***
Я хотел сделать попытку, чтобы поговорить с Кэт и узнать о произошедшем, но сразу после урока мне вновь нужно было бежать в театр, а вот Кэ Цин в свои клубы, да еще в школьном совете помогать… В общем, из-за общей занятости, мы с ней опять разминулись. И почему у меня было чувство, что я начинаю оправдываться? Но, как бы я не торопился, мне все равно не удалось прибыть в драмкружок вовремя. Когда я подошел, то Навия уже давала кому-то указания, как человеку лучше использовать данный реквизит. Если честно, то сейчас Навия меня мало интересовала, куда больше я хотел поговорить с Фуриной о следующей части сценария. Точнее, я хотел узнать ее мнение, но она наверняка сделает как минимум несколько замечаний, из-за чего мне придется вносить изменения. Однако Фурины нигде не было видно, что весьма усложняло мне задачу. Можно было подумать, что она отыгрывает свой номер, но она не стала бы этого делать, не посоветовавшись со мной. Так что, выбора у меня все равно не было – придется говорить с Навией. – Эм… – мне думалось, что меня отругают за опоздание, но Навия посмотрела на меня так, словно я с самого начала присутствовал на репетиции. – А где Фурина? Только не говорите, что решила выйти на сцену без сценария… – Ох, привет Итэр. Почему-то Навия явно не торопилась отвечать. Она будто бы вообще не замечала меня до этого момента, но теперь мой вопрос ее явно озадачил. А вот знаете, что озадачило меня? Это ее задумчивость перед ответом. Как можно не знать, где пропадает человек, за которого ты ответственна? Тем более, когда за пределами театра ты так сильно его опекаешь. Как и в прошлый раз, я не мог понять, почему все в этом месте так легко относятся к таким вот исчезновениям Фурины. – Если честно, не могу ответить на твой вопрос. – И вас это совершенно не беспокоит?? – А есть повод волноваться? – По-моему, когда человек раз за разом начинает где-то прятаться от всех и вся, то это явно тревожный звоночек. Мои слова точно не переубедили Навию, но она все равно над чем-то задумалась. По ее неловкой улыбке я понял, что она хочет донести до меня какую-то мысль, причем явно не ту, которую ей хотелось бы озвучивать. – Итэр, ты ведь не так давно знаком с Фуриной? – И это разве повод не волноваться за человека?! – Ты не понимаешь… Поверь, я хорошо знаю Фурину, и если она хочет от всех спрятаться – то это значит, что у нее есть для того причина. Для тебя же самого будет лучше, если ты не найдешь ее в один из таких моментов. И снова эта неудобная улыбка. Навия словно пыталась что-то до меня донести, чтобы я сам до чего-то догадался, но я еще не понимал до чего именно. Ей хотелось продолжить свою мысль, чтобы я все осознал, но как раз в этот момент кто-то из сотрудников театра жестами указал ей, что она должна к нему подойти, и это явно было срочным делом. Быстро и молча попрощавшись со мной, Навия в итоге оставила меня одного, наедине со своими мыслями. «Что она имела в виду? Фурина не хочет чего-то показывать людям? Разве это не причина для еще большего беспокойства?» – как и всегда, мои мысли заводили меня совсем не туда, куда следовало. Поэтому, вопреки предупреждению Навии, я все равно отправился искать Фурину по всему театру. Просто потому что мне уже хотелось узнать саму причину вот таких внезапных «пряток». Как и в прошлый раз, мои поиски не закончились быстро. Я поискал ее в комнате отдыха, в ее любимом месте в зале, даже в уборную заглянул (слава богу, что девчонки меня не видели). Результат был всегда один – Фурины нигде не было, и мои неудачи меня расстраивали. Почему я так зациклился на идее найти эту девушку? Хотя нет, не хочу сейчас раздумывать над этим вопросом. Но, хоть я и сказал вам, что мои поиски закончились нескоро, это ведь не значит, что они вообще не увенчались успехом? Да, именно, спустя примерно три четверти часа я все же смог найти Фурину, правда совсем не так, как мне того хотелось бы… Это было в тот момент, когда я уже практически махнул рукой на поиски. Мне казалось, что девушка просто ушла из театра домой, а в таком случае искать ее просто бесполезно. Что же, я ошибался, ведь была она в одном из самых банальных мест: пряталась под лестницей, как раз там, куда складывали весь реквизит. На самом деле, сначала я вообще не понял, что это она; мое внимание скорее привлек странный звук, который доносился из-под лестницы. Представьте, что вы слышите странное прерывистое дыхание, а вперемешку с ним что-то, похожее на вой. Если честно, тогда я не был уверен, что эти звуки производит человек, но когда вдобавок я услышал еще и громкое шмыганье носом, то до меня быстро все дошло… «Кто-то ревет?» – почему-то мне показалось это странным, ведь я готов был поклясться, что плач этот сродни детскому. Мне редко выпадала возможность увидеть кого-то в приступе слез, но я точно знал, что в такие моменты лучше себя не выдавать. Человеку будет намного больнее, если он увидит, что его застукали за этими самыми слезами. Так я думал, и потому двигался к лестнице очень тихо, но когда за кучами костюмов моим глазам предстали очертания странных на цвет волос – то мне просто перехватило дыхание. «Она??» – подумал я, пока мое сердце как-то неприятно кольнуло. Как вы уже могли догадаться, сидела там именно Фурина. В каком-то смысле это меня шокировало, ведь мы с Фуриной были примерно одного возраста, но сейчас она плакала как самый настоящий маленький ребенок. Да, маленький, невинный, и совершенно беззащитный ребенок, которому страшно и одиноко. Я почти успел дернуться с места, чтобы спросить ее, а в чем вообще дело? Но как раз в тот момент мой взгляд упал на пол, где вокруг Фурины были разбросаны десятки школьных фотографий. Уже во второй раз мне перехватило дыхание от увиденного, только в этот раз из-за подступающей ярости. Я слышал об этом от Навии: периодически в школьном клубе участники фотографируют друг друга, чтобы просто запечатлеть какие-то моменты на память, да и просто для будущего. Большинство таких фотографий потом сохраняли в общий альбом, который оставался в школе для следующих поколений. И эта традиция была распространена не только в драмкружке: даже в моем клубе по кендзюцу мы иногда делали совместную фотографию. Фотографии, о которых же я говорил сейчас, изображали разные сцены, но на всех из них присутствовала сама Фурина. Где-то она просто ела тортик в комнате отдыха, где-то смеялась со своими «подружками», а где-то была застигнута врасплох. Что же в этом такого? А вот то, что кроме изображения Фурины, все эти фотки имели еще одну общую деталь – они все были испорчены. На каких-то Фурине некрасиво разрисовали лицо (как я подозреваю нестираемыми чернилами), где-то просто выкололи глаза на фотке, а где-то и вовсе приписали оскорбления. – Почему… Почему я вообще этим занимаюсь… Почему продолжаю это терпеть… Может быть, пора уже просто смириться? Все равно я тут… никому не нужна… Фурина сидела на полу, обняв руками колени и зарывшись в них лицом. По этой причине я не мог разглядеть ее слез, но почти через каждое слово она с силой всхлипывала, и потому все было ясно и без всякой видимости. Только теперь до меня дошло осознание, что каждый раз, когда Фурина пряталась ото всех – она проводила в подобном состоянии. И когда я смог найти ее в комнате отдыха в прошлый раз, тот тоже был из разряда подобных случаев. Получается, что Навия об этом хотела меня предупредить? Может быть, эта женщина и сама уже не раз наблюдала за Фуриной в подобном состоянии, вот и не хотела, чтобы я тревожил актрису? Но если так, то почему она ничего не сделала сама? Почему никто в этом чертовом здании ничего с этим не делал?! Задаваясь этим вопросом, я даже не заметил, как начал дышать чаще, но почти сразу же вспомнил слова самой Фурины. «Я хочу спасти наш школьный театр… Если моя актерская игра и моя пьеса помогут ему «не утонуть», то мне не так уж и обидно» – почем-то ее слова вызывали у меня сейчас большое чувство несправедливости. Возможно, Навия тоже знала об искреннем желании Фурины? Это могло объяснить, почему куратор не вмешивалась сама, но меня подобный расклад все равно не устраивал. Хоть мои глаза и переполнились грустью, но вот руки все равно крепко сжались. «И вот это ты называешь «не обидно»? Тебя и в самом деле это устраивает?» – я продолжал смотреть за плачущей Фуриной, не в силах отвести своего взгляда. Но чем больше я смотрел, тем больнее мне самому становилось. – «Зачем, Фурина? Что в этом драмкружке на самом деле может стоить твоих слез?»***
Можете назвать меня психопатом, но в тот вечер я опять нашел в себе вдохновение на сюжет Фонтейна. Сюжет о том, как божественная Фурина до самого конца продолжает скрывать какую-то тайну, даже не жалея своей собственной жизни. Это выглядело интересно даже в виде черновика, но стоило мне очередной бессонной ночи. Я никак не мог выбросить из головы сцену плачущей девушки, а еще меня почему-то раздражал тот факт, что я ничего не мог с этим сделать. Как помочь этой актрисе, если она добровольно терпит все эти переживания? Кажется, я даже не заметил, как сильно стал волноваться за эту девчонку… Так или иначе, на тренировку я пошел с целым багажом тяжелых мыслей, а в кендо подобное лишь мешало. Сегодня у нас были одиночные тренировки, и нашей группе достался тренировочный зал с манекенами. Для кендо выделяли несколько помещений, и самое большое было предназначено для клубов со спортивными направленностями, а залы поменьше – под тренировки специального назначения. Вот даже не спрашивайте меня, откуда у нашей школы средства на все эти вещи! Сам я задавал себе этот вопрос не один раз, но в итоге просто пришел к выводу, что нашу школу спонсируют очень влиятельные люди, которые пропихивают своих учеников в разные страны и разные отрасли по всему миру. Но давайте вернемся к моей тренировке. Так как в последнее время я пропускал занятия, то отрабатывать приемы на манекене мне было даже в радость, ведь не придется терпеть всей этой неловкости от других членов клуба. Но я даже тут умудрился ошибиться! Понимаете, раньше все эти косые взгляды товарищей по учебе были в основном мимолетными, да и не выражали каких-то негативных эмоций. Но теперь, похоже, правила изменились, ведь ребята из моей группы даже не пытались скрыть своего агрессивного настроя. И если девушки смотрели на меня с каким-то разочарованием, то у парней на лице было написано, что они скорее хотят выступать против меня, а не со мной. Интересно, они так злятся из-за того, что я пропускал тренировки? Ну, уж простите, что у нас в сутках не сорок восемь часов! Ударяя по манекену с одной стороны, он автоматически начинал закручиваться и пытался дать мне сдачи уже с другой стороны. Такая тренировка учила реакции и способностям к блокированию, но если сам ты разумом находишься где-то не здесь – то этот метод заведомо провальный. Я так увлекся взглядами своих товарищей, что слишком поздно отреагировал на движение манекена, из-за чего тот больно ударил меня по голове. Никакого травматизма тут не присутствовало, но я все равно услышал позади себя какое-то фырканье, будто кого-то мои страдания только радовали. Это стало для меня последней каплей. – Слушайте, если вам что-то не нравится, то стоит сказать об этом человеку в лицо. Незачем прожигать во мне дырку глазами, – я сказал это максимально спокойно. Мне не хотелось ссориться с этими ребятами, ведь я уже многое успел с ними пройти. – Сказать что-то тебе? А тебя здесь разве кто-то видит, чтобы тебе что-то говорить? – Ах, вот вы про что… – как я и думал, их бесят мои пропуски. И как же мне это надоело, вы бы знали. – Я уже извинился перед Аякой, чего вам еще от меня нужно? Разговаривал со мной кто-то из тех, кто был покрупнее. Вообще-то, обычно он был со мной вежлив, но я знал, что этот парень чаще общается со Скаром. Возможно, что именно поэтому сейчас он говорил с каким-то сомнением, явно делая паузы, чтобы подобрать слова. Жаль только, что эта пауза продлилась недолго. – А нам плевать, какие красивые слова ты там говоришь Аяке! Оставь эту наигранную лесть для своих клоунов из театра! Уж не знаю, что именно в его словах меня разозлило, ведь раньше я и сам был подобного мнения о театральном мастерстве, но в этот раз во мне начала закипать ярость. Я вспомнил лицо Фурины, вспомнил, с каким выражением она говорила о том, как хочет спасти драмкружок. Почему-то, при мысли о том, что слова о «клоунах» относятся и к ней, я не смог не разозлиться. В этот момент моя рука, что не держала меч, сжалась в крепкий кулак. – Если у тебя хватает сил, чтобы ругать драмкружок, то уж лучше бы ты больше старался на тренировках. Или что, сам ты выступать на соревнованиях не можешь? – Мы хотя бы не бросаем своих товарищей в ответственный момент Итэр! – слово себе взял еще один парень, что до этого стоял в стороне, но тоже бросал на меня косые взгляды. – Ты сам-то видишь, во что превращаешься? А ради чего? Ради этой напыщенной примадонны, которая строит из себя черт знает что! – а это уже говорила какая-то девчонка, но все из той же стаи обвинителей. Так, а вот теперь я почему-то забыл, что все эти типы мои «товарищи». Нет, серьезно, а как их там вообще зовут? Сейчас я не хотел думать, что нас с ними хоть что-то связывает. Почему-то, слушая их обвинения в мой адрес о том, как я не исполняю своих обязанностей, мне вспомнились слова Фурины. «Люди постоянно верят лишь в то, во что они хотят верить, даже если это неправда. Если им нужен враг в лице того, кого они не любят – то они придумают себе такого врага. Если им нужен герой – то они с радостью поверят в любые сказки, рассказанные про этого героя» – голос девушки вновь эхом отдался в моей голове. Действительно ли люди восхищаются и ненавидят кого-то другого, лишь когда им это удобно? Осознание этого факта заставило мои зубы плотно сжаться. – Да что вы вообще понимаете, а?! Это вы-то??? Кучка бездарей, которая понятия никакого не имеет о том, как тяжело это – по-настоящему для чего-то стараться!!! – Ч-чего? Мои слова их явно шокировали. Да и не только их: теперь вся наша тренировочная группа обратила внимание на мои крики. Тогда я не отдавал отчета своим речам и поступкам, ведь накипевшая злость управляла мной лучше, чем я сам. Даже видя удивленные глаза своих товарищей по кендо, я все равно продолжал говорить то, о чем думал в тот момент. – Вы только и можете, что пользоваться талантом других. Вечно делаете вид, что восхищаетесь людьми которые лучше вас, но при первой же возможности линчуете этого человека, так что ли? Такие как вы вызывают лишь омерзение… Может тогда сам попробуешь принести хоть какую-то пользу этой команде, а!? Или ты только трепаться умеешь? Этот парень в центре, да и все остальные – никто не стал мне ничего говорить. Более того, я только сейчас заметил, что в зале стоит гробовая тишина. Примерно полтора десятка человек смотрели на меня с шоком и обидой, словно не веря, что я мог сказать про них подобное. Позже я еще буду об этом жалеть, уж я-то знаю, но сейчас их разочарование приносило мне удовольствие. А ведь я и в самом деле очень жалкий тип, да? Не знаю, сколько бы еще продолжалась эта тишина, но нарушило ее легкое похлопывание в ладоши, которое я услышал за своей спиной. Я машинально обернулся, но уже через секунду пожалел об этом: в нескольких метрах от меня стоял Скар, и как всегда – с самодовольной ухмылкой. – Ну что, все сказал, Итэр? – Тебе я скажу намного больше, если не заткнешься… – А что я? Это мнение твоих товарищей по команде. Как видишь, уже не один я считаю тебя безответственным и самовлюбленным лентяем. Кажется, теперь я начинал понимать, кто раздувал этот пожар, что был настроен специально против меня. Меня даже сомнения не посещали в том, что Скар мог специально настраивать других ребят против меня, лишь бы на меня надавить. Честное слово, чего он вообще добивается? Он и в самом деле считает, что контролируя людей вот так – сможет привести нас к победе? Так и не убирая своего самодовольства, которое, кстати, меня уже бесило, Скар прошел мимо меня, даже не посмотрев в мою сторону. Возможно, мне не следовало говорить дальше того, что я сказал, но мне просто захотелось хоть как-то отыграться перед этим парнем. – Самовлюбленным говоришь? Ах, так вот оно в чем дело… – как я и рассчитывал, после моих слов этот парень остановился. – Ты просто пытаешься разрушить чей-то хороший авторитет, потому что сам такого не имеешь. – Ты это к чему клонишь, Стихоплет? Он частенько давал мне какие-то прозвища, но лишь когда я умудрялся его разозлить. В любом случае, именно этого я и хотел: Скар наконец перестал улыбаться, смерив меня весьма узким взглядом. – Думаешь, тут никто не знает твоей истории? О том, как от такого мусора отказалась даже собственная семья, вот ты и вынужден жить с Эи, да ходить в эту школу. А ведь вся эта школа бесит тебя еще больше чем меня, не так ли Скар? – Что ты сказал???!!! – Прости-прости, это не я сказал, это про тебя люди так говорят… Я вернул этому парню его же ухмылку, когда начал отворачиваться. Но гораздо быстрее, чем я успел окончательно повернуться, Скар заставил меня ответить за свои слова: он тут же схватился за свой тренировочный меч, который висел у него на плече, а уже через мгновение начал заносить его для удара. Не знаю, целился ли он куда-то конкретно, но его удар явно был направлен в мою шею, словно он собирался тренировочным мечом срубить мне голову. Вот только мысленно я был готов к подобному, и свой собственный меч я держал в руке, в полной боеготовности. Наперерез его собственному удару, я также взмахнул мечом, останавливая клинок неприятеля у самого своего лица. Теперь мы со «Скарамуччей» в буквальном смысле скрестили мечи, кончики которых были направлены к лицам обоих мечников. Поверьте, вам даже представить будет сложно, с какой яростью и ненавистью мы сейчас смотрели друг на друга. Звук от столкновения мечей напугал нескольких зрителей, коих уже было немало. Мы все были еще детьми, и вполне нормально, что иногда между нами случаются перепалки, но то, что происходило сейчас – уже не было похоже на простую перепалку. В конце концов, члены команды не наставляют друг на друга оружие с намеренным желанием причинить друг другу увечья. Да и дело не только в оружии: негатив, который мы мысленно направляли друг в друга, будто бы пропитал сам воздух. – Эй, парни, это уже перебор, – вы удивитесь, но это говорил тот самый бунтарь, что еще минуту назад выдвигал мне претензии. – Действительно! Ребята, ну повздорили и хватит вам! – не припомню, как звали эту девчонку, но обычно она была тихоней, и ни во что не встревала. Словно издалека я слышал, как многие ученики пытались нас угомонить обычными словами, просто боялись влезть меж двух огней, но все эти голоса я будто бы не замечал. Я никогда не поднимал оружие против Скара, хоть тот меня и бесил, но в действительности я понимал, что этот парень просто хотел привести нас всех к победе. К тому же, была еще одна причина, почему Скар так меня недолюбливал, но о ней я вам расскажу позже… – Как же ты меня раздражаешь… Ты только и делаешь, что лезешь в чужие дела, Скар. – Если достанешь глаза из одного места, то поймешь, что ни твои товарищи, и уж тем более ни твои друзья – не виноваты в твоих творческих депрессиях. Но ты постоянно используешь всех вокруг себя, лишь бы найти очередное вдохновение для своей книжки… Интересно, а эту высокомерную девку из драмкружка ты тоже выбросишь, как она тебе надоест? Вообще-то, подобные слова были последними, какие я ожидал услышать от Скарамуччи. То есть, это же Скар! С каких это пор его беспокоит то, как меня мучает моя работа? Жаль только, что сейчас я был не в состоянии его услышать. Лишь последнее его предложение смогло зацепить мое внимание, но это заставило меня еще больше обозлиться. Подобные слова про Фурину подействовали на меня как дрова на костер, и вот я уже вытягиваю руку с клинком так, что его наконечник оказывается чуть ли не у самого глаза Скарамуччи. Стоит отдать этому парню должное, ведь Скар даже тогда не моргнул. – Не смей говорить такие слова о человеке, будто ты про него хоть что-то знаешь. Ты меня понял? Ты ничего не знаешь о Фурине… – ПРЕКРАТИТЕ! – вдруг закричал голос, а параллельно с ним последовал взмах катаной, который разрубил наше перекрестие. Только теперь я заметил, что перед нами стоит Аяка, в полном тренировочном обмундировании. Ее выражение лица явно говорило о недовольстве, а уж поверьте мне, это было большой редкостью – увидеть Камисато рассерженной. Очень медленно мы со Скаром убрали мечи в сторону, а мне лишь оставалось отвести глаза. В отличие от меня, Скарамучча не перестал сверлить меня взглядом, но и перечить Аяке не стал, словно признавая ее правоту. Что же до самой Аяки, то она продолжила говорить. – Вы что, сума сошли?! Если Эи вас увидит, то вам обоим сделают дисциплинарный выговор! Тогда уже никого не допустят к тренировкам, и плакали все соревнования вместе со всем проделанным трудом… По очереди она смерила осуждающим взглядом сначала Скара, а затем и меня. Теперь уже даже наш «капитан» не выдержал и отвел глаза в сторону. Так как никто из нас ничего не сказал, то и Аяке ничего не мешало говорить дальше, только теперь в ее тоне появились и нотки искренней мольбы. – Вы же в одной команде! Вы не должны сражаться друг с другом, уж тем более, если это капитан с лучшим мечником. – Не волнуйся Аяка, теперь до этого не дойдет… Аяке показалось, что она не до конца поняла мои слова, и она была права. Я откинул меч в сторону, прямо к ногам Скара. Мне просто хотелось, чтобы он сам увидел и услышал то, что я сейчас скажу. – Итэр? – Потому что я ухожу… Что же, своего я добился: глаза нашего капитана буквально переполнились шоком и неверием. Жаль только, что вместе с ним так же на меня смотрела и сама Аяка. Вот только из нее вместе с неверием вырывался также и страх. Смотря на меня, моя лучшая подруга словно кричала «Нет!», но я просто не мог больше оставаться в этом месте, не было сил. – Итэр постой! – прокричала Аяка, которая ждала совсем не такой реакции после своих слов. Я уже приближался к выходу, когда в двери показалась высокая, но красивая фигура, с косой до самой талии. Эи была не самой разговорчивой женщиной, а потому даже не успела слова вставить, прежде чем я прошел мимо нее. Ее обеспокоенные глаза перекинулись с меня на Скарамуччу с Аякой, а затем и обратно. Хоть я этого уже и не видел, но совершенно точно чувствовал: почему-то взгляд Эи выражал искреннюю печаль, когда она смотрела мне в спину. Оказавшись на улице, и вновь столкнувшись с этой отвратительной осенней погодой, я сделал глубокий вздох. В очередной раз пора было задать себе вопрос, который уже давно требует ответа: да что я вообще творю?!