***
А недавно они встретились взглядами совсем близко — так близко, что она снова, уже в который раз поразилась магнетической силе его ледяных глаз. Ощущение, будто ее замораживает этот взгляд, словно северный ветер, от которого нет спасения. И выхода из снежной пустыни, в которую она попадала, тоже нет. Она знает наверняка, что нет. Позволить себе посмотреть на него хоть еще секунду — значит добровольно согласиться считать себя влюбленной дурой, не иначе. А она очень категорична к себе в этом плане, и звание самой умной ведьмы своего поколения, к которому она на вид относилась равнодушно, давало ей некую долю самолюбия, и дурой она себя явно никогда не считала и считать не намеревалась. Так что нет, нет и нет. Она оборвет контакт в самую последнюю секунду, но не позволит себе влюбиться окончательно. Никогда.***
Последний их зрительный контакт существовал для нее будто на следующей ступени развития их безмолвных отношений. Она легко, чуть заметно улыбнулась глазами, ловя его взгляд, и получила с ответ такой же, возобновляющийся после коротких миганий и существующий таким образом дольше обыкновенного. Заканчивая этот продолжительный взгляд, они стояли ближе друг к другу, чем обычно, и ей уже почти показалось, что прямо сейчас он спросит ее наконец так же, как приснилось ей однажды: «Что ты смотришь?» И тогда, казалось бы простой и даже грубый вопрос должен был бы звучать чудесно-мелодично, с улыбкой на его красивом лице и мягко-интересующимися нотками в голосе. Сложно описать, но она весьма ясно слышала в своей голове этот вопрос именно этим, воображаемым его голосом. И ей хотелось, хотелось на него ответить, как тогда, в ее сне: «А что, нельзя? Имею право!» Ответ тоже должен был звучать красиво, мягко, слегка заигрывающе — так, как ей хотелось говорить с ним. Но разговора, конечно, не случилось. Однако несмотря на это она очень хорошо запомнила его взгляд, то, как близко он стоял, как почти улыбался. Улыбался ей.