Охотники за привидениями

      — Я должен передать тебе это, — вспомнил Сонхва, доставая из кармана тонкую книжицу и протягивая ее Уёну.       — Что это? — настороженно спросил журналист, отставляя в сторону бокал с холодным пивом и беря бумажное нечто в руки.       — Правила для общения по рации. Команды, общепринятые сокращение, условные сигналы… — Сонхва сбился с мысли, заметив с каким отвращением собеседник листает страницы. — Что-то не так?       Доберман криво усмехнулся и, закрыв памятку, убрал ее в сумку.       — Еще с десяток страниц всяких кодов, шифров и правил, а мне ведь еще стихи на мертвом языке учить…. В последнее время у меня слишком много новой информации.       — В которую ты к тому же не веришь, — с понимаем в голосе добавил Сонхва, делая небольшой глоток своего «апероль спритц». — Наверное, это тяжко. Как будто участвуешь в глупой клоунаде.       — Ну, я бы не стал выражаться так грубо, но что-то подобное в моем обучении есть, — осторожно согласился Уён, стараясь угадать, что за игру начал координатор ATEEZ. — Особенно когда Сан перегибает с загадочностью.       — Это Сан может, тут не поспоришь… Кстати, это довольно забавно, — улыбнулся Сонхва. — Как наша работа должно быть выглядит с твоей точки зрения? Что мы, по-твоему, делаем, если привидений и прочей нечисти не существует? Чем мы занимаемся круглыми сутками?       — Не знаю, — с деланным простодушием ответил Уён. — Избавляете население от их страхов?       — Ты думаешь, мы — плацебо? — заинтересовался Сонхва. — Никакого монстра под кроватью нет и никогда не было, но так как люди в него верят, то мы помогаем им его не бояться — так, по-твоему?       — Почему нет? — пожал плечами Уён, делая глоток пива. — Звучит логично. И даже полезно.       — Может быть, — задумчиво произнес Сонхва, глядя куда-то мимо собеседника, в сторону благоухающего сада, по соседству с которым ютилась эта милая кафешка. После недолгой паузы он продолжил невеселым тоном: — Люди беззащитны, Уён. И ужасно наивны. Хотя сами они никогда в это не поверят, так как убеждены в собственном превосходстве над всем миром.       Уён навострил уши, усилием воли сдержав порыв проверить диктофон в кармане. Сонхва начал говорить интересные вещи.       — Хочешь сказать, что людей легко обмануть? — якобы равнодушно уточнил Уён, цепко следя за реакцией координатора.       — Что? — удивился Сонхва, с недоумением глядя на журналиста. — Нет, я не про это… Зачем их обманывать? Люди сами прекрасно с этим справляются. Впрочем, я говорю не об этом, а о том, что люди в опасности, о которой они и не подозревают. А те, кто все-таки подозревают или даже знают — не всегда могут получить профессиональную помощь и спастись. Ведь как бы мы ни старались, всех спасти невозможно — кто-то поверит в опасность слишком поздно, чтобы успеть обратиться к нам, кто-то вообще не узнает про нас, а кто-то попытается сразиться со злом в одиночку и потерпит поражение... Мы усердно работаем день и ночь, но статистически спасаем только пятьдесят-шестьдесят процентов от всех жертв нечисти, и это очень больно осознавать. Мы может быть и не показываем этого, но каждый из нас переживает из-за того, что теоретически мог помочь кому-то, но не помог, потому что так сложились обстоятельства. Особенно сильно это расстраивает Сана, так что, пожалуйста, никогда не укоряй его в том, что он не может спасти всех. Лучше уж просто воткни ему нож в спину — это будет не так больно.       Уён тихо выдохнул, снова прикладываясь к бокалу с пивом, чтобы скрыть свое разочарование. Рыбка сорвалась с крючка, и Сонхва начал лить воду про высшие цели и благие намерения. Примерно такие речи они скорее всего и будут говорить на суде, щедро разбавляя патетику примерами из жизни про клиентов, которым они неимоверно помогли изгнать какого-нибудь особо хищного и кровожадного духа из корзины для грязного белья, ключей от машины или поддельной сумочки PRADA.       — Ты вроде бы хотел рассказать мне свою историю? — напомнил Доберман координатору, задумавшемуся над тленностью бытия.       — Ах, да! — очнулся Сонхва. — Хотел, да. Правда, я даже не знаю, с чего начать…       — Начни с чего угодно, — посоветовал журналист. — Опыт подсказывает, что рано или поздно ты все равно придешь к сути, с какого бы угла, к ней не подкрался.       — В таком случае опустим долгие вступления и начнем с момента, когда все началось, — пробормотал Сонхва, водя пальцем по основанию бокала. — Итак, мне исполнилось восемнадцать. Вечером в день рождения я отправился в клуб вместе с большой компанией. Пить я там не стал, хотя старшие друзья мне предлагали весьма настойчиво, зато натанцевался так, что, считай, опьянел сильнее, чем мог бы от литра соджу. И вот в какой-то момент я отправился подышать и, случайно свернув не туда, забрел в какой-то коридор. Там я наткнулся на незнакомую мне девушку лет двадцати. Она стояла, прислонившись спиной к стене и плакала, сжимая пальцами незажженную сигарету — лицо все было черное от потекшей туши, помада смазалась некрасивым алым пятном, платье спадало с одного плеча, открывая вид на кружевной бюстгалтер... Я испугался, что с ней кто-то что-то сделал, но она лишь истерично засмеялась в ответ на мой вопрос и предложение позвать помощь. И когда я всерьез испугался за ее состояние, очевидно напоминавшее истерику, она все же успокоилась и согласилась, чтобы я проводил ее к выходу из клуба. Мы немного поболтали, она сказала, что ее зовут Им Хёна и что она студентка, влюбившаяся не в того человека и пустившая ради него свою жизнь под откос. А затем я… В общем, я заразился от нее.       — Чем? — вскинул брови в изумлении Уён. — Только не говори, что…       — Не тем, о чем ты подумал, — мягко усмехнулся Сонхва, качая головой. — У нас ничего не было, я просто подождал вместе с ней на улице приезда такси и посадил ее в машину, но тем не менее этого хватило. Девушка была одержима средним демоном, а они имеют дурное свойство менять носителей, если предыдущий почти закончился. Сознание девушки и ее психика были уже безвозвратно утеряны, демону оставалось дожрать сущие крохи, так что он не стал жадничать и с радостью переключился на меня. Так, прямо в день своего восемнадцатилетия, я стал одержимым. Поначалу это проявлялось в мелочах, которые я легко мог списать на усталость от большой учебной нагрузки или простуду — у меня появились сильная утомляемость, физическая слабость, плохое настроение, раздражительность, кошмары… В целом — ничего, чем бы не страдали мои друзья. Но потом демон освоился, наелся и принялся активно захватывать мое тело, мою душу и мой разум. Он мучил меня, и это доставляло ему огромное наслаждение. Очень быстро я перестал понимать, где мои ночные кошмары, а где — реальность. Как наяву я видел, что убиваю своих родных, пытаю своих друзей, насилую девушку, в которую был влюблен, нападаю на прохожих, мучаю животных… Ощущения были неотличимы от реальности, все запахи, вкусы, звуки — они были совсем как настоящие. Демонические иллюзии были идеальными, мне лишь оставалось с ужасом наблюдать изнутри своего тела на то, что могли творить мои руки. А в какой-то момент демону стало скучно просто показывать мне всякие ужасы от первого лица, и он стал вселять мне в душу удовольствие от этих фантазий. И это было невыносимо больно.       Сонхва остановился на несколько секунд, якобы чтобы перевести дух от погружения в неприятные воспоминания. Уён тем временем отметил складность и драматичность его легенды — звучало само по себе эффектно, а подрагивающие пальцы, тихий, вкрадчивый тон и взгляд, полный невысказанного горя, добавляли его образу трагичности, а речи — правдоподобности. Зря ATEEZ не брали Сонхва на вызовы, он бы мог прекрасно играть с эмоциями клиентов! Хотя, возможно, его как раз поэтому поставили на должность координатора — приходя к охотникам, человек в первую очередь общался именно с Сонхва, а тот сходу начинал плести сети обмана и расставлять ловушки для дальнейших манипуляций.       — Я никогда не забуду этого! — продолжил Сонхва на выдохе, голос удачно дрогнул под конец фразы, как будто надломившись от свалившейся на него груза из печали, сожаления и безысходности. — Мерзкое возбуждение при виде рыдающей и умоляющей о пощаде Мигём в разорванном платье, радость от того, что мои руки сжимали окровавленный топор, а жертва кричала от боли и страха, счастье от осознания того, что я стою абсолютно голый посреди городской площади и мастурбирую на глазах каких-то школьников, а после — отсекаю себе член… Я потерялся в пространстве и времени, я не знал, какой сейчас месяц, что я делаю, где живу, с кем я живу, что я ем, где мои родители и знакомые, я легко путал вспышки кошмаров с реальностью, а реальность — с кошмаром, а каждый раз, когда я пытался закончить свои мучения единственным известным мне способом, демон останавливал меня и либо исцелял мое тело в самый последний момент, давая в полной мере испытать всю боль от перерезанных вен или удушья, либо и вовсе насылал очередную беспощадную иллюзию, которой наказывал меня за самоуправство. Мое сознание трескалось, крошилось и хрустело под лапами демона, он целенаправленно уничтожал мою личность, превращал меня самого в монстра, лишал права на совершение абсолютно любых поступков, ведь я не мог без его разрешения даже попить, умирая от жажды напротив открытого крана с водой. Моя участь была предрешена — меня ждали полнейшее безумие и страшная смерть, и мы вместе двигались к этому неотвратимому финалу. Но потом случилось чудо — это трудно назвать как-то иначе. Я попал под машину пока переходил дорогу по пешеходному переходу, и удар был настолько сильным и неожиданным, что демон не успел меня исцелить или сбежать из моего тела. В результате наезда я выжил, но впал в кому на два долгих года.       Сонхва снова остановился, неспешно отпивая коктейль. Ярко-оранжевая апероль в бокале с тонкой ножкой никак не вязалась с тем, что он рассказывал, оставляя странное противоречивое послевкусие от рассказываемой истории.       — Следующие два года стали для меня и злом, и благом одновременно. Я избавился от кошмаров и получил долгожданный отдых, но в то же самое время я был заключен в границы своего сознания и моим соседом оставался демон, который был невероятно зол от того, что не мог выбраться. В ту пору он мучил меня словами — рассказывал о всех тех ужасах, что он уже совершил моими руками, не стесняясь при этом врать, а также подробно описывал, что сделает со всеми, кто мне дорог, когда все-таки выберется из этой клетки. И несмотря на то, что демон делал все, чтобы продолжить мои страдания, осознание его слабости в тот момент вместе с отсутствием жутких видений немного излечили меня, дали мне надежду на спасение, зародили искорку веры. Спустя два года я все-таки очнулся, хотя в глубине души надеялся, что этого никогда не произойдет. Тем не менее я откуда-то знал, что мне нужно было делать. Как только я вышел из комы, первое, что я попросил у врача — принести мне икону и молитву. И я молился. Неистово, безостановочно, со всей страстью, на которую был способен. Это помогло мне ослабить демона внутри меня, который проснулся чуть позже и… Как оказалось, за время комы, он сросся с моей душой. Теперь он не мог просто так взять и покинуть мое тело, как и я не мог заставить его уйти. Наше вынужденное соседство продолжилось, только теперь я мог противостоять ему с помощью ежедневных молитв, походов в церковь и благих дел. Хотя «противостоять» — это слишком громкое слово. Из полного безумца, неспособного управлять своим телом, я превратился в полубезумца. Я более-менее отличал иллюзии от реальности, получил немного контроля над своей жизнью, порвал все связи с родными и близкими, чтобы не подвергать их опасности, и начал искать спасение. К сожалению, все, что я нашел — это несколько шарлатанов и пару сектантов, нацеленных главным образом на мой кошелек, в котором, впрочем, никогда не водились большие деньги, а после выхода из комы мне даже иногда приходилось бомжевать. Затем, когда моя жизнь, если так можно сказать, устаканилась, у демона появилось новое развлечение — он стал меня резать. Накапливал силы, потом захватывал власть над моей рукой, брал что-нибудь острое и неспеша превращал мое тело в кровавое месиво, после чего медленно исцелял, чтобы снова пройтись по только что затянувшейся ране острым лезвием, и так до тех пор, пока совсем не выбьется из сил. В среднем такие «резки» занимали порядка трех часов, но как бы он ни измывался над моим телом, он не мог убить меня.       — Почему?       — Он боялся, что умрет вместе со мной, отправившись за грань с моей смертной душой, так и не сумев освободиться, а это бы означало для него окончательную потерю демонической сущности. Однако бесцельно томиться в одном теле с ничтожным смертным ему тоже не нравилось, поэтому он продолжал истязать меня, а я тем временем неумолимо слабел. Ведь хотя вера моя и крепла, физическая боль и постоянное присутствие демонической энергии разрушали мое сознание и так не полностью восстановившееся в период комы, в результате демон стал получать все больше и больше контроля надо мной. Теперь мы делили жизнь пополам: часть суток хозяином тела был я, другую часть — демон. Как будто мое тело было кухней в общежитии, которой соседи по комнате пользовались по очереди. И с каждым последующим месяцем моего времени в сутках становилось все меньше и меньше… А потом я встретил Хонджуна в одном из баров, и сразу почувствовал, что этот человек был особенным. Я, конечно, понимал, что его руки были по локоть в крови — демон любезно мне показал, с кем я имею дело, но я все равно видел в нем что-то необычное. Что-то светлое. Возможно, Бог ответил на мои молитвы, и наша встреча была даром Небес. Я не смог противиться своему желанию стать Хонджуну другом, нарушив собственную клятву никогда не подпускать к себе людей, чтобы не навредить им. И поначалу, зная, как может быть завистлив и жесток демон с близкими мне существами, я всячески старался оградить моего нового друга от контакта с ним, пока не понял, что демон сам его избегает и только через пару недель я с изумлением осознал причину такого странного поведения — демон боялся Хонджуна! Как, почему, из-за чего — я не имел ни малейшего понятия, но факт оставался фактом: демон боялся. Это было невероятное открытие, и оно зажгло в моей душе уже не искорку надежды, а настоящее пламя. Мне казалось, что я нашел выход из той непроглядной тьмы, в которую окунулся в восемнадцать лет. Однако, время шло, а я по-прежнему не знал, чем именно мне может помочь Хонджун и в чем причина демонического страха перед этим, казалось бы, обычным запутавшимся человеком. И вот однажды вечером, когда мы пили на квартире у Хонджуна, тот вдруг признался мне, что одна ведьма рассказала ему о его связи с паранормальным и напророчила стать спасителем, после чего он и бросил прежнюю жизнь. И как только слова признания сорвались с его губ, как спокойно спящий в моей душе демон пришел в ярость, неистово сражаясь со мной в попытках отобрать контроль над телом. Ослабленный алкоголем и усталостью последних лет, я не смог бы долго сопротивляться такому напору, поэтому я недолго думая открыл Хонджуну всю правду про себя. И, как ты, наверное, знаешь, он меня послал, буквально выкинув из квартиры и потребовав больше к нему не подходить.       — Он подумал, что ты издеваешься над его словами, — тихо заметил Уён.       — Да… Так все и было, — несколько отстраненно согласился Сонхва. — На самом деле я понимаю его эмоции в тот момент, ему было боязно и стыдно открываться мне, а моя реакция оказалась слишком бурной для того, чтобы он мог поверить в мою искренность. Я и тогда это понимал, но уже не мог переубедить его, потому что демон все-таки пробил мою оборону, а страх перед Хонджуном и вовсе довел его до крайности. Как я уже сказал, мы обо не знали, что случится, если я умру — демон мог освободиться, а мог погибнуть вместе со мной, но он решил рискнуть, понимая, что Хонджун представляет собой куда более серьезную угрозу. И чтобы не откладывать это дело на потом, демон решил сбросить меня с крыши дома, в котором мы находились.       Лицо Сонхва на пару секунд до неузнаваемости исказила болезненная, кривая ухмылка, как будто из-под грима печального Пьеро вдруг проступили черты совсем иного — злодейски улыбающегося — лица, но стоило Уёну заметить этот зловещий эффект, как координатор снова принял скорбный вид и продолжил:       — Честно говоря, было одновременно и страшно смотреть за тем, как твое тело ведут на казнь, и в то же самое время — спокойно. Я уже ничего не мог делать, я наконец перестал бороться, смирившись с неизбежной участью. Единственное, что мне расстраивало в тот момент — это то, что Хонджун мог подумать, что он отчасти виноват в моем поступке, а я не хотел, чтобы он так думал. Меня убивали, но ни я, ни он не имели к этому никакого отношения. Демон же торопился — я даже упал на лестнице из-за того, что он слишком быстро переставлял мои ноги и чуть было не откусил себе язык, поскольку демон не удосужился подставить руки при падении, и я ударился подбородком об ступеньку. Но как бы сильно демон ни спешил, выталкивая меня на крышу и таща к краю, Хонджун все равно успел. Он остановил демона от прыжка, оттащил мое тело назад и привел в себя, хлопая по щекам — от его прикосновений демон выл в моей голове, будто его поливали святой водой, и отступал, позволяя мне снова управлять собственным телом. Когда демон был ненадолго нейтрализовал, мы с Хонджуном, не теряя ни минуты драгоценного времени, провели обряд, который тот нашел в книге почившей ведьмы.       — И ты излечился? — с плохо скрываемым скепсисом уточнил Уён.       — От этого нет лекарства, по крайней мере из тех, что доступны нам — простым смертным, — все таким же обреченно-грустным тоном возразил Сонхва. — Моя душа навеки связана с демоном, тем не менее обряд помог мне заточить его внутри себя, лишив сил и власти. Теперь он не может управлять мной, не может насылать на меня иллюзии и кошмары, а часть его сил перешла ко мне — не очень впечатляющая, конечно, часть, но все-таки кое-какие способности у меня есть. Например, я могу медленно, но верно самоизлечиваться, поэтому легче переношу всякие травмы и удары.       — Звучит как хэппи энд, — доброжелательно усмехнувшись, сказал Уён, поднимая бокал вверх, будто говорил тост. — Демон в темнице, а ты не только свободен, но еще и немного колдовства себе отхватил.       — Хэппи энд, — кивнул Сонхва, чокаясь с собеседником аперолью. — Но с некоторыми оговорками. Демон утратил силу, утратил власть над моим телом, но он не утратил голос. Я все еще слышу его и это... мягко говоря, не самые приятные слова. Обычно я их игнорирую, как белый шум, звучащий где-то неподалеку, но есть моменты, в которых я вынужден его слушать. Например, перед сном, когда голова пустеет. Или когда я ничем не занят и пытаюсь просто расслабиться. Именно поэтому я стараюсь много работать, чтобы забивать голову проблемами и задачами, не отвлекаясь на демоническую болтовню, вот только после твоих недавних слов о том, что я плохо выгляжу…       — Я никого не хотел обидеть, я просто высказал свое мнение, — напомнил Уён.       — Да, я понимаю, и я уже сказал тебе, что ты был прав. Услышав от Хонджуна, что я выгляжу уставшим, я впервые понял, что относительно легко могу вылечить перелом или заживить колотую рану, но мою нервную систему, перегруженную работой и ответственностью, никто лечить не будет, а принимать таблетки я не могу по той причине, что они могут повлиять на мое сознание и освободить демона… Стараясь сделать как лучше, я упустил из виду самое главное: я — человек, а это значит, что мне необходим отдых. Теперь, благодаря тебе, я буду полноценно отдыхать раз в три дня, давая себе время на то, чтобы перезагрузиться и восстановиться.       — А как же голос в пустой голове, незанятой проблемами? — спросил Уён, заметив логическую несостыковку. — Разве он не истязает тебя в моменты отдыха, делая только хуже?       — Голос демона — это проблема, но я знаю один хороший способ, как заткнуть этот голос. Я собираю пазлы, — с заговорщицким видом поделился с журналистом Сонхва. — Казалось бы, в этот момент я как раз должен подвергаться атаке демона, но он почему-то затихает и только периодически ворчит что-то невнятное.       — Твой демон ненавидит пазлы? — озадаченно нахмурился Уён. — С чего бы?       — Не знаю. Юнхо предполагает, что это как-то связано с прошлым демона или с его происхождением, Чонхо же настаивает на том, что суть в том, что я что-то «созидаю» своими руками, а демону, направленному исключительно на разрушение, становится от этого тошно. Увы, правды мы не узнаем. Демон редко отвечает на мои вопросы, а когда отвечает, то почти всегда врет, такова уж его природа.       — То есть ты теперь полностью во всей этой мистике, — подытожил историю Уён. — Типа полудемон.       — На самом деле мне нельзя приближаться ко «всей этой мистике», — поправил его Сонхва. — Я не могу подходить к грани слишком близко, иначе есть риск, что демон напитается ее энергетикой и вырвется на свободу, и тогда начнется полнейший хаос, потому что он очень, очень, очень сильно соскучился по жестокости и насилию.       — Но ведь рано или поздно ты все равно умрешь, — резонно заметил Доберман. — Что же тогда будет с демоном?       — Не знаю, — потупил взгляд Сонхва. — В любом случае мое завещание учитывает все необходимые меры для упреждения катастрофы.       — У тебя есть завещание? — удивился журналист.       — У нас у всех оно есть, — грустно улыбнулся Сонхва. — И ты тоже скоро сделаешь. Это разумное решение на нашей работе.       — Звучит как угроза, — заметил Уён.       — Ни в коем случае, — заверил его Сонхва. — Просто есть вещи, о которых нельзя забывать, и смерть — одна из них. Ты скоро это почувствуешь, смерть всегда где-то рядом, поэтому мы должны быть готовы к встрече с ней. Ну, и, возвращаясь к вопросу о том, насколько я опасен для общества, я могу сказать, что стараюсь вести добродетельную жизнь и строго контролировать свои эмоции. Демон слабеет от добрых дел и добрых мыслей, но его подпитывают страхи, ненависть, ревность, зависть.       — А секс? — внезапно поинтересовался Уён.       — Что? — растерянно переспросил Сонхва.       — Да мне просто интересно, — пожал плечами журналист. — Секс — он вот к чему относится: к добру или злу? Общество вроде бы так и не решило до конца. По крайней мере, мой психолог считает, что добровольный и защищенный секс между людьми — это добро, а вот моя родная бабушка по папиной линии всегда учила, что секс — это зло, которым можно заниматься только с целью зачатия ребенка, вдобавок отмаливая потом каждый оргазм как кратковременный союз с дьяволом.       — Я бы не хотел лезть в это, — осторожно заметил Сонхва. — У каждого свои устои, принципы и взгляды на жизнь, не мне утверждать какую-то всеобщую истину. Все, что я могу сказать, так это то, что секс для моего демона мало что значит, но я все равно не могу позволить себе длительные отношения. Я слишком опасен именно на долгих дистанциях.       — Ты как бомба с отложенным взрывом, — понимающее добавил Уён. — Живешь и не знаешь, когда рванет.       — Да, суть ты уловил, — кивнул координатор. — Но следует заметить, что, забрав у меня возможность завести жену и детей, жизнь подарила мне ATEEZ. Теперь они — моя семья.       Уён поморщился от надоевшей уже ему песни про «крепкие семейные отношения» в ATEEZ. Видел он эти отношения! Кучка недовольных жизнью, скандальных мужиков с кучей психологических проблем, которые не могут полчаса просидеть в закрытом пространстве, чтобы не поссориться и не оскорбить друг друга, задев за больное.       — А ты его слышишь перманентно? — спросил журналист, желая сменить тему. — Своего демона?       — Практически. Иногда он все же умолкает, но это не частое явление.       — А сейчас он что-нибудь говорит?       — Сейчас он язвит по поводу твоего любопытства, осуждает твой выбор пива и оскорбляет твой «стиль работы», — после паузы перечислил Сонхва. — А еще говорит, что ты редкостный неудачник и что у тебя мало времени. Ты куда-то спешишь?       — Ну, можно и так сказать, — неловко усмехнулся Уён, тут же подумав про сроки сдачи статьи, но Сонхва этого, разумеется, знать было необязательно. — Зачет ведь все ближе, а у меня еще уйма материала на изучение. Сан мне только-только начал теорию давать, и я не представляю, когда мы будем ее разучивать и отрабатывать на практике. Наверное, в ночь перед зачетом, в лучших традициях студенчества.       — Хм, — задумался Сонхва, с большим любопытством глядя на собеседника. — Демон только что сказал, что ты плохой лжец и полный дурак. А еще он сказал, что ты говоришь об одних сроках, думаешь о других, но ошибаешься в обоих случаях. Он говорит, что потом ты поймешь, о чем шла речь, но будет поздно и все, что тебе останется — сожалеть о своей глупости примерно... вечность. Впрочем, не обращай внимания на мои слова, — спохватился мужчина. — Он все-таки демон, так что врать и запугивать — его конек.       «Или конек ATEEZ», — подумал Уён, чувствуя, как из ниоткуда на него наваливается усталость и ощущение невыносимой тяжести своего шпионского положения. По коже пробежали мурашки. ATEEZ вдруг представились ему сборищем уродливых демонов с порванными ртами, длинными узкими языками, свисающими до груди, и выпученными немигающими глазами, и эти самые демоны придумали забавные сказочки и натянули на лица маски доброжелательных и благочестивых людей, дабы незаметно подкрадываться к своим жертвам и, предварительно обслюнявив своим мерзким холодным языком, пожирать их без остатка.       Уёну стало душно, дурно и тоскливо. Выпитое пиво поднялось по пищеводу обратно, а желудок скрутило в спазме. Поняв, что это может быть признаком отравления, журналист коротко извинился перед Сонхва и в туалете кафе оперативно избавился от содержимого желудка, судорожно пытаясь понять, когда его могли травануть, и не находя ответа.       Не пропитали же они отравой свечу, которую Уён сегодня поджигал? Или страницы памятки про рацию? А, может, дело вообще не в ATEEZ, и журналисту стоит сделать внеплановую гастроскопию?       И только основательно проблевавшись и вытерев рот туалетной бумагой, журналист понял, что не отключил запись диктофона, поэтому теперь аудиофайл их разговора с Сонхва содержал в качестве ебанутого бонуса далеко не благозвучную беседу Добермана с унитазом. Превосходно.       Вернувшись к столику, Уён тут же взял инициативу в свои руки и, отставив в сторону недопитое пиво, спросил у Сонхва:       — Слушай, а можно бестактный вопрос?       — Я разрешу тебе его задать, но если он бестактный, то я оставляю за собой право на него не отвечать, — ответил координатор. — Я слушаю.       — А ты не обращался к врачу по поводу твоей ситуации? — в лоб спросил журналист и с недоумением увидел, что Сонхва от его слов охватило непонятное веселье. — Что в этом смешного?       — Ничего, прости, — ответил мужчина, тем не менее продолжая улыбаться. — Это все демон, он сейчас мало того, что сам смеется, так еще и шутит вдобавок. Иными словами, ты его развеселил. К слову, под врачом ты имеешь в виду психиатра, я правильно понимаю?       — Твои симптомы напомнили мне раздвоение личности, — хмуро заметил Уён, демонстративно не позволяя себе и тени улыбки, чтобы подчеркнуть серьезность своих предположений. — Может, твоего «демона» можно вылечить с помощью профессионалов?       — Звучит заманчиво, но это слишком опасно. Демон вообще не любит мозгоправов, а если такой полезет внутрь моей головы, прямо к нему в клетку… — Сонхва сделал многозначительную паузу. — Нам всем стоит бояться того, что он может оттуда случайно вытащить.       — То есть ты выбираешь ничего не делать, а просто жить с голосами в голове? — чуть ли не с презрением хмыкнул Уён. — Прекрасно осознавая, какую угрозу несешь обществу? Довольно инфантильно, не находишь?       — Нисколько. От этой «болезни» есть только одно единственное полноценное лекарство, — уверенно парировал Сонхва.       — Дай угадаю! — перебил его журналист. — Я в детстве много сказок слышал, так что наверняка догадаюсь. Это ведь «поцелуй истиной любви»?       — Нет, в жизни любовь не настолько всемогуща, — покачал головой Сонхва. — К сожалению. Я говорю про выжигание демонической части души, но на такое способен только пламенеющий ангельский меч в руках самого ангела. Однако, они снисходят до смертных настолько редко, что мне было бы глупо надеяться на такой исход.       — Ангелы, демоны, мечи, поцелуи… — иронично протянул Уён. — Я бы все-таки посоветовал тебе психиатра. Обычного, человеческого, так сказать, мозгоправа с хорошими рекомендациями и опытом работы с раздвоением личности. Мне кажется, он бы точно помог тебе разобраться с этим хаосом в твоей голове.       — А ты всегда так прямолинеен? — поинтересовался Сонхва, проигнорировав его слова.       — Всегда.       — Выходит, твое сердце сковано льдом.       — У меня его нет, — усмехнулся Уён. — К счастью.       — Должен не согласиться, — сказал Сонхва, склоняя голову на правое плечо. — Я видел бессердечных людей, и ты не один из них. У тебя определенно есть сердце, мой демон тоже его чувствует, вот только оно покрылось толстым слоем льда, об который разбиваются все теплые эмоции. Однако, рано или поздно даже ледяное сердце может оттаять и стать страстным и горячим.       — Эх, как красиво и трогательно, я чуть слезу не пустил! — саркастично протянул Уён. — Единственный вопрос меня тревожит: вот это-то уже можно сделать поцелуем истиной любви? Или тоже без ангельского читерства не обойтись? А, может, предварительно нужно сложить из кусочков льда слово «вечность»?       — В принципе здесь любовь вполне может помочь, — совершенно серьезно ответил Сонхва. — А может и не помочь, мы не можем предугадать, что растопит твое сердце: любовь, настоящая дружба, привязанность к домашнему питомцу или, скажем, какое-то экстраординарное событие. Кстати, если мы заговорили про Андерсона, ты не думал взять себе такой позывной — «Кай»?       — Тогда уж лучше «Снежная Королева», — фыркнул Уён.       — Два слова нельзя, нужно одно, — заметил координатор. — Будешь в таком случае «Королевой»?       — Сам ты «Королева»! Если уж выбирать, то нормальное. Например, «Король» — это по мне.       — «Королева» звучит лучше, — пожал плечами Сонхва.       — Это твое мнение или мнение демона?       — Разумеется, мое, — раздраженно закатил глаза координатор. — Если хочешь узнать мнение демона, то он утверждает, что нам необходимо сейчас крепко привязать тебя к стулу, чтобы затем облить твою голову спиртом и поджечь, наблюдая за тем, как под истошные вопли плавится кожа на лице того, кто считает себя Снежным Королем.       Уён вздрогнул. Слова Сонхва, произнесенные с невозмутимым выражением лица, пугали неожиданно сильно — куда сильнее, чем все истории Хонджуна об его кровавом прошлом.       — Теперь понимаешь, почему нам нельзя вытаскивать моего демона оттуда, где он заперт? — развел руками координатор.       — Не делай так больше, — угрюмо попросил Уён. — Мне было неприятно.       — Хорошо. Извини, это было слишком с моей стороны, — повинился Сонхва. — Просто ты так понравился демону, что он болтает в три раза больше обычного. Говорит, что от тебя веет очаровательным могильным холодом. А еще, что он обожает отбирать еду из-под чужого носа, что бы это ни значило. Прости еще раз, обычно я не передаю людям, все, что он про них говорит, но в этот раз он действительно ведет себя необычно.       — Я польщен его симпатией, — кисло улыбнулся Уён. — Можешь передать ему мой привет.       — Я тебя обидел? — расстроился Сонхва. — Прости, пожалуйста, я не хотел.       — Конечно, нет, — легко согласился журналист и тут же добавил с зашкаливающим уровнем язвительности: — Ты определенно не хотел меня обидеть, ты всего лишь озвучил то, каким именно извращенным образом хотел бы меня убить, доставив при этом максимальное количество страданий. Мне это даже показалось милым, честное королевское!       — Ты все-таки обиделся, — пробормотал Сонхва, виновато потупив взгляд и кусая губы. — Прости меня. Я позволил себе слишком многое, хотя это совершенно нехарактерно для меня — в отличие от тебя я совсем не так прямолинеен и хладнокровен, и обычно забочусь о чувствах окружающих.       — Одно дело — сказать свое честное мнение по поводу ситуации, и совсем другое — угрожать немотивированной расправой, — холодно ответил Уён, возмущенный проскользнувшим в словах координатора намеком.       — Что ж, в этом есть зерно правды, — задумчиво цокнув, сказал Сонхва. — Поэтому в качестве извинений я оплачу счет за нас обоих. Может, хочешь заказать что-то еще? К примеру, я видел в меню гренки и курицу в панировке. Не стесняйся, все за мой счет.       — Нет, мне уже достаточно, — отказался Уён, переждав короткий спазм в опустошенном желудке при упоминании еды. — Я, наверное, пойду. Мне еще заклинание учить и с рацией разбираться… Было приятно поболтать.       — До тех пор, пока я все не испортил, — невесело усмехнулся Сонхва. — Но раз уж наша беседа заканчивается на столь недоброжелательной ноте, то я все-таки скажу тебе еще одну вещь, потому что демон уже минуту кричит, требуя передать тебе кое-что.       — Что же он хочет мне сказать? — поинтересовался Уён, вставая из-за стола и раздумывая над тем, не заплатить ли за себя, отвесив тем самым Сонхва метафорическую пощечину. — Топ десять способов как сжечь меня заживо?       — Он говорит, что если дать верный ответ ночной твари, то она может дать в награду дельный совет, — на одном дыхании выпалил мужчина. — Я не знаю, что это значит, но демон говорит, что это очень важно.       — Учту, — поджал губы Доберман и задвинул стул, решив все-таки не усугублять конфликт и позволить коллеге заплатить за обоих. — До встречи на работе.       — Береги себя, — ласково улыбнулся Сонхва, и Уёну на мгновение снова померещились проступившие в его лице черты зловеще ухмыляющейся гримасы, но осмыслить увиденное он не успел — видение исчезло так же быстро, как и появилось.