По-своему

Утренняя неловкость растворяется в дневных разочарованиях, словно чай в сахаре. Первая проблема состоит в том, что бензина в той части города, которую они успевают обследовать, не обнаруживается. Совсем. Вторая — в том, что ни оружия, ни патронов тоже нет. — Сколько пуль у тебя осталось? — Девять, — Трой и не думает проверять, наверняка уже давно сосчитал и пересчитал. Несколько раз. — Вообще ни о чём. Один пистолет, девять пуль, два ножа. Приличных ножа, не хлебных. Набор юных самоубийц. Ну ладно, не таких уж и юных и, возможно, даже не совсем самоубийц, но точно не людей, которые готовы выживать в режиме «вдвоём против всего мира». Ник в очередной раз понимает, что он облажался, убегая с базара с голыми руками. Можно было задержаться на какое-то время, подыскать работу, экипироваться как следует. Продумать свои дальнейшие действия, как это свойственно нормальным людям, подготовиться к возможным форс-мажорам. Но где нормальные люди, а где Ник Кларк. Про Троя и говорить нечего — нормальность там даже рядом не стояла. Если смотреть с этой точки зрения, они идеальная пара. Алисия была права, только выразилась чересчур дипломатично. «Два придурка нашли друг друга» — грубо, но точно. — ...Ники! Ты меня вообще слушаешь? — Прости, задумался, — Ник трясёт головой, стремясь прогнать ненужную рефлексию, уж точно не способствующую выживанию. — Хорошо, могу повторить. Как полагаешь, куда делись все эти люди? — Трой широким жестом обводит парковку, на которую они вернулись за бензином. — В том или ином виде, неважно. Не могли же они просто испариться. — Но могли уйти, — пожимает плечами Ник. — И именно что в том или ином виде. Что ты предлагаешь? Уйти вслед за ними? Пешком? — Я предлагаю тебе быть настороже, а не вперять измученный взор в глубины подсознания. По моллу прогуляемся? — не дожидаясь ответа, Трой ныряет в разбитую витрину. Первые ходячие в этом городе обнаруживаются наверху, в кинотеатре. Зал маленький, с местами для поцелуев на последнем ряду и белоснежным экраном, словно парящим в полутьме. Один из мертвецов умудрился зацепиться полой куртки за ручку двери и заблокировать выход для нескольких сотоварищей. На этот раз Трой оказывается немного быстрее. 3:1. — Знаешь, в детстве родители иногда возили нас с Джейком в кино, — он вытирает нож, испачканный в крови ходячих, об обивку кресла. — Два раза, если быть точным.Мы смотрели мультфильмы, даже не помню, какие, помню только ощущение чего-то чудесного. И попкорн! Я обожал попкорн. — Не думаю, что это ещё съедобно, — Ник вынимает картонный стакан из отверстия в подлокотнике, нюхает. Пахнет плесенью. — Ну и чёрт с ним. Мне не двенадцать. Похоже, что серьёзной опасности нет и мы можем разделиться, так будет быстрее. Ты иди направо, я налево, встретимся у выхода. — Хорошо, — кивает Ник, отчего-то вспоминая, как нежно Трой прикасался к обоям, на которых танцевали три утёнка. Билли, Вилли, Дилли — так, кажется, их звали, он это помнит, хотя не помнит сам мультфильм. В Лос-Анджелесе кинотеатры были на каждом шагу, мимо одного из них он каждый день ходил в школу и из школы. Ну, и забегал посмотреть — что угодно, на самом деле. Просто в поисках эмоций, ярких и красочных. Он идёт вдоль ряда магазинов, или уже разграбленных, или бессмысленных в новом мире. Парфюмерия и косметика. Дизайнерская одежда. Сотовая связь. Книги и подарки. Свадебные платья и костюмы. Товары для спорта и отдыха. Бытовая техника — батареек нет, есть только аккумуляторы, которые тоже нужно где-то зарядить. Тупик. Спустившись на первый этаж по неработающему эскалатору, Ник задерживается в магазине нижнего белья. Апокалипсис или нет, а трусы нужны всегда. Больше ничего достойного внимания по дороге не попадается, и у выхода он оказывается раньше Троя. Сильно раньше, на самом деле. Он успевает покурить, разволноваться, собраться идти искать, понять, что ведёт себя глупо, покурить ещё раз, таки подорваться навстречу... и в самый последний момент сделать вид, что вовсе не ждал и не беспокоился. — Нашёл что-нибудь интересное? — Да не то чтобы очень, — Трой пожимает плечами, и Ник решает не расспрашивать. В конце концов, он и сам не собирается хвастаться трусами. Выйдя из торгового комплекса, они делят пополам последний сникерс из дорожных запасов. Остаётся надеяться, что с едой им повезёт больше, чем с бензином. И надежда оправдывается — в супермаркете, конечно, кто-то побывал до них, но немного продуктов осталось, в основном с нарушенной упаковкой или истёкшим сроком годности. Некоторые просроченные банки уже вздулись, а некоторые выглядят вполне прилично, особенно в глазах молодых, здоровых и очень голодных парней. Они решают забрать всё, что похоже на годную к употреблению пищу, а в нюансах разбираться уже на месте. Сгребая в сумку рассыпавшиеся макароны, Ник краем глаза замечает в дальнем углу полки маленький яркий пакетик. Достаёт его, косясь на Троя, внимательно рассматривающего даты на очередных консервах. Это похоже на чудо. Крохотное, но оттого не менее ценное. Ник быстро засовывает пакетик во внутренний карман куртки и как ни в чём не бывало продолжает собирать макароны. Когда они заканчивают, тележка полная примерно на две трети. Если всё найденное съедобно, им должно хватить дней на пять как минимум, за это время можно успеть обшарить весь город и ближайшие окрестности в поисках топлива. Продолжать путь пешком... ну, Ник уже пробовал. Ему не понравилось. На улице их поджидает сюрприз. Огромная туча занимает, кажется, полнеба, ветер всерьёз проверяет на прочность неработающие фонари, и первые капли оставляют тёмные крапки на сером асфальте. До дома недалеко, и они успевают добежать, смеясь, по очереди толкая перед собой тележку, пока дождь только начинается. Вода — ресурс даже более ценный, чем еда, поэтому самые большие ёмкости, кастрюля и пластиковый таз, отправляются под стоки водосточных труб. Конечно, эта вода скорее техническая, чем питьевая, но что уж есть. Выбирать не приходится. Вчерашнее кострище намокло, так что горячей еды им не светит. Но и ассортимент сегодня гораздо богаче. Ник открывает банку тунца, нюхает. Пахнет, ну, нормально. Как и должно. — Что там у тебя? — Трой наклоняется над столом, разглядывая этикетку на никовых консервах. — Просто хорошо бы взять разное, в таком случае шансы на то, что мы отравимся оба, несколько снижаются. — У этой рыбы срок годности три года, думаю, несколько лишних месяцев решающей роли не сыграют. Тем более что баночка была очень маленькая, — дожевав, Ник выуживает из корзины маринованные овощи и пачку печенья. Трой придирчиво изучает свою банку, после чего отправляет её в мусорное ведро. Следующая, видимо, устраивает его больше. Дождь всё ещё идёт, когда они заканчивают трапезу. На улице сумрачно — то ли из-за туч, то ли уже начинает темнеть, не разберёшь. — На самом деле немного обидно, что мы сегодня не смогли развести костёр, — Ник, расправившись с печеньем, зажигает свечу. — У меня есть кое-что для тебя, вот, случайно нашёл в магазине. Тут написано, что готовить нужно в микроволновке, но можно попробовать и без неё, главное — нагреть зёрна, чтобы они полопались. Трой молча рассматривает пакетик; выражение его лица трудно определить из-за неверного освещения. — У меня, на самом деле, тоже есть кое-что для тебя, — медленно говорит он. — И, если честно, я не понимаю, хорошей идеей было это взять или плохой. Он ставит на стол белый флакон. Ник сглатывает. Чёрт. Дилаудид, он же гидроморфон. Настоящее сокровище по нынешним временам, если, конечно, в пределах досягаемости нет волшебного бара Эль Матарифе. — Ты же вроде не одобряешь. Или?.. — Не одобряю, — кивает Трой. — Как и всё остальное, чем ты пытаешься себя убить, вроде сигарет или алкоголя. Но, знаешь, я тут подумал — у нас может и не быть такой долгой жизни, чтобы успеть заболеть, допустим, раком лёгких. У нас может не быть следующего года или даже банального завтра. Так что, если тебе это нужно... Ник снова сглатывает, борясь с желанием принять таблетку-другую прямо сейчас. — Не то чтобы нужно, — признаётся он, — но очень хочется. Даже не представляешь, как. Каждую минуту. Именно поэтому пока подержи это при себе, пожалуйста. Когда будет совсем край, я попрошу. И не давай сразу всё. Иногда бывает тяжело остановиться. — У меня есть инструкция, там указана допустимая дозировка, — Трой прячет флакон с таким откровенным облегчением, что Нику становится смешно. И немного стыдно за свой смех. — Я просто... ладно, я просто дурак. Спасибо. Пойду в ванную. В бойлере осталась вода? — На дне, два-три галлона. Возьми дождевую. — Мне хватит, — Ник взбегает по ступенькам, чувствуя, как дурацкая улыбка неконтролируемо выползает на лицо. Он долго трёт тело лежавшей на полке жёсткой мочалкой, пока кожа не становится розовой и блестящей. Вода прохладная и пахнет тиной, это терпимо, но не слишком приятно, особенно когда дело доходит до мытья головы — затылок сводит от холода. Закончив, он пытается согреться, растираясь полотенцем, как и мочалка, оставшимся от хозяев дома. Трой вчера, видимо, пользовался тем же набором, потому что других вариантов нет, и Ник, уткнувшись носом в махровую ткань, пытается уловить остатки запаха. Но нет, ничего — только вездесущая тина. Спустившись вниз, в кухню, он обнаруживает, что всё сделано — двери забаррикадированы, а ёмкости с дождевой водой внесены внутрь. Грязи в них достаточно, но если отстоять и прокипятить, можно будет пить. Шелеста дождя за окнами больше не слышно, сумерки тихие и однотонно-серые. Ник снова поднимается на второй этаж, в их «детскую» спальню. Трой валяется на кровати и крутит в руках кубик Рубика. — Знаешь, я когда-то давно, лет десять назад, собрал эту хрень. Полностью. Сам обалдел. Но повторить ни разу не получилось, так что, думаю, это была случайная флуктуация, — он отбрасывает кубик в тёмный угол, куда не доходит свет свечей. — Я даже не пробовал, — фыркает Ник, садясь на свою сторону постели и пытаясь причесать пятернёй непослушные влажные волосы. — Слушай, я же сегодня выиграл, да? — Ты напоминаешь об этом чисто из вредности или хочешь, чтобы я что-то сделал? — Скорее второе. Мне нужна помощь в одном небольшом эксперименте. Услышав слово «эксперимент», Ник непроизвольно вздрагивает. — Ну, если это не связано с убийствами и прочим насилием... — он осекается, чувствуя себя глупо. Пока что они не встретили здесь ни одной живой души, а в то, что объектом насилия может стать он сам, Ник не верил как минимум с той страшной ночи перестрелки с индейцами. — Не связано, — сухо подтверждает Трой, садится, внезапно оказываясь совсем близко, выдыхает, как перед нырком на глубину, и прижимается к губам Ника. Ох. Это неожиданно, но приятно. Нет — восхитительно. И очень, очень возбуждающе: каждое движение губ и языка словно эхом отдаётся внизу живота, сладко и остро. Хочется большего контакта, и Ник почти автоматически притягивает Троя к себе... вернее, пытается притянуть, что оказывается ошибкой: тот снова решительно отстраняется. Дерьмо. Ник падает на кровать, ожидая, пока успокоится сбившееся дыхание. — Ну, как результат? — спрашивает он, когда перестаёт ощущать себя рыбой, выброшенной на берег. — Я не готов об этом говорить. — А знаешь, почему? Потому что боишься выйти из клетки своего мозга. И, скорее всего, даже не своего, а тех, кто вбил тебе в голову весь этот бред про белых исключительно гетеросексуальных американцев, завоевавших Запад с помощью револьвера и такой-то матери, — Ник понимает, что его заносит, но не может остановиться. — Просто удивительно: мир рухнул, цивилизация лежит в руинах, по дорогам бродят толпы оживших мертвецов, а устаревшие ещё в прошлом веке предрассудки живее всех живых. Почему? Зачем? Кто на нас смотрит, кому мы нужны? Ради чего отказываться от того, что хочешь, если — сам же сказал — завтра может не наступить? Я не понимаю. — Для тебя всё так просто. — Потому что это действительно просто. Дай мне, пожалуйста, таблетки. Хочу хорошо провести время. Трой медленно, словно нехотя, тянется за сумкой, но внезапно замирает. Снизу раздаётся грохот падающей мебели и звон бьющейся посуды. Их баррикада на входе пала.