Сила слова

Чайник закипает слишком быстро. Андрей только и успевает про мать рассказать. Мол, пришел, а она волосы подпаливает. Он и вызвал бригаду, что еще сделать? Юлька испугалась, да и он, пусть и с неохотой, признается в своей слабости. — Из-за чего? — Олеська чай заваривает, ставит кружку напротив брата, а сама на табурет забирается, дует сразу же на поверхность, да отпивает. — Из-за шапки, — сдавленно выталкивает из себя Андрей, к кружке пока не прикасаясь. Олеся смотрит на скол, морщится натурально то ли от слов, то ли от отсутствия эстетики. Фыркает и покидает кухню, чтобы через минуту вернуться с двумя кружками из бабушкина сервиза. Споласкивает их и переливает обоим чай в красивую посуду, которую доставали только по праздникам, и то не всегда. Но чай зато остужает. — Мне клещами из тебя тянуть? — Олеся хмурится пуще прежнего, слушает, как брат про какую-то комиссионку втирает, да про училку по английскому. Слушает молча, Андрей свой голос ставит ровно, нарочито спокойно. Взглядом, правда, старается со старшей сестрой не встречаться. Ни к чему ей правду знать. — А с универом у тебя что? — вдруг вспоминает Андрей, и уже очередь Олеськи взгляды отводить. — Разберусь, у меня диплом в этом году, — быстро говорит, чай отпивает. Встает, холодильник открывает и языком цыкает. Понятно. Андрей разглядывает сестру: холеную, ухоженную, взрослую такую. На мать с трудом похожую, скорее на отца, черты лица уж больно одинаковые. Мама всегда говорила, Олеська — папина дочка, и характер у нее отца. Вот только сильнее все равно мать была. Тянула одна троих детей, пока отец то гулял, то бухал, то болел. Андрей хорошо помнит, не таким уж и маленьким был, когда отца не стало. И будто бы в тот день выдохнул даже. — В магазин сходим, — разглядывает содержимое Олеся. — Юльку бери и пошли. Сама Олеська уходит в комнату Андрея, переодеваться видимо. Андрей особо не спрашивает, натягивает на сестренку шапку, варежки, пальтишко. Сам водружает шапку на голову, свою, старую, не ту, которую ему Марат дал. Юлька помалкивает, но когда Олеську видит, жмется к нему крепче. Олеся игнорирует, накидывает дубленку свою темно-зеленую, да сапожки на каблучке. — Пойдемте, — улыбается мягко, и Андрей молча кивает. Они идут до магазина в тишине. Андрей озирается, мало ли кто может увидеть. Как-то ему было неудобно рядом с Олеськой, будто и не сестра вовсе, а чужой человек. По сути, так и было. Юльке едва ли год исполнился, когда Олеська уехала со скандалом Москву покорять. Андрей ведь тогда плакал. Сестру любил, привязан был. А сейчас… не узнает. Они в магазин входят все втроем. Юлька заметно оживает, глаза разбегаются, но молчит она, ничего не попросит. Андрей тоже молчит, когда Олеся уверенно идет к кассе, собирает на себе взгляды продавщиц. — Здрасьте, — раздается ее бойкий голос. — Что хотите-то? Олеся на Андрея смотрит, затем на совсем притихшую Юлю. Цыкает, вздыхает скорбно, пока Андрей ей про хлеб и яйца втирает. — Колбасу, — тыкает пальчиком Олеся на прилавок. — Конфет килограмм. Да, трюфельных, еще «Птичье молоко» вижу, свежее? У продавщицы накрашенные брови поднимаются выше и выше. Она собирает заказ с каким-то замиранием. Хлеб белый, черный, мандарины, консервы, макароны. А еще две пачки сигарет. И кукла. Олеся подходит ближе к Юле, которая рассматривает трех небольших кукол. Рассматривает с открытым ртом: платья у двух из них розовые, с рюшами, а на третьей голубое, с вышитым воротничком. — Какую хочешь? — ласково спрашивает сестренку Олеська, и Андрей, пытаясь перехватить пакеты удобнее, хмурится сильнее. — Не надо, Олесь, — подает он голос, но кто его послушает сейчас. — Не надо, — зеркалит Юлька, отходит от Олеськи обратно к брату. Сестра вздыхает снова, обреченно так, тяжело. — В голубом платье дайте, — отсчитывает она из пачки еще рубли. Андрей смотрит на деньги в руках сестры, много денег, как несколько маминых зарплат. Откуда столько? Каким методом заработаны? У Олеськи, у студентки? Когда они выходят, Юлька с благодарностью прижимает куклу к груди, пока старшие тащат пакеты. Слышится скрип снега под ногами, да тихое напевание какой-то иностранщины от Олеськи. Дорожки не чищены, скользкие, снег недавно присыпал, да мороз припорошил все. Уже дома Андрей, разбирая покупки, задает вопрос Олеське. Откуда, мол, столько. — Это накопления, Андрей, — улыбается Олеся, заваривая новый индийский чай в чайник из сервиса. — Тебе не стоит об этом думать. — Думать, чем сестра такие деньги заработала? — утоняет он ровным голосом. Олеся замирает с ножом в руке. Смотрит на брата долго-долго, да усмехается широко, неприятно. — Мальчик ты взрослый, я смотрю. Знаешь все сам. На улицу пошел. Под кеми ходишь, а, Андрей? Андрей тяжело сглатывает. Глядит так же прямо. Поэтому и звонить не хотел. Матери можно было солгать где, недосказать, а Олеська помладше, зрения острее, знает больше и за улицу, и за ее законы. — Ты ведь тоже знаешь. У каждого своя жизнь, — отрезает Андрей, вскрывая банку консервов. — Не мое это дело, но пока ты не приносишь эту грязь на порог. А ты принес, Андрюш. И мать слегла. — Я же сказал, пацаны… — Да, слышала я, врешь ты только хуево, — переходит на шепот и мат сестра, выкидывая нож в раковину. — Хочешь с бандитами якшаться, пожалуйста, дело твое. Мне раньше тоже дворовая романтика нравилась, казалось правильно все, с понятиями. Но знаешь где твои пацаны окажутся через пару лет? Андрей сжимает челюсть крепче. Сквозь зубы выплевывает, что нихрена она не знает. И уходит, сбегает, напоследок громко хлопнув дверью. Олеся тяжело опирается на раковину, глаза закрывает. Слезы предательские лезут, обидные такие, несуразные. — А Андрей надолго ушел? — звенит голосок Юльки рядом, и Олеся, смахивая непролитые слезы, надевает улыбку. — Нет, придет скоро. Давай торт съедим? Юлька хлопает глазками, глядит на старшую сестру, улыбающуюся ей. И кивает, тоже улыбаясь ей в ответ.

***

Андрей приходит поздно вечером. Олеся оставляет ужин на плите, пока сама курит на верхних этажах подъезда. Видит, как брат чапает до подъезда и входит. Выдыхает туго, снова никотин глотает, оранжевый в темноте разгорается и тут же потухает. Олеся возвращается минут через десять. Запах никотина от нее исходит знатный, Андрей чувствует его еще на кухне. Сестра уходит в зал, а затем на кухню возвращается. Достает две кружки, в одну наливает чай, в другую коньяк. Стеклянная бутылка ставится на стол, и Андрей рассматривает ее с интересом. — Попробовать хочешь? — без особого интереса задает вопрос сестра, пока чистит мандарин. — Я не пью. — Ага, и не куришь, — усмехается она уголком губ. — Возьми вторую мою пачку, херню хоть не кури. Андрей молча соглашается. Следит, как сестра опрокидывает в себя коньяк и морщится. Заедает мандарином, пока Андрей запивает оставшийся кусок торта чаем. — Под кем ходишь? — у нее голос спокойный, ровный. — Универсам, — также ровно выдает Андрей. — О, — Олеська усмешку не скрывает. — Знакомое название. — Ты знаешь их? — Не то, чтобы… давно было, — выдыхает Олеся, смотрит на бутылку, но больше не наливает. — А попал как? Андрей внимательно глядит на сестру. У той, наконец, штукатурка смыта и волосы собраны. И выглядит она, как сестра его, а не какая-то блудница с трассы. — Долгая история. — Чай могу еще поставить, — отбивает ответ Олеся, распахивая окно в кухню. И закуривает прямо перед Андреем. — Мы теперь вместе будем, Андрюш, пока мать не выпишут. Завтра к ней поедем, узнаем, что да как. Поэтому давай мировую заключать, я ведь вижу до сих пор, что врешь ты мне о многом. А вранья я не особо люблю. — Ты скажешь, откуда у тебя деньги? — Да, — кивает тут же Олеся. — От мужчины моего, ты и сам догадался. Но стесняться тебе нечего, скакать от одного к другому — не мое. Тебя не опозорю. И Юльку тоже. Андрей кивает. Кивает совсем по-взрослому, как мужчина. Информация принята и обработана. Никаких претензий и предъяв. Потому и рассказывает. Не все, конечно. Дозировано, но зато правдиво. Да и сестра про учебу рассказывает. Мол, да, поступила, историком буду, хорошим, конечно, но скучно больно. Они говорят долго, после полуночи только разбредаются, потому что Олеська отправляет Андрея в школу. Он не сопротивляется. И сны ему снятся красочные, хорошие. И завтрак с утра вкусный, Юльку он в садик отводит сам. Олеся денег ему дает в дорогу, просит на обратном пути зайти за молоком. Андрей послушно соглашается, расслабляется немного под гнетом сестры. Становится проще дышать. Он даже помогает ребятам видеосалон обустроить уже после школы. Да и ляпает про телевизор, напрочь забывая, что по шапке получить может. — Ну, пойдем к тебе, — тут же подрывается Зима. Андрей кивает, и вчетвером они вваливаются в квартиру Васильевых. На секунду Андрей удивляется тому, как много света в их доме. Везде, абсолютно во всех комнатах лампочки горят. Он скидывает обувь, пока пацаны позади принюхиваются к ароматам разным. — Молоко купил? — раздается женский голос. Марат рядом дергает Андрея за пальто. — Это кто? — шепотом задается вопросом Маратик. — Сестра моя, старшая, — таким же шепотом отвечает Андрей. — Она нормальная. Пацаны кивают, пока Андрей входит первым. — Олесь, я не один, — он тормозит у порога кухни, оглядывается. Олеська в джинсах да кофте по фигуре режет лук. — Мы телевизор возьмем, — продолжает Андрей, пока сестра слезы утирает. — На время. — Зачем? — откладывает нож сестра, руки моет. — Ну, мы… — Открываем бизнес, — раздается позади голос Маратика, — здрасьте. — Привет, — трет глаза Олеся, пока еще две фигуры топчатся позади. — Ну, вечером вернете? — Может, через пару дней? — торгуется Марат, вваливаясь в кухню. — А мы тебе пластинок иностранных подгоним. Музыку же слушаешь? — Ох, какой прыткий, — смеется Олеся, пока Андрей юрко проходит в зал. Телевизор они все-таки потихоньку тащат. Зима и Турбо помогают, конечно, Андрей тащит на пару с Зимой его большой тяжелый телевизор. Жгут от телевизора тянулся по полу, Юлька рядом удивленно хлопает ресницами, пока взрослые вытаскивают мебель. Маратик отвлекает Олеську медовыми речами, спрашивает откуда она, кто такая, конфетки ест. — Я что-то не поняла, — усмехается сестра Андрея, выглядывая из-за плеча Марата. — Я вроде не разрешала. — Олесь, — улыбается мягко Марат, переводит ловко внимание на себя, — ну что ты? Пластинки будут прям сказка. — Ага, страшная, — раздается голос Турбо, который бочком пытается к выходу пройти. Олеся глядит на спину дружка Андрея. Потом на Марата. А затем на телевизор, который тащат брат с еще одним дружком. — Стойте, — ловко протискивается мимо Марата, тот хоть и пытается остановить, но пока только словами. — Андрей, блин, оставь отцовский телек в покое. Он рассыплется. — Да пока удачно, — кивает Турбо, застывший в проходе. — Нечего тебе переживать… И язык прикусывает так же, как и Олеська. Андрей по шумок дотаскивает телевизор почти до выхода. Но тут и Зима тормозит. — Привет, Олесь, — звучит голос Турбо, и Андрей оборачивается к своему старшему. — Привет, Валер, — тихо выдавливает Олеська, пока Марат рядом просачивается к выходу. — Телевизор поставьте. — Слышали? — тут же включается Турбо. — Ты чего? — хмыкает Зима, но телек опускает на пол. — Ничего, — фыркает Валера, руки в карманы куртки своей зимней убирает. — Ты это, извиняй. Олеся смотрит то на парнишку, то на брата. Ну и встреча, конечно. — Ладно, решим, — кивает она, — проходите, чай попьем. Поговорим.