Понять себя

      Что ж, время для серьёзного разговора пришло. Ибо дал себе несколько секунд и со стоном нехотя оторвался от таких желанных губ.       — Если для тебя, гэ, всё ещё имеет значение то, почему я промолчал, если ты хочешь, чтобы я ответил… — он помедлил, собираясь с духом, — тогда спрашивай.       Сяо Чжань поднял на него слегка расфокусированный взгляд:       — Можно обо всём?       Ибо усмехнулся и кивнул. Видимо, вопреки всему, что гэгэ говорил, мысль о том, что же им двигало, до конца так и не покинула его, и продолжала затаённо копошиться где-то в глубине подсознания.       Однако Чжань-гэ спрашивать не торопился. Вместо этого он пробормотал что-то под нос, застенчиво порозовел, опустил взгляд, внимательно изучая что-то на подушке, и только потом выдавил из себя:       — Почему ты сразу после нашей первой встречи не сказал Гуан Чену правду? Что ты давно… ну, влюблён в меня?       Ибо ожидал совсем не этого вопроса и потому удивленно моргнул, но ответил без колебаний:       — Каждый человек обладает свободой воли, а значит и правом выбора, гэ. До нашей встречи в «Золотом Драконе» я не понимал этого, мечтал, что возьму тебя измором, что рано или поздно ты сдашься, поймешь какой я хороший, и полюбишь меня. Но…       Замешательство на лице Чжань-гэ выглядело почти забавно: его глаза, и без того большие, заметно округлились, и он в удивлении прикрыл рот рукой. Хотя Ибо было не до веселья, но не улыбнуться было невозможно. И он улыбнулся, правда, улыбка вышла какой-то кривой:       — …тебе явно нравился не я, а Гуан Чен, а он был в восторге от тебя…       …с самого начала. Наблюдая в те (первые) дни за Гуан Ченом и гэгэ, Ибо испытывал странное чувство — лютую смесь ревности и обиды. И ещё — покорности. Да, именно так: покорности судьбе, которая, похоже, в очередной раз обставила Ибо в этой грязной игре под названием «жизнь», снова решив её исход не в его пользу. Потому как, для Чжань-гэ он по-прежнему оставался приятелем — и даже не самым близким.       И всё же, несмотря ни на что, он не мог причинить ни малейшего вреда тому, кого так сильно любил. И если гэгэ действительно влюбится в Гуан Чена, он, Ибо, не будет вставать на его пути. Потому как Гуан Чен уж точно в прямом смысле слова был околдован Чжань-гэ. Ибо знал это наверняка, выслушивая ежедневные восхваления «такого красивого, похожего на кинозвезду Чжань-Чжаня». И да, его приятель сам по себе был нормальным парнем. Во всяком случае, гораздо лучшим, чем то тупое ничтожество, которое в своё время безжалостно растоптало душу дорогого ему человека…       — Гораздо лучшим?! Ещё чего! А по мне, так один другого стоит. И Гуан Чен, и Ли Ган — оба обманщики…       В голосе Сяо Чжаня слышалось столь неподдельное возмущение, что Ибо хмыкнул:       — И тем не менее, признай, гэ, что он тебе нравился. Иначе ты вряд ли бы согласился на эту поездку. Ведь так?       Злобное сопение под боком заставило его замолчать.       — Признаю только то, ты знаешь своего приятеля дольше, чем я. Но даже я догадываюсь, что у чувака когда-то была тяжёлая травма головы, которая вчистую отшибла мозги. Иначе как объяснить тот факт, что он забыл упомянуть о такой маленькой, совсем незначительной детали, как жена. А ты знал, всё время знал! Почему ты не рассказал мне? — голос подвёл Сяо Чжаня, сорвавшись на хриплый шёпот, и он так сердито выдохнул, что Ибо почудилось, что гэгэ вложил в один короткий выдох весь свой гнев. Всё его тело напоминало натянутую струну, готовую вот-вот лопнуть.       Ибо закусил губу и молча проглотил в высшей степени несправедливый упрёк.       — Не хочешь ничего сказать? — прищурился Сяо Чжань. Он даже привстал и теперь пожирал Ибо глазами.       Ибо пожал плечами. Было бы глупо оправдываться за чужое поведение, да он и не собирался этого делать. Пусть Гуан Чен оправдывается сам.       Вина же Ибо заключалась лишь в том, что он всего-то не хотел, чтобы Сяо Чжань снова страдал. Однако он невольно оказался обманщиком в глазах своего гэгэ, даром что его молчание являлось попыткой оградить Чжань-гэ от лишних переживаний. Безрезультатной, но попыткой. Кто же знал, что Линг-Линг приедет. Хотя её неожиданное появление в каком-то смысле пошло на благо Гуан Чену. Потому как, было и ещё кое-что, что заставляло держать рот на замке…       Сяо Чжань тоже умолк, но не отодвинулся, а наоборот, прижался к нему всем своим телом и продолжал крепко обнимать. Так утопающий хватается за круг, ища в нём опору. Минуту или две они лежали молча, закрыв глаза и прислушиваясь к тому, как бьются их сердца. И поскольку Ибо ничего не говорил, Сяо Чжань покосился на него и сказал уже спокойнее:       — Ладно, извини, Бо-ди, я говорю ерунду. И впрямь, бывают ситуации, когда нельзя говорить то, что думаешь или знаешь. Кажется, это называется «ложь во спасение». Да и, если честно, Гуан Чен если бы хотел рассказать, то сделал бы это сразу. Он, а не ты. Потому что, это была не твоя тайна.       Ибо вздрогнул, настолько слова Чжань-гэ оказались созвучны мыслям, витавшим в его голове. Из горла против воли вырвался горький смешок:       — Согласен, что бывает ложь во спасение. Которая часто… выходит боком. Но не проще ли жить, когда тебе нечего скрывать? Скольких проблем тогда можно было бы избежать.       — Мне почудилось или… О ком ты говоришь? Почему-то кажется, что сейчас это не только о нас с тобой? — маленькая ладошка сжалась, стиснув его пальцы.       Ибо посмотрел на их переплетенные руки, затем вздохнул:       — Ты угадал, гэ, не только о нас. Это касается и Гуан Чена тоже. И, знаешь, что самое ужасное во всем этом? Я вёл себя по отношению к нему, как настоящая задница. Меня, наверное, извиняет лишь то, что я ничего не знал…       Ибо действительно не врал, когда говорил, что готов отойти в сторону ради того, чтобы Сяо Чжань был счастлив. Но время шло, а отношения между этими двумя не двигались с мертвой точки. И если Ибо прекрасно понимал, почему Гуан Чен в его присутствии никогда не переступал границ приличия, то молчание гэгэ казалось ему загадкой.       — Да не хотел я ни в кого влюбляться, — буркнул куда-то в плечо напряженно слушавший его Сяо Чжань. — И у меня…       — Что у тебя, гэ?       — У меня бы это отлично получилось, если бы один нахальный мальчишка не выскочил передо мной, как чёрт из табакерки, — глухо выдохнул Сяо Чжань, прижимаясь к нему.       Ибо сглотнул, борясь с комом, внезапно возникшим в горле, затем откашлялся и тихо продолжил.       В тот вечер, когда Гуан Чен признался Сяо Чжаню в любви, Ибо с горькой усмешкой был вынужден констатировать, что переоценил свои силы.       Ему всегда казалось, что он мог контролировать свою ревность. Более того, он был уверен, что по нему нельзя было угадать, ревнует он или нет. Однако, когда Ибо увидел их двоих за столиком в «Золотом Драконе», сидевших невыносимо близко друг к другу и о чем-то шептавшихся, у него упало сердце. Пальцы их были переплетены, и на миг ему показалось, что вот и настало время решать: уйти или остаться.       «Ну и что? — насмешливо спросил внутренний голос. — Ты вот так возьмешь и сдашься?!»       Минутная слабость прошла очень быстро. Зверь внутри него проснулся и яростно зарычал. Да, Ибо определённо не верил в судьбу, но верил в себя и точно знал, что чаще всего проигрывал не тот, у кого меньше шансов, а тот, кто первым отказался от борьбы. Отказ стал бы свидетельством трусости, а уж кем-кем, а трусом он становиться не собирался. Только не теперь, когда на кону стояло сердце гэгэ. Он выбрал остаться.       И всё же в глубине души Ибо точно знал, что если Чжань-гэ попросит его об обратном, он уйдёт, и тогда всё окончательно и бесповоротно закончится…       — То есть, — протянул Сяо Чжань, — если бы я реально выбрал Гуан Чена, ты бы смог уступить ему дорогу?       — Смог…       — И прям-прям ушёл?       — Да, в тот момент без раздумий! Если бы ты в тот вечер приказал мне проваливать, то всё было бы совершенно по-другому.       — Эй, не смей так пугать меня больше! — пожаловался Сяо Чжань, и шлёпнув по груди, попросил. — Скажи, что врешь.       — Вру, — легко согласился Ибо.       Гэгэ фыркнул и ехидно зашептал ему на ухо:       — Бо-ди, а как же «я хочу быть всегда честным…»? Или это другое?       В груди что-то оборвалось: он уже слышал подобное обвинение несколько месяцев назад, и сейчас, как и тогда, не знал, что сказать в ответ.       — Да шучу, я шучу, — рассмеялся Чжань-гэ, поймал его ладонь, погладил её, поднёс к губам и поцеловал, а затем, снова став серьёзным, сказал. — Я же обещал, что буду верить тебе.       Сяо Чжань так непритворно обрадовался его приходу, что он тотчас подумал, как легко гэгэ делает своего диди счастливым, даже просто улыбнувшись. Доверчиво же протянутая рука обезоружила полностью — гэгэ позвал его на танцпол, и Ибо пошёл без раздумий.       Неожиданно он развеселился: танцы не были сильной стороной Чжань-гэ. Слишком высокий, тот путался в длинных ногах и часто спотыкался, и, в конце концов махнул рукой, оставив его танцевать в одиночестве в толпе горячих, полураздетых девиц. Без него на танцполе сразу стало одиноко. Ибо без интереса выслушал восторженные комплименты, легко отмахнулся от двух-трёх особо назойливых поклонниц, и поискал гэгэ глазами.       Тот обнаружился у стены, бледный, как мел, со страдальческим выражением на лице. В голове мелькнула глупая мысль: «А вдруг гэгэ ревнует», и эта сладкая иллюзия на мгновение так согрела душу изнутри, что он совершенно оказался не готов к тому, чтобы услышать тихий голос, спрашивающий его о Гуан Чене.       Внутри всё закипело и заледенело одновременно, однако показывать этого Ибо не планировал. Ровно до того момента, когда проходящие мимо люди толкнули гэгэ в его объятия. В нос ударил цветочный аромат одеколона, а вспышка смущённой улыбки выбила из колеи. До головокружения захотелось впиться в рот. И да, он едва сдержался, хотя был в двух секундах от того, чтобы поцеловать Сяо Чжаня. Но когда тонкие руки вцепились ему в плечи, Ибо не выдержал и положил ладони на узкую талию, удерживая гэгэ на месте. Дышать стало тяжелее. Потому как стоять так близко, ощущать горячее дыхание, видеть горячечный блеск в чуть ошалелых глазах было…       Было настолько правильно, что хотелось заорать.       Какое-то время Чжань-гэ смотрел на него, будто выискивая что-то в его лице, а потом смахнул со своей талии ладони. Как раз вовремя, чтобы Ибо пришёл в себя.       Ни малейших угрызений совести от того, что напросился третьим (лишним?) на отдых, он уже, разумеется, не испытывал, а потому на вопрос Гуан Чена: «Какого, собственно, хера, Бо?» честно ответил: «Буду следить, чтобы с тобой ничего не случилось. И чтобы ты ни с кем не случился. Пока не признаешься, или это придётся сделать мне».       Они дважды разругались в поезде по дороге на Хайнань. Сначала Гуан Чен наотрез отказался говорить Сяо Чжаню про жену, пока они не доберутся до острова. И на резонное: «Почему?», заявил:       — Я не могу. Не могу потерять его. Чжань-Чжань меня бросит и вернется в Пекин.       А затем Ибо увидел следы розовой помады на губах Гуан Чена, у него внутри всё взорвалось от ревности…       — Мне тогда показалось, что ты то ли хотел меня ударить, то ли разложить на столе.       — Уж точно не первое, — проворчал Ибо, сжав гэгэ в объятьях. Сжав так, что тот непроизвольно пискнул.       …и он предъявил ультиматум: как только тот начнет клеиться к Сяо Чжаню, Ибо немедленно расскажет, что он женат.       — Мне до сих пор стыдно вспоминать о произошедшем, но другого выхода я не видел. После этой чёртовой помады я не хотел отдавать тебя никому. Я ревновал тебя чуть ли не к столбу, пил уксус литрами. Всю жизнь ты был моей единственной любовью, и мне не хотелось делить тебя ни с кем. Тогда я решил: если Гуан Чен хочет бороться за тебя — пожалуйста! Но и я буду. И не отступлю, — Ибо сделал паузу и грустно улыбнулся. — Ты упрекнул меня в том, что я декларирую ценность правды, а сам при этом лгу в глаза…       — Да нет же, гуй побери, не упрекал! — моментально взвился Сяо Чжань, но Ибо жестом попросил помолчать.       — Гуан Чен сказал то же самое…       — Сколько раз повторить, что он мне просто друг?       — Друзьям в рот язык не суют!       — Ты не слишком много на себя берешь? — приятель дёрнулся как ужаленный. На его щеках вспыхнул румянец, а тёмный взгляд сверкнул гневом. — А может, вся проблема в тебе, Бо? И всё это ты затеял, чтобы заполучить Чжань-Чжаня для себя, а я тут у тебя под ногами путаюсь, так сказать, дорогу перебегаю?       У Ибо похолодело внутри. И это он ратовал за честность в отношениях? Если вдуматься хорошенько, то он сейчас был ненамного честнее Гуан Чена. Тот хотя бы открыто признавал, что ему нравится Сяо Чжань. А Ибо никак не мог ответить тем же.       — Не говори глупостей… — пробормотал он, надеясь, что заминка была не столь заметна. — Да как ты не можешь понять, что это неправильно. Что с Сяо Чжанем нельзя так поступать. Рано или поздно твой обман раскроется, и что-то мне подсказывает, что он тебя не простит.       — С чего ты взял, что не простит? — недовольно буркнул Гуан Чен. — Да он и знать-то ни о чём не будет, если ты не проболтаешься.       Впрочем, несмотря на возмущение, с той ссоры Гуан Чен больше не делал попыток сблизиться с Чжань-гэ, даже практически не прикоснулся ни разу, предпочитая наблюдать за ним со стороны. И он поверил бы в этот цирк без всяких сомнений, если бы не тоскливый взгляд приятеля, которым тот встречал и провожал его гэгэ.       Но Ибо такое положение дел более чем устраивало. Гун Чен собрался сойти с дистанции, едва вступив на неё? Это исключительно его проблемы.       Воспоминания о тонкой талии Сяо Чжаня под ладонями напрочь отбили все мысли, и он позволил себе погрузиться в странное спокойствие. Прогулки по Хайнаню, ярко-жёлтый песок, синева неба, свежий ветер, роскошные закаты — всё казалось таким настоящим, таким естественным. Пахло морем и водорослями. Кричали чайки. Рядом смеялся самый главный человек на земле — близость Чжань-гэ делала происходящее правильным вдвойне. Расстояние между ними сократилось до опасно близкого. Ибо нравилось, как гэгэ привыкал к нему, как реагировал на его шуточки и на его прикосновения. Впервые за долгое время Ибо чувствовал, что всё налаживается, и, не желая омрачать себе каникулы, старательно не замечал того, что Гуан Чен худел и бледнел на глазах, становясь всё более похожим на мертвеца. Совесть, правда, продолжала иногда грызть, но он в конце концов научился её игнорировать…       — Я тоже это заметил. Было такое ощущение, будто он что-то скрывает и боится сказать, — негромко отозвался Сяо Чжань. — Он совсем перестал обращать на меня внимание.       — А ты переживал? — Ибо не смог удержаться от глупого вопроса, но постарался, как он надеялся, задать его небрежным тоном. Очевидно, что ему потребуется ещё много сил, чтобы победить ревность.       Как бы то ни было, гэгэ понял и успокаивающе потёрся носом о шею:       — Нет, уже нет… Но это всё равно выглядело более чем странно. Он так и не сказал, что его беспокоило?       — Сказал…       — И? Расскажешь? Если это не какой-то большой секрет.       Он вложил в свою просьбу столько искреннего участия, будто ему обязательно надо было узнать о Гуан Чене нечто очень важное, что Ибо сдавленно усмехнулся, не сводя глаз с его лица:       — Расскажу, потому что с недавних пор это не тайна. Ты знаешь, что такое конверсионная терапия, гэ?       И по тому, как дрогнули тонкие пальцы, понял, что гэгэ знает.