Глава 31. Жить или не жить
27 апреля 2024 г. в 18:00
Возвращаться в комнату не хотелось. Я был немного взбудоражен, и говорить с единственным в замке другом, милой болтушкой Мойрой, в таком состоянии было нельзя. Я пошёл проверять состояние герцогских аквариумов и хранилищ лаборатории, чистить, где пора, менять воду, растворы. Процедил смеси, разложил по местам реактивы после последней герцогской волшбы. Скоро должны завезти материалы для хранилища, придётся таскать сюда ящики и раскладывать. Его Светлость, кроме меня, по-прежнему сюда никого не пускал.
За работой я успокоился и наверх поднялся уже вполне прежним. Пробрался на кухню и полез под стол. Без понятия, брала ли Мойра еду в открытую или стащила, так что лучше вернуть посуду тихо. Поэтому я на четвереньках полз под длинным столом, неся порядком облегчённую корзинку в зубах.
По кухне порхали молодые служанки, моя, нарезая, перемешивая, взбивая, в общем, выполняя обычную кухонную работу. Фелисис с видом генерала важно раздавала команды из дальнего конца кухни, где была большая печь и горел огонь в топливнике. Иногда слышались её «ох, эх, мм, м-да» то ли в оценку работы девушек, то ли к вкусу блюд. Я вообще-то нечасто застаю процесс готовки и обычно делаю это не таясь, а добродушная Фелисис сразу ищет, чего бы в меня впихнуть из жевательного.
А сейчас было неудобно и немного стыдно. К тому же из-за ручки рот наполнялся слюной и тёк по переплетённым прутикам. И почему-то дурацкое это положение меня снова разозлило. Вспомнилось недовольное бледное лицо Ириса и захотелось зарычать. Вот и спасай таких!
Но я сдержался. Под зубами чуть хрустнули веточки, но ручка осталась цела. Я дополз до мойки и немного застрял. А дальше как? Левитировать посуду? Помыть-то я её в лаборатории помыл, но как возвращать обратно? Немного посидел на месте и пополз обратно, чувствуя с каждой минутой собственный идиотизм. Вот что б мне заранее это не продумать? Нет, сразу под стол полез, дебил. Теперь ползаю тут, как таракан туда-сюда.
Стол заканчивался у самой двери. Я аккуратно выполз из-под скатерти с корзинкой обратно, повернул за угол дверного косяка и встретился носом с подолом коричневой юбки. Тьфу, зараза. Попался? Поднял голову и встретился глазами с насмешливым взглядом Кальмы. Щепетильность ситуации добавил голос Фелисис, велевший спрятать пирожки в буфет, чтобы «замковые проглоты не умыкнули сладкое». Я скосил глаза на дверной проём, начинавшийся за моими башмаками, снова взглянул на девушку и покраснел. Темнокожая рабыня развеселилась ещё больше, широко улыбнулась и присела, оказавшись ближе, и осторожно забрала из моих зубов корзинку.
— Что, у хвостатых особый волчий аппетит просыпается?
Я сел на попу, поджав хвост, и пожал плечами.
— Ла-адно, — протянула Кальма, — я никому не скажу. Иди уж, — и, встав, понесла корзинку на кухню.
А сама-то она как эту корзинку объяснит?
Тряхнув головой, я решил не задаваться риторическими вопросами и потопал в свою комнату. Уже в полумраке комнаты на меня напал мандраж.
Я забился в угол, меня трясло и холодило. Словно бы я держался, пока были обязательные и срочные дела, а тут моему мозгу дали раздолье для истерики.
И отчасти меня трясло не только от совершенного убийства, но и от близости собственной смерти. И то и другое уже три года ходило поблизости от меня, но всё ещё не коснулось. Герцог не желал моей смерти, он просто не дорожил моей жизнью. Как и жизнью любого в этом замке. А убитые им на столе дети, при экспериментах над которыми я ему ассистировал, всё-таки умирали не по моей вине. Я злился из-за невозможности что-то сделать. Они мне снились в кошмарах, но вины я всё же не чувствовал.
За бандитов вины, если подумать, тоже не чувствовал. Однако картинки с брызгами крови не покидали мозг. Я качался, обхватив колени и пытаясь унять это чувство. Нет, так дело не пойдёт. Надо себя чем-то занять. А потом? Я успокоюсь? Или это вернётся?
Все оставшиеся до двенадцати, когда я обычно падал без сил в кровать, часы я занимал себя. Медитировал по четырём методикам. Обычно я выбирал одну на день и медитировал по паре часов, но сегодня решил, что можно устроить и марафон.
Потом, когда это успокоило лишь отчасти, сел собирать маленьких железных насекомых. Я таких уже делал, и было немного скучно. Потом хлопнул себя по лбу: я же хотел сегодня заняться подарком!
Где-то с год назад я узнал день рождения Мойры. Как я понял из мини-праздника, затеянного Фелисис, день рождения — это дата, когда ты родился. Празднуется раз в год, и это только личный праздник каждого.
В тот год я подарил Мойре калейдоскоп. Отлил трубку, засунул туда несколько зеркал, которые сварганил из стекла и тонкого слоя металла. Стекла и поломанных инструментов у меня уже к тому моменту скопилось — герцог любил срывать злость на предметах и существах вокруг себя. Фелисис подарила шкатулку. Её муж оказался резчиком по дереву. И хоть шкатулка была без украшений, девчонка ликовала. Крутила полдня калейдоскоп, смотря в окна, пока на неё не шикнул Урус.
Как оказалось, у неё было ещё много всяких мелочей, которые она мне и показала, затащив в свою комнату. Всякие камушки и ракушки с моря. Один камушек был на цепочке и ценился девушкой больше прочих. Маленькое зеркальце, гребень из кости с красивыми вензелями на ручке, старое письмо со стёршимися буквами, яркое птичье перо и малюсенькая коробочка с краской для губ. Девчонка довольно высыпала все эти богатства в подаренную шкатулку, а я втихаря повесил на неё заклинание для отвода глаз. Целенаправленного вора это не собьёт, но лишних желаний и внимания шкатулка привлекать не станет.
Теперь нужно было что-то придумать посущественнее бесполезной безделицы. Я стал старше, да и сама Мойра уже девица на выданье, зачем ей какие-то калейдоскопы и яркие пёрышки? Вот только денег купить ей какой-то дорогой предмет у меня нет. Поэтому я и хотел спросить Гронбаша, может, у домовитого гнома появится идея.
Всё забыл с этой историей.
Вот только воодушевления и настроения совсем не было. Подарки надо придумывать с хорошими чувствами, а не как сейчас, с желанием исчезнуть из этого мира. Махнув рукой и решив подумать об этом завтра, я пошёл на забытую башню.
Она не использовалась, и винтовая лестница была не слишком удобна. Да и башня была узкой и скорее для осмотра на наличие врага. Когда за замковой стеной было всего несколько домов, эта башня была актуальна. Но сейчас с неё можно было лишь осмотреть достопримечательности лежащего внизу поселения, а вся охрана переместилась на стену города и ворота замка.
Наверху башни была мансарда с крышей. В центре был разбит очаг для небольшого костра, который был давно забыт и размыт дождями. Ветер продувал вышку, пробирался под одежду и играл с волосами. Я поёжился от холода, но всё же подошёл к краю.
Когда я только появился в замке, то боялся подходить даже к окнам. Я никогда не поднимался наверх, ведь такого понятия в Пустошах даже не было. Почти все жили на первом этаже, никаких доступных построек или скал для лазания поблизости не было.
Но мои сны, где я летал… Это был страх, смешанный с восторгом. Мо сказала, что многие летают во сне в детстве. Это так растёт мозг и тело, они пытаются переварить перемены в теле и восприятии. Я ничего не понял, но решил запомнить. Подруга часто рассуждала о каких-то высоких материях, о работе мозга и прочих заумностях. Подобное я постоянно читал и в книгах, понимал от силы четверть, но насколько мог, запоминал.
Но итогом снов стал восторг от высоты. Мне нравилось стоять на краю, забираться на парапет и свешивать вниз ноги. Было страшно и почему-то радостно. Мурашки от холода смешивались с мурашками восторга, и я просто пялился то вниз на далёкую землю, то вперёд и вверх на нёбо. Представлял, как снова распахиваю крылья, и ветер несёт меня дальше, куда-то туда, где нет ни герцогов, ни бандитов, ни боли.
Мне часто хотелось исчезнуть, раствориться. Особенно, когда я валялся мокрый от пота, грязный и трясся от боли и судорог во время магического отката. Очень хотел просто перестать существовать. Наверное, тогда же я перестал так панически бояться смерти. И всё же я её боялся. Не самого факта, что перестану быть, а мучений перед кончиной. Что меня будут бить, пытать и причинять боль. Я боялся боли. Она была повсюду в моей жизни. Когда я её не испытывал, она настигала меня во сне.
Я очень хотел умереть. Даже и не знаю, что меня останавливало. Может понимание, что единственное родное существо во вселенной Мойра совсем не заслужила такой подставы? Ведь я тоже был почти единственным её другом. Другом, с которым она делилась очень многим. А может, просто не смог придумать безболезненного и наиболее вероятного способа это сделать? Так, чтобы обмануть даже ошейник фамильяра.
Не знаю. Но жить так нельзя. Я не хочу так жить. Это ад наяву.
Но тяжело было ещё и оттого, что я со всем этим было совершенно один. Да, Мо поддерживала меня, приносила вкусности, сидела со мной, читая книги и занимаясь грамотой. Но стоило мне заикнуться о подвале, и она превращалась в статую. То ли она не знала, как реагировать, то ли не хотела слушать об этом, но не знала, как меня заткнуть. Мои несколько попыток заговорить о вещах, которые я хотел разделить хоть с кем-то, завяли быстро. Я не получил отклика и не знал, могу ли поговорить об этом хоть ещё с кем-то. Я был один и шёл на ощупь, в темноте, в пустоте и одиночестве.
Отвернулся от неба и сполз по бортику на пол мансарды. Что же делать? Наращивание резерва идёт медленно. Этак я ещё пять лет буду его растить, чтобы хоть как-то повлиять на договор фамильяра. А основную проблему составляла не только моя слабость, но и этот треклятый ошейник, который наблюдал за моими мысленными порывами.
Надо изучить принцип действия его проверок. Может, можно как-то обходить эту мозговую ловушку?
Хорошо. Ветер освежил голову. И хотя во снах к кровавым сценам из лаборатории добавятся ещё и картинки моего преступления, я всё же почувствовал себя увереннее. Смерть — слишком простой выход, слишком малодушный. Это слабость. А я не хочу быть слабым. Надо стать сильнее. И единственный путь обрести силу — это знания. Как там говорил Морской Коготь, наш с Мо любимый персонаж? «Если в тебе нет силы драться, придумай, как победить без драки».