Хлипкое соглашение

      Сегодня мы с Чишией отправились на разные игры на выживание, так что мне с моей группой удаётся вернуться на "Пляж" пораньше, пусть и всё равно достаточно поздно: все остальные "пляжники" уже расходятся по комнатам, так как начинают показываться первые солнечные лучи. Присаживаясь возле одного из опустевших теперь бассейнов, я смотрю на голубую водную гладь, прокручивая снова в голове цель своего прибытия на "Пляж". В Пограничье удивительно просто сосредоточиться на таких вещах: ничто не отвлекает от важного, кроме как планировать своё выживание и, собственно, выживать, здесь, по сути, и делать нечего. Как только время будет более подходящим и побольше "пляжников" покинут комнаты, можно будет расспросить кого-то из них насчёт мелочей, что приведут меня к цели. А пока остаётся только ждать, а ещё лучше — пойти и поспать, пока не придёт нужный час.       Время тянется медленно, точно засохший клей, другие группы, отправившиеся на игру, уже начинают потихоньку возвращаться, однако машина, на которой уехал Чишия, так и не появляется на горизонте. Я чувствую лёгкую тревогу, однако тут же отгоняю от себя эту мысль: мне незачем за него переживать. Он совершенно чужой человек, да и весьма способный, при необходимости и меня переживёт. Однако всё равно не могу заставить себя подняться с места и уйти в комнату, разглядывая дорогу в ожидании нужной мне машины. Ещё немного — и пойду. Мне нужно убедиться точно, жив или нет наиболее опасный для меня человек.       На горизонте наконец показывается знакомый автомобиль, и, приглядевшись, я замечаю светлое пятно, каким может быть с его волосами и извечной толстовкой только один человек: Чишия. Сердцем словно чувствую небольшое облегчение: не то чтобы мне нравился этот мужчина, но я было бы обидно, если бы он умер так скоро. Потому что именно с этим человеком я будто бы ощущаю себя чуть более настоящей, он единственный, от кого я не могу скрыть абсолютно всё, даже если захочу. Пусть он и не знает моих мыслей, идей и мотивов, Чишия как никто другой порой понимает, что мной движет и как я себя чувствую в некоторые моменты. Наверное, потому что именно с ним мы больше всего похожи.       Покинув кабриолет, он сразу же направляется в мою сторону, и я понимаю: заметил. Сразу увидел, что я выглядываю кого-то и, вероятнее всего, его.       — Неужели переживала за меня? — уточняет он несколько насмешливо, отчего я тут же начинаю оправдываться, болтая ногой в воздухе и едва касаясь водной глади бассейна:       — Нет. Я знала, что ты вряд ли умрёшь так просто. Было бы обидно, если бы единственный, кто мыслит примерно как я, умер бы сегодня в игре. Да и наше соглашение слишком удобно, чтобы я могла радоваться твоей смерти.       — И всё равно приятно знать, что ты ждала моего возвращения аж до самого раннего утра, — замечает мужчина, однако в тоне его нет ни капли радости и благодарности: только равнодушие и сухая вежливость. Вот только мне всё равно, главное, что теперь я могу пойти спать спокойно, не переживая больше об утраченных возможностях.       Он, однако, не отпускает меня так просто, сжимая слегка моё запястье, отчего я с удивлением оборачиваюсь. Можно понять, игра, вероятно, была напряжённой, но всё же...       — В такой час? — поднимаю я бровь, давая понять, что время пригласить меня в свою постель он выбрал не самое удачное, однако Чишия только качает головой, прежде чем уточнить:       — Отличное время для разговоров, разве нет? Да ладно, не смотри на меня так удивлённо: ты же не думаешь, что в тебе может быть интересно только тело? Ты умная женщина, Кобаяси, как бы мне ни хотелось это отрицать. И раз уж я выжил в сегодняшней игре, не испортив тебе все планы на время пребывания здесь, ты могла бы наградить меня небольшим разговором.       Я понимаю сразу: это не просто праздная болтовня, он определённо изучает меня, хочет найти слабое место во время нашего общения, чтобы потом знать, куда бить будет больнее. Вот только я не откажусь. Потому что это и моя возможность узнать об этом мужчине больше, понять, что творится у него в голове.       — Ладно, твоя взяла, — отзываюсь я, присаживаясь обратно на край бассейна и слегка болтая ногами по поверхности воды. Удивительно, но сейчас она ещё тёплая, не успевшая остыть до конца после очередной ночной вечеринки, устроенной Шляпником. Возможно, я бы даже окунулась и поплавала немного, если бы не забыла купальник и не была сосредоточена на разговоре с Чишией.       На его губах играет привычная хитрая ухмылка, кошачьи глаза наблюдают за мной внимательно, прежде чем мужчина задаёт первым нарушает повисшую тишину:       — Помнишь ту игру, когда я едва не умер по твоей вине?       Я с удивлением приподнимаю брови, прежде чем лицо принимает прежнее спокойное, почти равнодушное выражение: я определённо не думала, что он всё же решит заговорить однажды о том моменте. Хотя, честно говоря, для меня он не имеет какого-то особого значения. На моём месте он поступил бы так же, чтобы выжить.       — Помню, — признаюсь я, не отводя от него взгляд, держа голову высоко поднятой, точно не сомневаюсь в своих поступках и горжусь способностью не сожалеть о том, что было раньше. — Однако какое это имеет значение? Мы оба боролись за свои жизни в игре на выживание. Я сделала, что могла, дабы приуменьшить свои слабости и не умереть. Ты бы тоже мной пожертвовал, если бы пришлось.       — Ты права, — соглашается он, беспечно пожимая плечами, прежде чем перевести тему, видимо, решив, что сожалений или извинений, как от остальных игроков, пытавшихся его убить, от меня не добиться:       — Всё время упускаю возможность спросить: кем ты работаешь? Или ты студентка? А может школьница? Знаешь, по виду тебе не дашь больше девятнадцати-двадцати лет, но, как мне известно, внешность бывает обманчива.       — Не думаю, что тебе действительно интересна эта информация, ничем особенным я не занималась, — я пожимаю плечами, прежде чем посмотреть внимательно на него и "перебросить" вопрос:       — А что насчёт тебя? По твоему внешнему виду и поведению действительно трудно сказать, кем ты работал.       — Тогда попробуй угадать, — Чишия пожимает плечами, хитро улыбается при взгляде на меня. И даже его глаза будто наблюдают за мной с насмешкой в ожидании, что же я отвечу.       Мой мозг тут же начинает лихорадочно работать. Я видела, как он собирал приспособления у себя в комнате, а значит он хорошо знает физику и наверняка имел дело с электроприборами. Он учёный? Электрик? Работает на заводе по сбору телефонов или ещё какой-то техники? Программист?       — Что-то связанное с технической сферой? — уточняю я, на что он лишь качает головой, будто бы с намёком на издёвку в голосе отвечая на мой вопрос:       — Даже не близко. Не пытайся, я никоим образом не давал понять, с чем связана моя работа. Можешь об этом не переживать: никто во всём "Пляже" об этом не знает, не только ты. К тому же мы сейчас в разных условиях.       С этим его заявлением я не могу поспорить, так что решаю продвинуть разговор дальше, осторожно интересуясь у него:       — Как тебе кажется, в Пограничье лучше, чем в Токио или наоборот?       Он смотрит на меня с лёгким удивлением, прежде чем со смешком сообщить:       — Многие из тех, кто здесь находятся, ответили бы, что ты задаёшь глупый вопрос.       — А я спрашиваю не "многих", — высказываюсь я, продолжая смотреть на него. — Я спрашиваю тебя.       Чишия слегка прищуривается, отчего кажется чуть более заинтересованным при разговоре со мной, некоторое время молчит, однако скоро всё же отвечает, решив не затягивать больше с этим:       — Я не вижу никакой разницы, между этим миром и нашим. Разве ты сама не замечаешь это, Кобаяси? Что здесь, что там идёт жёсткая конкуренция с борьбой за выживание, люди вынуждены использовать сильные стороны, чтобы вырваться вперёд, занять лидирующее положение в какой-то группе или просто удержаться на выгодной позиции, не разозлив тех, кто стоит над ними. Оба эти места скучны до невозможности, если честно, однако интересные люди вполне могут скрасить пребывание на некоторое время.       Мне нечего возразить на это. Кроме скуки, потому что, попав в Пограничье, я осознала, насколько незначительными были некоторые моменты и где я могла быть неправа. В этом наше с Чишией главное отличие: он ходит на игры ради веселья, я — ради выживания.       — А ты, Кобаяси? Ты ведь не со скукой здесь борешься, а стараешься сохранить жизнь, вернувшись в наш мир? — задаёт свой вопрос мужчина, на что я всё же решаюсь ответить чуть более откровенно, чем обычно: в конце концов, то, что я скажу ему сейчас, просто нельзя использовать против меня:       — Я и правда выживаю ради возвращения обратно и дорогих мне людей. Однако тоже понимаю, что это бессмысленно. Я знаю, что, как бы ни старалась, и эти люди и я просто умрём когда-нибудь всё равно, и что бы мы ни делали, это не будет иметь какого-то большого смысла. Я понимаю, что любые действия и поступки канут в лету, никто и не вспомнит обо мне и моей семье, словно нас и не было. Я живу с мыслью о том, что любое моё действие не имеет смысла, и в мире ничего не изменится, если я поступлю так, а не иначе. Только поэтому я чуть меньше других боюсь умереть здесь. Ведь, если я умру, мне будет плевать, если семья будет страдать. А со временем, умерев, закончат и они. Я борюсь, хоть и живу с мыслью,что всё, что я делаю, в целом, бессмысленно.       Слова больше не идут, так что я замолкаю. Понимаю, что говорила нечто бредовое или слишком сложное для восприятия, но, к своей неожиданности, впервые за всё время вижу в глазах Чишии понимание: он тоже знаком с этим чувством, живёт с ним по сей день (хотя о чём это я, такое чувство уже никогда не покинет человека, если возникнет у него).       — Это всё возникает от бессилия перед смертью, — подаёт голос Чишия, перебираясь поближе и присаживаясь рядом со мной на краю бассейна. — Мы ничего не можем сделать, если человек умрёт. Возможно, мы бы оставались в чужой памяти, если бы жили, однако с нашей смертью умирают постепенно и воспоминания о нас. И все, кому я пытался помочь, тоже...       Я смотрю на него с удивлением. Что он имеет в виду? Чишия говорит о своих друзьях или работе?       Вот только всего через мгновение его лицо снова становится непроницаемым, так что я сразу понимаю: больше откровенности мне от него не добиться. Чишия не из тех, кто стал бы раскрывать передо мной душу. Как и я перед ним. Просто это был слишком удачный момент, чтобы не молчать о сокровенном.       Видимо, решив вернуться к бессмысленным, но более полезным разговорам, он продолжает расспрашивать меня:       — Ты оказалась в Пограничье одна или с кем-то из знакомых?       — Одна. Мне очень повезло, — пожимаю плечами я, легко давая понять, что не вру, и, в случае чего, угрозы и шантаж через дорогих людей не сработают. — Ну а ты?       — Один, — Чишия тоже отвечает без капли напряжения. — Возвращался домой с работы.       С моей стороны следует кивок: не знаю, что ещё спросить, чтобы он вообще ответил, а не снова избежал вопроса, как сделал это, когда мы заговорили об его профессии. К счастью, он первым берёт слово, переведя взгляд на мои едва касающиеся поверхности воды стопы:       — Не хочешь окунуться? Я не любитель плавать, но понаблюдать за тем, насколько хорошо с этим справляешься ты, было бы любопытно.       — Пытаешься выяснить, была бы у меня слабость в игре, связанной с плаваньем и погружением? — уточняю я, сразу раскусив его мотивы, на что мужчина только лукаво улыбается, отвечая:       — Возможно.       — Уж извини, но я сегодня забыла купальник в комнате, — признаюсь честно и тут же сталкиваюсь с выражением недоумения на его лице. — Что в этом странного? Я не ношу купальник на постоянной основе.       — Меня просто удивляет, что тебе мешает плакать такая мелочь, как купальник, — признаётся Чишия, кладя ладони на колени. — Давай. Никогда не знаешь, когда можешь умереть в Пограничье, так зачем упускать возможность из-за такой мелочи? Уверен, к утру твой костюм высохнет или у тебя определенно найдётся запасной.       Я понимаю, что возразить нечего и, вообще-то, в этот раз он прав, так что осторожно поднимаюсь на ноги, а затем, приподнявшись на носочках, отталкиваюсь от земли, направляя своё тело в сторону бассейна и ныряю в воду. Тело тут же чувствует прохладу: бассейн не такой тёплый, как пару минут назад, уже заметно остыл, однако подобная мелочь меньше всего волнует меня сейчас.       Вода окутывает моё тело, затрудняет движение, однако я всё равно гребу руками и ногами, ныряю и выныриваю с глубины, наслаждаясь знакомым чувством, напоминающим о моём мире, о первых уроках плавания с инструктором и походах в бассейн, а после— уже о школьных соревнованиях по плаванию и спортивной секции, где я занималась по настоянию родителей. Никогда не любила соревнования, но когда-то я действительно любила плавать. Сейчас же я лишь ностальгирую по тем временам: как процесс плаванье меня совершенно не воодушевляет.       — Пару минут назад ты словно выглядела более живой, а сейчас снова потеряла всякий интерес к процессу, — замечает Чишия, на что я честно отвечаю, выбираясь из воды и притягивая колени к себе:       — Я хорошо плаваю и люблю время, когда начинала этим заниматься. Вот только потом кое-что изменилось, поэтому мне разонравилось это хобби. Ничего страшного, это ведь даже не самый большой мой талант.       Он ничего не говорит мне, явно не уверенный, как задать вопросы, чтобы я ответила и подарила ему полезную информацию. У меня нет желания помочь ему с этим, так что поднимаюсь со своего места, направляясь ко входу в здание отеля, на ходу замечая:       — Спасибо за разговор, но, думаю, я лучше пойду спать: время действительно очень ранее, а я ещё даже не ложилась. Мало ли, что я ещё могу рассказать тебе в таком состоянии. Хотя, если хочешь, могу немного задержаться, помочь снять напряжение после игры.       Я и сама понимаю, что он сейчас совершенно не напряжён, что времени от игры прошло достаточно и что это просто повод задержаться рядом подольше из нежелания отпускать послевкусие приятного разговора по душам, однако он не отказывается, жестом руки приглашая меня пойти с ним в комнату и отвечая на ходу:       — Не откажусь. Пожалуй, игра в этот раз действительно была неспокойная: я был слишком близко к стрелку, когда пытался попасть с одним парнем в нужную комнату.       Голова недостаточно соображает, чтобы расспросить его, так что я просто стягиваю поспешно мокрую одежду, прежде чем забраться в его постель. Чишия и сам скидывает вещи, после чего присоединяется ко мне в постели. Правда, вместо того чтобы нависнуть сверху, как обычно, он сам укладывается спиной на простыни, сжимая мои бёдра и немного насмешливо предлагая, пока удерживает меня сверху:       — Почему бы тебе в этот раз не взять инициативу на себя? Только сегодня я могу позволить тебе контролировать всё самой. Достойный подарок за долгое ожидание?       Я сразу понимаю, что он сейчас просто пользуется возможностью попробовать что-то новое, оказавшейся под рукой, однако отказаться всё равно не могу. Он словно знал, что мне будет интересно попробовать, хоть раз попытаться заставить его зависеть от меня, от каждого моего действия, от малейшего движения. Именно поэтому я отвечаю без сомнений:       — Знаешь, я принимаю твоё предложение. Не пожалей потом, что дал мне такую возможность.       Мужчина лишь одаряет меня привычной насмешливой улыбкой и взглядом немного свысока, которые, однако, не может удерживать долго: как только я надеваю на него презерватив и опускаюсь сверху, Чишия жадно хватает ртом воздух, сильнее впиваясь пальцами в мои бёдра. Снова останутся синяки, но это ничего, учитывая, что я уже привыкла. К тому же для меня это показатель: в постели со мной он настолько теряет власть над собой, что не может контролировать даже такую мелочь, как прикладываемую силу.       Ощущения внутри меня не кажутся новыми, но из-за положения, в котором я нахожусь, как будто бы несколько отличаются от тех, что я испытываю обычно, но не в плохом смысле. Пока он продолжает держать меня за бёдра, я начинаю двигаться на нём, приподнимаясь и опускаясь, ощущая ошеломляющее чувство, пробегающее по всему моему делу с изменением глубины погружения. Знаю, что могу это контролировать, но в то же время чувствую, что ничего не могу поделать: тело само двигается, стараясь доставить себе как можно больше удовольствия, мои стоны заполняют комнату, и я не сразу понимаю, что вместе со мной шум создаёт и Чишия, приятно ошарашенный новыми ощущениями. По телу бежит дрожь, когда я стараюсь двигаться быстрее, мышцы напрягаются, а в теле постепенно накапливается усталость, смешивающаяся с неподдельным восторгом. У меня не выходит остановить себя или взять перерыв, я не теряю темп, когда чувствую, как пальцы мужчина ласкают мою поясницу, что я даже не могу толком осмыслить.       Кульминация накрывает с головой, и я чувствую, что для нас обоих всё заканчивается практически одновременно. Спустившись с его тела, я падаю рядом на кровать, стараясь отдышаться, прежде чем заглянуть в душ и пойти в свой номер. С трудом удаётся не закрыть глаза сразу и не провалиться в сон после выматывающего секса и не менее утомительного ожидания, так что я стараюсь восстановить дыхание поскорее, чтобы с помощью душа хоть немного прийти в себя. Вот только, стоит мне подняться с кровати, как Чишия ловким движением хватает меня за запястье и роняет обратно, в тот момент замечая:       — Сегодня можешь остаться здесь: не думаю, что у тебя хватит сил, чтобы добраться до комнаты, а у меня — чтобы поскорее вытолкать тебя отсюда. Считай это наградой за усердие.       — Все бы мои старания так окупались, — замечаю я, не в силах больше сдерживать себя, чувствуя, как слипаются глаза, а я сама в какой-то момент проваливаюсь в темноту.       Уже ближе к полудню я просыпаюсь, осознавая, что совершенно сбила свой режим дня в Пограничье, а особенно сильно после встречи с этим человеком. Взгляд цепляется за накрывающее тело тонкое одеяло, и я не могу вспомнить, сама я им накрылась, или Чишия решил, что моя простуда могла стать помехой тому,чем мы занимаемся. Как и то, спал ли он рядом со мной или нашёл другое место для сна: после пробуждения становится ясно, что он уже покинул комнату, отправившись куда-то по своим делам. Поначалу даже кажется, что это не разумно с его стороны — оставлять меня в комнате одну, когда я могу узнать что-то о нём, однако вовремя вспоминаю: этот мужчина не из тех, кто оставляет на виду что-то важное, так что его секреты спрятаны от меня самым надёжным образом. И я поступаю так же, что разумно, учитывая, что любой человек может попасть в наши комнаты благодаря правилу про отсутствие секретов друг от друга.       Привычно принимаю душ, вытираюсь полотенцем, прежде чем покинуть его комнату, прикрыв дверь, и отправиться к себе. Некстати вспоминаю, что он впервые за всё время одарял лаской какую-то мою не слишком интимную часть тела, словно не просто пытался угодить в постели, но действительно благодарил за полученное в постели удовольствие. Или это значило нечто иное, что у меня не удалось понять?       Не хочу думать над этим. Сейчас гораздо важнее продолжить поиски того, ради чего я прибыла на "Пляж", расспросить получше других людей. Не знаю, сколько времени осталось до того, как я смогу покинуть это место, так что лучше сделать всё возможное, чтобы не упустить шанс.