Понять себя

      Руки тряслись так, что Сяо Чжань едва смог удержать телефон. Длинные гудки шли непозволительно долго, но он терпеливо ждал, пока ему ответят.       Он не сможет больше жить вот так, избегая Ибо. Он должен разобраться в том, что между ними происходило. Обязательно должен. У него нет другого выхода.       Наконец низкий голос, со знакомой лёгкой хрипотцой, чуть задыхаясь от волнения, произнёс:       — Это ты…       Захотелось раствориться в этом чудесном, удивительном голосе, утонуть и воскреснуть новым существом — свободным от прошлого, любимым и… живым. Он даже представить не мог, что так будет реагировать на мальчишку, но справиться с собой никак не получалось. Сяо Чжаню слишком долго удавалось убеждать себя в том, что он не испытывал к Ван Ибо никаких чувств, кроме дружеских, а теперь стало абсолютно очевидно, до чего он заблуждался. Жизнь снова давала шанс жить по-настоящему, жить именно сейчас, а не мечтать о светлом будущем или погружаться с головой в прошлое.       — Какой у тебя одеколон? У тебя тот же самый одеколон, что был в школе? Да или нет?       Пауза на той стороне трубки показалась бесконечной, как вечность. В наступившей тишине было слышно, как сглотнул Ибо, и Сяо Чжань невольно подавил усмешку. Пожалуй, это был не очень подходящий вопрос для (он покосился на часы) половины девятого утра. И он не мог винить мальчишку за то, что тот на несколько секунд потерял дар речи. Но в любом случае откладывать разговор не имело смысла, как не имело и смысла мучить себя напрасными раздумьями и сомнениями. Счастье надо было, больше не теряя времени, ловить в прыжке, иначе его не будет совсем.       — Да, это подарок бабушки на шестнадцатилетие. Она считала, что мужчина должен пахнуть одним ароматом, чтобы его по нему узнавали, — ответил Ибо, медленно и с усилием выдавливая из себя слова. Но во вздрагивающем голосе уже отлично угадывались знакомые ехидные интонации. — Ты там с дуба рухнул? Или дуб на тебя?       — Я веду себя, как придурок, да? — это сорвалось с губ прежде, чем Сяо Чжань успел подумать.       — Ты всегда такой, поэтому можешь вести себя, как хочешь, — голос Ван Ибо задрожал от сдерживаемого смеха. — Меня не напрягает.       — Я чрезвычайно признателен вам за высокую оценку моих умственных способностей, Ван-лаоши, — церемонно отозвался Сяо Чжань.       — Не за что. За правду не благодарят…       Сяо Чжань сокрушенно покачал головой, и губы сами расплылись в чуточку глупую улыбку. Короткий смешок Ибо ещё более подвёл настроение к отметке «идеально». Странно, но сейчас они так свободно общались друг с другом, будто и не было долгих недель разлуки. Гремлинские замашки несносного мальчишки за это время, естественно, никуда не делись. Видимо, такое уже не лечится. Однако Сяо Чжань был чертовски рад слышать дурацкие подколы: Ибо шутил, и всё снова становилось на свои места.       — Нам надо встретиться и нормально поговорить. Не по телефону, — сказал он, старательно пряча улыбку. — Думаю, я должен многое услышать.       — Ты читал мои сообщения, гэ? — тихо спросил Ван Ибо.       Это простое «гэ» всколыхнуло в душе такую бурю эмоций, что у Сяо Чжаня сбилось дыхание. Он отрицательно покачал головой, и потом поняв, что его не видят, откашлялся и произнёс:       — Нет, Бо-ди.       — И не читай, пожалуйста. Я приеду и всё объясню. Только… — Ибо запнулся, потом виновато продолжил: — сегодня у меня две важные пары в универе, Чжань-гэ. Но я железно приеду. Говори, куда.       — Я… — Сяо Чжань наконец-то позволил себе снова дышать, наслаждаясь тем, как колотится сердце. Он был счастлив настолько, что едва не забыл, что ему вообще-то тоже на работу. Это лишь в книжках и фильмах можно было сорваться на свидание в любой момент. В реальности, увы, всё происходило совсем иначе, и такое мало кто мог себе позволить, даже один довольно известный пекинский дизайнер.       Поэтому он огорчённо цокнул, назвал адрес и, вызвав недовольное ворчание на той стороне трубки, время — семь вечера.       Неожиданно захотелось добавить… что? Что он влюблён? Что любит его?       Но Сяо Чжань оборвал себя, не став озвучивать очевидное. Он ещё не признавался мальчишке в любви, но, пожалуй, оставит эти три слова на вечер. Сяо Чжань был уверен, что Ибо увидит любовь в его глазах, почувствует в прикосновениях, и простит за то, что он не сразу осознал это.

***

      Сяо Чжань знал, что Ибо примчится вовремя. И всё же, ровно в семь (по мальчишке действительно можно было сверить часы) неуверенный звонок в дверь заставил его вздрогнуть. Он так ждал и боялся этой встречи, что ничуть не удивился тому, что замок удалось открыть лишь со второго раза: руки дрожали, а ладони стали влажными от волнения. Пришлось вытереть их о свои брюки, прежде чем впустить гостя.       Неподвижная фигура Ван Ибо, застывшая в дверном проеме, показалась ему изваянием. Неприлично красивым изваянием. Ожившей сексуальной фантазией. Внезапно стало не хватать воздуха. Мальчишка не мог, не имел права быть таким… таким идеальным — потёртые джинсы обтягивали божественно длинные ноги, через расстёгнутую куртку была видна простая чёрная футболка с глубоким вырезом, цвет которой удивительным образом сочетался с сумрачными как ночь глазами, острые ключицы так и напрашивались на поцелуй, а волосы, собранные в хвост, отливали каштановым золотом.       Словом, председатель Си, какой уж тут атеизм?!       Никогда ещё Сяо Чжань не был столь близок к мысли упасть перед мальчишкой на колени и воздеть в молитве руки.       Но, к счастью, на лестничной площадке раздались голоса, и он отступил на негнущихся ногах, пропустив мальчишку в квартиру. Ибо неловко потоптался на месте, разулся, стянул с себя куртку, аккуратно повесил её на крючок, и чуть слышно выдохнул:       — Привет.       Нужно было что-то сказать в ответ, но единственное, в чём он сейчас нуждался — это широкие плечи Ибо, в которые можно было вцепиться и никогда, никогда не отпускать. Однако Сяо Чжань усилием воли сдержал этот порыв, и, помрачнев, тихонько пробормотал:       — Я не могу на это смотреть…       — На что «на это», гэ? — лицо напротив — осунувшееся и очень усталое — стало совершенно нечитаемым.       — На тебя… — буркнул он, продолжая разглядывать Ибо.       Уши вспыхнули огнём, будто рядом находился очаг возгорания, но никак не тот, кого он знал с детства. Мальчишка, не просто попавший в сердце, а человек, захвативший разум и саму душу, а затем… растоптавший его ложью.       — Я должен рассказать тебе всё-всё, чтобы… — выпалил Ибо, словно бросаясь в воду. На губах осталось несказанное «…ты меня простил». Он побледнел, а в глазах заплескалось раскаяние пополам с покорностью судьбе и затаённой надеждой — маска невозмутимости треснула под напором эмоций, разлетевшись на мелкие куски.       И одного взгляда в это лицо хватило, чтобы избавиться от последних сомнений: Ибо не мог преднамеренно причинить ему боль, а значит, у него были причины молчать.       Мальчишка стоял слишком близко. Сяо Чжань слышал оглушительный стук сердца, чувствовал дыхание на своей щеке, а до чёртиков знакомый запах одеколона окутывал мягким облаком. Безупречный аромат, древесный, дымный, тягучий, как свежая смола, который когда-то отпечатался на его рубашке, и… отложился на полочке памяти, где уже лежали порядком забытые песни, вкус школьного супа, трогательный щенячий взгляд и по-летнему тёплый сентябрьский вечер, когда он ушиб мизинец, споткнувшись о брошенный в траву велосипед. Запах, от которого сладко заныло под ложечкой. Он вдохнул глубже, чем нужно, беззастенчиво принюхиваясь, и заметив, как дёрнулся острый кадык Ибо, облизал вмиг пересохшие губы. Руки нечаянно соприкоснулись, и мальчишка тотчас воспользовался этим, умоляюще стиснув ему пальцы.       Стараясь не обращать внимание на тепло чужой руки, Сяо Чжань бросил быстрый взгляд вниз. Да, он правильно запомнил: маленькая ладонь идеально тонула в большой. Ему вдруг стало страшно от того, что Ибо может захотеть выпустить его руку из своей.       Но тот этого не сделал, наоборот, порывисто поднёс к губам, поцеловав дрогнувшее запястья. И было в этом жесте столько страха и нежности одновременно, столько мольбы, что хотелось взвыть от этого робкого прикосновения.       И Сяо Чжань не выдержал.       Блядь, блядь, блядь, мальчишка был пиздецки красив!       Его безотчётно качнуло вперед, расстояние между ними сократилось до минимума, став ощутимо опасным. Сил на борьбу с собственными желаниями почти не осталось. В присутствии Ибо отключались мозги.       Судя по тому, как чётко очерченные брови мальчишки на миг сошлись к переносице, а глаза потемнели, переживал тот то же самое.       — Ты уверен, что сейчас нужно что-то говорить? — Сяо Чжань приподнял его голову за подбородок, помедлил, напряженно глядя в лицо. — Ты ведь тоже хочешь не этого?       — До того, как ты спросил, не сомневался ни минуты… — глаза Ибо вдруг ехидно блеснули, но Сяо Чжань не успел ни ответить, ни треснуть его чем-нибудь, как тот совсем по-взрослому вздохнул и продолжил. — А ты как думаешь?! Это безумие, гэ! Мечтать о тебе и днём, и ночью.       От звучащей в голосе хрипотцы по нервам разбежались мурашки. Тело прошило бесконтрольной волной наслаждения. Сяо Чжань с прерывистым выдохом ненадолго прикрыл веки, затем потёрся носом о его нос, не удержался и в бессознательной попытке пометить своё лизнул оголённый участок шеи, туда, где в ритме сердца билась яремная венка:       — Так чего же мы ждём?       И послав лесом все правила приличия, он дёрнул мальчишку на себя, потёрся о чужое бедро мгновенно вставшим членом, и смял голодным поцелуем раскрытый в тихом полустоне рот. Ибо запрокинул голову с беспомощным всхлипом, и его мягкие губы торопливо открылись навстречу, как распустившийся бутон цветка.       В голове пронеслось, что ещё немного, и это станет настоятельной потребностью — целовать его каждый день. Глупое сердце дрогнуло, оно было нисколечко не против.       Ибо чуть заметно дрожал, позволяя чужому языку проникать внутрь, и в голове Сяо Чжаня зазвенело от ощущений, а затем стало пусто, как в вакууме. По телу разлилась сладкая истома, пропитывая каждую клеточку жгучим удовольствием. Внизу живота всё сильнее разгорался огонь Диюя, и он ничего не мог с этим поделать. Мальчишку хотелось трогать, касаться стройного тела, чувствовать под своими пальцами движение мышц под гладкой кожей, ощущать языком её солоноватый вкус.       Ну и что, если он при этом сгорит к чертям?! Какая разница, раньше или позже…       Сяо Чжань накрыл ладонью пах Ибо, ловя губами судорожный вздох, и сжал через ткань возбуждённый член. Мальчишка напрягся: поцелуй, поначалу требовательный, становился всё нерешительнее, пока он не отстранился, тяжело дыша.       — Гэ, я не уверен… что знаю, что делать дальше. У меня никого не было с тех пор, когда я встретил тебя. Никогда никого, — голос его упал почти до шёпота, а выражение на лице стало каким-то отчаянным.       Ох, чёрт! Горло свело спазмом, на миг Сяо Чжаню показалось, что он разучился дышать. Он кашлянул, и со странным восхищением рассматривая заалевшие уши, глухо попросил:       — Повтори…       Зрачки и без того тёмных глаз расширились, а упрямо поджатые губы, восхитительно припухшие от поцелуев, дрогнули. Ибо посмотрел на него исподлобья, коротко и остро, и с вызовом сказал:       — Я не хотел этого делать ни с кем другим.       Сяо Чжань почувствовал, как на глаза навернулись непрошеные слёзы. Он опустился на колени, потянул замок на джинсах и, пристально глядя ему в лицо, спросил:       — Ты мечтал о моих губах на своём члене?       Румянец сполз на щёки — мальчишку затрясло. Он облизнулся, не отрывая взгляда, кивнул. Затуманенные глаза жадно смотрели на Сяо Чжаня из-под полуопущенных век.       Его член оказался крупным, розовым, невероятно красивым.       Проклятье, он был просто безупречен!       Сяо Чжань сглотнул вязкую слюну, поцеловал выпирающую тазобедренную косточку, ласкающим движением погладил рельеф венок, по кругу обвёл блестящую первыми каплями смазки крупную головку, и часто задышал, уткнувшись лбом в жёсткие завитки волос.       — Ты сведёшь меня с ума, — прохрипел Ибо и страдальчески закусил губу, жмурясь от удовольствия.       — В этом и смысл, Бо-ди, в этом и смысл, — Сяо Чжань широко лизнул по всей длине, выбив из него низкий горловой стон.       — Чжань-гэ красивый, — мальчишка бестолково переступил с ноги на ногу, отслеживая линию челюсти, большим пальцем очертил его скулу, устроил ладонь на затылке. — Я увяз в нём по уши.       Сяо Чжань задохнулся от острого чувства нежности. Пульс сбился, в висках загудела кровь, напомнив о необходимости дышать. Ещё никто и никогда не смотрел на него с такой любовью, как будто был благодарен только за то, что он есть.       Ибо толкнулся, застонал сквозь зубы, и Сяо Чжань взял практически полностью, покорно позволив ему выбрать комфортный ритм. Подрагивающие пальцы в волосах сжались чуть сильнее. Сдавленный вздох сверху отдался пульсацией внизу живота, пришлось пару раз сжать собственный член через штаны, чтобы ненароком не кончить.       Это и впрямь походило на безумие, на форменное помешательство. Это было… невероятно!       Оба они продержались позорно мало. Мальчишку выгнуло. Он как-то надрывно простонал, не сумев ни остановиться вовремя, ни предупредить, выплеснулся глубоко в горло, замер, жадно хватая воздух, и Сяо Чжань проглотил почти всё, спустив прямо в трусы, как малолетка.       Мир вокруг разлетелся вдребезги. Время замерло, остановилось, схлопнувшись в огромную чёрную воронку. Длилось ли это всего мгновение или целую вечность — кто знает, но краем тающего сознания Сяо Чжань, кажется, начал понимать, что такое счастье.       Он вытер тыльной стороной ладони испачканный рот, неосознанно ухватился за бедра Ибо, чтобы устоять на коленях и не упасть, но ноги не слушались. Двигаться было лень, думать тоже.       Мальчишка негромко хохотнул, подтянул к себе, бережно поддержал за талию. Сяо Чжань сразу как-то обмяк в его руках и уткнулся носом в шею. Наглые ладони пробрались под рубашку и начали поглаживать бока, не позволяя отстраниться…       Поцелуй получился горько-сладким — во рту всё ещё был вкус Ибо. Сяо Чжань первым ослабил хватку на плечах, с трудом разлепил глаза — счастливое лицо расплывалось перед ним, они касались друг друга вспотевшими лбами — костяшками пальцев огладил огненную щёку:       — Ты точно девственник, диди?       — Отвечаю, гэ.       — А где так целоваться научился? На помидорах?       — Не знаю, кто там на помидорах учился‚ я в детстве на своей руке тренировался. А потом у нас всё как-то закрутилось и переросло в секс. И не смотри на меня так. Я не виноват в том, что до одного глупого гэгэ доходило, как до жирафа, — Ибо сдавленно фыркнул, но голодная тьма в его глазах вновь заставила тело Сяо Чжаня откликнуться.       Внутри закрутилась спираль желания, и он, как слепой, бережно, осторожно тронул красивое лицо и коротко выдохнул:       — Ты стал ещё большей ехидиной, чем был раньше!       — Звучит как комплимент! — тёмные глаза сузились, прожигая его взглядом хищного зверя, рассматривающего ещё живую добычу. — Где у тебя спальня, гэ?       — Мы, кажется, собирались всего лишь поговорить, — хмыкнул Сяо Чжань.       — Да?! Ой, а мне кажется… Ладно, я всё расскажу потом, — криво ухмыльнулся в ответ мальчишка. — Просто я слишком долго ждал.       И да, действительно, Ван Ибо ему всё рассказал. Но гораздо, гораздо позднее…