Понять себя

      Рано утром родители собирались на работу, а он, позевывая, ещё толком не проснувшись, вливал в себя вторую чашку кофе — надо было сгонять в ресторанчик дядюшки Тао, навести порядок на кухне, и, вообще… приступить к осуществлению задуманного: не просто увидеть Сяо Чжаня, а (если повезёт, конечно) поговорить с ним.       Но, как говорится, «задумать дело ― зависит от человека, завершить дело ― зависит от неба». И грандиозные планы Ибо были нарушены внезапным телефонным звонком.       — Бо-Бо, детка, включи на громкую связь, — крикнула мама из ванной.       Он так и сделал, и прохладный женский голос произнёс: «Госпожа Ван? У вашей мамы инфаркт»       Семья тотчас сорвалась с места, отправившись за тысячу километров в далекий Лоян. После выписки бабуля ещё некоторое время находилась дома, но старческий организм не выдержал, и она скончалась.       Домой они возвратились в начале сентября. И Ибо в первый же выходной подхватил скейт и помчался привычным маршрутом.       — Привет, малыш!       Джу-Джу вяло махнула ему рукой и указала на пустой стул рядом с собой. Взгляд перескочил с её лица на полупустой бокал вина, и снова на её лицо. И Ибо настигло сильнейшее дежавю.       — Ты вернулся, а он уехал, — выдала она.       — Когда? Куда? — он вскочил, задохнувшись от волнения, и не сумев скрыть нотку надежды в голосе, добавил. — Один?       — В Пекин. Он же любил рисовать всякие штуки. Так вот, Чжань-Чжаня наконец-то заметили, прислали приглашение. Какая-то крутая студия дизайна, — она залпом допила вино, взглянула на Ибо, но тут же отвела глаза. — Прости, малыш, не знаю, один или нет, но Ли Ган точно отвёз его до вокзала…       Ибо устало опустился на стул, помолчал, сверля взглядом клюющего у него под ногами голубя, потом ровным, бесцветным голосом спросил:       — И давно?..       — Что «давно»? — не поняла Джу-Джу.       — Уехал давно? Неделю или день назад? — он посмотрел на неё как на несмышлёного ребёнка.       Её глаза округлились:       — А, нет! Минут сорок…       Ибо подскочил так резко, что опрокинул стул.       — Ты… ты… — прошипел он сквозь стиснутые зубы. — Знаешь, ты кто?! — голос его сорвался на фальцет. — С какого вокзала поезд?       Конечно, он опоздал. Первый автобус уехал прямо из-под носа, а другой шёл только через десять минут. Таксист был готов мчать со скоростью ветра, но чёртовы пробки плевать хотели на его желание. Ибо буквально извертелся на переднем сидении, умоляя поток автомобилей двигаться чуть скорее. Однако машины всё ползли и ползли, как гигантские черепахи.       Когда Ибо, весь взмыленный, перескакивая через две ступеньки, попал на перрон, поезд отходил, увозя с собой частичку его сердца. Расталкивая провожающих, он, как безумный, промчался вдоль медленно движущихся вагонов, уже понимая, что не успел.       И всё же, несмотря на вскипевшие в глазах злые слёзы, Ибо был рад: его кролик оказался сильнее, чем он думал, и сумел спасти себя сам.       На следующий день он заявился в офис к Ли Гану, стрелой промчался мимо секретарши, едва обратив внимание на её шокированный оклик, и чуть ли не с порога выкрикнул:       — Ты с ним расстался?       — Нельзя ли быть немного вежливее, молодой человек? — высокий мужчина поднялся из-за стола и уставился на него с неприкрытым удивлением. — Что, мама не воспитала?       Грудь сдавила ярость. Появилось безотчетное желание разнести комнату вдребезги, но Ибо скрипнул зубами и поклонился с явной издёвкой. Мама, разумеется, учила сына вежливости:       — Прошу прощения! Слышь, ты, идиота кусок, оставь Чжань-гэ в покое!       Брови Ли Гана полезли на лоб, впалые щёки пошли пятнами, а затем на его лице (о которое тут же захотелось разбить кулак!) выступило понимание.       — Постой-ка, ты же тот самый сопляк, который… — он не договорил, их взгляды встретились, и в глазах мужчины появилась холодная ирония. — Глазами-то не сверкай, молокосос!       — А я тебе повторяю, оставь Чжань-гэ в покое! Ты причинил ему достаточно боли… — взбешённо прорычал Ибо. Все барьеры были сметены волной ненависти. Она целиком и полностью захватила разум и смела страх. Он рванул к Ли Гану, занёс руку, но ударить ему помешали. На помощь мерзавцу пришла невесть откуда взявшаяся охрана, которая вывела его из кабинета.       А ночью Ибо плакал, уткнувшись в подушку, пытаясь с помощью неё заглушить рыдания, чтобы не расстраивать самую лучшую на свете маму. Он знал, что она поймёт, как ему больно. Мама всю жизнь его понимала. Но она всё ещё не отошла после похорон, и до сих пор винила себя в смерти бабушки. И он просто не имел права лишний раз её расстраивать. Ничего, он соберется с силами и справится со своим…       Он со всем справится. Обязательно!       А затем потянулись сплошной цепочкой дни — один похожий на другой. Абсолютно одинаковые. Они складывались в недели, недели — в месяцы, месяцы — в годы.       Дела в школе шли в целом неплохо. С одной поправкой — девчонки. Они вдруг решили, что Ибо — самый красивый парень в школе, и теперь каждую перемену атаковали его в полную силу, твердо намереваясь добиться внимания: усиленно строили глазки и глупо хихикали при встрече. Это жутко раздражало, хоть он и научился игнорировать эти навязчивые знаки симпатии.       Ему же никто не был нужен, кроме Сяо Чжаня. Всё это время тот оставался его первой и единственной любовью. И он не собирался отказываться от этого чувства. Пусть надо было подождать еще несколько лет — ничего, он согласен. Ибо готов был ждать столько, сколько потребуется, потому что его солнечный гэгэ стоил каждого мига ожиданий.       Острая боль от разлуки притупилась, хоть никуда и не ушла. Он, с головой уйдя в учебу, хорошо закончил двенадцать классов и поступил в университет. Денег, определённо, хватало (семья не бедствовала), однако Ибо не хотел висеть на шее у родителей. И от того-то у первокурсника Школы искусств всё росли и росли круги под глазами, а одежда на тощем теле болталась мешком: подготовка к зачетам и семинарам, борьба за лидерство в рейтинге, занятия хореографией и подработка отнимали уйму времени и сил.       И если бы не тётушка Гуан, то неизвестно, чем бы закончилась его столь насыщенная жизнь. Скорее всего, попаданием в больницу из-за внезапно разыгравшегося гастрита. Она не была близкой родственницей семьи Ван, но по очень далёкой побочной линии приходилась то ли троюродной, то ли ещё какой племянницей бабушке, которая шутя называла её «дочь пятнадцатой наложницы» . Впрочем, столь отдалённое родство не мешало его родителям дважды в год непременно посещать Пекин, чтобы пообщаться с ней и её сыном. В детстве Ибо очень нравились эти поездки. Они большой семьёй гуляли по столице, ели мороженое, ходили в кино или зоопарк. Это было счастливое время.       Но после смерти бабушки они стали видеться реже, хотя по-прежнему исправно поздравляли друг друга с праздниками. И потому-то, несмотря на бурчание Ибо и даже протесты, мама попросила возобновить семейные узы, дабы тётушка присмотрела за ним. И она не прогадала.       Тётушка вполне оправдывала свою фамилию. В чистой уютной квартире госпожи Гуан гостей принимали на широкую ногу с такой радостью, что первое время Ибо несколько терялся. Вообще, замкнутый и немногословный, он являлся полной противоположностью ей и её сыну, жившему отдельно неподалеку от матери, — довольно поверхностному, инфантильному, однако весьма неглупому и благовоспитанному молодому человеку, перед обаянием которого трудно было устоять. И когда первоначальное смущение прошло и Ибо пообвыкся, их общение вновь сделалось лёгким и непринуждённым, как когда-то.       Гуан Чен был немного старше Ибо, и за то время, пока они не общались, умудрился жениться, но семейная жизнь не задалась, через год молодые люди разбежались, тем не менее, сумев сберечь хорошие отношения и (зачем-то) пресловутый штамп в паспорте. Ибо долго не мог понять, почему эти двое сохраняли видимость семейной жизни, пока однажды в ночном клубе его гей-радар, столь долго молчавший, запиликал так, что он не выдержал и рассмеялся. Всё было просто и запутанно одновременно: друг детства оказался геем, и боялся об этом сказать маме.       Когда, припертый к стенке Гуан Чен признался ему, Ибо лишь пожал плечами. Сам он давно взял за правило не врать там, где нужна правда, но осуждать чужой выбор не собирался. Каждый был волен вести себя, как пожелает, и свободно выбирать себе любую судьбу. К тому же, порой Гуан-фужэнь очень сильно напоминала ему Джу-Джу, и вскоре Ибо, следуя примеру друга, стал называть её попросту Линг-Линг. Она была отличной девчонкой и заслуживала гораздо большего, чем бывший муж мог ей дать.       Однообразные дни, перемежаемые редкими прогулками с Гуан Ченом, текли своим чередом. Незаметно прошла осень, наступила зима, которая тоже не предвещала никаких новых событий.       Ибо с трудом балансировал между крайностями. Неумолимо приближалась сессия, и большую часть суток приходилось проводить в библиотеке за книгами. Но в то же время вторая его часть сознания (прекрасно осознавая, что шанс ничтожно мал) продолжала надеяться на встречу с Сяо Чжанем.       Он не только надеялся.       Ибо искал, снова и снова, методично и упорно, веря в себя и не жалея сил. Потому как Чжань-гэ исчез, оборвал все связи, и даже вездесущая Джу-Джу не могла найти его адрес.       Неудивительно, что к началу декабря Ибо шатало от усталости и недосыпания, и он возвращался в общежитие с лишь одной мечтой — как бы быстрее добраться до кровати. И когда Гуан Чен в единственный выходной позвал его посидеть в какой-нибудь приличной кафешке, первой мыслью было срочно придумать какую-нибудь отговорку, и, в конце концов, отоспаться. Но его приятель умел быть настойчивым, когда надо.       И Ибо, взглянув на него с досадой, измученно потёр лицо. И согласился.