Если бы мы были героями

            В среду после пар Артем и Сережа должны были отправиться в Марьино с Сергеем Борисовичем. По идее он у них вел ОБЖ и физру, но эти предметы стояли на четверг и пятницу, из-за чего Шевелев еще не успел познакомиться с ним.       Поднявшись до кабинета Матвиенко, они постучали в дверь, а потом, не дождавшись ответа, открыли ее. На большом черном диване рядом с Сергеем Борисовичем сидел Арсений Сергеевич. Они, наверно, обсуждали что-то сверхсекретное перед тем, как ребята открыли дверь, так как со скрипом резко умолкли.       — Ой, пацаны-ы-ы, — Матвиенко схватился за голову. — А я как-то про вас совсем забыл… — Попов цокнул и закатил глаза, но преподаватель будто и не заметил. — Дайте секунду настроиться.       — Вы надолго? — негромко спросил Арсений Сергеевич, даже не смотря на Сергея Борисовича. — Во сколько возвращаться собираетесь?       — Сень, ну, у меня сегодня ночь, вообще-то, — сказал тот, надевая носки. Скорее всего, он имел в виду ночную смену.       — А ты не мог раньше сказать?! — возмущенно воскликнул Попов.       — Ну закажу я тебе такси, — устало вздохнул Сергей Борисович.       — Не хочу я спать один там, — он по-детски скрестил руки на груди.       — Боже, ну останься тогда, — физрук закатил глаза, уже обуваясь. Арсений Сергеевич на это лишь промолчал, но от него веяло обиженной аурой. Перед тем как надеть пиджак и выйти с Артемом и Сережей, он посмотрел на Попова снова. — Я куплю чего-нибудь вкусного, и мы можем посмотреть тот фильм, который ты откладывал.       — «Интерстеллар»? — заинтересованно кинул на него взгляд театрал.       — Да-да, «Интерстеллар», — отмахнулся Сергей Борисович. — Давай, увидимся через пару часов, — он развернулся обратно к Гаусу и Шевелю и тихо начал их подгонять. — Давайте-давайте, резче.       Сережа многозначительно посмотрел на Артема, пытаясь услышать объяснение того, что они сейчас лицезрели, но тот лишь пожал плечами. Гаус облизнул губы, наклонился к Шевелю и прошептал:       — Горох бы пищал сейчас.       Что бы это ни значило…       Они вышли из лицея и, чего не ожидал Шевелев, пошли не в сторону метро, а в сторону лицейской парковки. Чего Шевелев не ожидал еще больше так этого того, что они подойдут к крутой фиолетовой тачке, а Сергей Борисович скажет «залазьте». От удивления у Сережи брови достигли небес, а нижняя челюсть упала на асфальт. Артем подошел поближе и легким движением руки закрыл его рот обратно.       — Садись давай, вон, у Сергея Борисовича сегодня вечером «рандеву», — усмехнулся он, обошел машину с другой стороны и сел на место за пассажирским. — Надо успеть!       Шевелев скромно открыл дверь и сел. В машине он старался не двигаться, не говорить и, по возможности, не дышать. Все это для него было такой роскошью, какую он в жизни не видел, поэтому боялся все испортить. Поездка была тихой. Они не разговаривали, да и радио ничего не пело. Изредка только слышался тикающий звук поворотника.       Потом они застряли в пробке. Артем оторвал взгляд от своего айфона и взглянул на Шевелева. Он тихо хихикнул, заметив его тревожный вид, и легонько ударил по плечу, мол «расслабься». Сережа с неловкой улыбкой кивнул, но позу не поменял. Тогда Гаус цокнул и закатил глаза.       — Че у вас там происходит? — донеслось с водительского сидения.       — Шевель волнуется, — отозвался Артем.       — С чего это?       — А это частая практика? — Сережа силой заставил себя опустить плечи. — Возить учеников на личном транспорте?       — Если ты беспокоишься за то, что я увезу вас в лес и съем там, то не надо, — буднично ответил Матвиенко. — Договорился с Арсением сегодня вечером, а все это заняло бы слишком много времени, чтобы успеть. Орать ведь еще будете, а у меня и так башка раскалывается.       — Спасибо, но вы не ответили на вопрос, — повел плечом Сережа в тщетных попытках перестать волноваться.       — Не очень, — пожал плечами он. — Обычно же всей оравой ездят по зданиям. На мероприятия там, на балы… Так что в большинстве случаев пользуемся метро. Но вот иногда приходится отдельных лицеистов на Таганку везти. Минские, вон, машины всех преподавателей знают.       — Чья машина твоя любимая? — поинтересовался у Артема Сережа.       — Позовская, — уверенно кивнул тот. — Он музончик классный ставит. А еще у него в салоне всегда бублики какие-нибудь и вода. Но у вас, Сергей Борисович, тоже очень классная!       — У Поза ребенок есть, конечно, его машина снабжена таким всяким, — пробурчал Матвиенко. — Я, например, очень редко мелочь вожу. Вообще не люблю это, вы еще салон мне изгадите, окна пооткрываете, да и вообще…       — Мы тоже очень любим вас, Сергей Борисович! — заулыбался Артем.       — Просто так быстрее, — смущенно вздохнул тот. — И удобнее.       Пробка начала рассасываться, и Артем подтянул к себе Шевелева за рукав рубашки, чтобы прошептать что-то на ухо.       — Он просто ревнует, — Артем немного отодвинулся, и Сережа постарался подавить смешок. Тогда Артем снова его притянул за рукав. — Они с Позовым постоянно соревнуются во всем. Почему-то… Мы думаем, что это не очень логично. Они же кооперируются!       — Меня там обсуждаете? — в голосе, доносящимся с водительского, была слышна улыбка.       Мальчики ничего не ответили, немного похихикали и притихли.       Вообще, это была обычная практика в лицее — кооперация преподавателей. Они считали, что ученикам так легче изучать предметы. Антон Андреевич, как преподаватель русского и литературы, кооперировался с Арсением Сергеевичем. Постановки на театральном шли бок о бок с произведениями, которые они изучали на литературе. На театральном было намного приятнее учить стихи и прозу.       Дмитрий Темурович, как преподаватель биологии, кооперировался с Сергеем Борисовичем, когда по программе они изучали строение человека. В остальное время Матвиенко кооперировался с Арсением Сергеевичем. Таким образом, на театральном они могли не тратить время на физическую подготовку и больше времени уделять постановкам.       Предметы из сферы обществознания делились на практику и теорию официально. Минские сказали, что именно от этого и пошел на тренд на преподавательские кооперации. Социология, которую вела Иванченко, шла в паре с практикумом по социологии, которую вел Журавлев. Экономика, которую вела Гончарова, сопровождалась практикумом по экономике Зинченко. Политология — Степанова, практикум по политологии — Черникова.       Были предметы, которые не нуждались в кооперации. Например математика, которую вела Крамарева, сама по себе и теория и практика, как и физика Колиденко, так и химия Конышева. Вообще фамилии преподавателей, которые вели некооперирующиеся предметы, было легко запомнить: они все начинались на «К». Сережа в голове придумал какую-то очень неприличную шутку по этому поводу, так что оставил ее при себе.       Но был один предмет, по которому все было еще не ясно: история. Минские сказали, что за лето предыдущий преподаватель успел уволиться. Мол, даже в типичной школе в каком-нибудь Саратове и то дети поспокойнее, чем здесь. В общем, не повезло человеку напороться на «ОПГ Минские», и он сбежал, что аж пятки сверкали.       В предыдущем году тот препод решил не кооперироваться, — на самом деле это было личное решение каждого учителя, — но вел при этом страшно нудно. Макс оправдывался, что просто хотел сделать изучение истории интереснее, когда вместе с ребятами они достали из сценического реквизита одежды девятнадцатого века и устроили реконструкцию обороны Севастополя. Сказать, что дряхлый и консервативный преподаватель по истории был не в восторге, это ничего не сказать.       Старик пошел жаловаться и доносить на них во все инстанции, но тут случилось неожиданное. И Антон Андреевич, и Арсений Сергеевич заступились за ребят. Если Шастуна можно было бы еще понять, — хотя тот, конечно, вот так яростно за них никогда не вступался, — он, все же, их куратор, то вот к Попову потом приходили с пирожными и логичным вопросом «почему?» По идее они без спроса взяли театральные костюмы, а, может, еще и случайно захватили что-нибудь из его личного. Арсений Сергеевич на тот вопрос развел руками, ответив что-то размытое в стиле «а как еще».       В общем, старик этот от таких заявлений поднял плечи, раскраснелся от злости, прокричал «дурдом!» на весь лицей, отпреподавал еще месяц-полтора, а в июне на столе Стаса Олеговича уже лежали бумаги об увольнении.       Горох сказал, что совсем не жалеет о произошедшем. К новеньким преподавателям они обычно относятся хорошо, просто этот был душный и неприятный, а еще постоянно раздавал какие-то свои никому не нужные старческие советы и критиковал парней за то, что они недостаточно мужественные, — например, Гауса, — а девчонок за яркий вид.       Так что у них на самом деле никаких предубеждений насчет нового преподавателя, — или преподавательницы, — не было. Все зависело от его или ее решения полностью: если на кооперацию согласишься, то можешь хоть с листочка свою теорию читать, а вот если нет, то будь так добр быть поинтереснее.       В любом случае, нового учителя по истории им обещали только к зиме. Так что на всю осень у них стояло прохождение онлайн-курса с тестами, чтобы историю своей страны не забывали.       Когда машина остановилась у жилых домов, Шевелев не понял, зачем они тут припарковались. Потом Сергей Борисович сказал им выходить из машины, и следом за Гаусом вышел и Сережа. Оказалось, что они реально приехали к зданию лицея на Марье, но у него нет своей парковки, как на Минской, поэтому пришлось парковаться там, где есть свободное место.       Сереже казалось, будто они идут какими-то подворотнями, подвалами и переулками. Здания были темные, улочки совсем узкие, и Шевель очень боялся там потеряться. Места на улице так не хватало, что все магазины, пекарни и кафешки находились на минус первых этажах.       Когда они дошли до лицея, Сережа вообще сначала не поверил, что это он. Здание узкое, высокое, но все же узкое. Стоит оно бок о бок с соседними зданиями, а выглядит из рук вон плохо. Только одна небольшая табличка слева от двери говорила о том, что это реально здание Лицея СОШ.       — Да-а-а, тут смотреть нечего, — присвистнул Артем.       — А почему всё… так? — нахмурившись, Сережа развернулся к Гаусу и Матвиенко. — Стас Олегович вообще ни о каком здании больше не волновался, кроме нашего?       — Красота в глазах смотрящего, — улыбнулся Артем. Они даже не торопились заходить, понимали, что там негде фоткаться. — Вот тебе в прикол, что у нас такой большой двор. А им другое по кайфу, — он развернул Сережу за плечи и указал рукой в непонятном направлении. — Вон, видишь, зеленое здание? — Шевель пригляделся и смог рассмотреть верхушку здания салатового цвета за крышами других домов. Он кивнул. — Так вот это общага их.       — Отдельная?! — воскликнул он, развернувшись всем телом к Гаусу.       — Ага, — улыбаясь, кивнул тот. — Так как внутри здания ничего нет, им разрешается гулять по всей Марье. А тут и кафешки, и магазы, и тэцэшки. Ну, рай, в общем.       — Понятно… — задумчиво произнес Сережа.       — А вчера ты на Таганке был, тоже ведь вроде ничего на территории нет, правда? — продолжил Артем. — А у них театр напротив. Театр, Сереж! Так еще и «КейЭфСи» через дорогу. Они вроде только этим и питаются.       — Надеюсь, что они на постановки с баскетом острых крылышек ходят, — хихикнул Сережа, на что Артем рассмеялся тоже.       — В общем, чтобы ты не думал там, что Стас Олегович идиот такой и только к четвертому зданию понял, как должен выглядеть лицей. Шеминов может и сварливая карга, но не тупой.       — Побоялся бы ты о директоре так выражаться в присутствии учителя, Гаус, — подал голос Матвиенко, который все это время просто слушал ребят.       — А как я выражаюсь? — начал играть глупенького Артем. — Я наоборот комплимент ему делаю. Сказал, что он умный дядька.       — Ты назвал его сварливой каргой, — приподнял одну бровь Сергей Борисович.       — Только не говорите, что не согласны, Сергей Борисыч, — хитро улыбнулся Артем.       Матвиенко лишь хмыкнул.       Шеминов вообще персонажем странным каким-то был. Все о нем знают, все о нем говорят, но тихо, будто он в стенах и все-все видит и слышит. Увидеть его, правда, по словам минских, увидеть можно лишь три раза в год: на первое сентября, на зимнем балу и на последнем звонке для выпускников. Сережа, к сожалению, на первое сентября не явился, а потому и пропустил явление «лысой башки», — так его называли, нет, не минские, но другие ребята из группы, — народу.       Гаус достал из своего рюкзака полароид и выдал его преподавателю. Сережа и Артем встали рядом и сфоткались на фоне здания. Даже Сергей Борисович не задавал вопросов, насчет того, почему они не зашли. Он вернул камеру и вылезшую фотокарточку.       — Давайте, пошли, — махнул рукой тот.       — Как это, Сергей Борисович?! — возмущенно повысил голос Артем. — Мы же тут всего минут пять! А тут ведь столько всего…       — Ребят, ну, вы посмотрели на здание, сфоткались, можно и идти уже, — незаинтересованно объяснил тот. Артем никак не хотел с этим мириться и уж было хотел начать скандал, но у Сережи была идея получше.       — Сергей Борисович, — обратился к нему Шевель, и тот развернулся, — вы вроде обещали Арсению Сергеевичу вкусностей, когда вернетесь.       — И?       — А тут вон, смотрите, — он указал на полукруглое здание, — торговый центр, написано, что там есть «Ашан».       — Шевелев…       — Ну а что? Вы сходите в магазин, купите, что вам надо, а мы пока по верхним этажам походим. И мы перестанем ныть, и вы делом займетесь! — Сергей Борисович смотрел на него осторожно, обдумывая это предложение. — Потому что, если вы хотели в «Перекрестке» закупиться, то не стоит. Там же, к моменту, как мы приедем, людей много будет, и очередь с километр. А тут ни души пока что!       — Пожалуйста, Сергей Борисович… — добавил Артем.       — Как же с вами трудно… — вздохнул тот. — Ладно, пошли, — он увидел, как обрадовались парни, и тут же добавил. — Но ходить вы только по одному магазину будете! Искать вас еще по всему торговому центру…       Ребята закивали и двинулись в сторону ТЦ. Артем легонько стукнул Сережу по плечу, чтобы тот обратил на него внимание.       — Отлично придумал! — в полголоса сказал он, чтобы Сергей Борисович не дай Бог услышал. — Я уж хотел шантажировать его…       — Шантаж всегда успеется, — улыбнулся тот. — А вот над договорами, так чтоб не обиделся еще никто, это думать надо!       Втроем они дошли до торгового центра и разделились: Сергей Борисович пошел в «Ашан», а Артем с Сережей пошли в какой-то магазин смешных цен. Гаус обещал, что там точно будет круто, потому что вещи там самые разные, на некоторые просто глазеть хочется. Шевель ему поверил: все равно не знал тут ничего.       Пока они ходили по рядам магазина, Сережа заметил, как на самом деле там было много охранников. Артем объяснил это тем, что во всякие секонды и смешные цены ходят в основном бедные люди или подростки, а они вполне могут что-нибудь украсть. Сережа нахмурился на такое высказывание. Сам он далек от богатой жизни, они с мамой частенько еле справлялись с финансами, но чтобы красть? Ни разу в жизни.       Шевель не успел ответить Гаусу, потому что тот резко добавил, что на самом деле это все бред, и они зря так стараются, лучше бы просто металлоискатель поставили на входе и прицепили магниты на каждую вещь. Человек, который хочет что-то украсть не будет бояться хоть сотни охранников, а вот человек невинный будет.       С каждой минутой они заходили в глубь магазина, но он все не заканчивался. Детские старые игрушки сменялись на футболки по сто рублей с вырвиглазным принтом, пока не сменились на настоящее сокровище. Стеллажи разноцветных косух, стильных джинс, крутых кроссовок и…       — Ух ты… — прошептал Сережа и подошел к одному из свитеров. На нем был вышит кролик из «Луни Тюнз». Свитер был ярким, но не слишком, а на ощупь до жути мягким.       — Нравится? — улыбнулся Гаус. — Этот свитер очень нравится Максу. Правда, никак не накопит. Все деньги на парилки сливает, представляешь?       Заяц курил и парил, Шевель это еще в первый день узнал. Сережа сцен не устраивал — сам баловался, был грешок. Поэтому у Макса стрелял, а потом оказалось, что и Горох с Гаусом никотином травятся… Шевелев оценил все парилки и заключил, что самая вкусная была у Макса со вкусом винограда.       — Он очень классный, — согласился Сережа. — Почему это все еще никто не купил?       — Все останавливаются где-то на середине магазина, — пожал плечами тот. — Довольствуются фонарями. А мы! Мы ищем звезды, Шевель. Они, может, находятся дальше, но зато светят ярче.       — Завернул красиво.       Артем и Сережа громко рассмеялись, чем привлекли внимание.       — Эй, мелочь! — ребята обернулись на громкий голос преподавателя. Сергей Борисович, как можно скорее шел к ним, шурша пакетами из «Ашана». Выглядело так, будто он закупился на месяц вперед. — Ну и магаз же вы выбрали… Он бесконечный что ли? — Матвиенко со вздохом огляделся вокруг. — Все, нагулялись, на шмотки насмотрелись, пошли к машине уже.       — Все купили, что хотели? — Артем будто и не слышал укора в словах преподавателя. Он махнул Сереже, чтобы тот подоспел за ними. Шевелев в последний раз окинул взглядом звезды и последовал за остальными.       На первом этаже Сергей Борисович резко остановился перед кофейней. Он задумчиво чесал бороду, будто принимая решение. Сережа и Артем просто неловко на него смотрели.       — Холодеет, — цокнул тот, на что ребята просто кивнули. — Горячего чего-то хочется. Зайдем на минутку? Я возьму себе.       Артем и Сережа обменялись взглядами, сделали глубокий вдох и пошли за Матвиенко. Сергей Борисович заказал себе какой-то ягодный чай, пока мальчики стояли в сторонке. Он обернулся к ним и спросил, хотят ли они чего-то. У Артема глаза расширились от радости, а у Сережи от удивления. Цены в этой кофейне запредельные! Свитер стоил всего в два раза больше какого-то капучино. Если так прикинуть, то два капучино здесь это один свитер в смешных ценах.       Шевель посмотрел на Артема, у которого заказ кофе был длиной в «Войну и мир», так что, когда Сергей Борисович посмотрел на Сережу в ожидании его заказа, тот просто сказал «то же, что и Гаусу».       — Не пожалеешь, — улыбнулся Артем. — Он очень вкусный.       — Я надеюсь, иначе почему еще ты прозу зачитал? — усмехнулся тот. — Дороговато как-то правда. Это нормально?       — Конечно! Если Сергей Борисович что-то предлагает, то всегда надо соглашаться. У него такие аттракционы неслыханной щедрости раз в сезон бывают. Самые лучшие дни всегда, — ностальгически задумался Гаус, но потом резко продолжил. — Вот если Антон Андреевич что-то предлагает, всегда отказывайся!       — Почему это?       — Потому что предложения Антона Андреевича всегда о чем-то вроде олимпиад, конкурсов и мероприятий. Мы с Максом в восьмом классе на эту удочку попались, теперь я олимпиадник, а он глава ОэЛэМ, — «ОЛМ» расшифровывалось как «Организаторы Лицейских Мероприятий». В «ОЛМ» сидели активные лицеисты, которые в союзе с администрацией устраивали все фестивали. — Если Дмитрий Темурович что-то предлагает, то лучше просто молчи. Это сто процентов сарказм, и если ты хоть как-то ответишь, то он посмотрит на тебя, как на одноклеточное.       — А он может…       — Вот-вот! — рассмеялся Артем. — А если Арсений Сергеевич тебе что-то предложит, то это сон, и тебе надо проснуться.       Сережа улыбнулся. Арсений Сергеевич был какой-то звездой лицея. В прошлой школе, в которой раньше учился Шевель, ученики затихали и выпрямлялись, только если по коридору проходил директор. В лицее так реагировали только на Арсения Сергеевича. Его не то, что бы уважали… Ну, то есть, нет, преподаватель он классный, профессионал своего дела, но… По нему было понятно, что детей он недолюбливает. Возможно, по многим учителям так можно было сказать — тот же Сергей Борисович. Но Попов другой. Если все учителя, которые не в восторге от работы с детьми, пытались хоть как-то это скрывать, то Арсений Сергеевич говорил об этом почти прямо. По его движениям и выражению лица можно было понять, что он изо всех сил держится, чтобы не ударить ученика. Критика его тоже была жесткой, — минские сказали, что это потому, что в настоящих театральных академиях атмосфера такая же токсичная, — он мог прямо в лицо школьнику сказать, что его этюд тупой, нелогичный, да и вообще, что он, такой неумеха, делает на театральном направлении. И это у всех на глазах! В общем, Артем был прав. Навстречу Арсений Сергеевич никогда не шел: все должно было быть именно так, как он скажет, и никак иначе!       В этом они с Антоном Андреевичем были полными противоположностями. Антон Андреевич ходил всегда уставший, хмурый и грустный, в отличие от Попова, который постоянно ходил с этой устрашающей улыбкой. Но при этом Шастун правда любил работать с детьми. Договаривался с другими преподавателями, если у учеников были проблемы с оценками, всегда давал вторые шансы на сдачу домашки, контрольных, стихов, ему можно было задавать даже самые тупые вопросы, к нему всегда можно было подойти после пар, чтобы тот объяснил какие-то моменты из темы. Пары он проводил, не вставая со стула. Некоторые шутили, что это из-за того, что он стареет, но минские знали: он стеснялся. По их словам, Шастун понимал, что между ним и учениками и так уже есть разница в статусах — он преподаватель, а они его ученики. Он боялся, что из-за такой разницы в росте лицеисты вообще начнут дрожать, рассказывая стихотворения. Шевель подумал, что это не лишено смысла. И правда, если бы над его душой стояла километровая шпала, — а именно такого роста был Антон Андреевич, по общепринятому мнению, — пока он рассказывал стихотворение, он бы и свое имя забыл и инфаркт бы схватил.       Бариста крикнула их имена, чтобы они забрали свои напитки. Пока они выходили из кофейни, Шевель сделал первый глоток. Гаус, несомненно, разбирался в кофе, так как горячий напиток, который Сережа держал в руках больше напоминал теплый молочный коктейль.       Обратно они ехали вновь в тишине, но Шевелев был уже намного больше расслаблен. Пока что Сергей Борисович был самым комфортным преподавателем. В личную жизнь не лез, вопросов лишних не задавал, шел на компромиссы, кофе купил!       Артем и Сережа выбежали из машины, поблагодарили Матвиенко за то, что согласился с ними поехать, и направились на верхние этажи, чтобы рассказать остальным о том, как прошел их день.