Взгляды

Еще одни, на этот раз зимние, каникулы проскользнули перед ними, и, встретив его в первый день учебы, она не без облегчения поняла, что взгляды все еще стоят между ними. Она с тревогой выискивала Драко в толпе, гадая, изменился ли он за это время и как отреагирует на нее. В начале каникул, когда многие семикурсники задержались в школе до самого Рождества, Блейз не раз вытаскивал на прогулки огромные компании своих друзей и знакомых, в которые входили почти все учащиеся седьмого курса. Это оказалось приятнейшим временем для Гермионы, она с радостью ходила на эти прогулки с однокурсниками, отчасти потому, что там всегда, непременно был он. Драко. Играя в разные словесно-интеллектуальные игры, они двое порой очень хорошо понимали друг друга, угадывая слова или даже мысли, что очень радовало ее в тайне, как бы ни старалась она не подавать виду. Впрочем, как и всегда. Прощаясь с однокурсниками перед тем, как уехать домой, она отдельно остановила взгляд на нем. На его притягивающих глазах. Она попрощалась лично с ним, хотя никто кроме нее не мог бы это так понять. И это определенно было хорошо. Теперь же, встретившись по прошествии каникул, он отплатил ей тем же: подойдя к кучке людей, где она стояла, он заглянул в ее глаза и поприветствовал отдельно, назвав по имени. Этого было достаточно, чтобы заставить волну уснувших на время эмоций и чувств, какие обыкновенно вызывали взгляды, вновь всколыхнуться и задрожать с новой силой. Нет, она ничего не забыла. И с каждым таким возвращением она все больше сомневалась, что сможет забыть вообще когда бы то ни было. Она не ставила главной целью в жизни найти любовь, не стремилась к этому, а если и думала, всегда старалась подставлять на место возлюбленного Рона. Поэтому сильные эмоции от взглядов начинали казаться ей чуть ли не важнейшим элементом всей ее дальнейшей жизни. Однако на каникулах, когда она посетила Нору, выяснилось, что Рон, пользуясь свободой, нашел себе бойкую девушку из министерства, которая не училась в Хогвартсе и была на несколько лет старше его. Она приехала из Америки, но теперь, направленная в Британию по работе, намеревалась остаться здесь навсегда. Рон, чистокровный, но небогатый волшебник, благоразумно или по рассеянности умолчавший о своей родовой печати предателей крови, пока вполне подходил ей для цели прочно закрепиться в Британии, поэтому она ухватилась за него весьма крепко своими наманикюренными пальцами. Рон, казалось, был до смерти влюблен в нее. Задумчиво глядя на них, сидящих в обнимку на диване в гостиной Норы, Гермиона испытывала противоречивые чувства. С одной стороны, ей было несколько обидно, что Рон так быстро забыл ее и воспользовался паузой, к тому же она не была столь наивна, чтобы поверить в отлично сыгранную любовь американки к рыжему растяпе. Но с другой стороны она испытывала облегчение. Теперь ее зараждающиеся чувства к Драко были вполне «законными», она имела право не хранить верность и мечтать уж точно могла о ком угодно. Из Норы Гермионы уезжала все так же задумчиво, но с непривычной легкостью на сердце. Конечно, было немного стыдно за то, что она на правах старой подруги не заставила Рона усомниться в искренности чувств девицы, но душа ее была успокоена тем, что Молли, Джинни и даже Гарри тоже все понимали, и уж конечно не упустят случай повлиять на младшего Уизли. Теперь Гермиона чувствовала себя окончательно и официально свободной, и взгляды с Драко горячили ее воображение с новой силой. Казалось, теперь они навечно останутся хотя бы на задворках ее подсознания. Что же, по правде говоря, она была совершенно не против порой возвращаться к ним с Драко (хотя их никогда и не было) для мечтаний и воспоминаний, если найти любовь «походя» ей не повезет. Но, по собственному же мнению, Гермиона не допускала главной ошибки: не представляла, что все ее иллюзии с Драко в главной роли когда-нибудь сбудутся. Она просто предпочитала порой окунуться в них, чтобы расслабиться на минуту и забыть о проблемах. Это была ее тайная страна розовых и точно-точно несбыточных мечтаний, которые могли успокоить и придать сил. А на нелегком одиноком пути построения карьеры такие, она полагала, не будут лишними.

***

На следующий день приятное впечатление от встречи с ним испарилось. Она вдруг решила пойти играть в квиддич по просьбе Блейза и его щенячьих глаз вместе с однокурсниками, и будет не правдой не упомянуть того, что Драко, точно присутствующий там, не сыграл своей роли в принятии этого неверного, как оказалось, решения. Она сильно разочаровалась во всех, кто там был. И в нем — в первую очередь. Она приходила в ужас, наблюдая и слушая, как он ведет себя в свободной, вольной среде, как выражается и на какие темы шутит. Он курил. Что ж… она знала это и раньше, после войны курение стало еще более популярным и осуждалось в разы меньше. Тем более в аристократической среде, где он жил и рос, оно даже приветствовалось, и удивляться было нечему, это было закономерно. Волшебники вообще были более отсталыми в таких вопросах, потому что Гермионе, выросшей в магловской семье врачей, вред курения внушался с детства. Возможно, правда, что и их физиология работала иначе, однако Гермионе проверять не хотелось, ни на себе, ни на Драко. Одним словом, ей не нравилось, что он курит, и из-за этого она упорно и глупо не хотела в это верить, потому что для нее курение всегда было под запретом. Однако поверить было легко, более того, поверить пришлось, увидев все своими глазами. У нее было отвратительное настроение. Она иронизировала, отпускала колкие и высокомерные замечания в общении с подругами и почти не играла в дурацкий квиддич. Когда он в очередной раз прямо во время игры откидывался назад и элегантным движением подносил ко рту сигарету, она впилась в него взглядом, надеясь посмотреть в глаза. И он заметил ее, зрительный контакт состоялся. Она даже не заметила, что метла под ним и в самом деле покачнулась, стараясь своим пламенным взглядом воззвать к его совести. Нет. Она просто придавала всему слишком много значения, и Драко явно не рассуждал о ней и о взглядах так, как это делала она, но все-таки она отчаянно надеялась, что этот, осуждающий, пораженный и разочарованный ее взгляд на дружеском матче не останется без его внимания. Но она хотела, чтобы он его заметил. И отчаянно хотела бы, чтобы ему стало стыдно перед ней, хотя за что — даже она не смогла бы пояснить. Но со свойственным ей упорством Гермиона продолжала этого желать. Он должен заметить и устыдиться. Хоть каплю. Хоть на секунду. Однако проверить сей факт не представлялось возможным хоть в какой-то мере — лишь надеяться. Надеяться, что он образумится и перестанет вести себя так низко, так неприятно и недостойно ее. Странно, что даже его «стаж» в роли пожирателя смерти не так сильно волновал мисс Грейнджер, как дурацкие сигареты. В конце концов, в таком случае ей самой становилось стыдно — стыдно, что она ищет взглядов, что почти значило в ее искаженном сознании «любви» столь пропащего и безнадежного человека. Но нет, она верила, что он исправится. Все-таки верила. В него.