***
Есения подрывается с места, пытаясь отдышаться. Щипает себя, проверяя, реальность ли это. Всего лишь сон. Воспоминания. Она поворачивает голову в сторону назойливого будильника, что скорее всего, спас ее от этих чудовищных мыслей. Замечает краем глаза Марата, что не дошел всего пары шагов до кровати и свалился спать возле нее. Девушка хмыкает, пытаясь поправить растрепавшиеся волосы, но все тщетно. Густая шевелюра не поддавалась ее пальцам, требуя более нежного ухода. Младшая осторожно опускает босые ноги на холодный пол. Ей приходится покинуть общество мягкой кровати и теплого одеяла. Ежиться немного от холода в квартире, но идёт дальше. Нужно бы ополоснуться. Шагает в ванную и закрывает дверь на замок, медленно оседая на пол. Чертова Анька заставила напомнить о болезненном прошлом, от которого она так старательно бежит! Хотя в чем ее вина? Есении лишь бы обвинить. Девушка кусает губу, встаёт, хватаясь за край раковины для опоры. Прошло несколько дней с того, как они познакомились, а у Есении все ещё Ленинград в голове. Смотрит в зеркало, ужасаясь. По ней будто мамонты пробежали. Иронично вспоминать, что по сути, именно таким и был сон. По ней прошлись, словно по конфетной обертки, что не долетела до мусорного бака. Есения включает воду, опуская под струю руки. Кипяток больно бьёт по ледяным кистям, принося какое-то странное чувство боли, что стало уже привычным. Девушка всегда мылась горячей водой, пытаясь таким образом принести себе ещё большую боль, чтобы затмить прошлую. Это стало каким-то ритуалом. Доводилось все до того, что однажды ее руки практически сварились в кипятке, если бы мама не отвлекла ее простым завтраком. Она случайно вытащила из-под струи воды руки и тут же закричала от боли, которую до этого просто не ощущала. Задумалась в очередной раз. Лицо обжигает горячая вода, но через несколько секунду, как и раньше холодно. Мочит волосы случайно, челка прилипает ко лбу. До жути уставший вид раздражает. Хотелось нарисовать себе улыбку яркой маминой помадой, но это вышло бы как всегда криво. — Клоунада какая-то, — шипит та, всматриваясь в своей лицо. Ненавидит. Спустя несколько минут девушка вышла. На кухне сидели дядя с тетей, что-то бурно обсуждая. Она краем глаза замечает календарь. Суббота. В школу только со следующей недели, а сейчас она проживает последние деньки своей свободы. Марату же в этом плане было проще, он даже не заботился о своих оценках, предпочитая забить на гранит науки и выйти в школу после долгого «больничного» вместе с младшей. — Доброе утро всем! — Есения выжала из себя улыбку и поспешила заполнить рот чем-то, лишь бы не мучить себя дальше. — Доброе утро, Яся, я тут сырников напекла, — женщина кивает в сторону тарелки. — Там если что сгущенка, сметана и варенье клубничное, выбирай, что хочешь. Вишнянская слабо улыбнулась, смотря на такое разнообразие. В Ленинграде такого не было. Сырники не готовили, сгущенки не было, варенья тоже. Девушка с удовольствием съела две штуки и, поблагодарив тётушку за вкусный завтрак, а дядю за приятную компанию, поспешила удалиться в комнату. После такого завтрака и настроение хоть чуть-чуть повысилось. Теперь ей не хочется придушить Марата, за то, что тот до сих пор не проснулся. Она стоит над ним, уперев руки в боки и просто смотрит. А что ещё делать? Будить, что ли? Он, наверное, совсем поздно пришел после этих сборов своих. Как всегда, в принципе. Есения закатывает глаза, садится на корточки и хочет уже растормошить его, но вдруг останавливается. Девушка отчётливо помнила, как тетя за завтраком сказала, что тот пришел под утро, а значит, спал около четырех часов. Она тяжело вздохнула и решила дать Марату шанс выспаться. Есения вышла из комнаты, наблюдая как женщина прощается с мужем, целуя его в щеку. Девушка мягко улыбнулась и проскользнула в гостиную. Тут было все таким красивым, современным. И телевизор — совсем новенький! Вишнянская уже неделю у них, а все ещё удивляется. — Ой, Яська, — к ней подошла тетя, осторожно коснувшись ее плеча. — Маратик ещё спит? Он так поздно возвращается, то с друзьями, то учится, —она тяжело вздыхает, смотря в сторону комнаты, где и спал юноша. — Так я что сказать-то хотела, — ее тон в секунду сменился и стал более радостным. — Мы с Кириллом в санаторий на две недели поедем! Ему на работе путевки две дали, а санаторий там какой! — она улыбалась, прижимая руки к груди. Прям светилась. — Справитесь без нас эти две недельки? Я там приготовлю все, денег дам, только вы их не тратьте сразу! Экономьте. — Хорошо-хорошо, тёть Диляр! Может мне помочь с готовкой вам? Заодно расскажите, где что можно купить, а то даже не помню ничего, — женщина активна закивала, поведя девушку на кухню. Как оказалось, уезжают они в воскресенье утром. Диляра, словно лампочка, ярко сияла, когда рассказывала ей. Есения ни разу не прервала, просто не могла. Женщина объяснила дорогу к магазинам, где работали ее подружки, то ли со школы, то ли с работы прошлой. Вскоре, обед и ужин на сегодняшний день был готов. Диляра поспешила на встречу с подругой, которую ещё давным-давно ей обещала. Девушка закрыла за ней дверь и пошла будить Марата, что до сих пор спал. На минуточку, было двенадцать утра! — Маратка! — Есения наклонилась к нему, крича прям в ухо. — Подъем! Вовка приехал. Тот сразу же вскочил, оглядываясь по сторонам. Сонный, помятый, будто месяц из запоя не выходил. Девушка усмехнулась, не спеша вставать. Парень косо посмотрел на сестру, что хитро улыбалась. Припомнила все-таки, как он ее вчера таким же образом разбудил. — Доброе утро, красавец, — хмыкнула Есения, продолжая злорадствовать над братом. — Ага, доброе. Что по времени сейчас? —он хмурится, смотрит на сестру, которая уж слишком позитивная. — Сейчас двенадцать часов дня, или тебе точное время нужно? — Есения наклонилась, предлагая руку помощи ещё не до конца проснувшемуся Марату. — Блять, я опаздываю к пацанам, — парень вскочил с пола, немного пошатываясь, и побежал на кухню. — Как всегда, только о пацанах, — Есения закатывает глаза, скрещивая руки на груди. Конечно, она не обижалась. Сама в Ленинграде при первой возможности бежала к своим «друзьям», наплевав на завтрак, обед и ужин. Девушка последовала за братом, смотря, как тот пытается без чая запихнуть себе в рот бутерброд. Выглядело это комично. Есения села за стол, взглядом следя за Маратом. Тот метался из угла в угол, периодически заглядывая в окно и что-то бурча себе под нос. — Еська, что ты перед глазами мельтешишь? Тебе заняться, что ли, нечем? — прошипел парень, когда в очередной раз напоролся на преграду в лице Вишнянской. — Нечем, Аня заболела, ты вот уходишь. Ну а Ералаш с тобой. А в одиночку гулять мне как-то не комильфо, — Есения, подперев щеки руками, тяжело вздохнула. — Ты когда с Ералашем успела-то познакомиться? — Марат уже стоит в прихожей, вот же шустрый. — Когда в художку шла, он мне там помог, все дела, — Есения улыбнулась, вспоминая солнечного мальчишку. Они виделись потом два раза, но были вынуждены быстро расходиться, так как Ералаш чуть ли не на постоянной основе был с Универсамскими. Нет, Есения против них ничего не имеет, по отдельности — да пожалуйста. Но когда они этой группой ходят по району, у девушки сразу приступ. Опыт больной знать о себе даёт. Страшно, что опять толпой побьют. С одним-то она может и справится, не такая уж и слабая. — Все, я погнал, буду, — он посмотрел на часы, протягивая последнюю гласную. — Короче, сегодня буду, наверное, — Марат махнул на прощание и выбежал из квартиры. Есения на это лишь усмехнулась. Тишина. Девушка срывается с места, спеша включить музыку на новеньком магнитофоне. Через несколько минут слышится приглушённая песня. Так-то лучше. Вишнянская медленно садится на диван, откидывая голову назад. Скучно, даже музыка не спасает. Она пялится в потолок, желая увидеть в нем что-то новое. Но ничего не происходит. Первая песня, вторая, а Есения все смотрит наверх и смотрит. Прерывает ее интересное занятие звонок в дверь. Не квартира, а двор проходной какой-то. Хотя, может это тетя Таня вернулась? Что-то быстро. Девушка слышит ещё один стук и спешит встать. Есения открывает дверь, видя перед собой группу людей. Универсам. Глаза по пять копеек, внутри сжалось что-то. Один «краше» другого. Избитые все, Есения невольно себя вспоминает. Как она ещё не умерла, когда только в первый раз с их группировкой встретилась? Там, наверное, бо́льшую роль сыграл адреналин. Девушка медленно отходит назад, сдерживая себя, чтобы не поднять руки вверх. Молчание. А там за дверью ещё пацанов двадцать стоит. Весь лестничный пролет заняли и не только его. Девушка глазами хлопает, не зная, с чего начать. «Привет» им сказать, что ли? Замечает краем глаза Ералаша и полегче немного, хоть кого-то знает в лицо. — А, — Есения переводит взгляд на говорящего. Турбо. Они хоть и не знакомы, но запомнила она его точно. Голос прокуренный, низкий. — Марат где? — Марат ушел минут так. Десять назад? —спрашивает она у часов, на которые перевела взгляд. — Да, примерно так. А что-то не так? — нервно улыбается, чувствует, что ещё чуть-чуть, и она побежит за ножом. Потому что вспоминает Ленинград. Вспоминает прошлое свое. — Мы его найти не можем просто, —дискомфортно, конечно. Что одной стороне, что другой. — Что, опять через гаражи пошел, что ли? — парень поворачивается к остальным, но те лишь пожимают плечами. — Через какие ещё гаражи? — Есения щурит глаза, настораживаясь. Нет, нет, нет и ещё раз нет. А вдруг с ним случится что-то? А вдруг. Девушка слегка трясет головой, желая отогнать эти мысли. — Да там место есть одно, — теперь говорил уже какой-то парень. Лысый. А лысые доверия не вызывают. — Мы его найдем, не переживай так, — проговорил он, заметив, как Есения напряглась. — Ну, предположим. Если что-то не так пойдет — говорите обязательно, — девушка кусает губу. — Так, если это все, то идите ищите его, на сборы свои ходите, в общем, что хотите делайте. Все, удачи! —она демонстративно захлопала дверь прямо перед носом парней. — Черт, даже с Ералашем не поздоровалась. И ещё искать их отправила, хотя это ведь меня тоже касается. Может, не так жестко надо было? Мало ли чего, — девушка косо смотрит на дверь, за которой слышится гул. Есения пялится на нее секунду и снова открывает. А они все ещё стоят на месте, будто этого и ждали. — Кхм, простите за грубость. До свидания, —девушка поспешила закрыть дверь, как тут с проёме появилась чужая нога. — Да стой ты! — крикнул Турбо. Девушка закатила глаза, но решила дверь пока не закрывать. — Чего ты дома сидишь, как зубрила какая-то? Ни разу на районе тебя не видели. С нами пошли его искать. — Вы уверены? — Есения выгнула одну бровь, сжимая руку в кулак. — Уверены. Пройти дашь? — тут из-за угла показался Ералаш. Девушка слабо улыбнулась, и отворила дверь до конца. — Проходите в гостиную, я сейчас переоденусь и пойдем. Девушка взглядом следила за толпой, что буквально ввалилась в квартиру. Она пожала руку Ералашу и предложила поговорить на улице. Парень кивнул в знак согласия и поспешил к остальным. Есения кусает губу, поглядывая в сторону гостиной, где сидели ее неожиданные гости. Младшая тяжело вздохнула и поспешил одеться. Домашняя футболка с шортами сменились на спортивки и олимпийку. Завязав непослушные волосы в небрежный хвост, она поспешил зайти с гостиную. Вишнянская чувствовала на себе заинтересованные взгляды парней, которые до этого громко подпевали магнитофону, что до сих пор не был выключен. Она подошла к окну и осторожно залезла на подоконник. Открывает форточку и немного вылезает за пределы квартиры. Опасно. Поднимает руку вверх, пытаясь нащупать пачку чертовых сигарет, из-за которых сейчас просто упадет. Слышит, что что-то шуршит сзади, а потом ее с этого подоконника буквально стягивают назад. Есения смотрит на Турбо, Ералаша и ещё несколько парней, что чуть не уронили ее на пол. Они смотрят на нее. — Ты дура, что ли, совсем? — кричит на нее Турбо, тряся. — Да что я уже сделать успела? — Есения повышает на него голос в ответ, хмурится, пока какой-то пацан оттаскивает ее от злого старшего. — Если ты сдохнуть захотела, нахуй ты нас вообще пустила? — Чего? Я сигареты взять хотела, долбанутые! Я похожа на человека, который жизнью, что ли, не дорожит? —девушка окончательно вскипела. Подрывается и буквально подлетает к Турбо, что почему-то один среди всей толпы орал на нее. — Какого хрена ты вообще мне что-то предъявляешь? Краем глаза замечает, как все напряглись и встали со своих мест. Она, словно ошпаренная отходит от парня, пытаясь не показывать свой страх. Главное — продемонстрировать полное равнодушие и спокойствие. Девушка проходит мимо, смотря на кучерявого парня со злостью. Снова встаёт на этот грёбаный подоконник и достает сигареты с коробком спичек. Есения закрывает форточку, кидая их в карман олимпийки. — Марату скажете — придушу всех в подворотне, — прошипела Вишнянская, вызывая смешки у парней. Есения закатила глаза, пройдя к выходу. — Так вы идете или нет? — кричит девушка спустя несколько секунд. Через некоторое время группировка и Есения всей оравой вышли на улицу и двинулись в сторону гаражей. Младшую утянул к себе Ералаш, что шел где-то с краю. — Ты это, извини, что гулять не звал. Просто дела были, — паренек жуёт губу, смотря на свои старые потёртые кроссовки. — Ты и не обязан был, тем более я тебе даже номер свой не дала, — она легонько пихнула его плечом, улыбаясь.— Когда Маратку найдем, ну и дела твои закончатся — приди к нам домой, я тебя хоть номер начиркаю. — Спасибо, Ясь, — парень смущенный весь, никогда такого теплого отношения от сверстников не было. Только бабушка одна. — Да не за что, Ералашка, — она высунула руку из кармана и потрепала светлые волосы. — Может, пойдем покурим? — Я ж не курю, да и тем более это надо у старшиков спрашивать, — парень кивает вперёд. — Боже, как хорошо, что я не с вами. Кури, когда захочешь. Ну, почти, — она усмехается, смотря на небо. Ещё бледнее, чем вчера. — Кстати, расскажешь, как тут каждого зовут? Я, конечно, надеюсь, что это моя последняя встреча с вами в таком количестве. Но как бы я не хотела, мы ещё встретимся. И Ералаш рассказал. Про Турбо, про Зиму. Про Сороку, что и оказался братом ее знакомой Ани. А Есения, хоть и слушает, но где-то далеко. Потому что все равно вспоминает Ленинград. Как ее точно так же Дима со всеми знакомил. А потом. Лишь бы все не повторилось вновь. — Ты, кстати, на дискотеку идёшь, которая сегодня? — она замечает косой и неуверенный взгляд от Ералаша. Догадываясь, что к чему, Есения тут же вскидывает руки вверх. — Я не приглашаю, знаю же, что не по понятиям. Вернее. Кхм, наверное, — младшая кусает губу, нервно усмехаясь. — Просто. Ну, думала идти не идти, а без друзей как-то скучно будет. — Я не иду, пацаны сказали, что нужно с чушпанов деньги потрясти, ну и я как бы с ними. А ты откуда про понятия знаешь? — Да так, Марат рассказал ещё в первый день, — Есения отмахивается рукой. Ну, по сути, так и было. Но Ералашу да и в принципе всей группировке, которая уже развесила уши, явно не надо было знать, что все эти «правила» она выучила ещё года так два назад. Не верит им. Вишнянская чувствует взгляды на себе. Ее изучают, как инопланетянина какого-то. Девушку, словно током ударило. Они подходят к этим гаражам, как вдруг перед ними появляется Марат. Собственной персоной, как говорится. Есения тяжело вздыхает, смотря на побитого брата и спешит к нему. — Здоров, пацаны, — он пожимает руки некоторым, как в «очереди» появляется Вишнянская. — А ты что тут делаешь? — Решила среди гаражей прогуляться. Вот, напоролась, —голос Есении пропитан сарказмом. На последнем предложении она кивает в сторону парней, что стояли позади. — Отойдем? — сменив тон на более спокойный, девушка посмотрела на Марата. Суворов кивает, поддаваясь, когда младшая ведёт его подальше. — И о чем ты хотела поговорить? —наблюдает, как Есению медленно начинает распирать от злости и волнения. — Ты где был, пришибнутый? Это что такое? — она схватила его за край куртки, пальцем указывая на побитое лицо. — А вот это? А если бы побили, что не встал? Ты хоть бошкой своей иногда думаешь? —девушка трясет его, пытаясь вылить всю свою агрессию и боль в физическую нагрузку. — Эти ко мне завалились, говорят, а где это Марат у нас? А Марат у нас решил себя больно сильным почувствовать! — прижимает его к двери какого-то гаража, тот шипит, потому что и так уже избитым затылком приложился ещё больше. — Не дай Бог ты ещё раз куда-нибудь один пойдешь. Я тебя на месте придушу, если не сдохнешь к тому моменту, — к ним уже подходят пацаны, начиная немного, но переживать за товарища. — Ошибок моих не совершай. — Каких ошибок, Беглянка? — зацепился за последние слова Сорока. Девушка дернулась и повернулась назад, отпуская Марата. Толпа. Снова.***
— Сильным себя почувствовал или что? А не много ли ты на себя берешь, чушпан? —Есения ухмыляется, крутя свободной рукой ножик. Другая же держит бедного и довольно побитого парня за горло. Душит, но еле ощутимо, — Долг когда друзьям моим отдавать будешь, м? Им ведь тоже денюжки нужны, — наигранно печальным тоном произнесла девушка, вызывая у парней за спиной одобрительные возгласы. — Я в-все отдам, тол-лько не надо нож, —он судорожно пытается найти в кармане хотя бы несколько копеек, потому что нет больше. А Есения ждать не любит, проводит совсем нежно по куртке его новой. Импортной. Родители-то богатые, только сыну денег не дают, боятся, что вот такие, как она, будут вымогать. — Кулёк, подними, — приказывает девушка скорлупе, ни на минуту не отводя взгляд от «пленника». — Тут всего рубль мелочью, он на пять просел, — отвечает парень, передавая деньги старшим. — Деньги где, тварь? Где наши деньги? Доиграешься же, сученок, — орет на него девушка, нанося первый удар. Жестокость. Вот что воцарилось через несколько мгновений, когда она отошла чуть дальше, наблюдая, как парни буквально сорвались с цепи и начали бить парнишку. Она старательно делает вид, что ей плевать и даже нравится сей цирк. А от себя блевать хочется. Но лицо держать нужно, иначе побьют также в подворотне. Что, собственно говоря, и случилось через два дня. Парнишка тот пришился к соседней группировке и извернул ситуацию, мол они вымогали, а он не должен был им никаких денег. Есения тогда шла в темном переулке. Подкараулили. Избили толпой, сильнее, чем того пацаненка, что позади стоял и смеялся над ней. Больно было и страшно. А потом ещё и свои выцепили и добавили, мол, донесли до них, что та «чепуху» всякую про них разнесла. Наговорили на нее, потому что понимали, что та лишь приближенная. Никто за нее не заступится, потому что отступили от понятий, что девчонок нужно защищать. Девушке тогда худо пришлось. Отсиживались на чердаке, позвонив маме через телефон Димы, она сказала, что у подруги переночует несколько дней. Долго последствия подставы не сходили. Пришлось чуть ли ни неделю сидеть в полной темноте и сырости. Это ж Ленинград, ещё и осень. Дожди на улице, а на лице у девушки слезы. И боится она, что все повторится. Боится, но не скажет.***
— Вас не касается. Ни ваша я, ни Универсамовская, — девушка сжимает руки, краем глаза замечает, как Марат подходит, кладя руку на плечо. — И чья же ты тогда, Еська? Своя, что ли? — он усмехается, потому что и в мыслях нет, что девушка действительно с группировками, кроме Универсама дело имела. — Я Циолковская, — шипит, когда хватка на плече становится сильнее. — А теперь, — она театрально кланяется группе парням. — Вынуждены покинуть ваше общество. Девушка прикладывает все свои силы, чтобы отодрать Марата от себя и удобней перехватить. Проходит буквально два шага и замирает. Мама. Стоит тут, на лице ноль эмоций. Есения раскрывает глаза от шока, почему-то не решаясь подойти. Наоборот, делает еле заметный шаг назад, мотая головой. Нет никого. Прикрывает глаза, тяжело вздыхая. Покрепче сжимает руку Марата и ведёт на выход из образовавшегося кольца. Тот молчит, потому что понимает, что на людях та больше ничего не скажет. С детства особенность такая. Толпы боится. А после Ленинграда ещё хуже стало. — Стоять, — парень заслоняет ну проход. Турбо. Черт, опять он. Начинает уже раздражать. — Что ещё надо? — выдавливает из себя нарочито фальшивую улыбку. — Циолковских в нашем городе нет, пиздишь значит, — Турбо губы поджимает, смотря, как девушка глаза закатывает, слабо ухмыляясь. Бесит. — А вам в голову не приходила мысль, что не отсюда я? Три года в Ленинграде жила, уж поверь, там Циолковские есть, — уж лучше бы не было их. Все бы по-другому было. А напряжение в воздухе витает, Турбо с Есенией друг друга взглядом буравят, желая дырку в друг друге сделать. Раздражают друг друга, потому похожи чем-то — упертые до жути. — Хамить мне не вздумай, Беглянка, —парень поворачивается к Зиме, что одним только взглядом говорит, что тот поступил максимально ужасно. Потому что помнит, как Турбо ему несколько дней назад говорил, что его заинтересовала эта беглянка и пообщаться с ней, как обычные люди он бы хотел. Но что-то как-то диалог не клеится. И не склеится уже. — Так отъебись тогда, а, — и тут же предупреждение Есения от Марата получает. Потому что тот все ещё скорлупа и понимает, что от старшего ему за сестру прилетит по самое не хочу. Молчание. Нечего больше сказать. У Есении вспышки какие-то в голове, все образ матери среди гаражей не выходит. Девушка чувствует, как Турбо более менее растерял бдительность, потому что взгляд, направленный на нее, немного, но смягчается. Пользуется и тихонько проскальзывает мимо тел, отсалютовав на прощание. И младшая наверное никогда не узнает, что это просто Турбо позволил ей уйти, так как понимал, что они все равно встретятся. И тогда уже переброситься парочкой фраз не получится. А Есения идёт себе припеваючи и как только заворачивает за угол, достает пачку. Потому что нервы на пределе. Ругается, когда спичка не поддается немного замёрзшим пальцам и чуть не падает. Наконец-то первая затяжка. Девушка выдыхает дым, немного наклонившись в сторону, чтобы посмотреть на недавно покинутое место. Ушли. Вишнянская вздыхает, в очередной раз обхватывая губами сигарету. Она медленно скатывается по стене вниз, смотря наверх. Дым немного щиплет глаза, но это стало уже привычным явлением. Никотин попадает в лёгкие, что вызывает чувство эйфории во всём теле. Когда она начала курить? Кажется. Год назад? Или полтора. Помнит лишь то, что прошло довольно много времени после смерти отца. Тяжелые времена были. Есения зарывается свободной от сигареты рукой в волосы, немного оттягивая их. Внутри будто становится спокойней. Совсем немного. Есения тяжело вздыхает, топчет окурок и спешит прочь. Решает пройтись немного, чтобы запах хоть чуть-чуть выветрился. Потому что дома, скорее всего, уже тетя сидит. Плохо она поступила сегодня. Нужно бы перед Маратом объясниться, извиниться может как-то. Рассказать наконец-то, что с ней в Ленинграде происходило. Девушка губу кусает. Ужасный день сегодня. Хуже и не придумаешь.***
Девушка сидела в их общей с Маратом комнате, пялясь в стену. Чувство волнения и тревоги охватили ее с ног до головы. А вдруг не придет? Вдруг где-нибудь в другом месте останется ночевать? А вдруг. На это Есения трясет головой, прикрывая уши ладонями, лишь бы не слышать этих навязчивых мыслей. Как пришла домой, так и сидит на холодном полу и покачивается из стороны в сторону. Ещё и глюк этот. Она усмехается, вспоминая свой шок. Глупо, до невозможности глупо. Вдруг слышится скрип двери и голос Марата. Пришел. Младшая буквально срывается, впервые за все время нахождения в квартире, чувствуя долгожданный прилив энергии. Выбегает из комнаты и налетает на парня, что ещё не успел обувь снять. Так и стоит в одном кроссовке, пялясь в стену, пока девушка прижимается к нему, шепча что-то, словно в бреду. — Марат, ты прости меня! Я так глупо поступила, это вообще на меня не похоже. Я просто так волнуюсь за тебя, я не хочу, чтобы ты пережил похожее, пожалуйста, —она утыкается ему в куртку и слабо улыбается, когда чувствует чужие руки на спине, что мягко обхватывают ее. Давно такого не было. Непривычно даже. — Иди в комнату вкусного чего-нибудь притащи, поговорим, — тихо отвечает ей парень, боясь говорить громче, вдруг, напугает. Он медленно отпускает его, смотрит, как Есения активно кивает и бежит на кухню к Татьяне. Через минут десять, они уже сидят в комнате на кровати. Между ними вазочка с конфетами, а у обоих кружку с горячим чаем, откуда валит пар. Есения поджимает под себя ноги, смотрит на кружку, пытаясь найти в чаинках что-то новое. — М, — прерывает тишину девушку и невольно вздрагивает. — С чего бы мне начать? —она поворачивает голову на него, а тот смотрит прямо, сверля в стене дыру. — С самого начала, Есь, — тяжело вздыхает парень, понимая, какой сложный будет разговор. — Ну. Началось все наверное через полгода после переезда, — она поджимает губы, заставляя себя вновь вспоминать это. — Я тогда по глупости с Циолковскими связалась. Страшно было за себя, с других группировок били пару раз, деньги вымогали. Тогда ещё более менее нормально все в семье было, но через несколько дней отец пропал. С мамой разлад, я на нервах, она на нервах. Денег не хватает. Хотела вам написать, чтобы просто узнать, хорошо ли все, а мама запретила. Сказала, мол она сама вам пишет, и все у вас хорошо. Мы потом неделю не разговаривали.—Есения усмехается, чувствует, как рука Марата снова уместилась у нее на плече. — Нам с Вовкой тогда тоже батя запрещал, — парень сводит брови к переносице, подростки переглядываются. — Поссорились? — Марат на это лишь плечами пожимает. — Ну, как-то так было все. Я не успела пришиться. Все время как приближенная ходила. Деньги за них вымогала, дралась с ними. Но за меня никто так и не вступался. Я сначала думала, что может это нормально, так и надо. Но потом. Кхм, — девушка запинается, кривя лицо от воспоминаний.— после одного случая, я поняла, что не дело это все. Молчала сначала, думала, и так разлад, а тут ещё я со своими доводами. — Значит молчала? — хватка на плече усиливается. Есения отпивает ещё теплый чай и кивает. — Значит молчала. Это даже не суть важно. Перед переездом обратно, они меня это. Отпиздили массово. Каждый подошёл. Тогда меня в больничку и отправили, поэтому приехала, ни как хотела — в конце августа, а только через полмесяца. В общем, я после этого групп боюсь. Именно когда много людей, сразу все это вспоминается. Если по одному — да пожалуйста. Я же тоже отчасти в их шкуре было, все понимаю. Вот и представь, как мне было, Универсамовские сюда врываются с вопросами о тебе. Я ж тогда и за тебя испугалась, и за себя. Все эти нервы ещё накопились. Просто. Прости меня за сегодня. Наверняка тебе же прилетело за меня, да? —Вишнянская замечает, как Марат слабо кивает. Слышится, как дождь тарабанит по стеклу. Они пьют чай в тишине, не решаясь больше ничего говорить. Есения губы поджимает, потому что так много в себе оставила. Наверное, так надо? Больше не хочется в себе копаться. Потому что Ленинград больная тема. Сколько там всего произошло. И Есения уверена, что часть из тех событий произойдет вновь.