Три «V»

Боль. Одно слово, вызывающее столько эмоций, что не передать. Обиду, горечь, желание сброситься с моста, кого-нибудь ударить, взвизгнуть, закричать, всхлипнуть, заорать благим матом и многое другое. Боль – это такое… неопределённое чувство, ощущение, которое может вызвать абсолютно любую эмоцию. Воспоминание. Образ. Но существо, испытывающее эту самую боль слишком часто, обычно чувствует усталость. Если прямо – задолбанность. М-да, не успела загреметь в Ад, уже ругаюсь. Непростительно. Надо бы пересмотреть словарный запас. Такими были мысли в глухой пустоте. Хотя нет. Вру. Пустоты тут не было. Была яркая боль и желание орать во всё горло. Нет, тоже вру. Это желание сошло на нет в ту же секунду, когда появилось. Причиной этому стало осознание, что да. Я заслужила подобное. За ошибки нужно расплачиваться. Особенно, если это справедливо. Пускай и дьявольски больно. Хмф, каламбур. «Дьявольски» в Аду… Меня пробило на мысленный смех. Тихий, прячущий за собой всю безысходность и горечь. Падать было больно и до неправильного тоскливо. Дышать было трудно. Настолько, что первые вдохи производились с дичайшим трудом. Лёгкие горели, как при пожаре, а из носоглотки доносились предсмертные хрипы вместе с бульканьем. Это вам не как при выстрелах из огнемёта – например, в сцене из «Крёстного Отца», когда на дона напали в первой книге. Кровищи было столько, что страшно становилось даже в мыслях. На автомате, правда, в реальности я ничего кроме безразличия не испытывала, но всё равно показатель. Во мне ведь почти не течёт кровь. Так, всего-то пару несчастных литров. Вернее, текла. Когда я очнулась, то сразу села. Зачем – не знаю, просто тело сработало само по себе. И, конечно же, тут же поплатилось, едва не задохнувшись. Острая боль пронзила сердце и всю грудную клетку. В высушенные лёгкие будто вонзилась тысяча иголок, маленьких, острых и заковыристых, от которых тело замерло мгновенно. Лишь бы не повредить ещё больше. Дышать-то мне как-то вроде надо. Ах да, вот это «вроде»… Зрения… не было. Я его потеряла. Как и «последний шанс» измениться к лучшему. В Раю ведь я была «на учёте». Мне позволили там появиться лишь из-за благосклонности Бога и моей «не полной испорченности». Мои действия при жизни были оправданы. Как-то… странно звучит, да? Будто ко мне проявили лишнее милосердие. Незаслуженное милосердие. Жаль только, что поняли это они так поздно… Спустя какие-то минуты, а может и больше – внутренний хронометр замолк, все силы пошли на восстановление, – перед глазами стали проявляться очертания. Медленно стали чётче видны руки, бледные, с длинными тонкими пальцами, местами заботливо кем-то заклеенные милыми пластырями, от которых раньше меня воротило. Раньше. Сейчас стало как-то плевать на эту мелочь. Стало вообще плевать на всё. Под напряжёнными ладонями вскоре прорезалось тёмное бордовое покрывало, и картинка вдруг словно ожила. Гудящий разум резко стих, и я осмелилась сильнее приоткрыть глаза. Я была права – подо мной находилась постель. Широкая и длинная, без конца и края. Стремительно возвращающиеся ощущения указали, что вокруг тепло: подогнувшиеся какой-то момент назад ноги прижимались к одеялу, чувствуя исходящий от него жар. Значит, я здесь долго. Уже. Значит, никто не пришёл добивать. Сердце сделало кульбит и замерло. Застыло и тело, готовясь к худшему. Спустя мгновенья орган вновь забился. Я немного расслабилась. Больше никаких внезапных приступов не появлялось. Взгляд заскользил по стенам. Тёмные, как и вся довольно многочисленная мебель, – диван, кресла, кофейный столик и шкаф, – обои помещали на себе симметричные узоры. Ничего необычного не было – что такого в готическом интерьере? Тем более, что я в Аду – мысль жила в голове с самого пробуждения, просто не акцентировала на себе внимание. Но вид за окном, расположенным справа, несколько… удивил? Нет, не так. Просто я его никогда не видела. И, как любое существо, впервые встречающееся с чем-то, я остановила взгляд на нём. На пейзаже за окном. Спустя мгновенья раздался скрежет дверных петель.