Взгляды

На осенние каникулы Драко уезжал домой, а она в это время была занимаема его слизеринскими товарищами, нашедшими неожиданно в ее лице очередную слушательницу, мило улыбающуюся и моргающую глазами на их громкие заявления и соглашающуюся с ними почти во всех вопросах, не имея желания или умственных способностей, казалось, им возражать. Это, конечно, было не так. Вернее, не совсем так. Гермиона возражала, очень горячо возражала в уме, не произнося ничего вслух, чтобы не открыться нечаянно, не пролить слишком много света на себя — все-таки это слизеринцы, и хоть они были дружелюбны с виду, Гермиона свято следовала совету Грюма: постоянная бдительность. Однако эти слизеринцы сейчас явно не желали ей ничего плохого, и за это Гермиона ещё больше накручивала себя и ненавидела свою приторно-миленькую улыбочку, которой приходилось все это прикрывать. Конечно, такое поведение было совершенно не в ее характере, и раньше она ни за что бы не стала спокойно слушать шутливо-снобские разоглагольствования слизеринцев, а схлестнулась бы с ними в интеллектуальном бою, но война, отсутствие рядом любимых друзей, а затем и эта глупая привязанность к Драко изменили ее больше, чем она сама предполагала. Она стала более закрытой, неуверенной в себе, во всем сомневающейся и почти никому не доверяющей. Общение наедине с Блейзом неожиданно помогало раскрепоститься, но до своей собственной воинственной прежней версии ей было все еще далеко.

***

Впервые за долгое время после каникул вновь поймав взгляд Драко и продержав эту связь пару секунд, она почувствовала, как ее ощутимо что-то кольнуло внутри. Кажется, так находили выражение эмоции, переполняющие ее в такой момент и обреченные не быть пережитыми в ином виде. Она несказанно обрадовалась такому успеху и уже на следующем уроке вновь встретила его взгляд, так же задержавшийся на несколько секунд. Взгляды остались… но ее реакция на них стала иной. Она чувствовала и видела в них теперь, увы, намного больше, чем интерес и желание поднять самооценку, доказав, что она еще может быть кому-то интересна. Она чувствовала во взглядах что-то свое, что-то странное, но приписывала это разгоряченной женскими романами, до которых у нее обнаружилась постыдная слабость в последнее время, фантазии. Еще она обвиняла во всем соответствующее возрасту желание быть влюбленной, даже не желая того на самом деле. А Драко был просто подходящим вариантом: бывший враг, представитель другого общественного класса, сероглазый, холодный, молчаливый блондин — ну чем не идеальный герой ее собственного женского романа? В связи с этим, она полагала, первое, что не давало ей покоя после его замораживающих глаз, были его волосы. Она всегда думала раньше, что странно зарываться руками в волосы других людей, даже в романах этого не понимала: что можно найти приятного в столь странном действе, неясно. Но теперь она буквально мечтала запустить свои тонкие пальчики в его идеальную прическу, и, разрушив ее, медленно перебирать белые пряди. Интересно, какие они на ощупь? Ей казалось, что они непременно должны быть мягкими, чтобы контрастировать с его холодными глазами, острыми скулами и хмурым видом. Она очень ругала себя, что позволяет подобным мыслям заполонить разум. Это было отвратительно, порой очень мешало ей жить и учиться, но как перебороть это без вреда для себя, она не знала и потому продолжала плыть по течению своей жизни, стараясь не думать ни о чем, кроме учебы. Выходило, как видите, из рук вон плохо.