*
Нет ничего дороже на свете, чем просыпаться утром в обнимку с любимым человеком. Судьба дала ей второй шанс, и Цунаде использовала его каждый день своей жизни. Ее чувства к нему казались чем-то самим собой разумеющимся, как днем светло или дышать воздухом. Никогда и никому не могла объяснить, за что же так сильно любит его. Не могла объяснить и самой себе. Да и нужно ли? Этой ночью нежность и любовь Сакумо были безграничными. Она утопала в поцелуях и ласках, выстанывая его имя по слогам на пике удовольствия. В его объятиях чувствовала себя защищенной от ужасов внешнего мира, хотя в Токио только слышала о них. Для нее было достаточно: непрекращающиеся разговоры в очереди о расправах над корейцами и постоянные предостережения от Орочимару сделали свое дело, и теперь боялась едва ли не собственной тени. Сознание то и дело дорисовывало страшные картины расправы над Сакумо, пока она возвращалась из столицы. Обратный путь занял намного больше времени, чем планировала: понадеялась на себя и не стала брать деньги у Какаши, хотя он предлагал. Не думала, что цены на билеты из столицы подскочат в цене. Ее денег хватило только на скудные порции риса. Орочимару тоже не располагал средствами. Пришлось выкручиваться. Они, конечно, не пропали, но второго такого путешествия она не хотела бы. Присутствие братика здорово выручало, но оно же и вгоняло в ступор. Он сильно изменился: прежний привычный налет женственности исчез, уступая место чему-то неизведанному, темному, что часто плескалось в его взгляде. Он остался таким же эмоциональным, как и раньше, но сейчас его эмоции обращены на нее. Порывистая и часто неумелая забота трогала до глубины души, но так было всегда: они заботились друг о друге, как никто другой. Сейчас, помимо заботы, наружу проступила еще одна грань его сущности. Темная, как морская гладь в безлунную ночь. Стоит прикоснуться, рассыпается сотнями светящихся огоньков. Слова, сказанные им случайно или намеренно, достигают своей цели и впиваются в сердце с болью. Странно, что эта боль не приносит неприятных ощущений, а растекается по всему телу мягкой волной. Возникло желание исследовать его темноту, прикоснуться к ней. Стоило ли? Знания умножают скорби, этот урок Цунаде усвоила хорошо. Тихо высвободилась из объятий Сакумо и так же тихо, чтобы не проснулась Макото, выскользнула из комнаты. Сегодня и все последующие дни ей предстояло тренировать учеников в додзе вместо Сакумо. Поездка нарушила их стройный порядок: три дня тренировала Цунаде, три дня тренировал Сакумо, и один день был выходным для всех. Землетрясение в Токио нарушило порядок по всей стране, что можно говорить о маленьком додзе? За неполные три года, что они находились в Фукуоке, случалось всякое: сначала не знали, с чего начать, и даже проводили постановочные бои в людных местах, чтобы привлечь учеников. Поначалу нашлось с десяток желающих обучаться: это были мальчишки и девчонки с двенадцати лет и старше. Нашлось даже несколько взрослых ребят, жаль, девушки их возраста заняты женскими делами, такими как воспитание детей и работа по дому. Сейчас, когда учеников стало больше, возникла другая трудность: надо было поддерживать репутацию додзе на уровне, проводить соревнования и участвовать в других. Несмотря на то, что в обществе популярность традиционных школ фехтования упала, маленькая жизнь додзе «Макото» продолжала теплиться. Цунаде нравилось нынешнее занятие и до поездки в Токио ни дня не могла прожить без меча в руках. Пожалуй, Ёшитойо-сенсей не прогадал, делая ставку на нее. Надо хоть одним глазком посмотреть на тренировочный зал! Привела себя в порядок и, пока еще все спят, выбежала во двор. Со стороны додзе доносились посторонние звуки. «Опять бродячие кошки или Сакумо отдал ключ от зала кому-нибудь из старших?» — быстро прикинула в уме, пока шла через двор. Скинула обувь, отодвинула в сторону седзи, поклонилась и оторопела: Орочимару сражался с невидимым противником. По пояс раздетый, волосы собраны в узел и закреплены хаси — так же, как он делал всегда. Обратила внимание на его тело: вместо молочно-белого оттенка кожа была золотисто-бронзовой, вместо выступающих ключиц и острых лопаток — подтянутые мышцы и то же родимое пятно под сердцем в виде змеи. «А он неплохо управляется с мечом», — подумала, глядя на его отлаженные движения. Ничего лишнего. — О, сестренка! — воскликнул, едва она попала в поле его зрения. — Думал, потренируюсь, пока никого нет. — Он убрал боккен в сторону, обтер пот с тела и накинул рубашку. Последний штрих: вытащил деревянные палочки из волос, распуская узел. Тяжелые волосы рассыпались по плечам. «Если на его красоту обращали внимание даже мужчины», — усмехнулась про себя Цунаде, но вслух сказала: — Где ты так научился фехтовать? — Ты же и научила. Или не помнишь нашу переписку? — Стер пот с висков и подошел к ней ближе. — Значит, вместо лечения ты в санатории занимался фехтованием? — Именно! — самодовольно кивнул и уже хотел выйти из зала. Легочные кровотечения прекратились еще в Токио, а в санаторий он приехал в более-менее стабильном состоянии. Знал, что для скорейшего восстановления полезны физические упражнения, и каждое утро уходил подальше в хвойный лес махать палкой. Постепенно увеличивал нагрузку, а в письмах Цунаде рассказывала каждую мелочь, касающуюся фехтования. Грех было не воспользоваться. — В таком случае ты должен мне спарринг! — Хочешь устроить экзамен? С радостью соглашусь, но сегодня я уже вымотался. — На вас могут напасть в любое время дня и ночи, — начала цитировать слова Ёшитойо-сенсея. — Вы должны быть готовы к бою всегда! Чтобы не быть голословной, выхватила из корзины боккен и пошла в атаку. Орочимару с легкостью увернулся от удара, скользнул за боккеном и отбил ее следующий выпад. — Неплохо! Он двигался стремительно, четко, с легкостью отбивал все ее атаки и смело шел на нее. Почти так же он дрался на Эдзо, но сейчас его стиль боя был более совершенным. Мешало то, что он знал ее как облупленную, предугадывая каждую последующую атаку. Как змей, с каждым движением плотнее опутывал ее кольцами, лишая шанса на победу. Пожалуй, сейчас с ней дрался не братик, а тот неизвестный мужчина с темнотой во взгляде. Она слишком открыта — так ей говорил сенсей, то же самое повторяли и в Шейкане. Как бы хорошо Орочимару не владел мечом, было бы некрасиво проиграть ему с первого раза. Это пощечина для додзе. Надо изменить атаку, представить, что на ее месте другой человек. Я — не я. Цунаде ускользнула от навязанной атаки, высоко подпрыгнула и с размаха стукнула его палкой по шее. Бой окончен. — Больно же! — Настоящим оружием было бы не только больно, еще и смертельно. Тебе надо поработать над техникой, так что, управишься с делами, приходи, — сказала ему, как инструктор по фехтованию. Как его сестренке, ей было интересно снова схлестнуться с ним, подойти ближе к той темноте. Стоило ли?*
Вскоре вернулись Какаши и Сакура. После Токио выглядели слишком уставшими, и, как Цунаде показалось, между ними будто черная кошка пробежала. Не хотела лезть в чужие отношения, но глаза не закроешь и уши не заткнешь: они практически не разговаривали между собой, а если приходилось, шикали друг на друга сквозь зубы. «Чужая семья — потемки», — сказала себе, а потом интерес к ним полностью пропал. Ученики в додзе интересовались насчет будущих соревнований, о которых она не слышала. Позже оказалось, что Сакумо отказался участвовать в них: пока она уезжала, он остался один, и готовить самостоятельно школу и учеников к соревнованию проблемно. Особенно когда на руках маленькая Макото. — Мы участвуем в соревнованиях, которые состоятся уже через неделю, — объявила к радости учеников. Сама совершенно не понимала, как можно подготовиться настолько быстро. Успокаивала себя тем, что важна не победа, а участие, но червячок подтачивал: победа необходима, это хорошо скажется на репутации школы и привлечет новых учеников. В тот же вечер в гости к ним зашел Дай. Этот шумный мужчина долго восхищался школой фехтования и, расцеловав руки Цунаде, просил провести с ним поединок. Пришлось отказать — время позднее. Он быстро охладел к фехтованию и озвучил цель своего визита: звал Сакумо на горячие источники. Выезжать нужно было завтра с утра и провести там неделю. Муж начал отказываться, зная о подготовке к соревнованиям. Цунаде решила отпустить его: пусть отдохнет после ее поездки. Это будет своеобразным подарком. — Как ты собралась в одиночку готовиться? — поинтересовался Орочимару на следующий день. — Хотела бы я знать… Несмотря на относительный успех школы, часто казалось, что взяла непосильную ношу. Это не ее занятие. Ее удел — работать в больнице, видя каждый день одно и тоже. Сенсей ошибся в ней, ему нужно было выбрать Джирайю или Орочимару в свои преемники, так было бы лучше. Обычно Сакумо развеивал все ее страхи, но в этот момент его не оказалось рядом. — Любишь же ты широкие жесты, — укорил ее и постарался успокоить: — Ладно, не переживай, сестренка. Сделаю все, что скажешь, и вместе мы справимся. Она поблагодарила за помощь, не надеясь, что он как-то поможет ей. Непостижимым образом Орочимару успевал везде, был похож на тысячерукую Каннон, и у него получалось! Утром уходил по своим делам: ему предлагали место для постройки дома в Фукуоке, но он хотел сэкономить, чтобы не выплачивать потом огромный долг, и продолжал искать дальше. В первую очередь искал работу, но места врачей-патологоанатомов были заняты даже в таком большом городе. Ему предлагали место фельдшера в деревне на полпути от Фукуоки в Беппу, но в глушь он не хотел ехать. Искал нечто среднее и пока что не находил. Днем успевал приготовить обед, за что Цунаде была ему благодарна вдвойне. Его стряпню ела даже привередливая Макото, однако не обошлось без курьеза. Хозяин лавки, в которой покупали продукты, был родом с Карафуто. У него часто встречались разные вкусности с севера, например, рыба «ивовый лист» или беличье мясо. Однажды Орочимару купил выдру. Цунаде узнала это мясо по специфическому запаху, доносящемуся с кухни. Приготовилась высказать ему все, что думает, но пришлось придержать свой пыл. Братик совершенно не знал, что в ее мясе содержится афродизиак и айны ее готовят для новобрачных, зато был в курсе того, что из печени выдры делали дорогое лекарство от туберкулеза. — Тогда, может, оставим обед молодым? — усмехнувшись, предложил он. — Надо чем-нибудь накормить Макото, иначе она не уснет днем. — Пойдем поищем приличную уличную еду, чтобы можно было самим поесть и дать ребенку. Давно подметила за ним странную черту: он особенно относился к Макото: рассматривал с ней книжки, играл, беспокоился, чем накормить ее. В нем столько нерастраченной заботы! Как нельзя кстати вернулись Какаши с Сакурой. Они до сих пор продолжали вести себя отстраненно друг с другом, это начинало настораживать. — Мы сходим в город, — сказала Цунаде. — Возьмем с собой Макото, а вы пообедайте, все свежее, вкусное. Проголодались, наверное? — Спасибо, ока-сан, — устало кивнул Какаши. — И обязательно поешь вместе с Сакурой, пока не остыло! — приказала ему и, изображая из себя заботливую мать, вышла из дома с ребенком и Орочимару. Осенний день был похож на летний: на юге часто погода балует теплом до зимы. И зима мягкая. После уличного рамена маленькая девочка не думала спать: резво бежала по песчаному берегу, отпрыгивала от волн и собирала ракушки. Цунаде и Орочимару шли позади, у самой кромки воды. Над заливом вдалеке кружили чайки. — Не представляю, как мы в Хакодатэ были такими же маленькими, — задумчиво протянул он и невесомо коснулся ее ладони, Цунаде хотела взять его под локоть, но не успела. Макото заигралась и не успела отбежать, когда волной захлестнуло ноги. Новые туфельки, чулочки и края кимоно — все было мокрым. Нужно было возвращаться домой, но тогда бы ее план не удался. Макото начала капризничать, Орочимару подхватил ее на руки, а Цунаде быстро сняла все мокрое. Потом снял с себя пиджак, закутал ребенка и понес ее на руках. Девочка заснула мгновенно. — У тебя особый талант управляться с детьми, — похвалила его и остановилась, опускаясь на побелевшее бревно, выброшенное морем. — Преувеличиваешь, я не делаю ничего такого. Осторожно опустился рядом. Осеннее солнце не жарило, но ласково грело, гладя лучами все, к чему дотрагивается. Он тоже был обласкан солнцем, а еще судьбой. За все лишения и ужасы получил щедрую награду в виде времени, проведенного с ней. — Тебе нужно иметь детей, — сказала ему прямо. — Своих. — Сестренка! — хохотнул он. — Ну насмешила! Помнишь, сколько мне лет? — Я еще не настолько стара, чтобы забывать очевидные вещи! Но мужчинам рожать не надо, так что и тебе не о чем беспокоиться. — В голову напекло, да? — Он в шутку дотронулся ее макушки. — Перестань! — Увернулась она. — Я серьезно. — Потише, разбудишь ее! — Вот видишь! В тебе столько нерастраченной заботы, ей надо делиться с другими. Не представляешь, какое это приносит удовлетворение. — Я жадный, чтобы с кем-то делиться, — буркнул ей. — Самому не хватает. — Ну-ну, никогда не поверю. Всю жизнь гнался за крупицами тепла и ласки. Сирота с детства непомнящий своих родителей, он тащился за Цунаде, за ее светом. Когда увидел столицу и ее ночную жизнь, потерял голову. Смазливый юноша пользовался успехом у женщин, но их внимание будто и не касалось его. В голове что-то перемкнуло, захотел почувствовать себя в женском теле. Это стало слишком заметно со стороны. Он познакомился с Кабуто, тот учился на факультете философии, вместе они переводили труды древних греков и от них же заразились интересом к мужской любви. Бывший товарищ провоцировал его, а он слишком хотел чужого тепла. Надеялся заполнить пустоту в сердце, но отношения напоминали ему пустышку, плацебо, и закончились еще быстрее, чем начались. Большую часть жизни Кабуто находился рядом, но это было не больше, чем дружба. Да и та уже прекратилась. Изредка окунался в бордели, был даже любим продажными женщинами за свою обходительность, за то, что доводил их до экстаза по несколько раз за ночь. Купленная любовь помогала ненадолго, и чем чаще пользовался, тем больше хотелось. Кажется, именно там он и подхватил туберкулез. Солнце медленно склонялось к западу. Если погода стояла теплая, то дни становились все короче и короче. Вечером еще предстояло потрудиться в додзе. — Нам еще флажки рисовать, — напомнил ей вслух. — Что же ты сразу не сказал мне? Пойдем скорее, иначе до утра не справимся! В подготовке проходил каждый вечер: надо было нарисовать свой флаг, плакат, пошить налобные повязки и сделать много маленьких флажков, которые бы крепились к форме учеников. Маленькие флажки нарисовали за три вечера, надеялись, что времени достаточно. С повязками справились за один вечер. С большим флагом решили не выдумывать и нарисовали золотой краской кандзи «Макото» на красном поле с белыми зубцами. Точно такой же, как у отряда Шинсенгуми. Правда, пришлось перерисовывать несколько раз, но теперь флаг стоял в углу, дожидаясь своего часа, а на полу была расстелена белая ткань для плаката. Орочимару расчерчивал поля для кандзи, Цунаде размешивала тушь. Надо было нарисовать все с первого раза — второй такой же кусок ткани некогда искать — завтра уже день соревнований. Всего несколько кандзи, но сколько же стараний надо вложить, чтобы получилась читаемая надпись! Рука никак не хотела вести ровную линию, дрожала и останавливалась там, где надо прочертить в одно движение. Лампочка под потолком потрескивала, перегорит скоро? Это отвлекало и раздражало. На сердце были сомнения относительно завтрашнего дня. Не сомневаться и быть заранее уверенным в победе — это было не про нее, тем более сейчас. — Устала? Давай помогу, — сказал Орочимару. Цунаде не смогла отказаться, протянула ему кисть и хотела отстраниться. Он не позволил: заставил снова взять кисть и сел позади нее. От него исходил жар. Спиной чувствовала, как сильно бьется его сердце. Он был непозволительно близко, хотя раньше никогда не обращала внимания на такие мелочи. Рядом с ней братик. Или нет? — Доверься мне и делай, как я скажу. — Он взял ее руку в свою, его руки теплые, подушечки пальцев такие мягкие. — Дыши вместе со мной. Вдохни, когда будешь набирать тушь, задерживай дыхание, когда будешь вести линию, и выдыхай, опуская руку, - Орочимару перешел на полушепот, его мягкий голос гипнотизировал и заставлял беспрекословно подчиняться ему. «Что это за техника такая?» — промелькнуло в голове, но не было озвучено. Слишком устала, чтобы интересоваться. Сделала вдох вместе с ним. Он обмакнул кисть в тушь и одновременно задержав дыхание, вместе прочертили линию. Его вдох больше — еле хватило сил выдохнуть вместе с ним. Вдох и снова задержка, выдох. Линии появлялись на ткани сами собой. «Макото — лучшие!» — красная надпись, наконец, была готова. — Надо что-нибудь по краям нарисовать, смотри, тут все пусто, — предложила ему и тут же пожалела. Если придется рисовать вот так, вместе с ним, то лучше не надо, слишком опасно. Он сидел позади, глаз не видно, но нутром чувствовала, что опять внутри него темнота. Прежний интерес мешался с беспричинным страхом. — Завитушки сделай, — предложил он. — Только не медли. В одно движение, поняла? Взялась за кисть вместе с ним, сделала вдох. Кажется, дыхательная техника должна успокаивать мысли, но с каждым вдохом внутри нее разгорался жар. «Это же братик! Как можно?» — вопила совесть. Лампочка под потолком щелкнула и погасла. Наступила темнота. Ее рука дрогнула, завитушка так и осталась не нарисованной. — Тихо! Не делай резких движений, пусть глаза привыкнут, — прошептал ей в затылок. Кожей почувствовала его дыхание на себе. По спине пробежал рой мурашек. Можно было не дышать с ним в унисон, но почему-то продолжала это делать. Сейчас с ней говорил не братик, а обволакивающая со всех сторон темнота. Она же хотела узнать его поближе? Кисть с тушью так и осталась зажата в руке. Выждав некоторое время, он осторожно опустил ее руку в сторону тушечницы. Глаза и правда привыкли к темноте. — Оставляй как есть и пойдем. До завтра краска подсохнет, посмотрим при дневном свете. Орочимару осторожно взял ее под руку и помог подняться. Вместе наощупь вышли из тренировочного зала. Цунаде закрыла дверь на ключ. — Зачем закрываешь, через несколько часов мы снова будем здесь? — Развелось много бродячих кошек. Закрываю, чтобы не натворили дел там, — улыбнулась ему или своим мыслям, ведь пока рисовали плакат, так разволновалась и столько успела нафантазировать себе! А он просто помог нарисовать.*
Утро выдалось нервным. Сначала пришел отец двух учеников и сказал, что они заболели, соответственно, на соревнования не придут. Один из старших, на которого надеялась, не пришел без всяких объяснений. Когда открыли тренировочный зал, вчерашний плакат был безнадежно испорчен. Кошка пряталась там всю ночь, и наутро поверх надписи, которую так старательно выводила, были кошачьи следы цвета красной туши. — Орочимару! — чуть ли не плача, позвала его и показала на испорченный плакат. Перерисовывать времени точно нет. — Так даже лучше, — заметил он. — Собирайся скорее! — Троих участников как не бывало, — продолжала сокрушаться. — Хочешь, чтобы я встал в строй? — А сможешь? — Кто мне объяснял основы Теннен Ришин Рю? — улыбнулся он. — Думаю, справлюсь. — Что бы я без тебя делала? — с этими словами поднырнула под его руку, ища объятий. Он прижал ее к себе. — Так мы и не провели поединок, — добавила с сожалением. — У нас потом будет уйма времени! — быстро отстранился от нее, взял налобную повязку и протянул ей. — Поможешь завязать? Собрал волосы в тугой хвост и склонился на одно колено перед ней с таким видом, будто она награждала его Орденом Хризантемы. — Помни, кошачий след — на удачу. У тебя все получится! — напомнил ей.*
Орочимару оказался прав. Среди четырех додзе, которые были на соревнованиях, «Макото» оказались лучшими и получили первый приз. Хоть это обычный кубок и грамота, для Цунаде победа была настоящей. Ее с учениками сфотографировали для будущей статьи в газете. Долго искала взглядом Орочимару, хотела, чтобы и он был вместе с ней на фото, но так и не нашла его. Потом оказалось, что он собрал деревянные мечи, флаг, плакат и отнес обратно. Без его помощи она бы точно не справилась ни в подготовке, ни в боях. Ни в одном додзе города не было такого большого количества детей, как у Цунаде. В остальных были в основном юноши и взрослые мужчины. Действительно, ей было из-за чего переживать. Орочимару провел три поединка с разными противниками — Цунаде узнала в них младших инструкторов и лучших учеников — и в каждом победил. Присматривалась к его стилю боя: он прислушался к ее словам и был более внимательным и собранным, чем в бою с ней. — Вот ты где! Я тебя обыскалась, — сказала ему, едва переступив порог тренировочного зала. — Зачем ушел раньше всех? — В первую очередь я помогаю тебе. Пока разложил все по местам, уже и вечер наступил. — Спасибо тебе! — быстро подошла к нему и взяла его ладони в свои. — Спасибо, братик! — Поднесла их сложенные руки к губам и поцеловала. — Ты вся светишься радостью, — сказал ей, заглядывая в глаза, и заключил в объятия. — Ради таких моментов я готов на все. Они так бы и стояли в обнимку, если бы во дворе не стукнули ворота. Какаши и Сакура были дома. Может быть, Сакумо вернулся? Неделя прошла незаметно. — Пойдем посмотрим, кто там? — Ты вернулся! — Цунаде с разбега бросилась мужу на шею. — Представляешь, мы сегодня выиграли главный приз! — Да? Молодцы, — сдержанно похвалил и прошел в дом. Орочимару наблюдал их встречу со стороны, подперев плечом столб на энгаве. Видел, как она спешила через весь двор к Сакумо, сияя радостью, а через несколько секунд так же ясно видел, как эта радость померкла в ее глазах. Поспешил следом за ним, не показывая вида и отношения к неприглядной ситуации. Он все сказал ему с глазу на глаз: — Так отдохнул, что понадобится еще отдых после отдыха? — криво усмехнулся, чтобы обратить на себя внимание Сакумо. — Тебе какое дело? — Иди и раздели с ней ее радость, пока никто другой не сделал это вместо тебя. — Ты что сказал? В момент Сакумо схватил его за горло и с силой приложил затылком в стену. Вспышка боли пронеслась, заставляя на секунду зажмуриться. Орочимару не сопротивлялся, ждал следующего удара. — Не слишком ли ты засиделся здесь? — Можешь не переживать, — процедил он. — Завтра меня не будет. Орочимару поспешил скрыться в своей комнате. Носом шла кровь, слегка тошнило после удара головой. Утром перед отъездом в последний раз зашел в лавку и купил рыбу «ивовый лист». Голова до сих пор болела, но аппетит проснулся зверский. На запах свежего риса и жареной рыбы вышла Сакура. Она была уже не той хилой девушкой, которую привел Какаши к нему на работу. За пять с небольшим лет она расцвела и отдаленно напоминала ему Цунаде. Поставил на стол второй прибор и положил ей завтрак. — Благодарю! — Поклонилась ему и приступила к еде. Откусила кусочек маленькой рыбки. Не прожевав, заткнула рот ладонью и быстро побежала в уборную. — Что с ней такое? — спросила Цунаде. Когда она успела проснуться? — А? — не расслышал ее. Сегодня утром он казался себе заторможенным и слишком удивился, когда Сакура быстро убежала. — Ее, кажется, вырвало. — С утра-то? — хитро улыбнулась она. — А что? — снова переспросил, но нашел, что ещё сказать: — Она заболела? — Беременность — это не болезнь, братик!