром, — они на месте. — Еще? Нож? Кастет? — Нет, ничего такого… Олеська видит, как осознание на секунды мелькает в чужих глазах. Валера губы поджимает, позу еще более закрытую принимает. Глядит на этот сейф долгим, немигающим взглядом. — Ничего такого? — уточняет Васильева, выводит его из тяжких раздумий. Турбо взгляд на нее поднимает. Глядит прямо, устало, обреченно как-то. Олеська точно видит, что понял он все. Понял, но молчит. — А ну стой! — разносится по ту сторону двери окрик, Турбо тут же покидает комнатушку, пока Олеся, тяжело вздыхая, все-таки разглядывает содержимое. Действительно, ни ножей, ни кастетов. Ничего такого. Она даже выдыхает, как взгляд сам напарывается на забившуюся в углу пулю. Маленькая мразь тускло мерцает жирными боками в самом углу. Васильева губы кривит, глаза закрывает. Делай вдох. Она толкает дверь, видит, как Марат на полу, на нем Турбо, еще двое руки и ноги держат. Младший Адидас орет мат на все лады, кусаться готов. — К батарее его привяжите, — командует Олеся, тяжело опускается на диван. — Брат его придет и решит.