Если бы мы были героями

      Что минские обещали сделать к воскресенью, то и сделали! Слово пацана или как там… Специально для такого важного мероприятия как экскурсия по зданию они отказались от активности, которую предложил Дмитрий Темурович. Вообще, кто-то из преподавателей обязательно должен был предлагать лицеистам какую-нибудь активность в воскресенье. Активность могла быть любой: парк, какая-нибудь презентация в другом здании, интересная лекция от внештатного преподавателя, прогулка по центру и так далее. Если хотя бы процентов двадцать пять соглашались, то организовывался поход.       Дмитрий Темурович предложил сходить в Минино на презентацию проекта одного очень умного старшеклассника. Связанно это было с биоинженерией, так что и самому Позову было интересно взглянуть. Согласилась половина опрошенных, и, в то время как минские водили Шевелева по прикольным местечкам, остальные одногруппники тусили в Минино.       Первым делом они, конечно же, повели Шевелева в святая святых — курилку. Курилка особенная, как сказал Горох, «наша». То есть, там больше никто из лицеистов и преподов не курил. Находилась их курилка на парковке «Перекрестка», так что иногда им составляли компанию работники магазина. Остальные курили с другой стороны минимаркета, где их не было видно из окон лицея. Некоторые знали, что минские курят на парковке, например, Даша Мартыненко, но с ними не ходили, потому что идти туда дальше.       Даша была подругой минских, но в этом году решила основательно взяться за учебу, поэтому общалась с ними меньше. Они не ссорились, просто она также поняла, что ей интереснее общаться с девчонками из параллели. У минских и Даши все еще сохранились теплые отношения, как понял Шевель. Они все еще говорили друг другу привет, она иногда подсаживалась к ним за обедом, а еще в групповых проектах, где нужно было больше четырех человек, она участвовала с ними.       Сереже Даша понравилась. Она не стеснялась говорить прямо, а еще очень смешно шутила. Макс с ней постоянно флиртовал, иногда так отвратительно, что аж Сереже становилось противно, но Даша была непреклонна — всегда предлагала замену себя, то в виде Артема, то в виде Гороха, то, с недавнего времени, в виде Шевеля. Артем говорил, что Макс не в его вкусе, Горох отвечал, что женат на своей работе, — какой именно не уточнял, — а Шевель смущенно что-то бубнил себе под нос. Не привык он к таким шуткам.       Дойдя до курилки, Макс достал из кармана пачку шоколадного «Чапмана».       — Фиги кувишь? — немного неразборчиво спросил он у Шевеля с сигаретой во рту и протянул ему пачку, откуда Сережа достал одну.       — Курю.       Потом Макс также протянул пачку Артему, но тот отрицательно закачал головой.       — Не, у меня свои, — улыбнулся он, доставая из кармана пачку красных «Мальборо».       Макс пожал плечами, положил свою пачку обратно и достал зажигалку. Закурил, а потом подманил Шевелева и дал огоньку, закрывая зажигалку от ветра второй рукой.       Макс сделал пару затяжек, а потом взглянул на Артема, который уже успел закурить свои «Мальборо».       — Тонкие сигареты курят только бабы, знал? — усмехнулся Заяц.       — Сигареты с подсластителем тоже, знал? — Гаус выдохнул дым прямо в лицо Максу.       — Капец, это получается, меня одни пидоры окружают? — вздохнул Горох, держа в руке свою ашку.       Ребята прыснули и стояли в молчании еще несколько секунд.       — Сюда мы ходим, только чтобы сиги курить, — обратился к Шевелю Горох, прерывая тишину. — Редко, лишь после сложных экзаменов, чтобы эти успокоились, — он кивнул на курящих Макса и Артема.       — Иногда хочется никотин не со вкусом личи, а со вкусом русской тоски, — задумчиво произнес Макс.       — У тебя сигареты со вкусом шоколада, — саркастично сказал Тёма.       — А у тебя тонкие, блять, и че?       — Я с ними так, за компанию, — пояснил Горох. — Табачки, где без паспорта продают, тут нет, да и если бы была… Дальше «Перекрестка» нельзя. Так что мы у таганских просим купить. Я тебе в телегу нужные цифры скину, если захочешь.       — Спасибо, — кивнул Сережа, затушив сигарету.       — А еще-е-е, — интригующее включился Макс. — Мы тут иногда катаемся на тележках. Не сегодня правда, у нас еще важные места есть. Но как-нибудь и тебя покатаем!       — Ну вот, теперь на тележке хочу покататься… — заныл Сережа.       — Успеется. Как говорил Джейсон Стэтхэм: «Запомни фразу: всё будет, но не сразу», — с умным видом сказал Заяц. Он открыл дверь обратно в магазин, пропуская своих друзей.       — Я… не думаю, что он так говорил.       — Не-не, точно говорил, отвечаю.       Сережа в сомнении посмотрел на Гороха и Гауса, но те лишь устало покачали головами и отмахнулись, типа, «он у нас медуза, если по мозгам сравнивать, но ты внимания не обращай».        Спустя несколько минут они оказались в подвале. Вообще, сцена в лицее находилась свое рода подвале, правда окна все еще были, хоть и наполовину перекрыты. А вот в тот момент они отправились именно в подвал-подвал. Это было еще два лестничных пролета в низ от сцены.       — Мы куда?       — В костюмерную, — спокойно ответил Гаус.       — Так для нее ключ ведь нужен? — нахмурился Шевель. — А ключ только у Арсения Сергеевича. А сегодня воскресенье, Арсений Сергеевич сейчас не в лицее.       — Вот именно, — кивнул Макс. — Арсения Сергеевича нет в здании, а нам очень нужно попасть в костюмерную! Что делать в таких случаях?       Сережа непонимающе посмотрел на Зайца. Тот закатил глаза.       — Открывать другим способом, — Макс достал из кармана скрепку. Он повернулся к двери и начал разгибать скрепку.       — И часто вы так делаете?       — Что значит «делаем»? — хитро улыбнулся Горох. — Мы же не регулярно так поступаем. Ну, было пару раз, но нам очень надо было.       — Ага… — Шевель, хихикая, покачал головой, а потом всмотрелся в дверь в костюмерную. Только Макс хотел начать возиться в ключной скважине скрепкой, как Сережа его остановил. — Подожди, — все обернулись на него и застыли, ожидая объяснений. Шевелев подошел поближе к двери, взялся за ручку и открыл костюмерную. — Дверь не заперта…       Макс ойкнул и выпрямился.       — Арсений Сергеич забыл дверь закрыть? — осторожно спросил у друзей Горох.       — Арсений Сергеевич? Шутишь? — хмыкнул Гаус, но тоже выглядел немного обеспокоенным. — Наверно… Галина Григорьевна убиралась и забыла закрыть.       — Ну, а нам на руку, — пожал плечами Макс и прошел внутрь.       Остальные нервно переглянулись, но последовали за Зайцем. В костюмерной было очень душно. Ну, вообще, это не удивительно: помещение без окон, с одной хлипкой вентиляцией, которую, к тому же, не чистили с самого открытия здания.       Еще один беспокоящий момент: в костюмерной был включен свет. Сережа указал на это остальным, но они отмахнулись и сказали, что свет тут включается автоматически, когда дверь открывается. Они шли по коридору, проходя гримерки. Шевелев успел лишь быстро окинуть их взглядом, так как ребята направлялись к самой главной комнате костюмерной.       — Почему вы всегда обращаетесь к учителям на имя-отчество? — прервал гнетущую тишину Сережа. Возможно, только для него она была гнетущей, так как Макс вел себя вполне естественно. А, может, наоборот, лишь Заяц не понимал, как остальные встревожены.       — А как еще? — удивленно вскинул брови Гаус. — Это же банальное уважение! Или ты в предыдущей школе ко всем преподавателям по погонялу обращался?       — Ну, нет, конечно, — хихикнул Шевель. — Но это только в лицо. Между своими можно как-нибудь попроще.       — Идея Тёмы так-то, — влился в обсуждение Горох. — Ему кажется, что все остальные как-то по-злому говорят об учителях.       — Не, но это реально капец! — недовольно возмутился Артем, нахмурившись. — Они называют Дмитрия Темуровича жабой. Жабой, Шевель! А знаешь, почему? — Сережа не ожидал такого эмоционального Артема, поэтому молча отрицательно покачал головой. — Потому что на первой паре он рассказывал о лягушках и жабах, о том какие они классные и как их не надо бояться, потому что они чудесные, — он осуждающее покачал головой. Макс провел их до конца коридора уже к костюмам. Разноплановые, разноцветные, качественно сделанные. Где-то были народные костюмы, — это Сережа понял по кокошникам; где-то армейская форма; где-то костюмы для спектаклей в жанре фэнтэзи. — А Антона Андреевича называют палкой. Не, ну это уже ни в какие рамки не лезет!       — Вы «Хроники Нарнии» ставили? — Шевель достал ушки из костюма фавна.       — В девятом классе на Новый год, — улыбнулся воспоминаниям Горох. — Тумнуса играл Антон Андреевич.       — А ты кого играл?       — Бобра! — громко сказал Макс, не дав ответить Сереже самому. Он очень довольно улыбался усталому Гороху.       — Да… Бобра… — со вздохом сказал тот, потерев переносицу. — Макс, а вот можно, вот, ну, не рассказывать об этом всем?       — Как это не рассказывать, когда вы с Грейнер играли такую чудесную женатую парочку бобров?       — Прекратите меня шипперить с Сашей! Мы с ней даже не так общаемся сейчас.       — Они просто расстались после этого выступления, — заверил Шевелева Артем, успевший надеть какую-то смешную шляпу.       — Мы и не встречались! — почти заорал Горох. Макс, Тёма и Шевель закивали головой, но по их лицам было понятно, что Сереже они не верят.       — А вообще схема с именем-отчеством очень удобная для меня лично, — улыбнулся Макс, сменив тему. — У меня с памятью проблемы, я тебе говорил вроде… Особенно на фамилии и имена-отчества. Поэтому, когда вокруг тебя все обращаются к учителю именно на имя-отчество, быстрее запоминается. Не происходит таких неловких ситуаций, когда тебе надо обратиться к преподавателю, а ты знаешь только его погоняло.       — А еще можно случайно наткнуться на препода, пока ходишь по лицею, — добавил Горох. — Никогда не знаешь, если он вдруг окажется прямо за твоей спиной.       Позади Шевелева зазвучали громкие удары, отчего тот выронил костюм, который рассматривал до этого. Он на автомате закричал и подбежал ближе к минским, которые тоже испуганно заверещали. Артем вцепился в Гороха, Макс вцепился в Артема, Сережа вцепился в Макса, и потяну-у-ли…       — Откройте мне дверь! — донесся голос по ту сторону двери, по которой как раз таки и били.       Гаус восстановил дыхание после ора, выпрямился и с заинтересованным лицом пошел в сторону двери.       — Тём, ты чего? Не лезь, это призрак! — кричащим шепотом пытался остановить его Макс, теперь схватившийся за Шевеля. Они стояли, обнявшись, рядом с Горохом.       — Какой призрак? Оперы? — усмехнулся Артем, подошедший вплотную к двери.       — Минские? Вы что ли?       — Арсений Сергеевич? — Шевелев вскинул брови, признавши голос преподавателя.       — Призрак Арсения Сергеевича… — прошептал Макс, за что получил чапалах от Гороха.       — Да никакой не призрак я! — возмущенно произнес призрак. — Откройте мне дверь!       Артем взялся за ручку двери, но открыть ее получилось только со второго раза. Макс и Шевель зажмурились в ожидании худшего, но из маленькой комнаты, скорее всего бойлерной, вышел Арсений Сергеевич собственной персоной.       — Фух, — произнес преподаватель. — Я уж начал думать, что задохнусь там.       — Что вы тут делаете? — удивленно спросил Горох. — Сегодня воскресенье… Вы тут со вчерашнего сидите?!       — Да какой там… Если бы со вчерашнего, то нашли бы вы только труп, — усмехнулся Попов. — Я тут вчера папку с документами забыл и сегодня пришел забрать. Я не заметил, как дверь захлопнулась, а изнутри она заедает и не открывается… Я, может, часа два тут просидел, — преподаватель достал телефон из кармана, чтобы проверить время. — Ну да, два с половиной, — ребята сочувственно ему закивали. — Но это то, почему я тут оказался, а вот вы…       — А мы это… — запаниковал Тёма, — …вас искали как раз!       — Да-да! — закивали остальные, неловко улыбаясь. Сережа посмотрел на Макса, на голове которого все еще были рога, и одним движением их смахнул, продолжая улыбаться Арсению Сергеевичу.       — Ага… Я так и понял, — он вздохнул. — Ну ладно, прощаю. Без вас я не знаю, когда выбрался бы, спасатели мои.       Минские смущенно опустили головы и заметили разбросанные в панике костюмы на полу. Они быстро убрались и пошли вместе с Арсением Сергеевичем на выход.       — Почему вы не позвонили никому, чтобы вас спасли? — тихо спросил Шевелев.       — Тут нет связи, — ответил за преподавателя Макс. — Подвал-подвальный.       По спине Сережи пробежались мурашки. Теперь он в серьез заволновался за Арсения Сергеевича. Никто не знал, что он сегодня зашел в лицей, — кроме, может, охранника, если тот был на посту, а не курил у «Перика», — связи тут нет, в костюмерную никто бы не пошел, а если бы и пошел, то все равно сделать это можно лишь с разрешения Попова, а Попова нет нигде!       Сережа шел, задумавшись, и погружался все глубже в пучины своих мыслей. Вдруг, костюмерная больше не была прикольной, да и вообще мрачнела с каждой секундой. В груди завязался узел.       — Давайте побыстрее отсюда уйдем, — прошептал тот минским, на что те обеспокоенно посмотрели в ответ.       Они расстались с Арсением Сергеевичем на первом этаже, он поблагодарил их еще раз и попрощался. Макс прикусил нижнюю губу, посмотрев на Сережу.       — Прости, Шевель, — пробубнил тот. — Мы не хотели, чтобы ты испугался.       — Да че вы, — улыбнулся он пристыженным минским, — все там испугались. Я думаю, что Арсений Сергеевич больше всех обосрался.       Макс улыбнулся, но все равно расстроено вздохнул.       — Костюмерная правда классная, просто мы как-то неудачно попали…       — А, может, наоборот, удачно! Может, теперь Арсений Сергеевич не будет так жестить на занятиях.       — Может быть… — задумался Макс.       — Ну, ладно, это было то еще приключение… — Тёма смешно почесал затылок. — Но тебе еще фотка нужна. Давай просто тебя на аллее сфоткаем, а потом к нам? Посмотрим чего-нибудь.       — Давайте «Лабиринт»? — Заяц аж засиял, когда Гаус предложил совместный просмотр.       — Тот, где Дэвид Боуи что ли? — спросил Шевель.       — Ага! Царствие ему небесное…       — Я не думаю, что Дэвид Боуи был православным, — прыснул Горох, на что Артем и Сережа хихикнули. Они вышли из лицея, чтобы сделать последнюю фотку для домашки Сережи.       На следующий день Шевелев уже стоял в кабинете Антона Андреевича. На следующий день потому, что по воскресеньям у куратора был выходной, и он отсутствовал днем ранее.       — Очень хорошо, — пробубнил себе под нос Шастун, рассматривая фотографии. Вот он с Горохом сфоткался с Павлом Алексеевичем. Вот он напротив здания на Марье. Вот он, растрёпанный, поднимает пальцы вверх у бассейна. Вот он на зелёной аллее, а вокруг гуляют лицеисты. Уголки губ куратора поползли вверх. Он сложил фотографии и отставил их в сторонку. Зевнул, а Шевель заметил, что сегодня на руке Шастуна около нуля колец, что было совсем не в его стиле. — Поставлю тебе пятерку. Тебе лучше за русский или за литературу?       — За русский, там оценок меньше, — скромно ответил Шевелев. — Вы устали?       — А? — непонимающе посмотрел на него Шастун.       — Вы выглядите так, будто вас КамАЗ переехал, — хихикнул Сережа, но потом резко опомнился. — Простите, я просто имею в виду, что вы выглядите уставшим.       Антон Андреевич рассмеялся.       — Может не переехал, но ощущения схожие, — сказал он и перешёл к выставлению оценки. — Проверял ваши сочинения всю ночь. Такие гэги иногда, конечно. «Любовь не надо искать, любовью надо заниматься».       — Ой, ужас, — у Шевеля покраснели уши.       — Ну я это о чём? Какое здание тебе больше всего понравилось?       — Конечно, наше, Антон Андреевич! — Шевель горделиво вздернул нос.       — Ответ правильный, — хитро улыбнулся тот, — но нечестный.       — Иногда приходится быть нечестным, чтобы не влепили, — влепили по лицу, влепили уголовку, влепили двойку. Что угодно! — Даже в ваших сочинениях приходится быть нечестным. Каково это писать сочинение по теме «материнская любовь» человеку, у которого никогда не было матери?       — Какого же? — вскинул одну бровь Шастун.       — А я не знаю, у меня-то мама есть, — пожал плечами Шевель. — А у кого-то нет. Люди врут в среднем пять раз в день, Антон Андреевич. Врут в портфолио, врут в эссе, врут при первой встрече.       — Грустно как-то у тебя получается.       — Ну как-то так, — повел плечом тот.       — Знаешь, — Шастун отвел глаза в сторону, — какую оценку я поставил тому сочинению? Где про занятие любовью?       — Не знаю, — вздохнул Сережа. — Два? Может, три, если вы были лояльны.       — Пять, — улыбнулся Антон Андреевич, заметив удивление на лице Шевеля. — Ноль грамматических ошибок, ноль лексических. Структура правильная, написано по теме. Человек просто грамотно изложил свои мысли, Серёж, — он вновь отвёл взгляд в сторону. — Хоть и своеобразно, — Антон Андреевич сложил руки на столе. — Вот мое любимое здание на Таганке.       — Потому что там Арсений Сергеевич в театре выступает? — это был выстрел в небо, но Шевель надеялся, что его догадка верна.       — Нет, потому что… — хотел было переубедить его Антон Андреевич, но тут же оборвался. — Что?       — Арсений Сергеевич выступает в театре на Таганке, который напротив лицея.       — Как… Как ты об этом узнал? Он говорил об этом?       — Арсений Сергеевич? Бога ради, Антон Андреич! — рассмеялся Шевелев. — Нет, я просто увидел плакат с его лицом и именем на стенах театра.       — Вот как… — задумался куратор.       — Почему Таганка — это ваше любимое здание?       — Давай так, — Шевель впервые увидел, как краснеет куратор, — не потому, что там выступает Арс. Я вообще только от тебя сейчас об этом узнал.       — Он и вам ни о чем не рассказывает?!       — Арсений очень скрытный человек, Серёж.       — Интересно, что же он скрывает, — улыбнулся Шевель. — А почему тогда?       — Там меньше детей, — начал перечислять тот, — больше моих друзей, там Павел Алексеевич.       — И что, что Павел Алексеевич?       — А то, что он мой пример на подражания. Ты, наверно, думаешь, что он просто шутник в админке, но на самом деле он очень трудолюбивый. Он не куратор, на ночь ему оставаться не надо. Но он все равно допоздна на работе сидит, и его уважает весь коллектив. И при всем при этом! Такой радостный ходит, душа компании, представляешь? — Антон Андреевич тяжело вздохнул, опустив взгляд. — Я хочу быть таким же, но слишком устаю…        — У вас есть семья, Антон Андреич? Жена, дети?       — Нет, — нахмурился тот. — К чему это?       — У Павла Алексеевича ведь есть жена. Он, как вы сказали, допоздна сидит, но на ночь не остаётся. Ему есть к кому возвращаться домой, там его поддержка и любовь.       Шастун вглядывался в лицо Шевелева, раздумывая над его словами.       — Понимаете? В реальной жизни очень сложно совместить любимую работу и чудесную семью. Но мы можем получить хотя бы что-то из этого. Может, Павел Алексеевич не думает, что рукнаправ — это работа его мечты, но он знает, что, придя домой, его ждёт тёплый ужин, любимая семья и отдых. Это ли не счастье?       — До чего я докатился… — хныкающий Шастун оказался очень забавным зрелищем! — Школьник затирает мне про законы жизни. Даже хуже, чем бомжи-философы возле дома…       — Во-первых, лицеист, Антон Андреевич, — ухмыльнулся Сережа. — А, во-вторых, грубовато с вашей стороны. Буду жаловаться в «эСэЛ», — он сделал свой ресерч! «СЛ» расшифровывалось как «Совет Лицеистов», куда любой лицеист мог пожаловаться или предложить какое-нибудь нововведение. — «Мой куратор сказал, что я хуже бомжа».       — Скажи спасибо, что не татарина… — Антон Андреевич некоторое время крутил ручку в руках, а потом шумно ударил руками по столу. — Так, всё. У меня работа вообще-то. Приятно поболтали по душам, Серёж.       — Антон Андреич, ну вы задумайтесь…!       — Да-да, Шевелев, — Шастун встал со своего кресла и начал немного подталкивать Серёжу к выходу, — ни дня еще не прошло, чтобы мама не заставляла меня задуматься о невестке и внуках. Тебя мне ещё не хватало.       — Ваша мама говорит правильные вещи! — Сережа выкорючивался в проходе так, чтобы Шастун мог видеть его лицо. Антон Андреевич впихнул ему в руки полароидные фотографии.       — Пока, Серёж, — устало вздохнул Антон Андреевич, и взялся за дверь. — Обращайся, если что-то понадобится.       — До свидания, Антон Андреевич, — улыбнулся напоследок Сережа, на что куратор кратко ему кивнул и захлопнул дверь. — Но вы подумайте!       — Пока, Сережа! — донеслось с той стороны двери. Шевелев выдохнул и отправился на верхние этажи к пацанам.       Что же узнал Сережа? Во-первых, у Макса пять за сочинение. Во-вторых, Антон Андреевич не в курсе, что Арсений Сергеевич выступает в театре, а значит и минские об этом вряд ли знают, а значит, им тоже надо рассказать. И, в-третьих, Шастун не женат, у него нет детей, да и вряд ли у него вообще кто-то есть. Это может обнадежить Гауса.       Когда Шевель поднялся в их с Максом комнату, там уже были все. Они с улыбкой протянули ему коробку, в которую сказали положить все фотокарточки. Теперь это была коробка его воспоминаний.       Сережа подумал, что в лицее ему определенно нравится.